***
Многие прощались с ними, но Хъялмару, казалось, было труднее всего. Обняв Цири на прощание, он глубоко вздохнул, ничего не говоря. — Я еще приеду! Скеллиге всегда был для меня вторым домом! — Цири крепко обняла его и поднялась на корабль. Она и не знала, что столько людей придет проводить их. Большинство пришло из-за Геральта, его давно знали тут, а в последнее пребывание он уничтожил много чудовищ, брался и за розыск людей, островитяне ценили добро. Многие помнили и Цири, друиды и Мышовур пришли попрощаться с ней. Крах ан Крайт пришел по личным причинам, с грустью пожав руку чародейке.***
Север снова восстанавливался. После Катрионы и Второй войны с Нильфгаардом мучительно долго, уже второй год зализывал раны. Они продвигались от Венгерберга, куда их перенесла Йеннифэр, к Каэр Морхену. Геральт и слышать не хотел о еще одном портале и часто исчезал по деревням, встречал знакомых, брался за такие милые, забытые простые заказы, как утопцы или гули. Йеннифэр не могла двигаться так медленно, по ее разумению, и чувствовала себя неудобно без Геральта. Как-то вечером она все же не выдержала: — Геральт, ты не обидишься, если я отправлюсь в Каэр Морхен порталом? У вас, кажется, и так достаточно дел, а я скоро с ума сойду от такой езды! Геральт промолчал, а Цири понимающе взяла ее за руку, она тоже могла бы перенестись куда угодно, и ее радиус был значительно шире, чем у Йеннифэр. — Заодно порадую заранее Весемира, но обещаю, ничего рассказывать в подробностях не буду до вас! — Чародейка подсела ближе и тихо шепнула на ухо Геральту: — А когда приедешь, я буду ждать тебя в том самом кружевном фиалковом платье... — Мы поедем быстро... — Тихонько сказал Геральт и улыбнулся. Йеннифэр чмокнула его и, легко вскочив на ноги, открыла портал и исчезла в черно-золотых искрах.***
На следующий день, после долгого перехода, на закате они добрались до деревушки. Заказов там не было, но у Геральта накопилось денег со Скеллиге, и они купили нормальную еду и ночлег. Цири и Кагыр ушли за околицу, ведьмак видел, как они сели рядом на склоне небольшого холмика, сам он растянулся на койке и мгновенно уснул, хотя совсем не устал. Кагыр гладил пепельные волосы Цири и смотрел, как догорающий кусочек солнца скрылся за горизонтом. Они думали об одном и том же теперь всегда при виде заката или рассвета, они вспоминали новое зажженное Цири солнце. — Пойдем? — Он потянул ее за руку, вставая с упругой травы. Было уже сумеречно, и в этом приятном полумраке белели ее волосы и белая рубашка, расстегнутая на две пуговицы на груди. — Подожди... — Она встала рядом с ним, отбрасывая прядь темных волос с его лба. Синие глаза Кагыра, казалось, светились даже в темноте, притягивая ее, как магнит. Цири опустила голову ему на плечо, прижавшись всем телом и обвив руками. Он крепко обнял ее, и они долго стояли, не нарушая тишины, потом Кагыр поднял за подбородок ее лицо и медленно поцеловал, нежно сминая чуть обветренные от морской соли и ветра губы. Тонкая фигурка еще сильнее подалась к нему и слилась с его черной рубахой на фоне угасающего неба. — Ты напоминаешь мне изваяние из прекрасного камня. Жаль, что я не скульптор и не могу воссоздать твои черты. — Сказал он серьезно, любуясь ею. Цири взъерошила его волосы и хихикнула: – То есть ты считаешь что я холодна, как камень? — Ты поняла, что... — Кагыр не успел возразить. Долгий поцелуй Цири запечатал его слова, заставляя закрыть глаза от наслаждения. — Я люблю тебя, Мое Предназначение. — Просто и искренне сказала она, вновь прижимаясь головой к его плечу.***
Киал, который пережил плавание хуже остальных, отошел от морской болезни только на пятый день. Он снова стал шнырять неподалеку в лесах и однажды пришел с обломком стрелы в бедре. Геральт залечил его эликсирами, и велел не уходить далеко Цири и Кагыру — стрела была скоя'таэльская. Леса Каэдвена и Аэдирна по-прежнему густо населяли "белки". В этом им пришлось убедиться на паре стычек, произошедших после переправы через Понтар. Скоя'таэли стали вести себя еще наглее, чем до войны, взбешенные предательством Нильфгаарда, который отрекся от их дивизий и партизан, они сражались и против нордлингов, и против империи, а в Каэдвене в то время стоял крупный отряд, объявленный Империей в розыск за дезертирство и убийство нильфгаардских офицеров. В четырех днях пути от Каэр Морхена Геральт объявил привал, пока Цири и Кагыр собирали хворост, он вгляделся в темноту, прислушиваясь. Что-то было не так, тишина была напряженной, хотя он не слышал и не чуял чутьем ничего подозрительного, но не мог отделаться от навязчивого ощущения слежки. Цири с Кагыром вернулись и разожгли костер, поужинали, и ведьмак вызвался стоять дежурить первым. Ночью ощущение присутствия чужих глаз исчезло, но с рассветом Геральт стал торопить друзей, на ходу объяснив им, в чем дело. Солнце неимоверно светило путникам в глаза и мешало ехать, поэтому они сошли с большака в лес и заставили коней идти галопом. — Скачите!!! — Вдруг крикнула Цири, указав на вершину одного из раскидистых дубов. В тот же миг скоя'таэльские стрелы засвистели вокруг. Цири моментально создала уже знакомый фиолетовый купол и удерживала его над ними. Скоя'таэли знали, что с вооруженными воинами, один из которых был ведьмаком, им не справиться, поэтому, понаблюдав вечером за ними, решили расставить лучников на единственной дороге. — Геральт! Я не смогу удерживать купол, если мы поедем! Это ловушка! — Крикнула Цири. — Сними его и перемести нас в Каэр Морхен! — Ведьмак подскакал ближе к ней и обернулся: — Кагыр?!***
Йеннифэр отогнала всех, склонилась над распростертым на кровати Кагыром и начала вытягивать магией стрелу. Цири так не умела, но жадно ловила каждое слово, запоминала и боялась, очень боялась. — Пробито легкое... — Сказала Йеннифэр, вытащив стрелу. — Но это я восстановлю. Хуже то, что наконечник был смазан ядом, и он уже распространился по телу. — Ты уверена? Никогда не слышал, чтобы скоя'таэли обрабатывали оружие ядом. — Спросил ведьмак. Чародейка гневно фыркнула, повернувшись к нему: — Я уверена на сто процентов! А все из-за того, что ты не хочешь добираться порталами! — Что можно сделать? Йеннифэр отвернулась и замолчала, целую минуту разглядывая рану и шевеля губами. Когда она повернулась к ним, то не смогла взглянуть на Цири: — Боюсь, что ничего. Я могу исцелить рану, восстановлю пробитое легкое, очищу кровь от яда, но он уже попал во внутренние органы. — Помоги ему, чем можешь сейчас, остальное позже... — Тихо попросила Цири. Чародейка кивнула, не поднимая на нее глаз, и принялась за дело: — Хофим хем лифамим гаагуим ленахаль. Раити паам хоф шенахаль азаво. Им лев шавур шель холь ваэвен...¹ Края раны начали стягиваться и соединились с друг другом. Рана начала рубцеваться, прошло минут десять, и о ней напоминал только округлый шрам. — Так, теперь легкое... — Пробормотала Йен и прижала к шраму только ладонь, избегая прикосновения пальцев: — Гам хацдафим! Кемо хофим, кемо харуах! Кагыр застонал, не приходя в себя, и выгнулся под ее рукой, жуткая боль пронзала его изнутри, Йеннифэр закрыла глаза и сильнее нажала ладонью. Кагыр задышал ровно и успокоился, чародейка отошла от него и тихо произнесла: — Я сделала все, что могла... Цири в миг оказалась подле нее и обняла, скрывая наворачивающиеся слезы: — Спасибо, мама... — Прошептала она тихо. В комнату неслышно зашел Весемир, и все расступились. Он внимательно изучил стрелу, понюхал ее и подошел к Геральту: — Это яд архиспоры. Не знаю, кто поставил эту дрянь "белкам", но ты же понимаешь, что это должен быть ведьмак — обычный человек даже приблизиться к архиспоре не смог бы. — Если бы на Севере находился ведьмак, мы об этом знали! — Может, он не хочет этого? — Усмехнулся Весемир. — Но обсудить это мы сможем позже. Противоядие ты знаешь как сделать, однако кровоток донес яд до внутренних органов, пусть немного, но донес. А у меня, как назло, нет Пурпурной наперстянки... — Краснолюдский бессмертник? — Да. Я пока начну готовить противоядие, а вы должны бросить все силы на поиски Краснолюдского бессмертника! — Обратился он к остальным. — Он обязательный ингредиент,и добавляется последним, а растет он только под землей. Ищите! Времени у нас часа три-четыре, потом начнется отмирание тканей органов... — Самые огромные шахты находятся в Вергене. Я бывал там, и именно где-то там произрастал Краснолюдский бессмертник.² Однако, я думаю, нам стоит разделиться, бессмертник может так же расти в вызимской пещере друидов. Мы с Цири отправимся в Верген. — Сказал ведьмак, Йеннифэр. — Значит, я отправляюсь к друидам. — Кратко кивнула она и исчезла в портале. Цири взяла Геральта за руку, и они просто исчезли ровно с того места, где стояли. Весемир несколько секунд глядел им вслед, потом хмыкнул в бороду: — Навострилась девчонка, похлеще Йеннифэр... Эскель! Помоги-ка мне быстро накрошить Безмер, счет идет на часы...***
С давних пор жители Вергена работали на ближайшей шахте. Однако выработка была закрыта, когда в шахте появились чудовища. Именно поэтому староста Бурдон был невероятно рад тому, что в его городе появился ведьмак! Краснолюд обещал солидную награду за избавление шахты от монстров. Геральт спустился под землю и попытался найти причину появления чудовищ. Он быстро понял, что шахтеры слишком углубились и достигли древних туннелей, вырытых существами, которые никогда не видели солнечного света. Эти создания проникали в краснолюдские шахты сквозь щели в породе, и Геральт решил завалить проломы при помощи картечных бомб. Чудовища были уничтожены, а проломы, через которые страхолюдины пролезли в краснолюдскую шахту, засыпаны. Ведьмаку оставалось только сходить к Сесилю Бурдону за наградой. Верген вернул себе шахту. Обрадованный староста наградил нашего героя.³***
Геральт чертыхнулся, сползая по насыпи вниз и обрушивая за собою щебенку, Цири спустилась вслед за ним и зажгла крохотный огонек в ладони, освещающий заброшенный тоннель. — Как раз поберегу "Кошку". — Сказал ведьмак. — Вытащи меч и будь начеку, здесь вряд ли ещё живут гнильцы, но все же... Помнится, шахта была восстановлена краснолюдами, либо это один из заброшенных по-прежнему рукавов шахты, либо что-то вынудило краснолюдов снова уйти. — Тиш-ш-ше! Слышишь? Ведьмак прислушался и сразу уловил чье-то далекое бормотание. — Краснолюды? — Предположила Цири. — Не думаю... Где-то я уже это слышал, где же?"" — Вспоминал он, но было не до этого — тоннель расширился и привел в пещеру, размеры которой глаз охватить был не в состоянии, поскольку пропорции нарушались и пропадали в кружеве сталактитов, свешивающихся с купола красочными фестонами. Из почвы, блестящей влагой и играющей разноцветным щебнем, вырастали белые и розовые сталагмиты, толстые и приземистые у основания, истончающиеся к верху. Они медленно шли, углубляясь в густеющий между колоннами сталагнатов мрак, зная, что за ними наблюдают. Неясное бормотание становилось все отчетливее. То, что еще секунду назад они приняли за лежащие у основания сталагмитов округлые камни, теперь таращилось на них огромными горящими глазищами. В плотной массе серо–бурых, покрытых пылью патлов раскрывались огромные пасти и сверкали конусовидные зубы. Барбегазы — их становилось все больше — сопровождали Цири и Геральта, двигаясь следом и перекатываясь по почве. Они слышали их монотонную болтовню и сопение. Чувствовали их резкий кислый запах. — Ведьмак дурак, — услышали они из тьмы. — Ведьмак трус! Кого это привел с собой? Голос звучал необычно и чуждо, но Геральту уже не раз доводилось слышать такие голоса. Так говорили существа, не привыкшие общаться с помощью членораздельной речи и поэтому странно акцентировавшие и неестественно растягивавшие слоги. С барбегазами он уже имел дело — под Горой Горгоны, куда ему велела пойти фламиника. Барбегазы забормотали громче, резче и грознее. В темноте что–то зарычало. Геральт не знал, что это было, звук напоминал коровье мычание, но он мог побиться об заклад, что коровой это не было. — Ведь–мак, сукин брат! — Раздался другой голос, с еще менее естественной артикуляцией. — Барбегазы умеют имитировать человеческую речь. Не провоцируй их. — Тихо сказал Геральт. — Я знаю про это. Но пока они спокойные... Ближайшие барбегазы подкатились к самым ногам. Геральт почувствовал, как их сучковатые и твердые, как камни, лапищи хватают его и не дают пошевелиться. — Не трогай! — Прошипел он Цири. — Это они нас провоцируют, а не мы их! — Взвизгнула она с омерзением, когда один схватил ее за ноги, а второй уцепился за ножны. Тем не менее, она подавила желание разрубить тварей пополам и застыла на месте. Ведьмак попытался стряхнуть с себя барбегазов, но когда один недвусмысленно цапнул его за ногу, взвыл от боли и ударил другой ногой барбегаза в глаз. Это был сигнал атаки — твари все разом набросились на них, хватали своими твердыми и сильными лапами, мешая двигаться, и разевали пасти, но никто не успевал укусить ни крутящуюся волчком Цири, ни хладнокровно-расчетливого ведьмака. Он пятился, пошел полукругом, осторожно ставя ноги, то замедляя, то ускоряя движение, тем самым рассеивая внимание нерасторопных чудовищ, ударил, перехватив меч, и круглое меховое тело барбегаза отлетело, как мяч, в сторону. Рев взбесившихся барбегазов стал таким громким, что ведьмак боялся, как бы с потолка пещеры не посыпались обломки сталактитов. Краем глаза он наблюдал за Цири — она впервые сражалась с чудовищами, и он ей гордился. Она была проворней его, увертливей, но иногда ему казалось, что вот здесь можно было сэкономить движение, тут обойтись коротким замахом... Она была слишком динамична, на долгий бой такой пляски не хватит. Однако барбегазы были далеко не самыми ужасными созданиями в бестиарии ведьмаков, скоро их осталось около пяти-шести особей, которые сражались не на жизнь, а на смерть. Цири даже не запыхалась, вопреки его предположениям, когда последняя тварь издохла, испустив вопль, в котором прослушивалось почти человеческое: "Ведьма-а-к!" Геральт вытер меч о мох и обернулся к Цири: — Вот так вот мерзко, грязно и малооплачиваемо сражаться с чудовищами. Причем это далеко не опасные. — Странное чувство... — Произнесла она, задумчиво глядя на мохнатые тела барбегазов, лежавших, как спущенные мячи, на полу пещеры: — Я убивала людей в бою, в схватке, и мне это нравилось, а это... Вроде не человек, не животное, но имитирует речь, значит, довольно разумно. Однако нет удовлетворения, как в бою, будто деревенскую шавку зарубил. — Понимаю тебя — я отношусь к этому как к работе, и стараюсь избегать стычек с людьми, если бы ты встречала более опасных тварей, то поняла бы, какой это кайф — убить такого противника. Между словами они вышли из пещеры и углубились в старый туннель. На стенах все чаще встречался мох, и скоро под ногами стал появляться волкобой. Геральт не смог пройти мимо, нарвав еще и его про запас, однако желтых цветков краснолюдского бессмертника было не видно. Цири сделала огонек в руке поярче и заговорила: — Мышовур рассказывал мне о "Feainne Ichaer", так он называл бессмертник. Согласно эльфской легенде, один лучник сумел некогда попасть стрелой в солнце. Падавшая с неба кровь впиталась глубоко в землю, и в пещерах, где она задержалась в углублениях и расселинах, выросло это растение. — Есть такая легенда. — Согласился ведьмак. — Но она не слишком распространена, как и сам бессмертник. — Смотри! Это тупик! — Воскликнула она, указывая вперед, и верно — туннель привел в пещеру, много меньше той, в которой на них напали барбегазы, она была обычной, без переливающихся сталактитов, серо-желтой. — Нет, это наша цель. — Поправил ее Геральт. Он различил в полумраке желтые цветочки, бурно разукрасившие пол. Цири пригляделась и кивнула, бросившись вперед, она торопливо срезала ножиком краснолюдский бессмертник, не повреждая корешки. — Скорей! — Она протянула руку Геральту, и они исчезли.***
Весемир бросил растертые цветки в ужасного вида зелье, напоминающее болотную жижу, и начал помешивать, потихоньку убавляя огонь. Когда тот совсем потух, он налил "жижу" в маленькую каменную чашечку и сказал: — Готово, только остудить нужно. Теплое противоядие может вызвать неконтролируемую рвоту, к тому же на вкус похоже на анус грифона. — А холодное? - Осведомилась Цири, сдержав улыбку. — Холодное напоминает по вкусу будто ты лижешь камень после дождя. Геральт шепнул ей на ухо: — Интересно, откуда Весемир знает, каков на вкус анус грифона? — Я хоть и стар, но не глух! Поживи с мое и узнаешь не только анус грифона, но даже... — Отозвался Весемир, но Йеннифэр его перебила: — Мы поняли, что ты гуру в экзотических блюдах, не продолжай! Цири смотрела на чашечку, в которой была мутно-зеленая жидкость. О, она знала, каков мокрый камень на вкус — пустыня Корат была жестока даже к камням...***
Приподняв голову Кагыра, она напоила его, пролив немного, но Весемир долил еще и она снова заставляла его глотать, опыт был, в Мертволесье, когда она, сама не зная зачем, отпаивала врага в нильфгаардской форме. — Оставим его. — Промолвил Весемир. — Организм сам будет бороться. — Черта с два! — Окрысилась чародейка. — Незачем оставлять его на самотек, процесс вывода токсина чрезвычайно опасен для организма — он может умереть от температуры и лихорадки, пока будет очищаться. Я поддержу его магией, а противоядие сделает свое дело. — Вмешиваться в организм в таком процессе опасно. Он должен сам поддержать себя! — Он умрет. Я буду поддерживать магией, это не обсуждается! — Огрызнулась Йеннифэр и села возле Кагыра, окутав его золотистым свечением. — Цири, останься, будешь помогать. Они остались, и уже через полтора часа Цири заметила, как дрожат руки Йеннифэр, поддерживающей свечение и отдающей силы Кагыру. Все это время он, не приходя в себя, трясся в лихорадке и чуть слышно стонал сквозь стиснутые неестественно зубы. Спустя минут пятнадцать молчания Йеннифэр заговорила, обратившись к Цири поверх золотистых искорок: — Тебе очень повезло, дочка. Редко встретишь такого как он. Чтобы шел до конца, умирал за тебя и так любил. — Ну ты же встретила такого. — Заговорщицки улыбнулась Цири. — Мы часто хотели перегрызть друг другу глотки, но тем не менее всегда возвращались друг к другу. Редкие встречи, годы в разлуке, набежавшие за это время... Но он приходил. Как Предназначение. — Мне казалось, ты не очень в них веришь. — Не особо. Но некоторые вещи невозможно объяснить иначе. Ты и Геральт, ты и Кагыр, я и Геральт, эта твоя связь во снах с ними обоими. Цири? — Что? — А если он умрет? Что ты будешь делать? Цири сжала зубы так, что побелели скулы и спокойно ответила: — Я не позволю ему умереть.***
Что было вокруг, он не знал, будто видел свои веки изнутри, когда перед сном закрываешь глаза и выключаешь картинку. Пустота, ничто. Но он хорошо знал, что такое боль — она была повсюду, била и грызла изнутри, и он кричал, но крик тонул в Пустоте. Он не осознавал себя, кто он и что случилось, было лишь желание увернуться от боли. В какой-то момент она стала такой невыносимой, что от безмолвного крика свело горло и он начал задыхаться, а потом закончилось и это. Все пропало, Пустота, боль и судорога. Не осталось ничего, чем можно было бы чувствовать, видеть, ощущать и тело, которое недавно извивалось от агонии, перестало существовать. ¹ Иврит ² Эти события происходят во второй игре, Геральт собирал противоядие для Саскии, но тут пришлось сместить немного, будто это уже прошлое ³ Это тоже вторая игра, см выше