Драббл?

Была перестрелка. Я отключился на какое-то время, когда меня ранили. Давай, Мин Юнги. Ты пока жив. Зажимая рану, собрав остатки сил, я покинул поле боя, ползком добравшись до железнодорожных путей по сырой земле. Я лежал на спине с закрытыми глазами и уже ждал смерти, когда пошел дождь, а мой верный пес, тоже подстреленный, слизывал дождевые капли с моего лица и мерзко поскуливал. Не плачь, друг, тебе тоже осталось недолго. Холодно. Либо от кровопотери, либо от того, что вся одежда промокла насквозь. Пес, мирно лежащий до этого рядом и тоже ждущий судьбу с распростертыми объятиями, вдруг поднял голову и залаял. Земля подрагивала, сквозь шум падающих капель можно было различить грохот идущего поезда. Кто-то что-то крикнул. Громкий скрежет останавливающегося состава. Не теряй сознание, Мин Юнги, это, может быть, твой шанс. Открываю глаза, пытаюсь привстать на скользкой земле. Выходит жалко. Пес радостно лает, тоже силясь подняться, тычется мордой в мою. «Живой!» Пару человек подбегает, берет под руки и поднимает на поезд. Ты все-таки потерял сознание, Мин Юнги. Просыпаюсь без верхней одежды, но в бинтах, внутри слабо освещенного вагона. Пса не слышно. Сколько я был в отключке? Подошедшая милая девушка предлагает стакан воды, помогает подняться. «Вам лучше?» Лучше бы сдох. «Я провожу. Вам точно лучше?» Жив. Этого более чем. Купе. Свободное. Почти. Парень, в грязных шмотках, грязнее моих, спал на койке напротив меня, изредка причмокивая губами. «Чон Хосок» — представился позже, едва продрав глаза. На вопрос о псе ответил честно, что съели. Видимо, люди на поезде едут долго, а еды не всегда достаточно, так что, убийство полумертвого пса не сильно подпортит карму. Добили, беднягу. За окнами бесконечные реки крови, горы не сожженных трупов, развалины бывших домов, серое тусклое небо. Я задергиваю штору. Ощущение, что эра человечества подошла к своему законному завершению. На вопрос, куда направляется поезд, сосед лишь с улыбкой пожимает плечами. Он едет уже месяц. От голода, от бедности, от смерти. От самого себя. Едет в никуда. Как и я, впрочем. Но рельсы не могут быть бесконечными. Всему однажды будет конец. За пару дней моего здесь пребывания, я больше ни с кем не познакомился. За ненадобностью с обеих сторон. Люди в поезде кажутся безликими призраками, давно принявшими свое будущее. Ещё через день, состав останавливается среди редких деревьев перед туннелем. Отличная возможность запастись дровами для топки. «Он ранен, пусть отсидится» Зачем ты делаешь это, Хосок? Зачем своей улыбкой даришь пустую надежду? Надежду на лучшее завтра. Надежду, что поезд однажды приедет куда-нибудь в никуда, где будет место для нас. Надежду, что этот кошмар закончится, как страшный сон. Жаль, что это не сон. Отсек с топливом к вечеру забит до отвала. На месяц полного хода хватит точно. Почему эти призраки ещё здесь? Почему ты ещё не сдался, Хосок? Ты улыбаешься, словно солнце, что давно скрыто за облаками. Я говорю, что я плохой человек, что я убивал, что я не заслуживаю. Ты обнимаешь и говоришь с серьезным лицом, что все убивали. Что заслуживают все. Заслуживают пустую надежду на лучший мир. Словно он вообще ещё возможен. Но ты целуешь и говоришь, что сам мир возможен. Ты стал моим миром. Моей надеждой. Как для сотни других призраков, сопровождающих тебя в побеге от собственной надежды в твоем кошмаре за яркой улыбкой. В конце концов, рельсы кончатся, и тогда, возможно, будет лучший мир.