Драббл?

— Чон Хосок. Бледный мужчина обращается к другому, болезненно бледному, сложив руки в замок на столе. — Чон Хосок, — повторяет, вздыхает, снимает очки, трёт переносицу, зажмурив глаза. — Мы беседуем уже почти месяц. Расскажите мне, наконец, правду. Я хочу вам помочь. Хоуп, сидевший до этого неподвижно на жёстком стуле, резко подаётся вперед, с силой опуская руки на стол. Следует характерный удар по гладкой поверхности, разлетающийся эхом по комнате. Воспаленные глаза смотрят дико. — Я все рассказал вам вчера! И позавчера! И все дни до этого! — голос противно срывается. Мин Юнги не меняется в лице. Ему приходилось работать с разными людьми. — Расскажите мне ещё раз. Вашу правду. Хосок медленно садится обратно на стул, скрипуче царапающий пол. Юнги раскрывает блокнот и берет ручку, всем видом показывая готовность слушать. Собравшись с мыслями, Чон прочищает горло и снова начинает. — Мы с Чонгуки… Мы познакомились, когда он ещё учился в школе. По его словам, я спас его тогда. Он не имел представления, что ему делать в жизни, но я показал ему танцы. Он поступил в ту же танцевальную академию. Мы все больше проводили времени вместе. Все чаще находили точки пересечения наших интересов. Так, у нас появилась одна мечта на двоих. Мы хотели уехать в бухту, приобрести коттеджик у моря. Полное уединение и умиротворение, понимаете? Ему всегда сложно было находиться с большим количеством людей. Вскоре, с помощью моих подработок, помощи родителей и моего друга… Бывшего лучшего друга из семьи Ким, наша мечта стала реальностью. До того момента. Я уже говорил, что работал в городе, до которого час езды от коттеджа. Я преподавал танцы. А по воскресеньям я бесплатно учил детей в соседней деревне… — Уже уезжаешь? Чонгук особенно красив по утрам. Эта мысль в голове Хосока возникает каждый день их совместной жизни на протяжении года. Взъерошенные волосы, чуть припухшие губы, сонные блестящие глаза, неловкие движения. Обычно он ещё спит в это время. — Тебе сделать чаю? Или сварить кофе? Чонгук ловит взгляд Хосока на себе, тут же несколько смущаясь, от этого переступая с ноги на ногу. — Я только что выпил, спасибо. Чонгук так не хочет отпускать его. Он хочет любоваться этой улыбкой, греться своим собственным солнцем, сгорать под его лучами. Но солнце для Чонгука угасает дважды в день. — Ну, я пошёл. До вечера, — раскрывает входную дверь, впуская ещё больше морского холодного воздуха, от которого Чонгук ежится в махровом халате. — Совсем забыл… Утром Кимы звонили, они хотят приехать в гости, так что… Чон младший отводит взгляд куда-то в потолок, стараясь припомнить хоть кого-нибудь с этой фамилией. Всплывают красивые образы. — Когда? — Сказали, что им нужно два дня на сборы и дорогу. Далеко же мы спрятались с тобой. Через открытую дверь слышится биение волн о скалы. Биение одинокого сердца в большом холодном доме. — До вечера. Хосок всегда возвращается, когда последние лучи гаснут за горизонтом. Солнце для Чонгука встаёт дважды в день. Он плавится под родными объятиями, ворует чужое тепло через жаркие поцелуи. Требует, чтобы его касались, чтобы его любили. С каждым днем он все больше скучает по ласке. Одиночество делает его жадным. Через пару дней они вместе отправляются в город за продуктами и стараются приготовить более менее приемлемый ужин к приезду гостей, в итоге просто заказывая еду на дом. За распитием ликёра и коньяка как презента от гостей, Чонгук принялся всех рассматривать. Он делает это крайне редко. С Чимином он давно знаком, учился в той же танцевальной академии. Румяный, плохо закусывает, много и звонко смеётся. То, что они с Тэхеном стали парой, не особо его удивило. Он и раньше их часто видел вместе. Он был знаком с Ким Тэхеном, но лишь поверхностно и в основном со слов Чимина. Старший брат Тэ — Ким Сокджин. Его Чонгук раньше видел только на фото и слышал о нем от Хосока. Ким Намджун. Абсолютно не знакомая личность. На пальцах двух последних красуются обручальные кольца, но Чон ещё недостаточно выпил, чтобы спрашивать прямо. Сокджин замечает, что на него смотрят, одаривает улыбкой в ответ. Чонгук прячет взгляд в стакане. — Я женат. Чонгук не сразу понимает, что это говорят ему. Они убирают со стола, и на кухне сейчас только он и Джин. — Но колец было трое. Намджун мой любовник. Чонгук открывает рот в немом вопросе. — Да, она знает об этом. Непринужденная улыбка оказывается заразной. Чонгук сам не знает, почему улыбнулся в ответ. Скорее от неловкости. Он бы предпочёл не знать этого. Этой ночью Чонгук долго не мог уснуть. После непродолжительной дремы, он обнаружил, что в кровати один. Потянулся к прикроватной тумбе, чтобы включить свет и убедиться в этом. Лампочка перегорела. Босые ноги опускаются на холодный пол. Из комнаты Тэхена и Чимина слышится пьяный храп. Намджун один на разложенном диване в гостиной. Чонгук замечает Джина и Хосока через окно на улице возле дома, приоткрывает форточку, чтобы позвать. Слышит мелодичный голос. — Хоби, ты же понимаешь истинную цель моего приезда? Ты сказал, что через год все вернёшь. И почему ты не говорил мне о Чонгуке? Он хорошенький. Эй, Хоби, мы ведь ещё друзья? Будешь сигаретку? Быстро осознав, что больше не хочет знать ничего лишнего, он возвращается под уже холодное одеяло и старается согреться в одиночку, обещая себе завтра зажечь камин. Воскресенье. Завтракают все вместе тем, что приготовил Джин, встав раньше всех да таким бодреньким, будто и не пил наравне, а то и больше всех. — Я сегодня еду в деревню, преподавать детишкам. — Хосоки-хен, могу я поехать с тобой? — Чимин тут же оживился. — Мне идти собираться? Дождавшись кивка, он подскочил и побежал в комнату, оставив завтрак недоеденным. — Я думал, что мы сходим все вместе к морю или устроим барбекю. В таком случае, подбросите до города? Прогуляюсь там, по магазинам пройдусь, — Намджун продолжил завтракать в своём темпе, коротко взглянув на Хосока, который снова кивнул с улыбкой. К полудню в доме было совершенно тихо, так что Чонгук решил поспать. Ночью ему этого так и не удалось. Одним открывшимся глазом Чонгук старается сфокусироваться на часах на тумбе. Время показывает два часа дня. В ушах стоит гул, но осознание, от чего именно он проснулся, заставляет несколько поежиться и окончательно проснуться. Стоны. Громкие несдержанные стоны. Кто-то вернулся? Если бы Чимин, то Хосок был бы уже дома. Значит, Намджун? Чонгук выходит из комнаты прямо в одеяле. Всё подсознание кричит ему «стой», но он почему-то не в силах прекратить идти в сторону криков удовольствия. Дверь в комнате, где поселились Чимин и Тэхен, соблазнительно приоткрыта. У Чонгука лимит чужих тайн за эти дни. Он зажмуривает глаза до ярких вспышек и старается стереть увиденную картинку, медленно оседая на пол, стараясь не создать шума и остаться незамеченным. Одной секунды хватило, чтобы осознать происходящее. Чонгук, конечно, и сам не святой, но всё же… Широкая спина Джина с чистой блестящей от пота кожи. Обхватывающие его поясницу длинные ноги Тэхена. Браться Ким являются любовниками друг друга. Чонгук и вправду старается об этом не думать. Не замечает, как стоны резко прекратились, как дверь распахнулась. — Чонгуки, всё в порядке? Ты не заболел? Очень холодный… Чон младший сильно обхватывает руками и ногами Хосока в постели, пока тот растирает спину и зарывается другой рукой в мягкие волосы, целует в макушку. Чонгук лишь молчит и прижимается к груди. Наутро Хосок проснулся один. Впервые за долгое время. В доме не спящим оказался только Чимин, судя по всему, просто еще не ложившийся. — Ты не видел Чонгука? Пак встрепенулся, оторвался от телефона и посмотрел на источник звука, стараясь переварить услышанное. — По-моему, он пошел к морю. Я не уверен… Хосоку надо собираться и ехать в город на работу, так что он старается отогнать эти мысли, отложив на потом. — Кстати, — продолжил Чимин. — Здесь сеть совсем не ловит? — Здесь нет. Только в городе. Но если очень надо позвонить, то можно подключить проводной на кухне. Тэхен сидит у зеркала в комнате, наносит увлажняющий крем после умывания, когда Чимин подходит к нему, проводит ладонью по влажным волосам. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? Тэхен коротко взглянул на него через зеркало и продолжил размазывать остатки крема по рукам. — Я, кажется, задал вопрос, — сжимает волосы на затылке и с силой наклоняет голову назад, заставляя посмотреть на себя. — Что ты хочешь узнать? — Тэхен начинает прерывисто дышать, когда Пак целует в открытую шею, а другой рукой ведет по торсу вниз, не забывая задеть соски. — Я не видел Чонгука, когда вернулся вчера с Хосоком. Он сегодня спросил про него. Тэхен на мгновение перестал дышать, после протяжно и горячо выдохнув за ухом Чимина, когда тот сжал наполовину возбужденный член через спортивные брюки. — Пожалуйста, я всё расскажу. Пожалуйста, ах…блять! Полицейские автомобили. Это первое, что увидел Хосок, вернувшись с работы. Скорая помощь. Незнакомые люди. Паника накатывает слишком быстро. Джин стоит возле одной из машин, закуривая свои противные сигареты, ждет. — Что произошло? — Хосок, ты только не нервничай. Сейчас к тебе подойдет доктор. — Джин! Где Чонгук? — За тобой был должок. — Ты… Чон продолжает смотреть на Сокджина, пока не замечает погружаемый пакет в человеческий рост в машину и не слышит тихое заключение о трупе в море с признаками борьбы и подозрением на изнасилование. Подробности будут после экспертизы. Хосок не сопротивляется, когда двое людей уводят его под руки и сажают в автомобиль для дальнейшего допроса. — Вы же знаете, что ваша история идёт вразрез с действительностью? — заглядывает в бумаги, быстро просматривая. — Вы обвиняетесь в слежке, похищении, изнасиловании и убийстве Чон Чонгука, 97 года рождения. Вас часто видели на территории школы. Вы следили за ним. Провожали каждый день с занятий до дома втайне. Поступили в ту же академию, чтобы продолжить слежку. Похитили и увезли в заброшенное здание на берегу моря, в котором нет связи, а до ближайшего населённого пункта час езды на машине. Родители заявили о пропаже. Его не могли найти на протяжении года, а позже мы получаем его труп. Как это все выглядит, Чон Хосок? Вас не зря определили ко мне в клинику, а не сразу в тюрьму. Признайте уже свою вину. Вам смягчат приговор, если вы напишите чистосердечное. — Нет! Я не убивал его! Мы любили друг друга! Я купил тот дом, должны быть документы, прошу… — На сегодня закончим. Не забудьте принять лекарства. Хорошо поужинайте. Мне сообщили, что вы плохо питаетесь. Рука врача ложится на плечо пациента в попытке подбодрить, когда он встаёт и идёт в сторону выхода из комнаты. Хосок продолжает сидеть ещё какое-то время на железном стуле, пока за ним не приходят, чтобы проводить в палату. — Как продвигаются дела? Юнги, на удивление, не сразу замечает высокого мужчину в углу своего кабинета. — На территории больницы курить запрещено. — Повтори это ещё раз, — Сокджин медленно затягивается дорогой сигаретой, выпуская дым через нос. Юнги сглатывает, не в силах оторваться от красивых рук, лица, губ… Особенно губ. — Мне нравится, когда кто-то старается мне что-то запрещать. Так и? — Он все ещё держится той истории. Джин быстро тушит сигарету и в два шага нависает над врачом, выдыхая остатки дыма ему в лицо. — Я вижу это в твоём взгляде. Ты сомневаешься. Спроси прямо. Юнги снова шумно сглатывает, стараясь не опустить взгляд ниже глаз напротив. — Его история… Он ведь не больной, да? — Ты тут из нас двоих врач. — Обвинения в его сторону — чушь. Это неправда. Он не совершал ничего из этого. — Верно, — в уголках губ затаилась улыбка. — Именно поэтому я обратился к такому хорошему психологу и плачу ему крупные суммы, чтобы он убедил своего пациента в обратном, и помалкивал. — Я скоро буду подтираться твоими бумажками. Не представляю, куда их тратить. Даже мои внуки уже будут обеспечены. — Психологи в наше время не умеют развлекаться? А я считал вас самыми отбитыми. Сокджин улыбается, наклонившись совсем близко к Юнги, который упирается копчиком в стол. Мин всё же опускает глаза. Чёртовы губы. Мгновенный порыв. — Блять. Тут же закрывает рот рукой, слегка толкая Кима в плечо, отворачивается, не в силах посмотреть в глаза. Джин даже не моргнул, а улыбка стала ещё шире. Он медленно отстраняется и покидает кабинет, оставляя психолога подумать над своей ориентацией наедине и ещё раз о внуках.