Friedead

      Я точно не помню, сколько прошло времени после моего прихода сюда. Час? Больше? В коридорах не было ни часов, ни окон, по которым можно было ориентироваться. Глаза ещё долго не привыкали ко тьме. Частые вспышки света кварцевых ламп держали их в тонусе. Ещё немного и можно было услышать «Преступник, повернитесь направо, налево, держите карточку перед собой и не дёргайтесь». О нет, ощущение вины меня не смело покидать.       «Расслабься, веди себя как обычно, ты медик, » — вторил себе под нос, пока не дошёл до решающей двери с распутьем. Дверь железная, отличавшаяся от других также широтой и длинным засовом с замком. Видимо, камера хранения. Я проверил замок. Закрыт. На другое не стоило рассчитывать. Значит патологоанатом где-то рядом. Вдруг электропитание прекратилось. Был только один источник света и тот позади. Раздался чей-то протяжный хрип: -Человек… Человек! Молодой челов…ек… Я тебя…вижу… Я нерешительно обернулся и вгляделся в свет. -Ч-человек, молодой человек! Где я? Помоги мне, молодой человек?       Наконец привыкли глаза. Теперь я видел, что надо мной в полуметрах нависало странное существо похожее больше на скелет без шеи. От него воняло, будто он лично разбивал протухшие яйца. Безумные глаза увеличились от света позади, становились ещё безумнее. -Ч-что с вами? — прописклявил я, ощущая ком в горле от частого глотания воздуха. -Мне приснилось, что я умер, -холодная рука опустилась мне на плечо хлопком.- Человек. Я не чувствую руки. Где моя рука?!       Из моего горла вырвался крик. Но остановиться не мог. Спазм сковал гланды. Я рванул в распутье, за левый угол. Всякие потуги воображения не сбавляли бег. Полоски кварцевых ламп сливали в одну. Только возник ещё один угол в другое крыло, я тут же заскользнул за него, сел и притаил дыхание. В глазах темнело. Новый оживший труп? Не-не-не, достаточно! Глаза заморгали умереннее и умереннее. -Про-гу-лял-ся… — Свет зажёгся, однако я не спешил подымать голову. Кажется, спазм охватил и позвонки.-Не будешь в следующий раз красться, чел! Честное слово, поставлю колючую проволоку. Которую снова разворуют… Кхм, и долго будешь так сидеть? Раз храбрец сюда пришёл, он обязан держать голову высоко, а не как…ты…       Передо мной стоял седой со шрамом поперёк носа молодой человек в тёмно-фиолетовом свитере и чёрной шапке. Даже свитер не скрывал его худобу, от того скрещенные на груди руки казались ещё нелепее. Ног это тоже касалось. Большую часть брюк почти колыхало вокруг своей оси. Всё говорило, что это его обычная одежда — везде были катышки и мелкие потёртости — и вообще он вернулся со свежего, в отличие от его свитера, воздуха. Линия губ вновь скривилась, когда молодой человек услышал мои попытки связать слова: -Я… Прошу… Кхем… Прощения?.. Я ничего… -Это видно, — съязвил он и поднял меня на ноги.-Но ты здесь, и получается «что-то».       Я отряхнулся и поправил рукава. С надеждой, что меня не спросят о цели визита, решил пойти на опережение: спросил, кем он является. По идее это должно было снизить градус напряжённости и, может быть, дать возможности узнать получше бывшего предполагаемого коллегу. Хочется верить, что коллегу-медика. -А… Ну я, это, здешний персонал, — я хотел было расстроится, набрал воздуха в лёгкие. «Персонал» всё-таки широкое понятие. И дворником, и вахтёром может быть.-Режу мертвяков, — легко ответил любитель свитеров. Я уже с облегчением выдохнул, как выкрикнул: -Мертвяков режете? Мертвяков?!       Патологоанатом опешил и машинально повёлся назад. -Д-да, режу! Все режут! Этим все вскрыватели занимаются. Чё орать-то? — медик проверил барабанную перепонку мизинцем, скривив лицо.       Мои глаза начали бегать в разные стороны от негодования. Руки, кажется, тоже не находились в спокойном положении: -Режут только овощи! Какие ещё «мертвяки»? К мёртвым вообще надо относится очень трепетно! Это же человек, которому…эм, по которому страдают его близкие. Как об мёртвых можно говорить с таким цинизмом?       Патологоанатом хлопнул себя по лбу и громко промычал. Он впервые сталкивался с таким типом людей, потому не знал, как можно спокойно реагировать на них. Он бы что-нибудь ударил от испанского стыда, но ему бы выговор сделали. Я же думал, что поступаю правильно, хоть никакой «правильности» в моих словах нет. От нахлынувших чувств я совсем забылся. Медик помассировал лоб, переносицу особенно, и повернулся спиной. Нервно топая подошвой, он поднял голову и снова промычал. -Господи-и, новый фрик! Уважительно… Им слишком насрать на человеческое уважения. Я б посмотрел на обидчивого зомби… — он усмехнулся и замолчал. Топать не переставал.-Интересно, — пробормотал, -он ушёл? — патологоанатом глянул через плечо, обречённо так вздохнул, снова повернулся.-Слушай, если ты не пострадавший или не отправленный для опознание, уматывай.       Я заколебался. Комок дал о себе знать в горле. Пан или пропал. Настал тот момент, когда надо решить, что сказать. Вспоминая поток мыслей в автобусе, стало ясно, что это был только белый шум, который закрывал реально адекватные выходы из ситуации. Немного погодя я ответил, чувствуя как решимость вместе с душой уходит в пятки: -Я… Меня внештатно вызвали на проверку городского морга… И это…да… И это кошмар! Поверить не могу, что деньги сливаются только на тамбур! Ни на ворота, ни на сигнализацию, ни на лампы дальше прихожей в конце концов. Наверное, и в холодильной камере не было ноги инноваций?       Адреналин небывало накрыл волной. Кто бы мог подумать, что это так отразится на быстроте смены манеры общения? Локти немного потряхивало, а мышцы в области щёк были напряжены будто до состояния этого места мне было дело. Нынче спасовал уже патологоанатом. По лицу было видно как эмоция омерзения сменилась на какой-то благоговейный трепет. Но тут светловолосый стал похлопывать себя по ногам, бокам, стал шариться по карманам. Чего-то не мог найти и от этого молодой человек больше засуетился. Ноги уже были готовы сорваться с места, пятки уже поднялись.       Довершая этот абсурд, я важно окинул его взглядом и внезапно указал на грязную всю в травинках обувь. -И вот такие работники ходят на важную работу?! Возмутительно! Нарушается противоэпидемический режим*! Даже халата нет, господи прости. А если затребуют результаты вскрытия, а там нарушения в виде забытых вещей или от грязи бактерии развелись? А если труп заразен, а у вас один этот свитер? Он навряд ли спасёт вас от дерматомикоза*. Наверняка также холодно относитесь к перчаткам, да? Не боитесь заражения крови? А я бы на вашем месте побоялся.       Я продолжал наступать на носки медика, пока тот пытался отгородиться от меня ладонями. На его лбу проступил пот, хоть в помещении намёка на жару не было. Чтоб хоть как-то охладится, пальцем оттянул воротник от шеи. С каждым словом белобрысый отступал на шаг. Когда отступать было некогда, казалось он взвоет от кучи терминологий и требований, но потом пробежался уже по моему костюму. -П-п-простите, н-но я даже Вашего имени не знаю. Н-никто мне его не сообщал! Бейджик, — он постучал пальцами по именной карточке и выдохнул.-Бейджик.       Точно. Совсем забыл. Сунув руку в карман, я стал искать свою карточку. Но находились только связка ключей, какая-то конфета, чеки… Стоит себе напомнить провести день стирки, эти вещи должны лежать на своих местах, а в куче непонятно чего. В другом дела не легче. Внутри зияла дыра, в которую при желании поместится половина ладони. «Вот чёрт! — хотел бы я выкрикнуть, проходясь по гладкой ткани кармана.-Выпала, -потом бы добавил.-Карточка выпала!» Но нет. Она слилась с текстурой ткани, от того была незаметна. Я долго сомневался, а стоит ли показывать? -Я так и понял, — протянул медик и хлопнул себя по бокам.-Значит-… -Нет, стой! — рука быстро скользнула со старым пропуском к его глазам.-На месте. -…просто забыли? — повисла неловкая тишина.-Не студенческий пропуск, но забудьте. Слишком неловко.       Действительно, мы оба находились в затруднительно-тупиковом положении. Он был без нужных элеметов формы и знания техники безопасности, я — без бейджика, удостоверяющего личность. Как не посмотри, косяков у него меньше не стало. И как такие сотрудники могли вспомнить проверяли ли они труп Штефа или нет? Если бы не проба крови для одного раздолбая, я бы обратился, куда следует. Помимо запускания не-персонала, подготовка Гюнтера оставляла желать лучшего.       Его имя было написано на лакированной карточке справа от вьетки- Гюнтер Бальшмидт — это уже радовало. Судя посему он был немцем и проходил практику на стороне по программе от государственных университетов. Несмотря на свою национальность, Гюнтер не обладал характерной для немцев скульпулёрностью, трудолюбивостью и чёткой речью. Он даже стоял на ногах так, как будто хотел спать. -Во что я ввязался… Ладно, в холодильную камеру?       В ответ я с трудом кивнул. Всё-таки пора отучаться мотать головой.

***

      Мы долго шли по тёмным лабиринтам старого морга. Практикант без проблем ориентировался в полумгле. Такое чувство, что перед его нанятием более опытные специалисты усердно тренировали паренька и напоследок заставили выучить все ходы и выходы — а потом экзамен.       Но нет. Гюнтер оказался более увлекающимся человеком. По пути он рассказывал, «как он докатился до жизни такой». Говорил, что в своё время был самым, что не наесть наивняком. Сначала школу окончил с единицами в аттестате (поначалу это ввергло меня в шок, а потом вспомнил, откуда он). Учил все билеты, что задавали, и благополучно сдавал их. Тогда практикант занимался не только с теми предметами, которые были ему интересны, но и с теми, что по сути ему в профессии были не нужны. Ему нравилась похвала. А потом пришли новые преподаватели, самые настоящие люди старой закалки! Они-то и стали держать весь универ в страхе. Безжалостно топили студентов и насмехались, что только они, светила науки, знают всё лучше, а все остальные чернь необразованная. И немца они топили. Он стал усиленно готовиться к парам и сессиям, но ничего. Совершенно ничего не помогало. Преподаватели смотрели на него свысока и обрывали его на полуслове, если фраза не совпадала с методичкой. Только один студент был у них в любимчиках. Имя Гюнтер уже не помнит, но точно помнит, что тот был тем ещё кутилой. Никто не знал, как ему ставили высокие оценки, наверное в слепую. Тогда Гюнтер и забил на всё неинтересное и ненужное. Ведь какой смысл, если кому-то ставят зачёты не глядя? Сейчас эта привычка забивать и забывать не исчезла.       Меня передёрнуло от такой предыстории. Значит, «счастливчики» никуда не делись? И кто-то по-прежнему прикладывает усилия, чтоб выбиться «в люди». Предчувствуя накат неприятных воспоминаний, я поспешил сменить тему. -Знаешь, ты так хорошо говоришь по-болгарски! — изумился я.-Принял тебя за местного, если честно. Надеюсь, изучать наш язык было не трудно? -Конечно, было, а что? С этими славянскими языками и мягкими звуками сломаешь. Только не обижайся! -И не из-под палки изучал? Он был тебе интересен? -Нет, не из-под палки. И да, оказалось интересно. Мой отец был здесь, лечил лёгкие. Он знал ваш язык только из брошюрок, о чём только и сожалел. Столько трудностей было. И чтобы я не повторял его ошибок, он убедил меня заняться изучением именно болгарским.       Говорит, пригодится. Проблемы с лёгкими-то у нас семейное. А там и я заинтересовался: есть некоторые слова из немецкого.       Слово за слово и мы затронули тему самого морга. Так получилось из-за неожиданно потухшей лампы. Гюнтер отметил, что в этом ничего нет удивительно. Все проблемы с освещением из-за проводки. Даже холодильные камеры иногда не держат оптимальный холод. Проводка повредилась после ремонта вахтовой части здания. Её поначалу хотели совсем перестроить в угоду техники безопасности, но прораб провёл перерасчёт и поздно сообщил рабочим об этом нюансе. И получили, что получили. -Но это безобразие! Нарушение хранение трупов. Ты сообщал кому-нибудь? -А смысл? — хмыкнул белобрысый, будто он слышал это возмущение не первый раз.-Я всего лишь практикант, это не моё дело и, типо, «знай себе место и проверяй тела». И знаю, бегло проверяю органы — и формальдегидом пока не испортились. Не скажешь в комиссии? — и посмотрел на меня с надеждой в глазах. Я напрягся и неодобрительно на миг глянул на практиканта.-Прошу, мне потом будет некуда идти! А переезжать мне тоже не охота!       Тут он закопошился в своих карманах, выругиваясь себе под нос. Я проследил за его копошением, а потом остолбенел от следующей реплики: -Давай тогда так договоримся? Где же он… Вот, — Гюнтер тыкнул в меня чем-то квадратным и кожаным.-Я знаю, что так не принято, но некоторые…       Я ошалело отпрыгнул от кошелька и как будто от грязи стал отряхивать место тыка: -Ещё-ё-ё чего?! Постыдился бы деньги предлагать! — протараторил я, также ошалело.-Какой ужас. Надеюсь, ты шутил, и только сейчас взяточничество попытался практиковать! Просто. На словах договоримся. И всё!       Гюнтер виновато опустил голову и резко и с промахами убрал свой кошель в джинсы. Как подросток он с недоверием протянул руку и проговорил, что выгляжу ненадёжно для обычного договора. Ох, парень, знал бы в каком ненадёжном положении стоящий перед тобой «проверяющий». Его слова пронеслись мимо ушей. Чувство вины и так меня загложило. Я твёрдо пожал ему руку и добавил: -Но будь готов, что будущий ты ещё взвоешь потом. -Если, конечно, встречу обижающегося мертвеца.       Так мы и дошли всем известного места -легендарной холодильной камеры. Именно там, исключая поминок и похорон с открытым гробом, в последний раз можно увидеть усопшего, какой он есть. Гюнтер стал описывать внутреннее «убранство», но его поторопил.       Я поднял глаза. Перед глазами стояла та самая железная дверь. Её холодный блеск навевал тоску и какой-то трепет. Сложилось впечатления, что я её уже видел. Кажется, я убегал от неё совсем недавно. Но почему она нависает надо мной, как сами ворота Ада над грешником?       С опаской посмотрев на равнодушного практиканта, моя голова немного отрезвела. В самом деле, чего это? Гюнтер пошаманил с крупным замком, убрал пластиновидную задвижку и, схватившись за ручку, впустил клубки холодного воздуха наружу. На секунду нечем было дышать. И дело тут не в тяжёлом воздухе, о нет. Формалин — этот запах узнаю сразу — был повсюду. В горле неприятно запершило и вызывало кашель. Нос забрал больше воздуха в лёгкие, отчего стало ещё хуже. Задыхаюсь? Дышать через рукава также не получалось. Этот удушающий запах просачивался даже так. Это заметил практикант. Без доли волнения, какое бывает у неопытных медиков, он направился прямо и налево. Там под толстослойной клеёнкой была спрятана старая форточка с воткнутыми оловянными ручками. -Маленькие технические трудности, — с напряжением, но не менее бодро проговорил тот.-Проходи-проходи.       Последовав совету, я зашёл в помещение. Здесь оказалось довольно светло. «Гдетотамашнее» окно находилось в правильном месте, и лучи солнца падали на всё необходимое. Несмотря на дурное состояние, можно было отметить чистоту стен и полов. Не зря, значит, формалином пахнет. Разделочный стол, как и стол с инструментами сверкали от порядка. А на двери незаметно висели санитарные нормы. Необходимо сделать вид, что «есть, о чём расказать начальству». И сказал бы, будь проверяющим. Рядом с дверью был расположен деревянно-стеклянный шкаф. На стеклянных стеллажах располагались необходимые жидкости, посуда, рассортированная по размеру, и запасные инструменты, которые больше были похожи на неиспользованные инструменты пыток, висели в ряд. От такой мысли что-то кольнуло в животе. -Ну… Теперь мне точно не стоит давать взятки? То есть, — затушевался немец в дальнем углу, -всё не настолько плохо? Голова чуть не закивала в ответ: -Нет-нет! И думать не думай! Всё очень, — я снова осмотрел помещение, снова взглянул на шкаф и не увидел там скальпелей, — идеально. У вас хороший персонал. Только я не могу понять, где у вас скальпели? Вот инструменты, вижу, висят опрятные на виду — запасные. По идее тут должны быть и скальпели, хотя бы одноразовые, но их нет.       Гюнтер отмахнулся и подошёл к дальнему столу, что стоял прямо под окном (совсем его не приметил). На рабочем столе ничего не было особенного, если не всматриваться. Папки с фотографией людей и сувенирный хирургический инструмент с гравировкой, пожалуй, дают понять, что мы не где-то в офисе. Практикант присел на пол и стал раздвигать ящички. Стол постепенно начал захламляться. Закончилось всё тем, что он был весь в канцелярии. -Не обращайте внимания на тот ножичек в органайзере. Я не его использую. Вот, -в руках у работника были маленькие пакетик с лезвиями и держатель. Упаковки были целы, а ручка скальпеля была легка в использовании — пластинки могли быстро сниматься.-Нержавейка! -А для чего тогда тот? — я указал на ножик, который привлёк внимание. Блестел скальпель точно также, как мог блестеть нержавеющий материал.-Сувенир? Гюнтер слегка улыбнулся и хмыкнул: -Сувенир… Да что там? Талисман на удачу. Сестра подарила. Обычно она на такое не тратится, — он опять, но как-то размеренней, подошёл к столу и вытянул предмет.-Это серебро. А серебро по слухам лечит. Прямо как я, — практикант неловко замолчал.-Да. Что же, теперь показать холодильную камеру?       Я чуть встревоженно проверил карман куртки. Всё было на месте. Дай бог, он не заметит эту вещь.       Я ответил положительно.

***

      Холодильная камера. Мне никогда не нравилось это место. Дело даже не в трупах в камерах — они там все закрыты — и не в гробовой тишине этого места. Дело в бирках с именами. Как только я взял именную бирку, по спине пробежал лёгкий холод. Дата смерти 20.08.14-го.       Человеку трудно сразу понять, что тот, кому принадлежало то имя на ней, не существует. Единственное, что останется, кроме фотографии, о почившем только это самое имя. Голос и память же предательски ненадёжны. Будь у мёртвых шанс вновь воскреснуть, его близким пришлось бы снова узнать о них лучше. -Эй, ты где там? — окликнул меня Гюнтер и поторопил.-Если честно, ты меня удивил. Даже у опытных инспекторов волосы дыбом встают в морге, ты — орешек! Может на медика переквалифицируешься?       Я замахал руками: -Нет-нет-нет, мне и так, э, в конторе некоторые упыри проблем доставляют! — и тут вспомнились такие весёлые выходные с Калишами и с иголками на сидушках. -И не удивительно, — всплеснул руками практикант, — тебя слишком легко вывести, и этим пользуются. Не хочу быть банальным, но тебе стоит ко всему проще относ-, — идя по кафелю он чуть не навернулся и выругался, — относиться. Ну ё-маё! Возможно, они хотят улучшить настрой особенно хмурых или, хм, тупят в силу характера. как так я? Я тебя знаю уже час. И, судя по твоему поведению, это точно правда. Расслабься, чая зелёного попей…       Его голос постепенно затихал, однако общаться он не переставал. Вскоре и смысл фраз расплылся. Я опять отставал. Сколько бы сил не вкладывал, не мог догнать. Когда это проклятое помещение стало таким длинным и большим? Голова начала кружится, как перед потерей сознания. А воздуха будто не хватало. Я оперелся о что-то и немного расстегнул куртку. Глаз упал на собственную перебинтованную руку. Рана не успела обрасти твёрдой коркой и теперь пульсировала.

«А-лек-сандр. А-лек-сандр.»

      Затем взгляд сфокусировался на приоткрытой камере. Дверца немного поскрипывала на неожиданном сквозняке.

«Другу тяжко твоему. Поскорее возвращайся, Александр, ты к нему.»

      Я достал из кармана пустой крупный шприц и перебрал его пальцами.

«Са-ша, Са-ша, поспеши! Время сейчас не гроши!»

      Надеюсь, этого хватит, чтоб утолить его голод. Дальше всё как в тумане. Рука легко просунулась в камеру, но не замерзла. Так же легко приоткрыла ткань и всадила шприц в окочинелую ногу. А моя ли то была рука?

«Быстрее, кому говорят! Я не хочу опять умирать! Мне достаточно смерти от рук бесхребетной тряпки вроде тебя. Ну что скажешь, а? Нравится? Быстрее набирай крови, пока я второй раз не умер!»

-…и говорит, что это наш просчёт. Мол, не уладили тонкости с психологом, но это не наша забота… Александр Йоцов? Александр Йоцов! Что случилось? И почему ящик… Неважно. Садитесь на пол! Сейчас принесу воды. И ключ.