Океан и Деградация

Я не способна проследить за этим. Одно мгновение — и происходит значительная потеря равновесия, как и контроля над телом в целом. Еле успеваю ухватиться за край раковины свободной рукой, пока второй сжимаю щетку, ткнув ею в свой лоб. Хорошо, что не в глаз. Хотя… Без разницы. Покачиваюсь на вялых ногах, не позволяя себе прикрыть веки. В глазах мерцают белые пятна, вызывая своей резкостью и внезапностью головокружение. Неприятно сосет под ребрами. Голод? Не помню, когда в последний раз его ощущала. Он проявляется только в том случае, если я напоминаю организму, что такое «еда». В последнее время я часто кушала за столом. Немного, но этого достаточно, чтобы желудок начал требовательно выпрашивать ещё и ещё. Я должна взять себя в руки, иначе всё рухнет. Не хочу начинать сначала. Роббин сегодня никого не будила. Она сама еле собралась после ночной смены, чтобы отработать ещё и дневную. Не понимаю, зачем себя так мучить? Возможно, у них сейчас проблемы с финансами, поэтому женщина пытается выжать из себя все силы с пользой. Слышу шаги. Тяжелые, вялые. Когда последний раз смотрела на часы, было восемь утра. Чувствую, О’Брайен далеко не в хорошем настроении. Успеваю бросить короткий взгляд на щеколду двери, до того, как она распахивается. Порог переступает. Хмурый. Сонный. Волосы взъерошены. В спальных серых штанах и мятой белой футболке. Потирает плечо, сердито смотрит на меня, соображая, кажется… Я пытаюсь не обращать внимания, но… Все его руки в странных царапинах, на шее темные отметины, причем… Под тканью футболки просвечивают остальные татуировки и то ли синяки, то ли засосы… Не пойму. Он отсутствовал всю ночь. Вновь загулял? — Доброе утро, — пытаюсь быть вежливой. Дилан потирает свое лицо ладонями, издавая непонятное мычание, и ставит руки на талию, дернув головой, чтобы справиться с сонливостью: — Роббин ушла? — Д-да, — киваю, вновь принявшись чистить зубы. — Почему она не разбудила меня? — парень направляет свое ворчание на меня, хотя я никак не отношусь к ситуации, поэтому пожимаю плечами, честно ответив: — Не з-знаю… — запинаюсь, ведь Дилан всё роняет. Осознанно или нет, но он двигается неуклюже, будто нетрезвый, и роняет баночки с полок, после чего-либо поднимает, либо раздраженно пихает ногой под раковину. Отвожу взгляд в сторону, сделав шаг к ванной, чтобы парень мог встать рядом и почистить зубы. И роняет щетку, ругнувшись под нос, а я не воздерживаюсь от комментария: — Ты точно не жаворонок, — могла бы улыбнуться с нелепости, свидетельницей которой выступаю, нечасто увидишь Дилана таким несобранным, но резко отвожу взгляд, заморгав, так как парень с угрозой указывает на меня щеткой, заставив молчать. Но и этот жест воспринимаю без напряжения, ведь парень всё равно выглядит забавно. Принимается чистить зубы, бубня: — Я приготовлю завтрак. Не хочу его отягощать. Ему явно стоит еще поспать, поэтому напоминаю: — Я могу сама… — Сейчас лучше вообще не светись, окей? — строгим тоном затыкает меня, хмурясь, и я роняю шепотом: — Окей. Вновь указывает на меня щеткой, как бы намекая, что я не должна вообще что-либо говорить в ответ, поэтому молча киваю, продолжая заниматься своим делом. Ночка у него выдалась веселой. Выходим из ванной вместе. Я стараюсь держаться позади, чтобы не раздражать его лишний раз. Изучаю, как парень двигается при ходьбе, держа одну ладонь в кармане штанов, другой ероша волосы, а после опуская качаться вдоль тела. С чего вдруг наблюдаю за ним со стороны? Просто задумываюсь над тем, что в понимании окружающих значит «быть нормальным», и в чем разница между моим видением и видением большинства? Быть нормальной, значит, быть как все? Как Дилан? Сую одну ладонь в карман мягких штанов, другой повторяю движение парня, проводя пальцами по собранным в пучок волосам, и опускаю руку, пытаясь скопировать его походку, отчего улыбаюсь, ведь данное занятие кажется мне веселым. До тех пор, пока мне в голову вновь не бьет боль. Спускаемся по лестнице. От удара перед глазами возникают белые блики, усиливающие головокружение. Опять? Так часто? Это радует. Готовлюсь к легкой потери равновесия, но сила удара куда мощнее, чем раньше, поэтому кое-как реагирую, схватившись за перила обеими руками, и опускаюсь на корточки, сильно сдавив веки, ибо охватывает ощущение, что от пульсации в сердце разрывает грудную клетку. Меня колотит от дрожи, но это приятно. Это поистине лучшее, что мне приходилось переживать за всю свою сознательную жизнь, и… — Чё ты села? — не могу взглянуть на Дилана. Открываю глаза, а перед ними всё до такой степени плывет, что мне начинает укачивать. Могу лишь слышать его ворчание и видеть силуэт. — Не беси сейчас, — судя по всему, он возвращается к подножью лестницы, возвышается надо мной, значит, я нахожусь внизу. При потере сознания, ударилась бы не так сильно, как хотелось бы. Моргаю, пытаясь вернуть себе зрительную четкость и здоровое, по моим меркам, восприятие окружающего пространства. Слышу вздох. Дилан приседает на корточки напротив меня, с безысходностью проворчав: — Ну, что опять? — видимо, намеревается прикосновением привлечь мое внимание к себе, я чувствую, как он опирается ладонями на мои колени, крепко сжав их холодными пальцами. И это действительно помогает. Реагирую резко. Тут же встаю, качнувшись от потери равновесия, и в голову повторно бьет боль, прямо в лоб, и Дилан на автомате, думаю, хватает меня за колени, помогая удержаться на месте. Одной ладонью накрываю лицо, наклонив голову, и пытаюсь привести себя в чувства, перебороть состояние потери контроля над сознанием: — Ничего, — нервно тараторю. — Просто устала, — даю нелогичное объяснение упадку своих сил, решительно игнорируя то, как парень сдерживает меня на месте: — Устала идти на кухню? — да, нелепо, уверена, он даже усмехается, но, убрав ладонь от лица, вижу, что он так же вымотано и сонно смотрит на меня, продолжая сидеть на корточках. Кажется, он сам вот-вот рухнет без сил. Удивительно, насколько мы сегодня похожи друг на друга. — Да, — киваю, трясущейся рукой сжимая перила, чтобы поддерживать себя. Скованно отвожу взгляд, немного дергая ногами, чтобы намекнуть парню, что ему пора бы отпустить меня. Дилан щурится, вздохнув: — М-да, — шепчет, медленно поднимаясь, в процессе чего перемещает свои ладони с моих колен на бедра. Выпрямляется, убирая руки. И я отступаю назад, на ступеньку выше, взглядом продолжая сверлить стену. — Я иногда устаю, не успев с кровати подняться, — парень делает шаг назад. — Понимаю, о чем ты, — и разворачивается, продолжив идти к кухне. Сглатываю, хорошенько сжимаю веки, слежу за дыханием. Нужно продержаться. Когда попаду в комнату, тогда можно полностью отдаться этим ощущениям, но не сейчас, пока рядом кто-то, кто… Дергаю ногами, сгибая то одну, то вторую, и немного наклоняюсь, пальцами коснувшись коленей. Чего это он? Держался за меня? Может, и правда перепил, вот ему и тяжело двигаться. Не спешу. Иду медленно, переступаю порог светлого помещения. Дилан исследует взглядом полки холодильника, предлагая вариант: — Давай… — зевает. — Тосты и хлопья? — переводит на меня внимание, и я киваю, нервно дергая пуговицы на рубашке. Отворачиваюсь, не зная, куда себя деть. Не совсем понимаю разгоревшегося внутри беспокойства. Меня что-то явно волнует. Не могу прекратить перебирать ткань одежды. Нужно чем-то занять руки. Оглядываюсь на парня, который вытаскивает тосты и сыр, и я больно нервно подскакиваю к нему, потянув края рубашки вниз: — Я могу нарезать сыр, — предлагаю помощь. Дилан переводит на меня спокойный взгляд, изогнув брови: — Ты же не ешь с сыром, — сама в ступоре, но, оказывается, правда не ем. — Но ты ешь, — нахожу, что ответить, и опускаю глаза, начав метаться в поисках ножа, который нахожу в раковине и хватаю, отобрав у парня сыр. О’Брайен с подозрением смотрит на меня, хрипло шепнув: — Ладно, — вижу, как пристально следит за ножом в моей руке, пока отходит обратно к холодильнику. — На мне тогда хлопья и чай. Киваю, неуверенно принимаясь за дело. Изучаю нож, осторожно начав давить острием на сыр. Пальцами второй ладони удерживаю его, никак не могу отрезать ломтик. Напряженно давлю, даже привстав на носки, чтобы оказывать большую силу на острый предмет, и тот, наконец, справляется со своей задачей, отрезав мне кусочек сыра. Но не без ложки дегтя. Чувствую приятное еле ощутимое покалывание на кончике пальца. Поднимаю ладонь к лицу, с интересом наблюдая за тем, как из тонкой и маленькой ранки начинает сочиться кровь. Совсем немного задеваю кожу ножом. Настолько поглощена столь прекрасным алым оттенком, что не прослеживаю за перемещением Дилана, который возвращается к кухонным тумбам, чтобы взять пакетики с чаем. Парень поглядывает на меня, что могу наблюдать краем глаз, и пускает сонный смешок: — М-м, тосты с кровью, — улыбается, заставив меня взглянуть на него. — А ты знаешь, как мне нравится, — подмигивает мне, вновь вызвав внутри меня необычную скованность в ответ на его поведение. Я приоткрываю рот, растерянно закивав головой, как дурочка, и отвожу взгляд, устремив его на острие ножа, что держу в другой руке. Вот так просто. Раз — и на коже небольшой порез… Поразительно. Дилан недолго смотрит на меня, выдохнув с тяжестью, и берет тост, чтобы сунуть в тостер, хотя этим, по идее, должна заняться я, но не могу прекратить раздумывать над пользой острого предмета. Сильнее всего меня восхищает то, что он в легкой доступности. Вот так просто… Спустился на кухню, выдвинул ящик и… Удар в голову. Моргаю, резко совершив короткий шаг назад, и пальцами свободной руки касаюсь лба, дернувшись от внезапного потемнения в глазах. Сдавливаю веки. Открываю. Ничего. Темнота. И бьющие в глаза вспышки света, приносящие неописуемую боль. *** Звон. Громкий. О’Брайен разливает кипяток в кружки, с болью в висках реагируя на шум, и сердито оглядывается, первым делом обратив внимание на нож, лежащий у ног девушки. Дилан дергает головой, жестко поставив чайник на стол: — Криворукая, бл… — не собирается отдергивать себя от грубости, у него слишком хреновое настроение, чтобы дольше поддерживать на лице маску благополучия, так что он разворачивается, пихнув девчонку в плечо: — Осторожнее, — указывает на нож. Рано было давать ей пользоваться чем-то подобным. Отворачивается, взяв пакетик, чтобы бросить в кружку, но по ушам вновь ударяет грохот, и парень опускает руки, закатив глаза от напавшего раздражения: — Ты, блять… — оглядывается, желая врезаться недовольным взором в затылок неуклюжей девчонки, но смотрит в стену. Моргает. Медленно опускает глаза, затем голову. Уставился на девушку, лежащую на полу. Молчит. Долго обдумывает, анализирует и, наконец, зло бросает пакетик на стол, фыркнув: — Ну, здрасте, — приседает, опускаясь на одно колено, и начинает трясти девчонку за плечо. Не реагирует. Веки прикрыты. С равнодушием щупает пульс на запястье. Слабый, но он есть. Потеряла сознание. Значит, быстро придет в себя. Нож. Вспоминает, принимаясь осматривать тело девушки, находя острый предмет рядом с её ладонью. Поднимает, переложив на стол, и сам встает, открыв ящик, чтобы взять аптечку. Тут где-то был спирт. Находит маленькую стеклянную баночку, промокнув несколькими каплями белый ватный диск, и садится обратно, поднося вату к лицу девушки. Касается кончика носа, и Тея морщится, тут же начав драть горло кашлем. Дергает головой, пальцами принявшись тереть лицо, и кое-как разжимает веки, пытаясь восстановить пробелы в памяти. Переворачивается набок, ладонями надавив на голову, и мычит, сгибая ноги в коленях. Корчится. О’Брайен присаживается на одно колено, поднося ватку к своему носу, чтобы вдохнуть аромат спирта: — Голодный обморок? — догадывается, заметив, как ладони девушки медленно сползают с головы на пол. Опять отрубается? — Эй, — Дилан сжимает её затылок, вновь сунув вату к носу. — Не помирать в мою смену. Тея кашляет, крутя головой, и начинает слабо отталкивать от своего лица ладонь парня, который усмехается, видя, как девчонка начинает что-то ворчать под нос, явно не приходя в себя, но она в сознании. Уже неплохо. — Ладно, — Дилан убирает ватку. — Тебе похавать надо, — вряд ли девушка понимает этот молодежный слэнг. Да и вообще, её способность слышать в данный момент — под вопросом. Тея моргает, никак не концентрируя взгляд на предметах, окружающих её. Она ладонями хватается за локти О’Брайена, который берет её под плечи, без труда оторвав её спину от пола, и останавливается, озадаченным вниманием окинув тело девчонки: — Не знал, что ты такая легкая, — хмурится, поражаясь своим же мыслям. — Я, конечно, догадывался, но это пиздец, Тея, — дает свое заключение, отбросив мысли, когда голова девушки вновь запрокидывается, и ему приходится дернуть девчонку, заставив вернуться в сознание. Встает. Спокойно держит Тею под руки, сам не понимает, удивляться ли ему или… Как отреагировать? Она слишком легкая. Почему данный факт настолько выбивает из колеи? Сжимает её плечи, повернув всем телом к столу, и Тея пытается напрячь вялые ноги, чтобы делать шаги. Сжимает и разжимает веки. Руками тянется к спинке стула, на котором обычно сидит Роббин, но сейчас ей требуется как можно скорее расслабиться. — Тебе нужно поесть, чтобы появились силы… — Дилан отодвигает стул, желая помочь девчонке сесть, но голова той вновь запрокидывается, а тело валится от слабости. Парень морщится, не успевая сообразить, но кое-как удерживает девушку, подтянув спиной к своей груди: — Эй, ну харе уже, — это нехорошо. И вздыхает. Тут без кофе точно не обойтись.

***

Бесконечное жжение внутри тела. Органы ноют, чувствую, как печень покалыванием вызывает тошноту. Желудок сворачивается. От голода усиливается головная боль, но моя первая мысль после пробуждения — это удивительно. Удивительное состояние, ни с чем не сравнимое и с трудом поддающееся описанию. Поворот головы — моментальное головокружение. Давление на грудную клетку. Сердце медленно, но грубо стучит, отбивая ребра. Оно словно встревает в горле, и мне не удается его проглотить. Лежу. Смотрю в потолок. В комнате горит настольная лампа. За окном темно. Вечер? Пытаюсь пошевелиться — тут же пронзает судорога. Чувствую, как ноги дрожат, когда сгибаю их, чтобы приподняться на локтях. Руки трясутся. Морщусь, сжав веки, дабы видеть темноту вместо светлых бликов. Удается сесть, удается удерживать тело на слабых руках. Смотрю перед собой, проверяя свою способность фокусироваться на отдаленных и приближенных предметах: концентрирую взгляд то на стене, то на дрожащих коленях. Дыхание хриплое, тихое. Поворачиваю голову, всё ещё плохо осознаю окружающую действительность. На тумбе стакан с водой, открытая упаковка лекарств. Я принимала их? Не помню, чтобы приходила в себя. Слышу классическую музыку. Роббин? И шаги. Доносятся со стороны темного коридора. Сколько времени? — О, ты проснулась, — нет, это не голос Дилана, но он знаком мне. Щурюсь, приглядываясь к парню, который заглядывает в комнату, одной ногой переступив порог, а он будто понимает, что мне тяжело опознать его, поэтому указывает на себя ладонью: — Дэн. Как Дэниэль, — улыбается. Моргаю. Наконец, избавляюсь от зрительной расплывчатости и слуховой изоляции, подавляющей любые звуки. Смотрю на парня, с равнодушием изучая его, ведь не совсем понимаю, что… Происходит. Дэн делает шаг в сторону, отвернув голову — и в комнату заглядывает О’Брайен, оценивающим взглядом рассматривая меня. Ожидаю, что он сейчас скажет что-нибудь недовольное, но он обращается вполне спокойно к другу: — Там пиццу привезли, — улыбается с того, как Дэн срывается с места, поспешив к лестнице. Дилан опирается ладонью на дверной косяк, с таким же приподнятым настроением обратившись ко мне: — Я принесу чай, — не успеваю дать какой-нибудь ответ. Я ещё плохо соображаю. Парень разворачивается. Уходит. Дверь не закрывает. Музыка играет. Роббин вновь чувствует себя плохо? Опускаю взгляд. Анализирую свое состояние. Мне определенно нехорошо, но это так приятно. Меня ненадолго оставляют одну. Мне хотелось бы дольше побыть в одиночестве и относительной тишине, чтобы насладиться теми отчаянными ударами в груди, что вызывают пульсацию в глотке. Невероятно. Дилан возвращается. Подходит к кровати, протянув мне кружку с чаем. Я пытаюсь взять её одной рукой, но та слишком дрожит, поэтому сначала двигаюсь ближе к изголовью, чтобы иметь опору для спины, и тогда принимаю чай, изучая ломтики лимона. О’Брайен наклоняется, без разбора трогая упаковки с таблетками: — Я понятия не имею, что ты там принимаешь, когда оказываешься при смерти, так что принес тебе всё, что было помечено твоим именем… — Не говори, — пристально смотрю на него, с тревогой глотнув воды во рту. Дилан переводит на меня спокойный взгляд, подняв брови, и не даю ему уточнить, о чем я. — Не говори своей маме, — прошу, сжимая пальцами горячую кружку. — Прости, ей сейчас не до тебя, — с демонстративным непринуждением парень сует ладони в карманы штанов, начав крутиться на месте, без интереса оглядывая комнату. — Она пришла с работы уставшая, поэтому сразу отрубилась. — Не говори, — не хочу умолять, но. — Я не хочу возвращаться в больницу, — признаюсь в своем страхе, активно заморгав, чтобы справиться с очередным приступом темноты в глазах. О’Брайен опускает на меня взгляд. Смотрит в ответ. Молчит. Приседает на одно колено, вынув руки, и опирается ими на край моей кровати, теперь смотрит на меня с проявившимся в глазах знакомым довольным огоньком: — Давай так, — предчувствую требования, поэтому обеспокоенно ерзаю на кровати, с тревожным ожиданием смотря в ответ. — Я не скажу, — Дилан сцепляет пальцы в замок, говоря со мной так, как обычно со мной говорили в больнице медсестры. — А ты начнешь кушать, — выставляет условие, от которого желудок в разы сильнее сжимается, но я сбавляю волнение. И не с таким сталкивалась. Знаю, как работать в подобной ситуации. — Тогда мы как-то сживемся под одной крышей, — парень ставит одну руку на локоть, протянув мне ладонь, и сгибает все пальцы, кроме мизинца. Я отвлекаюсь от своих переживаний, с интересом уставившись на ладонь Дилана, и моргаю, пальцами одной руки сжав его мизинец. И дергано реагирую, когда парень смеется, хмурясь: — Что ты делаешь? Отдергиваю ладонь, растерянно затараторив: — Не знаю, а ты? — с тем же непониманием моргаю, смотря на него, и борюсь с желанием соскочить с кровати и убежать куда-нибудь, но физическая вялость не позволит. Отвожу взгляд, врезавшись им в стену, и настолько нервничаю, что принимаюсь неосознанно глотать горячий чай, находясь под тем же вопросительным вниманием. Отвлекается на Дэна, и я могу вздохнуть с облегчением. Парень заглядывает в комнату: — Куда пиццу нести-то? Расслабляюсь. Сейчас они уйдут и… — Неси сюда, — Дилан вновь смотрит на меня, а я резко стреляю вниманием в ответ, растерянно приоткрыв рот. — Сестренка проголодалась, — и с довольной улыбкой подмигивает, застав меня врасплох. Опускаю кружку ниже. Этот тип. Не шутит. С ним нужно быть осторожнее и внимательнее. Будет сложнее обмануть, чем Роббин. Очень непривычная ситуация. Сижу на кровати, прижимаясь спиной к стене. Смотрю перед собой, с неуверенной дрожью в пальцах удерживая кусочек пиццы, аромат которой заполняют комнату. Оба парня располагаются на мягком ворсистом ковре, опираясь спинами на край кровати. Общаются. Громко. Три упаковки пиццы рядом с ними. Они так много едят? По ним не скажешь. Я ковыряю свой кусочек, кладу в рот помидоры и прочую присыпку. Парни обсуждают школу. Необычно. Я не пытаюсь прислушиваться, чувствую себя неловко, но поступившее предложение Дэна вызывает отклик: — Может, фильм посмотрим? — оглядывается на меня, словно мне решать, и я невольно качаю головой, напряженно заерзав ногами по кровати: — Нет. Я не люблю фильмы, — и готовлюсь выдохнуть с облегчением при виде, как парень пожимает плечами, принимая мой отказ, но страх усиливается, когда Дилан непринужденно кивает головой: — Давай посмотрим. — Что? — шепчу, активно заморгав, и открываю рот, начав нервно скакать взглядом с затылка одного парня на затылок другого. — Нет. Я не… — Неси ноутбук, — О’Брайен решает. За всех. Дэн без лишних слов поднимается, отряхнув ладони, и покидает помещение, думаю, направившись в комнату друга, а я кладу пиццу на тумбу, не контролируя свое паническое сердцебиение: — Но… — не хочу этого делать, но пальцами дергаю Дилана за волосы, заставив того подавиться. — Я не хочу, — напугано качаю головой, с одышкой поглядывая в сторону коридора. Дилан откашливается, повернув голову, и хмуро смотрит на меня: — Эй. Эй, — щелкает пальцами перед моим лицом. — Стой, — вновь давится, взяв свою кружку, но она пуста, поэтому берет мой чай с тумбы, отпивая, чтобы промочить горло. Я напряженно покачиваясь, сидя на коленях, смотрю на него: — Я могу уйти? — второй раз за вечер умоляю его. — Я не хочу. — Тихо, — поворачивается ко мне, вновь опираясь руками на край кровати. — Знаешь, как смотрят фильмы нормальные люди? — хлопаю ртом, как рыба, не имея понятия, что дать в ответ. Дилан поднимает брови, будто говоря: «Видишь?» — Щас покажем, окей? — хмурится с усмешкой. — Не паникуй, — не может не улыбнуться с моего поведения. — Боишься так, будто тут вокруг незнакомые лысые мужики и… — он явно не заканчивает эту мысль, принявшись отворачиваться, чтобы занять прежнее положение. — Тут как бы я, — указывает на данный факт с таким видом, будто я, идиотка, не понимаю какой-то очевидной истины. — Тебе априори нечего переживать, — и качает головой, слегка возмущенно проворчав под нос. — Во дает, — и вновь отпивает из моей кружки, явно продолжив с хмуростью обдумывать мое, на его взгляд, нелогичное поведение. А я с прежним напряжением сверлю его затылок, чувствуя, как к глотке подступает тошнота, когда со стороны коридора доносятся шаги Дэна. Мне страшно. Но любопытно. Но страшно. Страшно любопытно. Жмусь спиной к стене, сдавливая ноги в коленях, притягивая их к груди. Практически забываю, как моргать. Взглядом скольжу от одного парня к другому. И на экран ноутбука, что они ставят на стул, подложив пару подушек под него. Дэн сидит на полу, ближе к пицце, дабы иметь к ней свободный доступ. Дилан сам принимает решение сесть рядом со мной, что вызывает во мне лишнее напряжение. Я с испугом поглядываю на него, не позволяя себе потерять бдительность. Но проходит двадцать минут. Я слежу за временной стрелкой на часах. А эти двое продолжают смотреть в сторону экрана, обсуждая происходящее. Чаще всего они шутят на тему сцен фильма. И в итоге я не выдерживаю, еле подавив внутренний детский страх. Сажусь ближе к Дилану, наклонившись, чтобы прошептать: — Под «смотреть фильм»… — обнимаю колени руками. — Люди понимают вот это? — не пытаюсь скрыть своего удивления. Дилан спокойно отвечает, не отвлекаясь от экрана: — Да, — кивает, протянув мне свой кусок пиццы, потому что мой необдуманно съедает Дэн. Он любит поесть. Продолжаю удивленно пялиться на О’Брайена, взяв его кусок пальцами ладоней, и с хмурым видом задаюсь вопросом, который мучает меня эти долгие минуты: — А что делать-то? Дилан перестает жевать, медленно поворачивает голову. И щурится. Явно сдерживает смешок, но улыбается краем губ: — Смотри на экран, — кивает в сторону ноутбука. — Следи за тем, что там происходит. Я наклоняю голову к плечу, честно признавшись в том, что не совсем понимаю смысла данного времяпрепровождения: — Странно, — шепчу, поднося кусок пиццы к губам, и откусываю с краю, скользя взглядом в сторону. О’Брайен шире улыбается, качнув головой: — Дикая ты. Резко возвращаю внимание на него, нахмурив брови, но не успеваю как-либо отреагировать на его издевку. — Т-с-с! — Дэн оглядывается на нас, проворчав с набитым ртом. — Уважайте других зрителей. Дилан ногой давит на затылок друга, заставив того подавиться от неожиданности: — Милый, ты в порядке? — О’Брайен улыбается. Дэн снова поворачивает голову, ладонью скользнув по волосам: — Придурок, — ворчит, но почему-то не верю его наигранной злости. Смотрю на Дилана, который томно вздыхает, удобнее усаживаясь: — Когда-нибудь он примет мои чувства, — переводит на меня взгляд. — Спляшешь на нашей свадьбе? Не могу понять, по какой причине улыбаюсь, но растягиваю губы, вдруг осознав: — Так вы встречаетесь? И Дэн давится второй раз, уже сильнее. Я наблюдаю за его попытками восстановить дыхание, пока О’Брайен снова не привлекает мое внимание, продолжая смотреть на меня с явно фальшивой грустью: — Это невзаимная любовь. — Ого, — подыгрываю ему, видя, сколько негодования вызывает поведение парня у Дэниэла. Бедный. Мне его жаль. И почему он общается с Диланом? Тот явно частенько подкалывает его. Отвожу взгляд, уходя в свои мысли. И откусываю край пиццы, принявшись медленно пережевывать. Но пребываю внутри своих мыслей недолго. Всё-таки в такой шумной компании, состоящей из двух человек, сложно затеряться в себе. И мне приходится стать частью их общения. Правда, я больше молча слушаю, чем говорю.