***
Сложно поверить, но проходит больше двух недель с тех пор, как меня доставляют в семью О’Брайенов по программе реабилитации. Не скажу, что время летит быстро, и я не успеваю осознавать, как уже начинается новый день. Нет. Я лишь пытаюсь не акцентировать внимание на происходящем вокруг. И моя физическая вялость помогает мне нездорово оценивать реальность. Не замечаю, как время протекает, словно мимо меня. Я будто существую где-то вне, поэтому не успеваю проследить за ходом времени. И мне это нравится. То, что волнует других людей, мне приносит наслаждение. Я словно сама по себе. Не в этом мире. Я не зависима от общей реальности, и это потрясающее ощущение. Быть наедине с собой. Постоянно. Не специально и не в принудительном порядке начинаю немного привыкать к этому дому. И к его жителям. Это то, чего ожидает Роббин, но почему-то мне казалось, что придется бесконечно лгать о своей удачной адаптации, ведь на самом деле мне с трудом удается привыкать к новым местам. К любым местам. Но нет, оказывается я вполне способна мириться с новой окружающей обстановкой. Конечно, есть свои нюансы, есть то, что по-прежнему воспринимаю с настороженностью, но в целом… В целом я свыкаюсь. Надо помнить о плюсах. Значит, мне будет проще проявлять спокойствие и дружелюбие, значит, меня не решат вернуть обратно. Значит… Значит, всё будет идти так, как требуется, в первую очередь, мне. Остальное мне безразлично. На улице осеннее солнце. Небо голубое, безоблачное. Окна в доме распахнуты. Погоду обещают приятную, поэтому Роббин решает проветрить комнаты. Из-за приближенного расположения к океану, ветер в этой местности постоянно сильный, и сейчас он гоняет из помещения в помещение, шумя в ушах. Я выхожу из ванной, вытирая полотенцем волосы, которые теперь липнут к шее, скидывая капли на ткань зеленой клетчатой рубашки. Слышу, как Роббин привычно ругает сына за то, что тот до сих пор не встал, а тот привычно в ответ ворчит, судя по звуку, сильнее кутаясь в одеяло, и женщина принимается хлопать его ладонью по спине, на что парень бросает непонятное на французском. Очередное утро. Очередная, теперь уже, привычная суета со стороны Роббин. Захожу к себе в комнату, встряхнув полотенце, и аккуратно вешаю его на батарею, чтобы оно высохло. Волосы не расчесываю, оставляю спутанными и влажными. Никогда не обращала на них внимание. Обычно убираю их в пучок, чтобы не мешались. К этому меня приучили в приюте. Ты либо собираешь волосы, либо тебя обреют налысо. Или особо приветливые воспитанники обязательно подожгут твои локоны. Хотя косичка не спасала от приклеивания жвачек. Никогда. Слышу, как Роббин выходит из комнаты, оповещая: — Я опаздываю на работу, так что сегодня самообслуживание. И Дилан, кажется, еле плетется за ней, сонно бурча: — То есть, завтрак на мне? — потому что его мать, несмотря на мои просьбы самой готовить себе еду (чем бы я не занималась), всё равно продолжает обязывать этим сына, который поворчит, но сделает. Я замечаю за ним эту «особенность»: парень может обругать тебя, высказать всё, что думает, послать пару раз, а в итоге: «Мам, я сделал». Это даже мило. Если Роббин по какой-то причине отсутствует и не может поесть с нами, в этой семье всё равно работает правило «совместного приема пищи». С момента моего прибытия сюда, не было ни одного раза, чтобы я садилась за стол в одиночестве. Это мне напоминает расписание приюта с установленным режимом питания, когда все воспитанники направляются в столовую кушать. Покидаю комнату, пальцами встряхивая локоны, чтобы они сильнее не путались между собой, и в силу своих возможностей быстро шагаю к лестнице, чтобы спуститься вниз и проводить Роббин. Тоже одна из привычек этой семьи. Дилан, возможно, и ворчит от раннего подъема, но сам же встает, дабы проводить мать, после чего возвращается в кровать. Роббин переобувается в удобные бежевые балетки, волосы собирает в хвост, чтобы не мешались во время работы, и хватает сумку, принявшись проверять наличие необходимых вещей внутри. Под нос она перечисляет их названия, дабы точно ничего не забыть. Спускаюсь вниз, подходя ближе к пространству прихожей, и складываю руки на груди, скованно переминаясь с ноги на ногу. Наблюдаю за активным сбором женщины, удивляясь тому, как она хранит столько всего в своей голове. У неё хорошая память. Дилан виском упирается в стену, веки прикрыты, а ладонь одной руки поглаживает татуированное плечо другой. Он постоянно это делает. Неужели наколки приносят такой дискомфорт? — Так, — Роббин выпрямляется, указав на меня пальцем, и я с ожиданием поднимаю голову, пока женщина вспоминает, что хочет мне сообщить: — С учителем связалась. Милая женщина, — берет ключи с комода. — Моя давняя знакомая. Я представлю вас завтра, — не уверена, что это хорошая идея… Но приходится смириться. Роббин действует из лучших побуждений, так как не подозревает о моих личных планах, касающихся моего будущего. Жаль. Она ведь так старается. Указывает на сына, который приоткрывает один глаз: — Хорошего дня в школе. — Ага, — бубнит в ответ, отталкиваясь плечом от стены, и принимается потирать веки пальцами, зевая. — Всё, ушла, — женщина улыбается мне, махнув ладонью, на что киваю. Роббин шагает к двери, открывая её, и просит Дилана закрыть. Парень лениво шаркает к порогу, прошептав сонно: — Au revoir (франц. До свидания), — и закрывает дверь, пару раз повернув замок, после чего поворачивается ко мне, бредя к кухне со вздохом: — Не пойду сегодня. Проходит мимо, а я начинаю активно моргать, резко оглядываясь: — Что? — до сих пор не понимаю, почему члены этой семьи ставят меня в известность о своих действиях, может, у них так принято — предупреждать друг друга. Опускаю руки, мелкими шажками последовав за парнем, как утенок за уткой. Серьезно, довольно часто ощущаю себя ребенком, который только и может, что таскаться за взрослыми. Или дело в том, что я и правда воспринимаю себя, как маленькую девочку, а людей вокруг — зрелыми и старшими. — Хочу спать и есть, — Дилан зевает, тормоша пальцами волосы. — И спать, — повторяет, ладонью проникнув под ткань своей мятой белой футболки, чуть задрав её, чтобы потереть ладонью участок кожи на груди. У него и там что-то набито? — Нехорошо так, — замечаю, хотя, не мне заикаться о вранье. Я постоянно прибегаю к его использованию. Дилан открывает холодильник, вынимая пару яблок, мандаринов и персиков, а мне кивает на банан, который беру, продолжая следовать за ним: — Может, мне грустно, — он всегда такой хмурый после сна, что фиг поймешь, с какими эмоциями разговаривает. — Как это у подростков… — выкладывает фрукты на тумбу, начав щелкать пальцем у виска, пытаясь вспомнить. — Мейнстримно сейчас… — набирает в легкие воздуха. — А, — берет доску и нож, которым указывает на меня. — У меня депрессия, — нетрудно заметить, какое облегчение он испытывает, когда вспоминает необходимое, он явно из числа тех, кто любит точно выражать свои мысли. — Раздражают меня подобные заявления, — вдруг продолжает рассуждать, кивая на раковину. — Помой, — я не перебиваю его, потому что отчасти мне нравится, когда рядом люди, которые могут избавить меня от давления неловкого молчания. Подхожу к раковине, включив воду, и принимаюсь мыть фрукты, которые отдаю парню, чтобы тот нарезал, а он продолжает с хмурым видом: — Сначала углубитесь в познание этой болезни, сходите к специалисту, потом причитайте и занимайтесь самобичеванием, — нарезает жесткими движениями. — Заметил за собой парочку симптомов — и всё. Я болен. Приписывает себе и ходит гордый. Смотрите, какой я особенный, — я стреляю на него взглядом, с интересом наклоняя голову. — А люди, что реально больны недугом, страдают, — Дилан сам выключает воду, потому что, как оказалось, я способна открыть кран, но повернуть ручки обратно — нет. Не выходит. — Ты знала, что нужно быть генетически расположенным к депрессии? — то ли ему самому не охота находиться со мной в тишине, то ли его правда настолько раздражает эта тема, что он с таким энтузиазмом рассказывает. — Я считаю, что нельзя диагностировать депрессию подростку, особенно в период от 10 до 20 лет, потому что происходит гормональное и эмоциональное созревание, — продолжает резать, после выкладывая в небольшие прозрачные блюдца, в которых обычно Роббин разводит хлопья с молоком. — Дети ведут себя странно, унывают и чувствуют себя подавлено, — если честно, я… Слушаю. Правда, слушаю и старательно концентрируюсь на том, что он говорит. Зная особенность моего мышления, боюсь, могу уйти в себя на пару минут и потерять связь с его речью. Поэтому я психологически напрягаюсь, не отводя от парня внимания. — Конечно, возможно развитие дистимии или первых признаков, которые в дальнейшем перетекут в депрессию, но не более, — Дилан берет блюдца, направившись к столу, на поверхность которого их ставит. — Настоящая депрессия проявляется из-за ряда факторов и особенностей, она постепенно развивается, а для её появления должны быть веские причины, — я медленно подхожу к стулу, отодвигая его, и сажусь, а Дилан возвращается к холодильнику, взяв с полки виноградный сок. Роббин обычно наливает апельсиновый, но если мы одни, то парень хватает именно этот. Думаю, он больше предпочитает виноград. — О, а еще при физическом повреждении головы, — Дилан вдруг вспоминает, разливая сок в кружки. — В общем, нельзя строго анализировать свое психологическое здоровье, когда тебе нет 25. И… — вдруг замолкает, взглядом врезавшись в поверхность стола, а я облизываю губы, сжав пальцами ткань рубашки, и не могу сдержать проявление легкой улыбки на лице, когда парень осознает, как долго вещает без остановки. Поглядывает на меня, откашлявшись. Неужели… Смущен своим поведением? — Вот такие дела, — уже с меньшим напором произносит, вернув упаковку сока в холодильник, после чего садится напротив, вновь хрипло откашливаясь. Мне нравятся завтраки Дилана, обычно он не заморачивавается, нарезая овощи или фрукты. Или делает тосты, но тосты мы ели вчера. Принимается кушать, а я медлю, не в силах сдержать: — Ты явно интересовался этим, — понимаю, поэтому задаю вытекающий вопрос. — Почему? Опять просто «не-фиг-делать»? О’Брайен не долго размышляет над ответом: — У моей матери была послеродовая депрессия, — неудивительно, ей было всего шестнадцать. — Очень долго, — он откусывает ломтик яблока. — Я не понимал её, — хмурится, со вздохом упоминая тот период своей жизни. — Если я чего-то не понимаю, я стремлюсь разобраться в этом, — задумчиво смотрит в сторону, будто только сейчас анализируя свое поведение. — Не люблю осознавать, что есть то, что мне непонятно, — оно видно. — Меня прям бесит это. Беру обеими ладонями кружку с соком, слегка сощурено разглядывая парня: — Какой ты странный… — отпиваю, а Дилан усмехается, качнув головой, но ничего в ответ не говорит. А я думала, он обязательно заикнется о том, что в этом помещении лишь один человек по-настоящему странный. Я. Смотрю на свою тарелку, замечая, как парень поглядывает на неё, ожидая, когда начну кушать, поэтому пытаюсь придумать, о чем поговорить, чтобы отвлечь его, и, ура, я подстраиваюсь под тематику беседы, находя, что сказать: — В приюте была одна воспитательница, — улыбаюсь. — Я покажу тебе, как не слушаться взрослых! Сильный удар ремнем по спине. Дилан медленнее пережевывает, устремив свое внимание на меня. Странно осознавать, что тебя кто-то собирается слушать. Меня это сковывает, потому что… Не помню, чтобы кто-то давал мне говорить. — Она сильно била нас, — продолжаю, окунаясь в воспоминания из детства. — Брала всё, что под руки попадается, и била, постоянно, — не замечаю, как невольно беру один ломтик яблока, ломая его пальцами на два кусочка. — А ночами плакала, — не могу долгое время сохранять зрительный контакт с Диланом, потому что он во время разговора смотрит в упор, а меня это смущает. — М! — сдержанная попытка закричать через стиснутые зубы. — Чё ты мычишь, дрянь?! — сильные пальцы, сжимающие затылок, дабы удержать ребенка на месте, и повторный размах кожаным ремнем. Удар по спине. — Всегда, — взглядом ускользаю в сторону, слегка хмуря брови. — Потом ей пришлось уволиться, — настолько ухожу в себя, что не прослеживаю за тем, как кладу ломтик яблока в рот, начав медленно пережевывать, не отвлекаясь даже на легкую кислинку. — Священник сказал, её одолел демон грусти. Думаю, у неё была депрессия, но агрессивная, — смотрю на парня, который резко поднимает взгляд, кажется, до этого наблюдая за движением моих рук. — Потому что она чувствовала успокоение после того, как колотила нас, — проглатываю, потянув еще один кусочек к губам, но замираю, обратив на него обеспокоенный взгляд. Я только что… — Что ж, а новая воспитательница была более благосклонной? — Дилан будто нарочно препятствует образовавшемуся волнению, не позволяя мыслям о происходящем развиться и заставить меня опомниться, дабы отложить еду. И я не понимаю, как это работает. Повторюсь. У меня особое мышление. Поднимаю глаза на парня, заморгав с легкой растерянностью, ведь мысли немного путаются, вызывая внутреннюю дезориентацию: — Миссис Норгер? — улыбаюсь, активно закивав. — О, да, она мне нравилась. Она только плевала мне в еду, — опускаю взгляд в блюдце, а Дилан поднимает свой на меня, отложив ломтик персика, пока я неосознанно кладу яблоко в рот, начав медленно пережевывать, сильнее углубляясь в прошлое. — У вас там хоть один представитель адекватности был? — Дилан локтем отодвигает блюдце, по какой-то причине не притрагивается к фруктам, взяв в руки кружку. Я вновь смотрю на него, задумавшись: — Ну… Да, — киваю, вновь растянув губы. — Мистер Морт. Охранник. Он часто угощал нас конфетами, — парень ответно улыбается, закивав подобно мне, будто пародируя меня, тем самым настраиваясь на мою немного «ненормальную» волну поведения. Беру еще один ломтик яблока, продолжая рассказывать: — А по ночам он забирал к себе одну из нас, чтобы показать мультики, — еле заметно и медленно уголки губ Дилана начинают опускаться, а его взгляд странным образом мечется из стороны в сторону, пока вновь не останавливается на моем лице. — Нам не позволяли смотреть телевизор, а мистер Морт устраивал целый сеанс, правда, мог отвести к себе только одного ребенка, — произношу это задумчиво, даже хмуро, ведь не понимаю, почему нам нельзя было приходить группой. Дилан как-то странно смотрит на меня, подняв брови: — И ты ходила, — вдруг откашливается, потянув кружку к губам. — Смотреть фильм? — Да, — киваю, не понимая, чего он так пристально пялится на меня. — Правда, я не так себе представляла, — признаюсь, слегка замявшись от вновь нахлынувших воспоминаний. — Я никогда не смотрела телевизор, и мне казалось, что… — вдруг замолкаю, взглядом врезавшись в стол, когда вновь прокручиваю события из прошлого. Не скажу, что умею контролировать это, но врачи говорят, что это похоже на припадок. Эпилепсия выражается разными способами, и бывает, что люди просто замирают. Их мозговая активность замедляется или вовсе останавливается. Подобное происходит и со мной, поэтому я не замечаю, как на мгновение отключаюсь, широко распахнутыми глазами уставившись куда-то вниз. — Тея? — Дилан с хмурым видом подается вперед, несильно пихнув меня ногой под столом, и я резко выпрямляю голову, вернув себе способность функционировать. И продолжаю говорить, будто ничего не произошло: — Ничего, просто, — нервно кладу ломтики фруктов в рот, набивая его, и активно пережевываю, молча, а Дилан ожидает, пока проглочу. — Это было странно, — заканчиваю свою мысль, пальцами коснувшись шеи, ведь после глотка внутри начинает жечь. — Я больше не хочу смотреть телевизор, — моргаю, потянувшись рукой к кружке, морщась от боли. — Мне не понравилось, — немного дергано качаю головой, наигранно усмехнувшись, и хочу отпить сока, как и парень, который подносит кружку к губам, так же хмуро моргая и смотря в сторону, но я резко вспоминаю о еще одном человеке, который работал в приюте: — А, ещё был доктор, — улыбаюсь, заерзав на стуле, как ребенок, что, кажется, заставляет Дилана искоса оглядеть меня, усмехнувшись. Парень делает глотки, но слушает, пока радостно рассказываю: — Я сама попадала только к медсестре, но я слышала, как старшие ребята говорили, что он дает «пососать свой леденец», — Дилан давится соком, отставив кружку, и тыльной стороной ладони прикрывает губы, аж покраснев, а я не придаю этому значения, продолжив. — Нам всем хотелось попасть к нему на прием, я никогда не ела леденцы, но, к сожалению, доктор принимал только взрослых детей, — всё-таки отвлекаюсь от своих воспоминаний, обратив внимание на парня, который продолжительно кашляет, морщась и сжимая веки, никак не может отдышаться. — Ты чего? — удивленно хлопаю ресницами, тонкими пальцами сжимаю край стола, слегка наклонившись к Дилану, который качает головой, пытаясь выдавить улыбку: — Ничего, — хрипит, явно разодрав глотку кашлем, и хватается за кружку, начав крупными глотками опустошать. Беру кружку, с интересом слежу за парнем, который морщится, громко опустив свою на стол, и набирает больше воздуха в легкие, дернув головой: — Мило, — выдавливает, натянуто улыбнувшись мне. — Очень мило. Чувствую, как меня одолевает дискомфорт, ведь я никогда не рассказывала кому-то о своей жизни в приюте, и при виде такой реакции со стороны парня, опять замыкаюсь в себе, желая вернуть между нами физическое расстояние. Я что-то не так сказала? Или… Что-то не то? Испытываю по отношению к себе раздражение, отчего зло пялюсь в сторону, отпивая сок. Люди правы. Мне лучше не пытаться открывать рот.***
Продолжительный звонок в дверь наконец привлекает внимание — и Дилан быстро спускается по лестнице, подскакивая к порогу. Не смотрит в глазок, сразу же открывая дверь, чтобы лицезреть на крыльце единственного своего знакомого, которому он доверился показать, где живет. Несмотря на свою нездоровую общительность, парень не распространяет личную информацию. По многим причинам. — Привет, — улыбается Дэну, сунув ладони в карманы черных спортивных джоггеров. Дэн ответно растягивает губы, кивнув головой: — Тренер тебя уничтожит, — и с задором моргает, оттянув ремень рюкзака на плече. Дилан якобы обреченно вздыхает, сделав шаг назад, чтобы пропустить друга в дом: — Пусть встает в очередь, — Дэн проходит внутрь, оборачиваясь, и ждет, пока О’Брайен справится с замком. — Моя мать первая занимала, — вновь прячет ладони, предварительно оттянув мятую белую футболку, и кивает в сторону кухни, направившись к её порогу. Стремится за ним: — Почему тебя не было? — проходят в светлое помещение, где приятно пахнет свежим кофе. — Проспал? — Нет, просто не хотел идти, — Дилан берет две кружки, чтобы налить крепкий напиток. — А, ну ясно, — Дэн смирился с этой чертой друга, она его даже забавляет, и они оба улыбаются. Дэниель снимает с плеч рюкзак, поставив на край стола, чтобы приняться рассказывать о важном, почему он пришел, но отвлекается на тихое шарканье со стороны коридора, за которым следует не менее громкое: — А где у вас… — Тея сворачивает на кухню, удерживая края ткани своей рубашки, и замолкает, остановившись у двери, когда взглядом врезается в незнакомца, настороженно отступив назад к порогу. Дэн старательно концентрирует свое внимание на лице девушки, не смея нагло окидывать её взглядом, и вовсе оборачивается на Дилана, вопросительно подняв брови. О’Брайен наливает кофе в кружки, непринужденно поясняя: — Это Тея, — отводит взгляд, когда девушка обеспокоенно моргает, с явным недоверием относясь к присутствию чужака. — Моя троюродная сестра из Штатов, — поворачивается спиной к остальным, чтобы поставить кофейник на место, а девушка с парнем выражают похожие эмоции, обрабатывая сказанное Диланом. Тея удивленно моргает, по-прежнему нервничая, а Дэн растерянно обращается к другу: — Не знал, что у тебя есть сестра, — вновь оглядывается на девушку. — Привет, я — Дэн, — культурно улыбается, а Тея с той же осторожностью щурится, шепча: — Дэн, как… — Дэниель, — парень не в восторге от своего полного имени, поэтому кривится, когда произносит его, но Тея с охотой и легким восторгом подмечает: — Вау, у тебя крутое имя, — смотрит на Дилана, указав пальцем на нового знакомого. — У него есть полная форма. О’Брайен натянуто улыбается, понимая, что сейчас посыплются вопросы. Тея даже не старается казаться нормальной. Дэн уже с подозрением щурится, медленно подступая к другу, пока девушка начинает выдвигать ящики кухонных тумб. — Вы правда родственники? — Дэн встает ближе к другу, шепотом интересуясь. — Она слишком безобидная для семейства О’Брайенов, — улыбается, пока Дилан мешает сахар в кофе. — И странная. — Знаю, — О’Брайен так же тихо отвечает, стреляя взглядом в сторону девушки, которая не прекращает рыться в ящиках, причем, забывая их задвигать обратно. — Сколько ей лет? — Дэн берет кружку, отпивая кофе. — Тринадцать, — Дилан, конечно, прикалывается, но понимает, насколько доверчив Дэниель, поэтому никак не исправляется, когда его друг кивает, принимая информацию за правдивую: — Очень худая. — Ага, — О’Брайен выпрямляется, поставив свою кружку на стол, и с раздражением наблюдает за тем, как Тея творит хаос. Дэн успевает раскрыть свой рюкзак и произнести имя друга, прежде чем тот ворчливо перебьет, обратившись к девчонке: — Что ты ищешь? Тея так же нервно оглядывается, с опаской посматривая на Дэна, и тихим голосом отвечает, вновь оттянув край рубашки: — Я случайно оторвала пуговицу, — произносит это с таким потерянным выражением лица, что, с непривычки, Дэниель чуть было не пропускает смешок, но что-то помогает ему вовремя сдержать эмоции, сохранив ровность, а Дилан в свою очередь продолжает с ворчанием общаться с девушкой: — А ты умеешь управлять ниткой и иголкой? — Ну… Да, — Тея лжет, и это очевидно. Никто не учил её. — Сначала с краном справься, — Дилан сам не понимает, почему так раздражен, но и не стремится анализировать свое поведение, когда шагает к ящикам. — Шитье — это новый уровень, — пропускает смешок, неодобрительный правда, но уже что-то. — Садись, — кивает в сторону стола. Тея выглядит еще более потерянно, но слушается, мелкими шагами приближаясь к своему стулу, с тем же недоверием поглядывая на Дэна, который решает вовсе отойти к тумбам, чтобы не пугать девчонку. Да, он хорошо оценивает её внешний вид и решает держаться подальше. Дилан задвигает все ящики, без труда находит небольшую коробочку, в которой Роббин держит всё для шитья, и вынимает черный моток ниток с иголкой, оглянувшись на девчонку: — Не на стул, а на стол, — повышает тон голоса, проявляя еще больше раздражения, что вызывает у девушки приступ паники, ведь она не понимает, что от неё требуют. — Мне же неудобно будет, — парень шагает к столу, остановившись, и исподлобья наблюдает за тем, как девушка медленно, неуклюже взбирается на небольшую высоту, напряженно окидывая взглядом стоящего за её спиной Дэна, который удивлен не меньше: — Ого, а ты ещё и шить умеешь? — следит за передвижением друга, который встает напротив Теи, чем заставляет ту открыто нахмуриться, начав ерзать, чтобы отползти чуть дальше от края. Свисающие ноги поджимает, сутулясь, пальцами сдавливает ткань рубашки, пока Дилан продевает нитку в иголку, присев на стул, больно безысходно выдохнув: — Как ни странно, моя мать не умеет шить, — дергает ткань рубашки, чтобы Тея прекратила панически сжимать её. — И я был вынужден научиться, — рассматривает место, где должна быть пуговица: — Где она? — поднимает недовольный взгляд на Тею, которая вздрагивает, начав нервно рыться в карманах джинсов. Находит пуговицу, протянув парню. Дэн довольно улыбается, покачиваясь с пяток на носки: — Мило, — опирается руками на край стола, и Дилан стреляет в него суровым взглядом: — Зубы выбью, чтобы не видеть эту рожу, — принимается пришивать пуговицу, а Тея направляет всё свое внимание в сторону окна, чтобы наблюдать за природой. Это поможет ей не думать о происходящем. — Я принес тебе три теста по трем предметам, которые ты должен сдать завтра, — Дэн вдруг вспоминает, и вновь берет в руки рюкзак. — Ещё твои уже написанные контрольные, — роется в нем. — Физичка хочет, чтобы ты зашел к ней после уроков. — Ты сказал ей, что я не собираюсь быть физиком? — Дилан хмуро работает, еле протыкая такую жесткую ткань иголкой. Тея бы точно не справилась с данной задачей. Сил тупо не хватило бы. — Да, но она настаивает, — Дэн отпивает кофе. — В жопу эту стерву, — грубо. О’Брайену уже надоело объяснять учителям, что плевал он на их мнение, касающееся его дальнейшего обучения. — И историк просил тебя зайти. — Серьезно? — смотрит на друга, сощурившись. — Что за ебанутые? — Да, ты нарасхват, — Дэн вздыхает. — Учителя за тебя грызутся. Хотя ты сам выберешь, куда поступишь. — Это да… — Дилан заканчивает, а Дэниель еле воздерживается, чтобы не сфотографировать происходящее: Тея правда ведет себя, как ребенок, пока сидит на краю, болтая ногами. Выглядит очень забавно. Особенно то, с каким сердитым выражением лица работает О’Брайен. Он встает со стула, наматывая остаток нитки, а девушка пробует застегнуть пуговицу, но не справляется, так как парень пришивает её слишком плотно к жесткой ткани, и Тея бубнит под нос: — Не могу, — поднимает глаза на парня, выглядя куда растерянней, чем до этого. — Туго. Так, теперь Дэн точно убежден: с головой этой девчонки не всё в порядке. Он пока не способен чем-то объективным подкрепить свое мнение, но… Со стороны её поведение, то, как она реагирует, какие эмоции выказывает, как двигается, как смотрит, как разговаривает — всё это… Мягко говоря, необычно. В своих мыслях Дэниель пытается быть менее грубым. — Ты херова слабачка, — а вот Дилан ни в мыслях, ни наяву не стремится к мягкости в выражениях. — Нормально же, — без труда застегивает пуговицу, а Тея неожиданно начинает ворчать в ответ, будто копируя его эмоции: — Да нет, туго, — жалуется, пытаясь расстегнуть, параллельно отнять у парня иголку, чтобы попробовать сделать самой, но тот рывком отрывает пришитую пуговицу, заставив девушку молча устремить на него широко распахнутые глаза: — Ты чё капризничаешь? — фыркает, строгим тоном обратившись к девчонке, не опускаясь на стул, и вновь принимается пришивать. Тея что-то ворчит под нос, вздохнув полной грудью, и отводит взгляд в сторону, начав нервно стучать стопой по ножке стола. А Дэн чувствует себя неловко. Но, наконец, верит, что эти двое — родственники. Что-то общее между ними определенно имеется. — Короче говоря, мне стоит опасаться встреч с тренером? — Дилан обращается к другу, который отмирает, закивав: — Я бы покинул город. — Это я могу, — О’Брайен наконец усмехается, порой его настроение до жути переменчиво, и сам Дэн опасается некой неопределенности. — Ладно. Побесится и перестанет, — заканчивает во второй раз, не намереваясь больше исправлять. Отходит от Теи, которая пробует застегнуть пуговицу — и ей удается, поэтому она поворачивает голову, желая поблагодарить, но сжимает губы, ведь оба парня уже спешно покидают помещение, двигаясь к лестнице. — Погнали в футбол, — Дилану охота позаниматься чем-то активным. Он ощущает, как его внутреннее состояние меняется, поэтому требуется чем-то себя занять. Чем-то, физически выматывающим. — Может, лучше домашку сделаем? — Дэн улыбается, поднимаясь за другом на второй этаж, и Дилан закатывает глаза, обреченно вздохнув: — И почему я общаюсь с тобой? Идут по второму этажу к комнате О’Брайена. Дэниель рушит секундное молчание, решая озадаченно оповестить: — Она хоть и странная, но вроде милая. — Эй, — Дилан резко останавливается, кружкой кофе ткнув друга в плечо, отчего тот настороженно притормаживает, сглотнув. — Ты вообще-то о моей сестре говоришь, — парень сердито хмурится, оказывая моральное давление на Дэна, который растерянно моргает, запинаясь: — Н-но я… И Дилан не сдерживает смешок, не в силах переносить столь обеспокоенное лицо друга, и довольно улыбается: — Всегда хотелось сказать что-то в этом духе, — подносит кружку кофе к губам, нагло усмехаясь с прищуренным взглядом. — Так пафосно, — и хлопает застывшего в недоумении друга по плечу, дабы тот пришел в себя, после чего продолжает шагать к комнате. Дэн приоткрывает рот, с возмущением поспешив за ним: — Ты придурок, ты в курсе? Девушка продолжает сидеть на краю стола. Просто потому, что ей внезапно нравится это положение. Так гораздо удобнее наблюдать за реальным миром через приоткрытое окно. И безопасно. Тея не из тех, кто спешит вырваться из своего замка. Она предпочитает наблюдать из укрытия. Может, она не осознает и не принимает наличие интереса к тому, что происходит по ту сторону её крепости, но порой ей охота выглянуть и понять, как оно — вон там, вне границ её сознания. Пальцами осторожно расстегивает и застегивает виновницу возникшей неловкой ситуации. Какой раз она задумывается над тем, как тяжело составить внутри себя мнение об определенных людях. Образ О’Брайена никак не может сформироваться. У Теи до сих пор нет определенного и четкого мнения о нем. Роббин права. Дилан очень неоднозначный человек.***
Никогда не обращала внимания на игру света под кронами лиственных деревьев. Почему? Не могу объяснить. Возможно потому, что в том городе, где я жила, преобладала постоянная пасмурность и облачность. Мы не часто могли греться под лучами солнца, а уж тем более наблюдать его продолжительное время, до колкой боли в глазах. Я медленно брожу от одного заросшего виноградом дерева до другого, еле удерживаясь на ногах, ведь вскинутая голова приводит к потере в пространстве из-за усиливающейся слабости. Этот двор, словно отдельный мир. И мне так нравится ощущать себя частью некой временной гармонии и тишины. Щурюсь, с дискомфортом для глаз продолжая рассматривать листья высоко над головой, сквозь ветви проникает солнечный свет. Голубое небо. Всё вокруг такое яркое. Я и не подозревала, что мир может быть таким. Пальцами касаюсь обросшего мхом ствола дерева, медленно переступая его корни, уходящие в высокую, давно не стриженную зеленую траву. Продолжаю с легкой улыбкой смотреть вверх, прислушиваясь к тому, как воет ветер, тормоша листья и локоны моих растрепанных волос. Внезапно о кожу щеки разбивается капля. Возможно те листья, что находятся в тени, до сих пор не скинули с себя последствия дождя. Шире улыбаюсь, вдохнув смешанные ароматы океана и хвои. — Тея? — вздрагиваю, услышав свое имя, и непроизвольно отхожу за дерево. Оглядываюсь на террасу дома, из которого выходит О’Брайен, перебрасывая связку ключей из одной ладони в другую. Он переоделся в джинсы и черную футболку. Куда-то собирается? С хмурым видом окидывает задний двор, спустившись на траву, и уверенным шагом направляется к сараю. Не спешу окликнуть его. Выхожу из-за дерева, когда он подходит к двери строения, надавив на неё ладонью, но та не поддается, поэтому парень с большей хмурой озадаченностью дергает ручку, будто поражаясь тому, что я, имея ключ, который он сам же мне вручил, смею запирать это помещение. — Да? — всё-таки шепчу, привлекая внимание Дилана, который оборачивается, вопросительно подняв брови: — Чего не отзываешься? — и вновь его настроение резко меняется. Буквально утром у его было иное расположение духа. Переминаюсь с ноги на ногу, сложив руки на груди, и опускаю взгляд, когда парень направляется в мою сторону, устало вздохнув: — Погнали, — проявляю растерянность, взглянув на него. — Заберем мою мать, — минует меня, поворачиваясь лицом, спиной продолжая двигаться к дому, и пытается натянуто усмехнуться. — Поедем травиться плохой едой, чтобы потом Роббин всю неделю ныла о том, на сколько килограмм поправилась. Жестоко. Скованно шагаю за Диланом, чувствуя, какой дискомфорт мне приносит мысль о необходимости покинуть стены дома. Мне не нравится выходить наружу. К людям. — А мне обязательно ехать? — на свой страх и риск интересуюсь, проходя в дом первой, так как О’Брайен по обычаю открывает дверь, пропустив меня вперед. — Ты уже недели две не выходишь, — парень идет вперед, а я медлю, совершая неуверенные шаги. — Моей маме это не нравится, — подходит к комоду прихожей, указав ключами на второй этаж: — У тебя есть минута, чтобы переодеться. Моргаю, с искренним непониманием покрутив головой: — Переодеться? — крепче сжимаю пальцами свои плечи. — Зачем? Дилан смотрит на меня искоса, окидывает вниманием, долгие секунды остается молчаливым, пока я смотрю в ответ, и парень вздыхает, закивав головой: — А, ты уже готова, — натянуто улыбается, подходя к двери, которую открывает, жестом приглашая меня покинуть помещение. — Извиняюсь, я не заметил, — будто с издевкой произносит, но я не оцениваю её, пожав плечами: — Ничего, — шепчу, без желания переступая порог крепости, оказываясь на территории внешнего мира, что вызывает большую скованность и зажатость. Физически меня порабощает. Я будто становлюсь меньше. Гораздо меньше, чем есть на самом деле. Всё дело в давлении, с которым я воспринимаю окружение, когда мнусь, не решаясь спускаться с крыльца до тех пор, пока этого не сделает О’Брайен. Люди. Они бросаются в глаза. По сторонам. Старательно не смотрю, сохранив взгляд опущенным, но чувствую, как мимо проходящие с интересом стреляют в мою сторону. — Чего стоишь? — Дилан хмурым вниманием окидывает меня со спины. Затем спускается, и я спешно следую за ним, терпя боль в стопах и коленях. Чувствую, как кости хрустят, думаю, им не хватает кальция, но меня это не заботит. Сильнее сжимаю руками плечи. Головы не поднимаю, в поле зрения попадает только ноги парня, чтобы я могла ориентироваться, в каком направлении мне идти. С Диланом здороваются. Голоса звучат так близко. О’Брайен снимает блок с дверей, открывая мне ту, что рядом с водительским сидением, но я намеренно двигаюсь к задней, открывая её и забираясь внутрь. Всё делаю в спешке. Не обращаю внимания на то, как парень поднимает глаза в небо, с явным раздражением захлопывает дверцу обратно и обходит автомобиль, садясь за руль. Вжимаюсь спиной в сидение. Руки продолжаю держать сложенными на груди. Машина трогается с места. Молчание. Шум мотора. Дилан опускает стекла окон, чтобы внутрь забивался теплый ветер. Я морщусь, немного отодвигаясь в сторону от дверцы, чтобы не захлебнуться ворвавшимся в салон воздухом. Дилан водит резко. Пристегиваюсь, ерзаю на месте. Смотрю в окно, на улицу, окутанную ярким солнечным светом. Люди. Так много для столь небольшого городка. В уши забивается гул машин, шум ветра и океана, голоса людей и крик чаек. Жизнь кипит. Вздыхаю. Сутулюсь, медленно направляя тонкую руку к окну, и опираюсь локтем на раму, ладонь протянув наружу. Худые пальцы разрезают поток ветра. Пытаюсь отрешиться от происходящего, чтобы вновь окунуться в свой мир. Ладно, когда я нахожусь в замкнутом пространстве, особенно в чем-то, что двигается с такой скоростью, я ещё могу внушить себе чувство безопасности. Глотаю воздух, решив обратиться к парню, который пару раз успевает оглянуться на меня: — Если тебе станет стыдно за меня, то скажи — я уберу руку. — Мне всё равно, — Дилан говорит громче, чтобы я могла услышать его сквозь гул ветра. Я пальцами перебираю воздух, без эмоций признаваясь: — Хорошо, потому что я не собиралась слушать тебя. Дилан усмехается, стрельнув в мою сторону взглядом, и я еле улыбаюсь уголком губ, но так же внезапно возвращаю себе естественное безэмоциональное выражение. *** Типичная для порта забегаловка, зал которой набит посетителями. Подают не самую полезную пищу, но она пользуется популярностью, поэтому это излюбленное место для молодежи, стремящейся быстро перекусить и пообщаться в расслабленной ретро-обстановке. Пол из белой и красной плитки, столики двух форм — круглые для двух посетителей и красные прямоугольные для большой компании. Мягкие красные диванчики. Завешенные красными жалюзями окна. Официантки в коротких алых шортиках и белых гольфах катают по большому залу на роликах. Необычно. Наверняка прием на работу здесь очень трепетный, ведь поражает, с какой легкостью девушки передвигаются между столиками, не теряя равновесие. Одна из официанток разливает в кружки зеленый чай, стрельнув взглядом на Дилана, сидящего рядом с Роббин напротив Теи. Парень слушает, о чем бодро рассказывает мать, и отвечает на зрительный контакт девушки с яркой красной помадой на губах, и она шире улыбается, а в сознании О’Брайена мельком проносится воспоминание. Точно. Он как-то спал с ней. Причем, раза два или три. — Этот старик очень забавный, — Роббин кладет в рот картошку-фри, с улыбкой рассказывая Тее о том, как прошел её день. — Он лапает всех медсестер. — Какой шальной, — Дилан беглым вниманием окидывает официантку, которая поворачивается спиной, двигаясь дальше по залу, но оглядывается, игриво оглядев парня в ответ. — Дай мне его адрес, — О’Брайен откашливается, взяв кружку прохладного чая, чтобы смочить горло. — Дилан, — Роббин ворчливо вздыхает. — Это смешно. Парень чуть наклоняется в сторону Теи, морщась: — Моя мать считает смешным то, что её лапает старпёр, — щурится. — А ты тут ещё что-то про мой юмор говоришь. Девушка не притрагивается к нарезанным овощам, которые ей принесли на тарелке с соусом, но с охотой опустошает ледяной молочный коктейль. Женщина никак не реагирует на комментарий сына, желая продолжить рассказывать, но перебивает группа подростков, на вид им не больше двадцати, но довольно резкий макияж трех девушек немного путает, сбивая с толку. — Привет, чувак, — один из парней протягивает Дилану ладонь, и тот сдержанно улыбается, без труда улавливая знакомые проявления на лице знакомого, имени которого не помнит. Этот тип под чем-то. Как и остальные двое ребят. Да и девушки странно улыбаются, о чем-то шепча парням, после чего они вместе изучают худую девушку, которая со странным интересом наблюдает за кусочками льда в прозрачной кружке с чаем Дилана. — Здравствуйте, мисс О’Брайен, и… — знакомый обращает взгляд на Тею, замешкав, и посматривает на своих друзей, ожидая подмоги с их стороны, но те продолжают искоса наблюдать за поведением девчонки, тихо посмеиваясь и о чем-то перешептываясь. Дилан вздыхает, перебив желание матери представить девушку: — Это моя троюродная сестра по линии тётушки Джанет, — берет из тарелки Теи ломтик моркови, откусив кончик. — Я тебе рассказывал о ней. Роббин закатывает глаза, но улыбается, качнув головой, а парень вдруг кивает, указывая на О’Брайена пальцем: — О, да, точняк, — обращается к Тее. — Привет, — но та явно не слышит его. Не обращает на него внимания, полностью поглощена тем, как кубики льда трескаются, стреляя капельками из кружки. — Ладно, — знакомый явно хочет что-то обсудить, но не в присутствии матери Дилана, поэтому приобнимает одну из девушек за талию, подняв ладонь. — Я напишу тебе, — да, напишет, но не факт, что Дилан отреагирует на его сообщение. Девушка, которую обнимает знакомый, поглядывает на О’Брайена, явно флиртует, покусывая кончик губы, а Дилан отводит взгляд, набирая больше воздуха в легкие: — Окей, — произносит на выдохе. — Увидимся, — и, наконец, группа двигается в сторону двери, покидая шумный зал. Тея, походу, даже не понимает, что к ним кто-то подходит и контактирует. Вот, как проявляется особенность её мышления. Ей просто нет дела. Она в себе. И наблюдает за льдом. — Люди нелепы, — Дилан дергает кружкой, заставляя холодный чай покачиваться. — Я ни черта ему не рассказывал. Он просто хочет мне угодить, — хочет отпить, но останавливает кружку возле губ, замечая, с каким интересом Тея изучает её. — Какая ты важная шишка, — Роббин довольно улыбается, отчасти гордясь, что её сыну куда проще удается адаптироваться в этом мире, чем когда-то приходилось ей. В юности женщина была замкнутой. — А ты думала? — Дилан усмехается, поставив кружку ближе к девчонке, а сам забирает её коктейль. — Твой сын — гроза района, — улыбается Роббин, которая приоткрывает рот, вроде растягивая губы, но при этом озадаченно наблюдая, как её сын отпивает напиток через трубочку. И переводит внимание на девушку, которая берет кружку в руки, продолжая находиться где-то там. Далеко. В себе. Она подносит чай ближе к лицу, прислушиваясь, и улавливает тресканье льда, слегка улыбнувшись. Роббин отдергивает себя, вернувшись в разговор с сыном: — Я подозревала, во что всё выльется ещё тогда, когда ты начал крушить куличики других детей в песочнице, — берет картошку, макнув в соус, и вздыхает, еще раз мельком взглянув на Тею, так как сомневается, слушала ли её девушка всё это время. — Кстати, всё равно в центре, — Роббин хочет воспользоваться моментом и подольше погулять с Теей в городе. — Почему бы нам не пойти в кино? — с улыбкой оглядывает ребят. Тея резко переводит на неё взгляд, растерянно заморгав: — Кино? Дилан, смотрящий всё это время в окно на отдаляющуюся компанию, одна из девушек которой продолжает настойчиво оглядываться на него, прекращает втягивать молочный коктейль, медленно опустив глаза. — Да, — Роббин кушает, с энтузиазмом объясняя. — Это такое место, где собирается много людей, чтобы посмотреть фильм. — Нет, я не люблю смотреть фильмы, — как-то напряженно, немного напугано девушка качает головой, спиной вжавшись в диван. О’Брайен вздыхает, повернув голову к столу. — Не любишь? — Роббин удивлена. — Мне часто в приюте показывали, — Тея не хочет говорить об этом. Опять. И непроизвольно она поглядывает на парня, помня о том, какую реакцию вызвала данная тема. Не стоит кому-то что-то рассказывать. — Индивидуально тебе? — Роббин не прекращает свои удивленные расспросы, параллельно стреляя вниманием на сына, но не встречая с его стороны ответного интереса. Дилан лишь ерзает на сидении, хрипло прокашлявшись, и вновь втягивает напиток в рот, уставившись в окно. — Индивидуально каждому, — девушка нервно стучит пальцами по кружке, отрицательно дергая головой. — А там столько людей… — Не хочу в кино, — Дилан бубнит. Роббин обращается к нему с не меньшим поражением: — Ты же обожаешь ходить в кино, — хмурится. — Ты постоянно ходишь со своим этим… Дэном, — парень покусывает кончик трубочки, вновь откашливаясь. По понятным причинам он испытывает неловкость, ведь под «смотреть фильм» Тея понимает немного иное… Точнее, совершенно иное. Оттого девушка так растерянно и озадаченно пялится в стол. — Кстати, — Роббин из хороших побуждений рассказывает девушке. — Дилан часто приводит к нам друзей, и они устраивают ночь фильмов, — улыбается, а парень резко переводит на неё взгляд, невольно сглотнув, ибо, черт возьми, сейчас мозг Теи взорвется к херам. — Может, как-нибудь и ты к ним присоединишься, — женщина спокойно продолжает кушать, не подозревая, какую реакцию вызывает сказанное. Дилан пялится на мать, медленно, слишком медленно переводит внимание на Тею, которая с приоткрытым от шока ртом смотрит на него, начиная с неприязнью морщиться. Она выражает столько беспокойного возмущения, что О’Брайен не выдерживает его натиска, и с хриплым шепотом отворачивает голову: — Матерь Божья… — Что? — Роббин поднимает голову, отвлекаясь от еды. — Ешь, — парень грубо приказывает, отвернувшись к окну, и принимается нервно втягивать напиток, совершая большие глотки. Тея опускает голову, поднося кружку ближе к лицу, чтобы капельки льда стреляли ей на кожу. — Я… — женщина озадаченно хмурится. — Ем, — констатирует факт, с подозрением покосившись на сына. Чего это он? Молчание за столом, но шум вокруг. Роббин не пытается вновь привлечь Тею к разговору, она видит, что девушка слишком увлечена кубиками льда, и наблюдать за её поведением — одно удовольствие. Бесспорно, это необычно, и Дилан, и его мать видят, как косятся остальные посетители, но главное — Тея не замечает этого. Она даже… Возможно, она даже не осознает, что на неё могут коситься с таким неприятным интересом. Девушка не задумывается о том, что привлекает внимание. Ничего ей не говорят, когда она пальцами достает кубик льда из кружки, уложив на теплую ладонь, отчего он начинает сильнее трескаться, капельками разбиваясь о кончик носа девчонки, что вызывает у неё больно детскую восторженную улыбку. Проблема в том, что она считает себя нормальной.***
После столь жаркого дня следует холодная дождливая ночь. Мелкие капли моросят, колотя по стеклам окон. В домах спального района давно гаснут огни. Небо затягивается тучами. Время позднее, совсем не детское. И правильнее было бы выпить снотворного, чтобы уснуть и набраться сил перед учебным днем, но Дилан давно лишен веры в подобные методы. Ему не помогают ни прописанные лекарства для успокоения нервов, ни травы. Сидит на темной кухне, не включает лампу, чтобы не вынуждать себя морщиться от головной боли, что обязательно усилится, как только свет ударит в глаза. Перебирает упаковки лекарств в аптечке, не зная, что принять, чтобы хотя бы немного ослабить колотящееся сердце. Ему не удается нормально спать. И вместо лекарств выбирает сигареты. Никотин помогает немного расслабиться. Каждая затяжка — глоток свежего воздуха. Опирается локтями на стол, свободной рукой накрыв пульсирующую часть лба. Втягивает никотин, выпуская белое облако, и прикрывает веки, с болью морщась и клонясь головой к деревянной поверхности, когда челюсть начинает сильнее сводить. Парень нервно прикусывает зубами кожу запястья, стискивая до проявления привкуса металла на языке. Он так часто испытывает дискомфорт на коже рук, но не потому, что они забиты татуировками. Скорее, всё дело в постоянном ощущении, будто бы что-то елозит и копошиться под её покровом. Дилан уверен, таким образом проявляется ломка, но он не хочет употреблять. Совершенно. Тогда, от чего именно его так ломает? Продолжает с мучением покусывать кожу. Одолевает нездоровый жар. Хрипло дышит. Нет, он не хочет принимать. У него не может быть зависимости. Потому что он — не его отец.