***
Цири вспоминала уроки этикета, давным-давно преподанные ей Йеннифэр. Она не все забыла и вполне сносно орудовала приборами, хотя ей было и не по себе среди сенешаля и его дворян. Улыбающиеся слуги приносили вино, но Цири и Кагыр не выпили ни капли — после долгого перехода, трудного боя и сытной еды их тянуло в сон. Все расспросы остались на утро. Зато утром их терзали со всех сторон. Цири поняла, что никто не в курсе истинных намерений Эмгыра в отношении Старшей крови, и они не знали, что Цири — ее носительница. Про то, что их великий бывший император по совместительству — отец Цири, не знал даже Кеаллах. Она по большей части молчала, сжато рассказав свою историю с Цинтры и до конца, Кагыр тоже уже устал отвечать на вопросы, однако один вопрос не давал покоя присутствующим, особенно сенешалю: — Вы, Цирилла, полноправная императрица, в вас течет кровь Цинтры, если вы поменяетесь с самозванкой и заявите свои права на престол… Ведь Эмгыр хотел этого, чтобы после него взошли вы и остановили войну, правили по праву! — Морврана поддержали не все, он слишком демократичен и гораздо менее жесток, чем предыдущие правители. — сказала Ассириэ. — Он не так, чтобы уж хочет власти, но обладает более цепким и рассудительным умом, чем горячий Эмгыр, который часто говаривал: «Терпение — не мой конек». — Знакомо… — буркнула Цири, вспомнив Ге’эльса. Ассириэ этого не услышала и продолжила: — Лже-Цирилла потеряла права на престол со смертью мужа, ибо как мы знаем, лишь мужчина может быть императором, а императрица при нем ценится немногим выше магов… — тут она вздохнула. — Лучше всего сейчас Цирилле переждать в Дарн Дыффа, пока Кагыр съездит в Нильфгаард и уладит все дела. Ни к чему появляться еще одной «императрице», опасно было даже ехать сюда, хорошо, что вас никто не узнал в капюшоне. Затем вы направитесь на Скеллиге? — Да, после того, как со всем разберемся. — Кивнул Кагыр и посмотрел на мать: — Но почему я не вижу сестер? — Ты так долго отсутствовал. — покачала головой с тяжелым венком черных волос Маур. — Когда Эмгыр засадил тебя в башню, Годл спустя полгода вышла замуж и уехала в Эббинг. Она приезжала сюда несколько месяцев назад. Но ее муж — командир дивизии Венендаль, мотается она за ним вслед по миру… После нее вышла замуж и Бейла, она живет неподалеку отсюда, в Геммере, у них полон дом детишек, и если бы они не приезжали к нам после нашего освобождения, мы с ума бы сошли. У нее был очень богатый муж, но он разорился в пух и прах. А Шпринца… Супруги переглянулись, и Кагыр напрягся. Наконец, после паузы Маур продолжила: — Шпринце очень нравился молодой сын князя из Мехта. Он был здесь проездом в Нильфгаард и совсем вскружил ей голову. В пятнадцать лет трудно удержаться от глупостей. Он обещал взять ее с собой, в Мехт. Целый месяц она ждала его, а когда он вернулся из Нильфгаарда, то объявил о помолвке с нашей дочерью, а сам обесчестил ее и уехал наутро. В Мехте никогда не было князя с таким именем. Проходимец с дружиной. А Шпринца утопилась под вечер того же дня. ¹ Слезы полились по лицу Маур, и она поспешно утирала их платком, но не могла остановить. — Как его звали? — спросил ледяным голосом Кагыр, Цири никогда не слышала у него такого тона. — Эрнан Кэри, темноволос, невероятно высок и худ. Говорил, что он из Мехта. — ответил за жену Кеаллах. — Когда мы поедем обратно, к Скеллиге, я посещу Мехт по пути. Обещаю тебе, отец, если я разыщу этого Кэри, то смерть покажется ему милосердием. — Кагыр резко встал из-за стола, откланялся присутствующим кратким наклоном и подал руку Цири. Трапеза заканчивалась, но они ушли еще раньше. Кагыр сел на скамью в маленьком саду и обнял Цири, касаясь губами ее макушки. Она уютно положила голову ему на плечо и спросила: — Когда ты уедешь? — Через пару дней. Вернусь не знаю когда. Отсюда до Нильфгаарда два дня пути на хорошем коне. — Коне! Ты, помнится, хвастал мне своими конями в Велене? Так покажи! — Велен… Павший край… Будто сто лет назад это было. — задумчиво произнес он, и, вскочив, повел ее по двору к конюшне. Он узнал только одну лошадь, все остальные были куплены позже, но его конь — десятилетний крепкий жеребец смоляного цвета, исконно нильфгаардского разведения, злой как черт, и признающий только Кагыра, стоял в стойле на своем месте. — Узнает ли? — сказал Кагыр вслух и подошел, протянув руку к длинной узкой морде. Конь прижал уши и заржал высоко и протяжно, перебирая ногами. — Боливар! ² — позвал Кагыр, и конь начал пританцовывать. — Прокатимся? — спросила Цири, и в ее глазах зажегся тот самый дьявольский огонек. Кагыр, не ответив, вывел Боливара из стойла и быстро снарядил его. Цири выехала следом за ним, и они, зная нрав обоих своих черных чертей, осторожно представили их друг другу. Кэльпи немедленно окрысилась, но злобный Боливар всхрапнул и попятился, уступая даме. Больше конфликтов меж ними не возникло, и хозяева пустили их галопом. Кэльпи дразнила черного жеребца, выбиваясь вперед, но он перешел в карьер и мчался почти на уровне ее груди. Цири хохотала, что-то крича Кагыру и уносясь вперед, он догонял ее, но она снова убегала. Расседлав лошадей и пустив их на выгон, они рухнули в густую траву. Лежа на спине, Цири видела над собой привставшего на локте Кагыра. Он вытаскивал травинки из ее волос и неожиданно сказал: — Поехали со мной в Нильфгаард. Я клялся, что не оставлю тебя и не могу бросить тебя здесь! — Ты меня не оставишь. Это твоя крепость, твой дом, это ты. Если меня узнают на улице, то поднимут ненужные вопросы. — Они думают, что ты императрица, хоть и бывшая, но ты можешь свободно передвигатся по Нильфгаарду! — Нет, я не могу. Геральт сказал мне ждать его здесь. Нельзя дойти так далеко и так глупо попасться! Кагыр сел, и она последовала за ним. Он провел пальцем по линии ее губ и глядел, не отрываясь, как палец скользит по подбородку и шее к ключице: — Ты права, Ласточка, но как же мне уехать без тебя? — Это ненадолго, ты же сам говорил… — она прильнула к нему и очертила его губы языком, целуя нежно и невесомо. — Осторожней, Цири, ты играешь с огнем! — Кагыр запрокинул ее голову, но она лишь рассмеялась, полыхнув изумрудными очами: — Нет, это ты не представляешь, с кем имеешь дело! Разорвав поцелуй, они долго еще сидели и думали каждый о своем. Голова Цири лежала на коленях Кагыра, а он, прислонившись спиной к изгороди загона, смотрел на маленькую фигурку замка вдали. Когда солнце начало садиться, они повернули коней и поскакали к Дарн Дыффа, успев как раз вовремя — к ужину. Цири вообще была в восторге от еды, подаваемой тут. Кагыр после нескольких лет скитаний с не меньшей радостью уничтожал все, до чего мог дотянуться. Маур, увидев их здоровый аппетит, подозвала служанку и велела ненавязчиво подложить им еще еды. Не спуская глаз с выстраданного наконец-то сына, она спросила его: — Когда ты направляешься в Нильфгаард? — Как только Геральт приедет из Шема. Я оставлю Цири на него и уеду. Цири оторвалась от кусочка чудеснейшего жареного поросенка и возмущенно воскликнула: — Я не нуждаюсь в присмотре, ты же знаешь! Зачем тебе терять попусту время, поезжай сразу, быстрее вернешься! — Я обещал Геральту, что… Цири прервала его, махнув рукой: — Ладно, я все поняла, когда дело касается клятв, об тебя можно хоть лоб расшибить! Кеаллах, который и так был весьма аскетичен, после заточения ел еще меньше. Отодвинув тарелку, с которой почти ничего и не взял, он улыбнулся в ответ на слова Цири: — Я рад, сын, что ты не забыл о верности слову за эти годы. Кагыр наклонил голову, прижав руку к груди, и только сейчас Цири заметила истинно графскую выправку и манеры. Хищно улыбнувшись про себя, она еле дождалась конца ужина. Кагыр проводил ее до широкого перепутья в коридоре и, оглянувшись, прижал к стене, яростно целуя и сминая ее губы языком. Цири ненавязчиво (как она думала) подтолкнула его ко входу в свою комнату, не забыв закрыть дверь. Она эхом отозвалась в коридоре и в соседнем крыле через перепутье, идущие на вечернюю прогулку в сад Маур и Кеаллах оглянулись. — Нас всех повесят. — обреченно констатировал сенешаль. — Мы никогда не сможем быть в родстве с цинтрийской княжной, императрицей Нильфгаарда. — Она не императрица. — Она настоящая, и если бы она уговорила или убила бы Лже-Цириллу, то стала бы ей. Она могла бы потребовать себе Цинтру и правила бы там от имени Нильфгаарда. Наш сын достаточно настрадался, и теперь он с ней, это опять грозит ему смертью… Маур обняла его за плечи и по-матерински ласково сказала: — Вот именно, он настрадался и получил награду. Их пути связаны, недаром они все время сталкивались, ненавидели и любили друг друга. Это знак. Великое Солнце осветит их путь, куда бы они не шли. Она не хочет быть императрицей, да никто и не даст ей этого — ты сам слышал, они уплывут на Скеллиге. Сенешаль обнял свою жену в ответ, и долго они стояли молча в сумерках прекрасного яблоневого сада.***
Стена, к которой ее прижал Кагыр, больно царапнула спину, и Цири ойкнула от боли. Кагыр подхватил ее на руки и уложил на кровать. Цири вдруг вспомнила давнишний разговор с Йеннифэр по поводу постелей и их хозяев. — Что там Йеннифэр говорила про постели? — хихикнула она. — Вот этого ты достойна, княжна. — он целовал и гладил ее по волосам. Цири толкнула его ладошками в грудь, заставляя откинуться на шелковые подушки и уже гораздо быстрее, чем в первый раз, избавиться от одежды, заодно помогая ему. Залитая лунным светом, она казалась похожей на лесную дриаду или на сон. Вдруг Кагыр понял, что упустил в первый раз, захваченный страстью обоих, он сел и мягко положил ее на спину, произнося: — Во снах я видел маленькую деталь, которую проглядел в прошлый раз. — Извращенец! Уже тогда представлял меня в разных видах! — фыркнула Цири, заинтересованно ожидая дальнейших действий. Кагыр отвел в сторону ее стройное бедро и впился взглядом в татуировку в виде пунцовой розы на стебле, находящейся на внутренней стороне бедра. Он провел по ней пальцем: — Как настоящая… В голове Цири вихрем пролетели воспоминания: Крысы, Мистле, с точно такой же розой в паху, и она хочет наколоть такую же татуировку, как у любимой… Но все мысли растаяли от прикосновений Кагыра. — Кто-то собрался учинить государственный переворот? — она, хихикая, перевернула его обратно на место и устроилась сверху. Чудесный вид открылся Кагыру, который немедленно завладел ее грудью и, когда она опустилась на него и мягко заскользила вверх-вниз, выдохнул: — Не останавливайся! — Кагыр… — почти с мольбой позвала она, совсем ложась на него и целуя жестко и захватывающе. Он понял и прижал ее так, что она не могла двинуться, стал отвечать на ее движения, сознавая как никогда, что она целиком находится в его власти. Он говорил что-то на нильфгаардском, перешел на Общий и, остановившись, шепнул на ухо таким голосом, что разум Цири испарился, как вода на жаре: — Ты принадлежишь только мне! Ее лицо было совсем близко, с припухшими от поцелуев губами и прядью волос, свисающих со лба и щекочущей его. — Тебе… — отозвалась она и уткнулась ему в шею с тихим стоном наслаждения. Кагыр слушал ее как музыку, но это было слишком хорошо. Цири почувствовала, как он содрогается, прижав ее к себе так, что занемела поясница. Она шевельнулась, и Кагыр отпустил ее, положив на подушки и растянувшись рядом. — Ты прекрасна, особенно когда так доверяешь мне. — сказал он после долгой паузы, Цири сонно пробормотала что-то, сворачиваясь калачиком у него под рукой, а он еще долго не спал, не веря, что это не очередной сон, и он не проснется сейчас рядом с костром вместе с Регисом, Геральтом, Лютиком, Мильвой и Ангулемой.***
Беловолосый мужчина и снежно-белый волк появились у замка на закате. Почти шесть дней понадобилось ведьмаку, чтобы выходить и привести через деревни Киала к Дарн Дыффа. Неспешным, но уверенным шагом волк шел рядом с Плотвой, косясь на людей, которые быстро отходили в сторону. На одном из холмов Геральт увидел две спускающиеся фигурки и, дождавшись их, спрыгнул с лошади и спросил, посмеиваясь: — Не поздновато для прогулок? — Геральт! — взвизгнула Цири, бросаясь ему на шею. Киал заскулил, привлекая к себе внимание. — Киал! Выжил, волчара! — она присела рядом с ним, трепля его по загривку. Он ворчал, и Кагыр, поприветствовав Геральта, с беспокойством глядел на эту сцену. — Он доволен, не волнуйся. — произнес ведьмак, проследив этот взгляд. Они дошли до замка, болтая, перебивая друг друга, и не могли наговориться. Маур и Кеаллах по своей традиции прогуливались в саду и, увидев ведьмака, встали со скамьи. Кеаллах знал его по многим слухам, что императрица, которую все они разыскивали тогда, была Предназначением Геральта из Ривии, ведьмака, одного из лучших фехтовальщиков Севера. Поприветствовав его, они с любопытством посмотрели на Киала: — Я слышал, что белые волки обитают только на Скеллиге. — сказал Кеаллах. — Видимо, кто-то привез с собой волчицу, а потом она оказалась одна на воле и одичала. Этот волчонок, один из ее щенков, привык ко мне и участвует со мной даже в боях. Собственно, поэтому я и задержался. — Да, мы наслышаны о ваших приключениях, они достойны пера! — заметил Кеаллах. Его жена улыбнулась, глядя на ведьмака и Цири: — Вы с Цириллой очень похожи цветом волос, мастер ведьмак. Будто она и впрямь ваша дочь. Цири встала рядом с Геральтом и твердо ответила: < У меня нет другого отца! — Вы, наверняка, утомились с дороги, и я распоряжусь, чтобы вам принесли еду отдельно, так как ужин уже окончен. — сказала Маур. Геральт поблагодарил ее и обратился к сенешалю: — Если у вас найдется угол во дворе без людей и животных, я оставлю там Киала и накормлю его. Он никуда не уйдет. Кеаллах подозвал одного из слуг, маленького и круглого парнишку со смешно вздернутым носом: — Эмит, отведите господина Геральта туда, где он сможет оставить своего волка, а потом проводите в свободную гостевую. Паренек покосился на волка и пошел впереди, держась неестественно напряженно. Геральт усмехнулся бы в другое время, но сейчас он был так голоден, что служке стоило бы опасаться его, а не Киала.***
Вскоре ведьмак в чистой одежде уже сидел в отведенной ему комнате и жадно ел холодного цыпленка с белым хлебом. Кагыр и Цири болтали друг с другом, дожидаясь, пока он не обглодает последнюю косточку. Управившись с едой, Геральт обратился к Кагыру: — Сколько времени тебе понадобится на поездку в Нильфгаард и обратно? — Дней пять. Четыре на дорогу и один, чтобы все решить. Геральт почувствовал его тоску по грядущему расставанию с Цири и сказал просто, не подбирая слов: — У тебя прекрасный дом и родители, Кагыр. Таких людей чести осталось мало, среди нильфгаардцев еще меньше тех, кто со слугами и равными разговаривает почтительно и просто. Тебе очень повезло, я рад, что ты воссоединился с семьей. Его скуповатые слова запали в душу Кагыру, на которого в последнее время свалилось так много радостных событий, что он отчасти не верил, что это не сон. — Благодарю, Геральт, — кратко ответил он, и ведьмак его понял.***
Великое Солнце золотило крышу замка и придавало ему еще более теплый и уютный цвет. Кагыр прощальным взглядом окинул двор и пожал руку ведьмаку, перебросившись парой коротких мужских фраз. Цири решила проводить его до границ Виковаро, и они отъехали неспеша по краю необъятного поля пшеницы. За этим полем кончалась провинция, и они стремились как можно сильнее растянуть эту поездку, однако вскоре начался большак, ведущий прямо в столицу, в Город Золотых Башен. Кагыр молчал, крепко обнимая Цири, и наконец собрался с силами, отодвинул ее от себя и произнес, держа за плечи: — Дождитесь меня в Дарн Дыффа. Многое может случиться в дороге, но я постараюсь вернуться в кратчайший срок. — Тебя точно не смогут больше посадить в тюрьму? Ведь теперь ты оправдан? — в сотый раз за последний день спросила Цири. — Нет, конечно, я точно вернусь, и мы поплывем на Скеллиге. — Кагыр вдруг припал к ее губам, целуя долго и нежно, пробуя ее на вкус снова и снова, стараясь запомнить каково это. — Любимая моя, я не оставлю тебя никогда, не беспокойся обо мне, и я не буду, потому что Геральт с тобой. Опять мы свидимся лишь во снах… — он вскочил на Боливара, не в силах больше стоять с ней и поскакал по большаку, быстро скрывшись из виду. Обратный путь Кэльпи проделала за десять минут, погоняемая Цири, она летела как ветер к замку. Весь этот день она провела возле лошади, чистя, скребя и убираясь в два раза больше обычного. Незаметно наступил вечер, но на ужин она не пришла, сославшись на плохое самочувствие. Кеаллах и Маур понимающе переглянулись и вели размеренную беседу с Геральтом во время трапезы. Он с охотой рассказывал им о Севере и людях, населяющих его. Маур вздохнула: — Иногда я совсем не понимаю, зачем нам сдались эти холодные, тоскливые земли. Ведь наш Юг гораздо теплее и плодороднее! — Но он мал. — возразил Кеаллах. Маур с болью вымолвила: — Когда Кагыр был маленький, нордлинги убили его старшего брата, Айлиля. Я ненавидела их, ненавидела Север и закладывала в голову оставшимся двум сыновьям, что северяне — наши враги. Именно тогда, с детства, они мечтали попасть в армию императора и истреблять нордлингов. Однако прошли годы, боль поутихла, и я поняла неожиданно, что их матери чувствуют себя точно так же. Они учат своих детей убивать нас. А потом в соседнем селе остановилась дивизия Венендаль, и я увидела пленных северян. Их дети почти ничем не отличались от наших, кроме цвета волос. Всех их казнили. Так поступили бы с нашими детьми короли Севера. Потом пошла служба Кагыра, и когда ему удавалось приехать, я видела, что ему не нравится. Его мечта оказалась жестокой. Он стал командовать со временем этими людьми, не позволял бить и насиловать, грабить и издеваться, но он не мог все время быть рядом. Его многие не любили. Потом все это случилось — Цинтра, заточение… Я поняла, что ни нам — нильфгаардцам и провинциалам, ни северянам не нужна эта война, она нужна лишь Эмгыру. Простые люди, рабы и даже дворяне, за исключением фанатиков, не хотят этого. Кеаллах задумчиво продолжил за нее: — Я служил Эмгыру верой и правдой, пока он не засадил моего сына за промах в Цинтре. Но только сейчас, когда его нет, я могу сказать: против него готовилось множество заговоров, и вряд ли он бы остался долго править. Нильфгаард — могучая империя, но ей не везет с фанатичными правителями. Надеюсь, у Морврана Воорхиса хватит ума и чести остановить эту войну. — Вот поэтому я держусь в стороне от политики и не выбираю ни одну сторону. Хотя признаю, земли Севера — моя родина, и они мне по душе. Но не их правители. — ответил Геральт. — Редко можно встретить достойного короля, а достойных подданых — еще реже. — он мельком взглянул на сенешаля и понял, что не ошибся. Тот явно не понаслышке знал о заговорах против Эмгыра. — Каков король такие и подданные! — возразил он. — В этом я с вами совершенно согласен! — довольно