***
Роббин обожает выходные. Наверное, в первую очередь её любовь к отдыху обусловлена постоянной работой. Иногда девушка работает несколько недель подряд, без выходных дней — и вот, наконец, женщина может вздохнуть полной грудью. У неё заслуженные два дня «отпуска». Никаких ночных смен, никакого напряжения. Только она и еще парочка жителей дома. Кажется, Роббин в том самом состоянии, когда ничего не способно испортить её настроение. Поэтому её улыбка не сходит с лица в момент, когда на сверкающую лучами солнца кухню, где по радио играет поп-музыка, ленивым и шатким шагом проходит её сын, в тот же момент эмоционально дав понять — не трогай. Но Роббин считает, что один человек вполне способен поделиться положительным настроем с другим, поэтому оглядывается на Дилана, поддевая лопаточкой яичницу на сковородке: — Доброе утро, — улыбается, проверив время на настенных часах. — Выходной, а ты так рано. На тебя не похоже. Ты вообще спал? О’Брайен останавливается у стола, смотрит на мать так, словно на дурочку, пронзая своим фирменным безразличием, смешанным с хмуростью. Волосы под воздействием хаоса. Он явно вертелся всю ночь. Мятая белая футболка задирается, собираясь волнами ближе к груди, так как рука парня замирает, прижатой к животу. Мягкие джоггеры слабо держатся на бедрах. Похудел? Плохо питается? Нет, вроде… — Не заметно? — раздраженно шепчет, не откашливаясь после сна, и поэтому говорит с сильной хрипотой, будто у него больное горло. Роббин смеется, окидывая его быстрым взглядом: — Даже не знаю, что тебе ответить, — и кивает в сторону двери, понимая, что вот-вот закончит с приготовлением еды. — Можешь позвать Тею завтракать? Дилан делает шаг к раковине, чтобы отпить из крана воды, но тормозит, продолжив медленно почесывать напряженный живот пальцами. Недовольно пялится на мать, принявшись ворчать: — А ты не могла попросить об этом, когда я был наверху? — Каким образом? — Роббин никак не поддается воздействию эмоций сына, поэтому остается такой веселой. О’Брайен с возмущением приоткрывает рот, слегка отводя одну руку в сторону: — Позвони или напиши сообщение, — произносит с таким возмущением, будто бы мать его за молоком в пять утра посылает, потому что ей хочется кофе. — Двадцать первый век, женщина. — О… — Роббин с улыбкой тянет, принявшись выкладывать завтрак на тарелки. — Кто-то сегодня не в настроении. — Не начинай, — ворчит, повернув ручки крана. — С такой милой мордашкой хмуриться нелогично, — женщина бедром толкает сына, а тот особо неустойчив после сна, поэтому покачивается на ногах, когда наклоняется, чтобы отпить воды. — Не будешь девушкам нравиться. — Мам… — Дилан закатывает глаза, прикрыв веки с открытым раздражением, и хочет отпить, но женщина выбивает его из колеи, вдруг задавшись, по её мнению, очень важным вопросом: — Кстати, — смотрит на сына, который глотает воду, склонившись над раковиной. — А почему у тебя нет девушки? — давится, но кашель не прерывает поток её возбужденных размышлений и ярого негодования. — Или она есть, но ты мне не говоришь? — коленом дает парню слабый пинок, и тот выпрямляется, одной ладонь сжав губы, дабы не кашлять. — Почему? Как у тебя не может быть подруги? — теперь Роббин проявляет давление в голосе, ведь действительно не понимает этого. — А? — дергает его за рукав футболки. — Дилан, объясни, — и вдруг щурится, с подозрением шепнув. — Это всё из-за Дэна? — Господи, — Дилан отступает назад, вскинув руками. — Пойду за мышью, — разворачивается, ощущая, как женщина ловко вышибает из него остаток сна своей пустой болтовней. Покидает кухню. Сбегает от разговора? А Роббин закидывает полотенце на плечо, с улыбкой принявшись продолжать раскладывать еду. «26, 27, 28… — девушка ложится на кровать, с болью в коленях разгибая ноги. Хрустят. Вновь сгибает. И принимается продолжать тянуться вверх, сцепив ладони за затылком. — 29… 30…» — мычит, выполняя упражнения на пресс. Если вес стоит на месте, значит, её организм адаптируется к тем условиям, которые она выстраивает. То есть к голоду. Дожили. Теперь, дабы продолжить сбрасывать вес, ей придется хорошенько потрудиться, но ничего. Когда-нибудь ей пришлось бы прибегнуть к подобному. В физических упражнениях есть свои плюсы: быстрее выматываешься, особенно, когда тело не приспособлено к подобным нагрузкам, да и слабость усиливается, ведь девушка сжигает больше калорий, чем потребляет. Ну, она на это рассчитывает. Морщится. Ей не хватает воздуха. И сил. И выдержки. И чего-то еще… В груди. Может, сердца? Нормального понимания своих действий? Садится, с ужасом выдохнув, и хватается руками за колени, крепко прижавшись к ним грудью, наклонив голову. Дышит. Громко. Отчаянно. Веки сдавливает с такой болью, которая в полной мере выражается на её бледном лице. В ушах бьется давление. Поэтому Тея и не улавливает шагов и короткого стука. — Что ты делаешь? Девчонка вздрагивает, резко упираясь ладонями в расправленную кровать, чувствуя, что от неожиданности её сердце замирает в больном страхе. С тяжелым и хриплым дыханием смотрит на Дилана, стоящего в дверях с тем же беспорядком из волос. Сощурено уставился на неё, держа ладони в карманах штанов. — Боже… — Тея еле заставляет себя шевелиться и поворачивается к краю, спуская босые ноги на пол. — Ты напугал меня, — признается, попытавшись оттолкнуться худыми руками от кровати, но она слишком устает после выполнения упражнений, поэтому садится обратно, ладонями потирая костлявые колени. Дилан медленно шагает к ней, с подозрением разглядывая: — Впервые вижу, чтобы после пьянки кто-то упражнялся, — осторожно пинает её ногой по ступне. — Сбрасываешь вес? Тея берет себя в руки, кое-как отрывая свою пятую точку от матраса, и дергает рубашку за край ткани вниз: — Нет, хочу, чтобы у меня были мышцы, — уверенно отвечает и слабым шагом идет к столу, на котором лежит её расческа. Распускает небрежный хвостик. Нужно собрать в пучок волосы. — Или… — Дилан лениво направляется за ней, зевая. — Потерять жирок, которого… — встает сбоку, вынимая одну ладонь из кармана, ущипнув девчонку за бедро. — Нет? — с издевкой усмехается краем губ, а Тея устало прикрывает веки, качнув головой, и принимается расчесывать волосы. Ещё один синяк ей обеспечен. — Мне нужны силы, — находит, что дать в ответ. — Для чего? — О’Брайен складывает руки на груди, встав лицом к девчонке, опершись копчиком на край стола. Незаинтересовано наблюдает за тем, как она расчесывает волосы, стараясь скопировать ворчливый тон парня: — Чтобы навалять тебе, — начинает собирать волосы в пучок. Дилан усмехается: — Могу пожелать только удачи, — продолжает улыбаться. — Я очень хорош в спарринге. Девушка закатывает глаза, пробубнив: — Кто бы сомневался, — серьезно, что этот тип не умеет? Парень с самодовольной улыбкой поднимает глаза в потолок, выпадая в приятные воспоминания: — Однажды я завалил семерых. — Ага-ага, — Тея без интереса тараторит, резинкой фиксируя неаккуратный пучок. — В одиночку, — Дилан переводит на неё озорной взгляд. — Но то были парни, — девушка повышает тон голоса, резко опустив руки, отчего бьет расческой по столу. — Девушки куда жестче и безжалостней в бою, — кивает головой, невольно повторяет за кивками, с которыми парень выслушивает её. — Мы не знаем границ дозволенного, — пытается с угрозой прошептать, но Дилан лишь улыбается в ответ, вновь стрельнув сощуренным взглядом в потолок: — Ну, девушек я тоже валил, — наклоняется вперед, носом коснувшись виска девчонки, дабы прошептать и вызвать ожидаемую реакцию с её стороны. — Правда, не в процессе боя. И его план срабатывает. Тея морщится, с отвращением покрутив головой, подняв плечо ближе к своей щеке: — Я поняла, поняла, альфа-самец, — пятится назад, спеша к порогу. — Окстись, — разворачивается, не вписавшись в дверной проем, поэтому ладонями упирается в стену, не решаясь обернуться на Дилана, который смеется над ней, сунув ладони в карманы, и отталкивается, быстрым шагом направившись за девчонкой в коридор. Видит, как она торопливо, походкой пингвина отдаляется, стараясь сбежать от парня, но его один шаг — как её три. О’Брайен без труда нагоняет, задумчиво выдав: — Что ты можешь понимать своим детским мозгом? Тея вздыхает, набравшись моральных сил для отпора: — У меня с размерами всё в порядке. Дилан непроизвольно окидывает взглядом её тело со спины, усмехнувшись: — Шесть на семь. Девушка вдруг притормаживает, обернувшись, и пристально смотрит на него, с вопросом в глазах наклонив голову: — Что? — моргает, видя, как улыбка парня становится шире и довольнее, и понимает, что не может вспомнить ответ, поэтому приоткрывает губы, напряженно вдохнув: — Н-ну… — бегает взглядом из стороны в сторону, а Дилан нагло прикусывает губу, закивав головой. Издевается, и Тея не сдерживает детское возмущение, сжав ладони в кулаки, и топает ногой, не обратив внимания на хруст в коленях. Размахивается, вложив всё негодование в удар. Бьет кулаком в живот парня, который смотрит в потолок, не изменившись в лице. Держит ладони в карманах штанов. Девушка делает большой шаг назад и указывает на Дилана пальцем: — Ещё месяц — и это будет приносить куда больше боли, — и морщится, принявшись активно потирать костяшки сжатого кулака. — И не только мне, — шепчет, с негодованием и поражением воскликнув. — У тебя там что — кирпичи? — пихает его ладонью, продолжив разминать больную ладонь, и отворачивается, продолжив идти и ворчать под нос. О’Брайен улыбается, не сдержав проявления положительных эмоций. Он даже не напряг мышцы живота. Эта мышь очень нелепа. *** Эта тишина… Она сбивает с толку. Я отделяю небольшие кусочки яичницы, укладывая их в рот, и иногда поднимаю взгляд на Роббин, которая обычно болтает за столом, занимая нас разговором, но сейчас женщина молчаливо смотрит куда-то в сторону, подперев ладонью щеку, и не прикасается к еде, лишь ковыряет листья зеленого салата. Дилан, сидящий рядом с ней, таким же образом поглядывает на неё, с каждым брошенным взором больше и больше хмурит брови. Он почти съедает завтрак, хотя делает это медленнее, чем обычно. Чувствую себя неловко. Немного. И в итоге О’Брайен не выдерживает молчания матери, что странно, учитывая, как часто он умоляет её закрыть рот. — Мам, — опирается локтями на край стола, выдавив натянутую улыбку. — Почему ты не ешь? Женщина поворачивает голову, врезавшись задумчивым взглядом в лицо сына, будто изучает его, а тот и бровью не дергает, отвечая на зрительное давление матери: — Что? — Тея, — Роббин вдруг обращается ко мне, с прежним выражением лица взглянув в мою сторону. Я отрываю внимание от тарелки, всё это время негодуя от того, сколько еды мне положили: — М? — вопросительно мычу, не совсем понимая, чем женщина столь озадачена этим утром. Роббин сует лист салата в рот, принявшись хрустеть им, и подпирает кулаком подбородок, заинтересованно сощурившись: — Дилан же симпатичный? Я… Смотрю на неё. Дилан медленно убирает кружку с кофе от губ. Мне не нужно напрямую уставиться на него, чтобы ощутить эту растущую ауру напряжения и явного раздражения. Парень сверлит взглядом висок матери, но та не собирается обращать на него внимание, продолжая пристально и вопросительно ожидать моего ответа. Я моргаю. Осознаю, словно… Не верю, что она действительно задает мне этот вопрос. — Мам, — Дилан указывает на её вилкой. — Ты больна. Иди и поспи. — Тея? — Роббин не собирается отступать. Смотрит на меня, в то время как О’Брайен смотрит на неё, а я… Я издаю долгое мычание: — Ну… — откашливаюсь, стрельнув коротким вниманием на Дилана, который напряженно вздыхает, не намереваясь прекращать сжигать мать зрительной атакой. — А почему вы спрашиваете? — решаю немного отклониться от ответа. — Меня волнует, что у него нет девушки, — Роббин открыто признается в своих переживаниях, вдруг запрыгав на стуле пятой точкой. — М-м, — пережевывает. — Точно, — указывает на меня вилкой. — Вчера, когда вы гуляли, ты не замечала, как на него смотрят девушки? — разговаривает так, словно Дилана здесь нет. Такое чувство, она вовсе забывает о нем, полностью отдаваясь информации, которую хочет получить от меня. — Мама, — О’Брайен предпринимает попытку перебить женщину, но мать поднимает перед его лицом ладонь, данным жестом затыкая. Я чувствую, как накаляется атмосфера, и боюсь, что из-за подобного пустяка эти двое опять поссорятся, так что активно думаю над ответом, пытаясь выпытать из себя нечто адекватное: — Вам не о чем беспокоиться, — заикаюсь, поглядывая на парня, чтобы знать, одобряет ли он мои попытки. — Поклонницы у него есть, — нервно пихаю в рот кусочки яичницы, давясь, когда пытаюсь проглотить, не прожевав. — Кто? — Роббин не останавливается на этом. Я не обдумываю варианты, решая выдать имя единственного человека, с которым познакомилась на вечеринке. К слову, как кажется со стороны, Дилана с Брук и правда связывают отношения, поэтому это отличный вариант, но как только я хочу произнести первые пару букв имени, парень бьет меня ногой под столом. Я еле выдерживаю боль, сохранив спокойствие на лице, но язык прикусываю, прошептав ровным тоном: — Я не знаю. — Чего ты начинаешь о каком-то дерьме за столом? — я рада, Дилан встревает в разговор, привлекая мать к себе. Женщина не пытается скрывать свои мысли: — Меня волнует твое половое созревание. И я почему-то пускаю смешок, опустив взгляд в стол, и прижимаю тыльную сторону ладони к губам, медленно пережевывая еду. К счастью, эти двое отданы друг другу, поэтому упускают мою реакцию из виду. — Только не говори, что у тебя есть комплексы, — Роббин усмехается. — Ты чувствуешь себя неуверенно рядом с девушками? — Господи… — Дилан опускает лицо в ладони, с трудом вздохнув полной грудью. — А Дэн? — женщина не отстает, продолжая искать варианты. — У него есть девушка? Может, у него есть хорошие подруги? — Мама, — парень стучит кулаками по губам, сидя с закрытыми глазами. — Я просто переживаю, — пожимает плечами, не понимая реакции сына. — И мне интересно. Вот и всё, — продолжает кушать. — Вот и поговорили, — парень раздраженно обрезает дальнейшее развитие темы, принявшись опустошать кружку с кофе. Оба смотрят в разные стороны. Ладно, главное, они не поругались. Вроде. — Тея, а тебе кто-нибудь нравился когда-нибудь? — женщина вновь внезапно открывает рот, но теперь под её внимание и расспросы попадаю я. — О, твой черед, — Дилан довольно улыбается, но остаюсь безразлично спокойной, не долго обдумывая ответ: — Нет, — качаю головой. — Вообще? — и почему она удивлена? — Не было таких мальчиков или… — Не помню, вроде… — пожимаю плечами, непринужденно покачивая головой. — Нет. Роббин наклоняет голову, по какой-то причине очень внимательно изучает меня, обдумывая что-то внутри себя, и я переживаю, что она продолжит говорить на эту тему, но её отвлекает звонок мобильного аппарата. Женщина кладет вилку на край тарелки, извиняясь, и вынимает телефон из кармана домашних брюк, со вздохом поднимаясь со стула: — Продолжайте, — направляется к двери, скромной улыбкой окинув О’Брайена, который оттягивает пальцы, заставляя их хрустеть. Провожает мать взглядом до двери, которую женщина прикрывает, отвечая на звонок, и, судя по звуку, уходит в гостиную, чтобы не мешать нам беседой по телефону. Я так же смотрю в сторону двери, задумавшись над причиной удивленной реакции на свои слова. Роббин меня сбила с толку. Перевожу спокойный взгляд на Дилана, который в этот же момент смотрит на меня — и я опускаю голову, продолжив с меньшим желанием поглощать пищу. Что-то мне подсказывает… — Вообще нет? — О’Брайен открывает рот, вилкой прокалывая помидоры в тарелке Роббин, чтобы скушать, пока она не видит. — Как не крути, ты девчонка, — не верит. Почему-то я ожидаю, что он продолжит тормошить мои нервы, вынудив говорить с ним. Слава Богу, я вполне собрана, ведь данная тематика не вызывает у меня никакого смущения: — Мужчины, которые испытывали ко мне интерес, были гораздо старше, — нарочно напрямую рассказываю, дабы отбить у парня желание говорить со мной, как произошло в тот раз, когда мы обсуждали кое-какие моменты из моего прошлого. — Нет ощущения, что это было взаимно. Дилан глотает помидорку, сверлит меня пристальным взглядом: — В твоей жизни хотя бы что-то за показатель нормальности не выходило? Прекращаю пережевывать еду. Поднимаю на О’Брайена глаза. Хмурю брови и откладываю вилку в тарелку, с озадаченным видом заморгав: — А что со мной не так? — Ничего, — он точно пытается издеваться, это видно по выражению его лица, этой чертовой улыбочке. — Абсолютно, — крадет у Роббин еще одну помидорку. Я не могу объяснить, что в данный момент злит меня и вызывает в ответ на его издевку такое бурление эмоций внутри. Мне надоедают его попытки задеть меня. Каждый раз он затрагивает тему «нормальности», но я не считаю, что чем-то отличаюсь от него, поэтому меня срывает, хоть и без необходимого давления в голосе. Начинаю говорить спокойным тоном, да и смотрю на него с равнодушием: — Быть может, у меня нет того количества друзей и знакомых, что у тебя, — Дилан хочет выпить кофе из своей кружки, но останавливает её у губ, подняв на меня хмурый, но заинтересованный взгляд. Не разрываю зрительного контакта, впервые удерживая его так долго и с таким уверенным видом: — Может, у меня нет матери, — усмехаюсь. — Или дома, — парень первым отводит взгляд, поскакав им из стороны в сторону, после уставившись на меня с большей серьезностью. Молчит. — Или десяти классов школы за спиной и багажа знаний, — стучу пальцами по столу. — Я не считаю, что я чем-то хуже тебя, — уверенно произношу, ведь я убеждена в этом факте. Я ничем не отличаюсь от других людей. От О’Брайена. Сглатываю, чувствуя, как почему-то дрожь в коленях усиливается, но выжимаю из себя последнее с напряжением в голосе: — Поэтому прекрати смотреть на меня так, будто ты лучше. Заканчиваю и опускаю глаза. Смотрю в тарелку с едой, потянувшись ладонью к кружке с чаем. В горле пересыхает. Мне нужно выпить. Дилан продолжает смотреть на меня. С… Стоп, какого черта? Он усмехается, всё так же, с естественной для его лица наглостью: — Вау, — изгибает брови. — У тебя есть характер, — делает глоток, быстро отставив кружку в сторону, и мне приходится вжаться в спинку стула, когда О’Брайен опирается локтями на стол, подавшись немного вперед. — Ты злишься, — убежденно произносит, улыбаясь. — Настолько задел твои чувства? — сглатываю, продолжая сверлить взглядом свои колени, нервно дергая пальцами пуговицы. — Почему тебе не нравится, когда кто-то предполагает, что ты слегка «того»? — ему будто правда интересно. — С чего вдруг? — он чего-то добивается от меня. — Ты же считаешь себя нормальной. Отрываюсь взглядом от колен, посмотрев на парня. Сжимаю губы, отчего те кажутся намного бледнее, чем обычно. Молчу. Изнываю морально, но продолжаю терпеть его зрительную атаку. Чтобы я не сказала. Он продолжит психологический террор. Поэтому будет лучше, если я промолчу. И я держу рот закрытым. Отвожу взгляд. Беру кружку. Отпиваю. Дилан наклоняет голову, с натянутой улыбкой продолжает пялиться на меня, думаю, рассчитывая на ответ, но не доставлю ему такого удовольствия. Удовольствия измываться надо мной. Отставляю кружку и поднимаюсь со стула, желая убрать за собой, но Дилан исподлобья наблюдает за мной: — Ты не доела. Не опускаю взгляд. Не позволяю себе поддаться ему. Беру тарелку. Иду к плите и выкладываю на сковородку остаток еды, которую не смогу впихнуть в себя. Мою посуду, молясь, чтобы Роббин не вернулась до того, как покину кухню. Пытаюсь повернуть ручки крана обратно, дабы перекрыть поток воды. Но не выходит. Закатываю глаза, дернув головой, и прикрываю веки, без желания оглянувшись на парня, который держит у лица кружку, закидывая голову, и я не могу игнорировать его довольное выражение лица, с которым он интересуется: — Avez-vous besoin d'aide, mademoiselle? (франц. Вам нужна помощь, мисс?) Щурюсь, не понимая, что этот тип несет, и со вздохом воссоздаю попытки повернуть ручку крана. Слышу, как Дилан отодвигает стул, громко поставив кружку на стол, и встает рядом, одним расслабленным движением пальцев крутанув ручку крана. Прикрываю веки, чувствуя, с каким наслаждением парень смотрит на меня, опираясь рукой на край раковины, но не реагирую, развернувшись, и быстрым, неловким шагом спешу к двери, пихнув её, и выскакиваю в коридор, до последнего ощущая на себе колкий взгляд самодовольного Дилана.***
«15... 16…» — моргаю, сильно сжав влажные от легкого пота веки. Руки держу согнутыми, ладони скрещены на груди. Лежу на мягком ворсистом коврике, чувствуя, как дрожит тело от вторичной за утро физической нагрузки. Я не успеваю опустошить желудок, возможно, в этом причина моей тошноты. Повторяю упражнения на пресс. Тянусь вверх, еле сгибаясь, чтобы коснуться подбородком колен. Больше не могу контролировать мысленный счет и шептать его не удается. Уже после пяти раз терзает одышка, поэтому из последних сил жмусь к коленям, стискивая зубы, и неаккуратно опускаюсь обратно, ударившись затылком о поверхность пола. Больно, но приятно. Правда, ощущение тошноты усиливается, так что беру себя в руки. Лучше скорее очистить желудок, иначе, боюсь, меня стошнит не в самый подходящий момент. Активными короткими глотками заполняю легкие. Не могу дышать ровно и глубоко, поэтому одолевает головокружение от нескончаемого и быстрого потока кислорода, что вызывает большее давление в глотке. Мне стоит сделать это. Правда. Жаль, у меня нет возможности заниматься опустошением в комнате. Сжимаю губы, еле перевернувшись на живот, и привстаю на коленях, видя, как трясутся руки, на которые опираюсь. Вдох — прикрываю веки. Выдох — распахиваю, и со сдержанным мычанием поднимаюсь на дрожащие от слабости ноги, схватившись за край кровати, чтобы помочь себе найти точку равновесия. Беру полотенце. Сразу приму холодный душ, а то чувствую себя не хорошо. Покидаю комнату, оценив окружающую тишину. Обычно в выходные Роббин старается куда-то выводить меня, но в последнее время она так много работает, что я радуюсь её постоянному пребыванию в состоянии сна. Прохожу мимо порога комнаты женщины, дверь немного приоткрыта, поэтому я могу заглянуть внутрь и оценить обстановку. Плотные шторы задвинуты, в помещении царит полумрак. Вижу Роббин. Она не расстилает кровати, но лежит на ней, спиной ко мне. Слышу — сопит. Вот и славно. Она могла бы вообще не вставать и не готовить завтрак для нас, но продолжает этим заниматься. Подхожу к двери ванной комнаты, без лишних раздумий открывая её, и с легким удивлением устремляю взгляд на Дилана, который топчется у раковины, поглаживая татуированное плечо. Поворачивает голову. Смотрит на меня. Молчание. А я секундным вниманием окидываю его тело. Без футболки. — Извини, я… — мешкаю, прижав к груди полотенце, и хочу развернуться, поспешить покинуть помещение. Дилан просит до того, как успеваю выскочить: — Роббин позови, — он не похож на того, кто испытывает дискомфорт, находясь в… В таком виде. И парень никак не проявляет смущение, думаю, та часть мозга, что отвечает за воспроизводство данного чувства, просто отключена. Я медленно поворачиваюсь обратно, опустив руки: — Она спит, — оповещаю тише, зная, как чутко порой дремлет женщина, особенно днем. Вижу, как Дилан тяжко вздыхает, опираясь татуированными руками на край раковины, и смотрит куда-то в сторону. Не ухожу. Словно ощущая некую атмосферу натянутости, но иной. Я буквально сама остаюсь на месте, выжидая, когда О’Брайен выдавит из себя слова, которые он явно намерен сказать. Это видно по выражению его лица. И в большей степени из-за него я не двигаюсь, испытывая интерес, что же ему требуется. — Тогда ты помоги, — так, не такого грубого тона я ожидала, но это же Дилан. Кажется, он недоволен тем, что приходится обращаться ко мне. Помощь? Ему требуется помощь? Самому О’Брайену? Великому и великолепному. — Что? — нервно дергаю ткань полотенца, подходя ближе к парню, который вновь вздыхает, взяв из раковины тюбик с кремом, и продолжает ворчливо обращаться ко мне: — Не тупи, а, — но сам же осекается, ведь его недовольство по отношению ко мне сейчас нелогично, так как он мне толком ничего не объясняет. Парень выпрямляется, повернувшись ко мне, и хмурым взглядом изучает тюбик, крутя его пальцами: — Можешь… — прерывается, указывая одной рукой на свою спину. — Я не могу… — выдыхает. — Короче, у меня… — Раздражение от татуировок? — почему-то стремлюсь помочь ему в подборе слов для объяснения ситуации. Если честно, не испытываю наслаждение, видя его таким. — Не совсем от них, — Дилан сдержанно исправляет меня. — Чесотка, — мое следующее предположение. — Ты постоянно чешешь руки, — непринужденно выдаю свои подозрения. — И кусаешь. О’Брайен резко поднимает на меня хмурый взгляд, врезавшись им в мое лицо с такой силой, что я словно ощущаю, как получаю пощечину, но не совсем понимаю, что вызывает у него такую реакцию. Особенно данные попытки что-то высказать в ответ: — Я… — он растерян? Он так тараторит. — Это… — Это нормально, — не выдерживаю его странного поведения, реагируя с поразительным принятием того факта, что он делает нечто подобное. — Я не думаю, что это что-то… — сама мямлю. — Ну… — что с того, что он причиняет себе легкий вред? Это нормально. — Ладно, — Дилан сам встревает в мои попытки избавиться от неловкости. — Мне присесть? — предлагает, но качаю головой: — Я могу и так, — беру у него крем. — Ладно, — парень слишком часто вздыхает. Встает лицом к зеркалу, опираясь руками на край раковины. Закатываю рукава рубашки, зная, что обязательно испачкаюсь: — Не знала, что у тебя и на спине татуировки, — встаю позади, изучая рисунки, которые оканчиваются чуть ниже лопаток. Да, он не смог бы дотянуться самостоятельно. Выдавливаю немного крема на указательный палец, и рассматриваю покраснение на коже, озадаченно коснувшись другой рукой немного рыхлой поверхности: — Ого… — моргаю. — Выглядит неприятно. У тебя даже кожа слезает. Чем ты чешешь здесь? Ножом? Дилан резко оглядывается, процедив раздраженно: — Ты обдолбанная? Спокойно наклоняю голову, чтобы ответить на его зрительный контакт: — Я видела, как ты это делаешь, — почему он скрывает нечто подобное? Дилан поднимает сощуренный взгляд на зеркало, чтобы видеть меня, ничего не отвечает, поэтому чувствую себя неловко, но продолжаю говорить, принявшись массировать пальцами больной участок кожи парня, втирая крем: — Я не думаю, что это странно, — без напряжения и скованности обсуждаю данный вопрос, так как это нормально. Совершенно. — Я тоже люблю ножи, — привстаю на цыпочки, чтобы лучше разглядывать кожу. — У нас девочка спала с ним под подушкой, — свободной ладонью опираюсь на его плечо. — Веселые будни в приюте? — О’Брайен произносит с усмешкой, а я с простотой в голосе исправляю его: — Нет, в больнице, — вижу, что он морщится. Неприятно? Не стоит так давить? Парень двигает плечами, отчего мышцы на его спине заметно напрягаются. Думаю, он чувствует себя не совсем комфортно, поэтому пытается заполнить тишину разговором: — Где тебе нравилось больше? — расправляет плечи, наклоняя голову в разные стороны, чтобы размять шею. — В больнице или в приюте? Задумываюсь, выдавливая немного крема на пальцы: — Нигде, — не могу ответить что-то конкретное. Я не имею понятия. — Может, дома? — Дилан предполагает, и моя реакция для него необычна, ведь я пускаю смешок, качнув головой: — Не думаю, — втираю крем, замечая, что невольно вывожу траекторию татуировок. — Почему? — он переминается с ноги на ногу. Не знаю, исходят его вопросы из интереса или это попытки быть культурным, пока я помогаю ему. Медленнее вожу пальцами по его коже, взглядом уплывая в сторону. Воспоминания — вещь опасная. Я не люблю отдаваться им, окунаться в прошлое, и сейчас с неприязнью на лице вдыхаю кислород в легкие, отвечая на выдохе: — Мой отец слишком любил меня, — и тут же понимаю, как это звучит, поэтому не даю парню обдумать сказанное: — Моя мать ревновала, — сильнее и с большим давлением втираю крем, заставляя Дилана выпрямиться, расправив плечи, и с хрипотой от неприятных ощущений прошептать: — Забавно, — что? — У моей матери был отчим, — прекращаю втирать, наклонив голову, чтобы выглянуть из-за плеча Дилана, который смотрит куда-то вниз, с задумчивой хмуростью на лице рассказывая. — Он тоже… — ненадолго замолкает, будто проглотив что-то твердое в глотке. — Перебарщивал со своей любовью. Отвожу взгляд. Медленно встаю на место, неуверенными движениями ладони продолжая массировать больные участки татуированной кожи. Не хочу пояснять, почему так реагирую на его слова, и, кажется, сам О’Брайен вдруг осознает, о чем говорит мне, будто это действительно лишнее. И мы молчим. Чем дольше находимся в тишине, тем невыносимее мне становится в душевном плане. Тяжелее выполнять просьбу. Поэтому решаю разрядить обстановку, возобновив ту тему, которой Роббин мучила парня утром: — А, правда, — закрываю тюбик, сделав шаг в сторону, дабы дать Дилану понять, что я закончила. — Почему у тебя нет девушки? Честно, ожидаю негатива и раздражения в ответ, ведь это попытка растрясти парня в эмоциональном плане, а то он выглядит слегка подавленным, будто своим упоминанием матери вводит себя в легкое помутнение. Но он реагирует с натянутой улыбкой: — Ну… — поворачивается ко мне всем телом, взяв футболку со стиральной машины. — У меня есть Дэн, — шире растягивает губы, так как я отвечаю с легкой улыбкой: — Ему такой ответ бы не понравился. Дилан кивает, натягивая футболку: — Точно, — тянет ткань вниз, протянув ладонь, чтобы забрать тюбик с кремом, и я отдаю его. Окей, всё проходит с успехом, я даже рада, что Роббин спит, по причине чего мы оказываемся в столь неловкой ситуации. Опускаю голову, протянув ладони к крану, чтобы попытаться смыть остатки крема. Думала, Дилан уже покидает помещение, но он всё еще здесь. Вернее, он делает пару шагов от раковины, но наклоняется обратно, что-то разглядывая на моих запястьях: — Что с руками? Поднимаю взгляд, но не выше. Не на зеркало. Куда-то в сторону. Ведь по ушам бьет звонкий голос. Высокий и немного писклявый, такой… Неприятный. «Как этого можно не понимать?! Это элементарные вещи!» — сильный удар линейкой по запястьям. — Я ударилась, — поднимаю глаза. Смотрю на парня, потирая больную кожу, синяки на которой по некоторым причинам не успевают пройти. Дилан моргает, немного наклонив голову, чтобы лучше рассмотреть мои отметины, но я спешно поправляю рукава кофты, нервно затараторив: — Я хотела принять душ, — кручу ручки крана, но не удается повернуть. В этот раз проблема в креме, по вине которого ладони соскальзывают. О’Брайен издает сдержанный смешок, протянув ладонь, и поворачивает ручку, с довольным видом предложив: — Составить компанию? А то тут без моей помощи не обойтись. Почему-то не пытаюсь отреагировать с недовольством. Думаю, я начинаю привыкать к подобному «юмору», поэтому проще отношусь к словам Дилана. Искоса пялюсь на него, морщась: — Не стоит. Я и так увидела достаточно, — намекаю на его голый торс. О’Брайен забавно подыгрывает или… Чем он занимается, не пойму, но не изменяет своему настрою, начав пятиться назад, указав на меня тюбиком крема: — Мое дело предложить… — А мое — отказать, — улыбаюсь, кивнув на дверь, и без грубости в голосе шепчу. — Вон. Дилан слишком нагло улыбается, когда переступает порог, напоследок окинув меня взглядом, и закрывает дверь, оставив меня в желанном одиночестве. Что ж, может быть, я действительно делаю успехи. Первое время было тяжело подстраиваться под шуточки и издевки этого типа. Еще немного — и я вовсе прекращу воспринимать их. Главное помнить, что им движет исключительное желание заставить меня смущенно краснеть и гневаться. Уголки моих губ опускаются, но лицо продолжает выражать мягкость. Поворачиваюсь к раковине, принявшись смывать крем. Сохраняю молчание внутри разума, запрещая себе развивать какую-либо мысль в сознании. И делаю поток воды сильнее, чтобы скрыть за его шумом мои попытки опустошения желудка. Да. Я отлично справляюсь. Я молодец.