Friedead

      Штефан улыбнулся и перебрал пальцами по одеялу.Ему было о чём рассказать. Да только хватит ли времени? Калиш чувствовал, что его губы снова стали подсыхать. Лучше он не будет тратить последние силы и поспит. Он медленно закрыл глаза, выдохнул и впал в анабиоз. Черты стали припухшими, но сухими в области крыльев носа. Казалось, что перед Юрие лежит обыкновенная припудренная восковая фигура.       Мальчик взял его за руку двумя своими, решительно поклялся: -Обязательно, брат. Брат?       Юрие шумно выдохнул и аккуратно её отпустил, будто боясь, что она треснет от неверного касания. Вся его кожа была похожа на необработанный фарфор. Не верилось, что перед мальчиком лежит не кукла, а его спящий брат. Прикусив губу, Калиш положил ему на лоб руку. Тут же дрожь пробежала по ней. Ледяной! А на лице ни одна скула не дёрнулась. Нет ни пота, ни гусинной кожи. Это совсем не температура, которой Юрие не так давно страдал. Именно от этой ладонь захотелось спрятать во что-то тёплое, в варежку, например. Мальчик одёрнул ладонь и осмотрел кровать спящего. Сколько он себя помнил, она всегда была похожа на коробку из-под шкафа. Такая же узкая, и материал ненадёжный. Калиш не знал, как он назывался, но догадывался, что был сделан как-то из опилок. Одеяло не показывало поношенного матраца, оно напротив полностью его облегало, что придавало застеленный вид постели, несмотря на возню до этого. А одеяло тонюсеньким было — с лёгкостью могло бы помяться, но не помялось, так как было натянуто. Тем временем Штефа лежал ровно, «солдатиков», руки поджав прямо по бокам. И постельное бельё не было преградой. «Как он ещё так мирно спит? Температура ужасно низкая, а он — дышит ровно, словно ничего нет, -мальчик нервно сглотнул.-А дышит ли?»       Тут всё внутри Калиша поджалось. Он, нервничай, поднял с пола какой-то листок, что лежал там до этого, и приподнёс к носу братца, как учили в школе. Тихие сопения не были слышны уху, но листочек немного колыхался то влево, то наверх. Юрие выдохнул с облегчением. Ну и ну, с чего бы он мог допустить мысли, что его брат не дышит? Дышит спокойно, отдыхает. Значит, его ничего не волнует. И даже звуки с улицы из открытого окна его не отвлекают (а как бы было здорово, если бы оно было закрыто).       Калиш жалостливо улыбнулся и, убрав бумажку в сторону, заботливо отодвинул волосинки от глаз брата. Как же чёлка утончала и поседела с последнего проведения досуга вместе, а младший этого даже не заметил. Ничего-то он не знает: ни почему Штефан так осунулся, ни причины его болезни. Дядя Саша ничего не говорит, предположений тоже. И вообще, как казалось Юрие, что-то не договаривал заодно со Штефаном. Чтобы «ребёнка» не испугать? Так он давно не ребёнок! Вот-вот станет подростком, так по крайней мере говорили психиатры. Хотя, скажи это дяде Саше, он посмеётся и не поверит также, как пять лет назад, о братце и визитах вечерами. Мальчик нахмурился и сжал свободный кулак. Руку со лба он не торопился убирать.       А почему вечером? Почему не днём, тогда бы дядя Саша точно бы поверил ему? Так хотелось поинтересоваться мальчику, но времени не находилось. Или стеснялся. Когда-нибудь он точно спросит!       Юрие грустно окинул взглядом плакат в сторонке, что сам нарисовал. Юный Калиш прекрасно понимал его не пригодность. У братца не было сил хоть просто глянуть на него, как прежде. Это расстраивало — поднять моральный дух не удалось -, однако Юрие всё понимал и не навязывался. Попозже, как станет лучше, Штефан, проснувшись, подымет голову, по-настоящему поднимется духом, и все снова будут счастливы.       Вот странность, так ведь и казалось, когда братец его прижал. Так сильно обнять мог только счастливый человек, или сильный невзначай, но им, силачом, Штефан никогда не был.       Вдруг мальчик снова перевёл взгляд на лицо Штефана. Что-то в нём казалось неправильным. То ли выражение не менялось за столь длинный промежуток времени, то ли кожа на щеке со стороны окна начала шелушиться и опадать по чешуйке. А может одно прикрытое ладошкой место на лбу потекло. Однако пот был каким-то странным. Рука будто испачкалась в склизком веществе. Чувствовались мерзкие волокна вещества, как оно клеило пальцы, словно это кожа растаяла под температурой извне. Чуть поджав пальцы, его ладонь приподнялась. Начали приходить неприятные ассоциации. Мальчик готовился увидеть нечто блевотное, даже зажмурил глаза и задержал воздух на всякий случай, но… Под ладонью и на ней ничего не было. И кожа братца была на месте. Не расквасилась. Для проверки Калиш начал поднимать и опускать руку, и всё-таки на ней ничего не оказалось. Дух напряжения спал с него.       «Показалось…» — про себя подумал он и решил, что мучить себя и брата вот таким стоянием над душой не дело и лучше тогда просто посидеть рядом у кровати до пришествия более полезной идеи.       Так мальчик и сделал. Он скатился на пол, бухнулся на пятую точку и растянул ноги, оперевшись руками о ламинат. «Как проснётся, точно спрошу!» — держал он у себя в голове и, улыбнувшись, склонил голову вбок вниз. День оказался насыщеннее, других уже в первой половине. Перед дрёмой лентой проносились воспоминания, как мальчик и дядя перетаскивали Штефана на второй этаж и с какой тяжестью далось подготовка к лечебному режиму.       Калишу старшему дурно стало не сразу. Утром следующего дня он был как огурчик, прямо как погода вне дома, несмотря на то что наотрез отказался поесть супа, в дальнейшем ничего не сготовив и не достав съестное из холодильника для себя. Он даже подумывал сделать генеральную уборку, которую намеревался сделать ещё вчера. А тут слабость во время паузы игры в нарды: стоило подняться, как об ногу запнулся и упал, не подымался. На расспросы о самочувствии и ситуации кричал коротким, но твёрдым «Не подходите!». Дядя Саша запаниковал, говорил что-то про гематоген. Штефана перетаскивать не составило труда, только он продолжал бурчать «Не драконьте!», «Не трогайте меня!», «Не подходите!». Странным был, как будто бредил. И от игры вообще отказался       Потом начали проноситься менее значимые воспоминания: плакат, объятия… Сильные объятия. Нет, мальчик этого не мог забыть. Хотя бы потому, что после них дядя Саша вылетел из комнаты, буркнув невнятное про лекарства, и прижимая левую руку к себе. И ещё что-то было…резкий запах железа, знакомый по падениям на улице с велосипеда. Из-за внезапного страха он особенно чётко прослеживался. Кажется, тогда Юрие ещё поднял глаза наверх, чтобы брат рассказал, откуда эта вонь. А брат… Он продолжал обнимать и пялиться. Совсем не на мальчика. На плечо. Из чуть приоткрытого рта виделось что-то багровое и медленно капало. И капало. Затем зрачки зыркнули на Юрие, приковали к себе и…       Если некоторое вспоминается с трудом, то этот неприятная вонь, заметная из-за испуга, застряла в носу.       Сейчас тоже. Мальчик съежился и, сморщив нос, нехотя проснулся. Он всё также сидел в неубранной комнате. По обе стороны от него лежали клочки бумаги, справа даже помятый листок был. «Наверное, я во сне его сжал, «- пронеслась мысль. Дремота оказалась крепкой: даже края не разбудили, а какой-то там запах. -Интересно… — прошептал он про себя, -как брат не проснулся, — и, подняв голову, обеими руками зажал нос. Юрие медленно поднялся на ноги. Его колени тряслись, и мальчик никак не мог повлиять на это. То, что он увидел, повергло его в шок: места на теле Штефана, что были освещены солнцем — тыльная сторона ладони и щека — расплавилась и обнажила мышцы с худыми капиллярами. От безысходности мальчик начал бегать по комнате и искать хоть что-нибудь, что прикрыло бы его раны. Юрие не знал, что происходит, но понимал, что надо сделать именно так. Он схватил первую попавшуюся широкую кофту, с небывалой скоростью укрыл ею брата и упал на пол. В комнате слышалось только его дыхание. -Да ну нет!.. Он только что, — дребезжащая голова поднялась на скрипы окна. Только они и оконный тюль не изменили себе. Будто сейчас ничего и не было, -только что плавился…на солнце?! — мальчик уставился в пол и попытался связать А и Б, но как бы он не старался — всё было напрасно. И снова он посмотрел на окно.       Пошатываясь, он дошёл до выросшей кровати и нервно сглотнул. Когда она стала такой высокой? Кое-как мальчик залез на неё, уже хотел потянуться к занавеске, и услышал хрипы-стоны под собой. -Б-брат? — встревоженно донёсся низкий голосок. Неужели разбудил? Юрие аккуратно схватился за шторину и задёргал в сторону окна, попутно поглядывая на прикрытое лицо брата. И не чудилось от слова совсем, что оно изменялось под действием неловких движений. Юноша по прежнему лежал смирно. Как только угловой бегунок на гардине дотронулся до противолежащей стены, снова послышались стоны. На этот раз они сменялись на шипения боли. -Прости-прости, я уже слезаю, — протараторил младший Калиш и поспешил спрыгнуть с кровати. И лучше бы не спешил: худые нелепые лодыжки запутались в пододеяльнике и с глухим грохотом повалили мальца вниз. Насколько силён был тот грохот, никто не в силах был оценить. Однако от звука Штефан не шелохнулся. Юрие выдохнул с облегчением: «Пронесло!» — пока не обратил внимания на маленькую щель между кофтой и подушкой. Что-то в ней явно смущало. Но нужно ли проверять? Так ведь ненароком можно нарушить сон больного брата.       Калиш решил подумать о чём-нибудь другом. Он скользнул к бортику кровати, чтоб уж наверняка не смотреть, скрестил руки на грудной клетке и, важно насупившись по привычке, начал думать о комнате, о потолке, о подкроватном монстре, в конце концов. Лишь бы не об расстоянии между кофтой и подушкой! А нечто в нём продолжало бурить мозг. Юрие тряхнул головой. Любопытство всё сильнее вгрызалось, да и мальчишка был не промах — от безнадёги начал бубнить рифмы. Затем строки и песни, которые крутили на школьном празднике, как бы его мальчик не любил. Первую попавшуюся. «Сюрприз». Проговаривал он её тихо, на выдохах, от нетерпения поглядывая на кофту, словно прячась от хулиганов. Руки задрожали.       Юрие зажмурился. Нет. Порыв пения не защищает его от набравшего силу любопытства. Пальцы легонько коснулись материи и щипком приподняли «завесу тайны». Всё организме начало холодеть. По непонятной причине ноги, и пульсирующую боль в лодыжке в том числе, сковало будто цепями. Казалось, что вот-вот увидь то, что видеть нельзя было, убежать в дальний угол комнаты будет невозможным. Юрие вдохнул побольше воздуха, нахохлился и подсмотрел.       Выдохнул.       Брат спал. Его глаза были закрыты. Мальчик нервно хихикнул. Покачав головой и опустив ткань, он решил больше уж точно не беспокоить Штефана и пошёл к выходу.       Дотронувшись до ручки двери он снова ощутил пронизывающий страх. Будто холодные ручейки воздуха начали ненавязчиво протекать по полу. «Неет, на это я не поведусь,» — подумал он, вышел за порог. -Юрие? — раздался увлекающий голос. -А почему ты не закончил эту песенку?       Тень покрыла голову мальчика. Он скованно развернулся и икнул. Бледное лицо брата возникло перед носом и хищно улыбалось. -Хотя я знаю причину. Они снова задирают тебя. Говорят, что ты вор. Говорят, что ты никчёмный оборванец. Но ты ведь не такой. Ты ведь им и слова не говоришь. Ни им, ни дяде Саше, — ледяная ладонь коснулась щеки Юрие. Но вместо обыкновенного ощущения приободрительного поглаживания, чувствовалась лишь шероховатая кожа. Младший Калиш не мог пошевелиться, только скорчиться было в силах. И всё никак не получалось отвести взгляд от покрасневших глаз.-Тебе нужна только моя помощь. Так позови меня. Пожалуйся мне. Как в старые добрые. Когда мы были вместе, несчастные и слабые. Теперь у нас есть сила покончить с этим всем! Лишь назови имена, и мы изничтожим их вместе! — руки опустились на плечи и сжали.       А глаза всё алели и алели. В них пламенем горела радость, граничащая с безумием. Так вон оно что… Безумие. Вот, что было тогда! Это не брат сейчас говорит. Брат бы никогда такого не сказал. Он был непомерно добрым, никому не думал причинять боль, как бы плохо не было. Он был примером. А человек, что перед ним…сейчас не он. Чужой. Демон! -Нет! — не повёлся на его сладкие речи Юрие. Зажмурив свои глаза, он стряхнул с себя руки и убежал с криком «Чудовище!».       Топот босых ног угасал и исчез после звука спуска по лестнице. Более их не было слышно. Более младший Калиш не подымался наверх и не навещал Штефа. Каждый раз ему чудилось из своей комнаты под кроватью, что брат не успокоился, ищет его. О нет, не его брат, тот демон, который притворяется им. Мальчик сделал из рук замок и, упёршись в него носом, тихо захныкал. Дядя Саша был прав, и брата уже нет? Тогда больше никогда он к нему не подойдёт.