Две стороны медали. Океан и Деградация
Скажем так. Бывают дни, когда эмоциональные силы иссякают. Буквально вчера казалось, что способен горы свернуть, что окружающая действительность не получит желанного удовлетворения от процесса давления на тебя психологически или каким-то иным образом внешние факторы не смогут повлиять на твое внутреннее состояние, но это лишь фантомная уверенность в себе и в своих силах, которой часто поддается Оушин. Вздумается, будто она со всем справится, будто спокойно добьется своей цели, ведь она может смело идти к ней, умело играя в ложь с людьми. Мечта — основной двигатель бытия, стремления — мотивация к продолжению борьбы. Свобода. Она убеждена, что получит её, и сейчас наступает тот самый день, один из тех, когда она не видит смысла. Теряет его, как теряет устойчивость в ногах во время сильной слабости. Больше не понимает, зачем ей к чему-то стремится. Больше не ощущает своей способности к борьбе и движению. Её уверенность в своих действиях и решениях слабнет. Добиться свободы таким путем… Сможет ли она? Почему вдруг выбирает столь долгую дорогу к свободе? Ведь есть множество вариантов, как быстро со всем покончить. Почему именно медленная смерть? Оушин не знает. Ей просто нравится видеть процесс. Видеть, как она медленно иссякает, словно растворяясь в пространстве. И это помогает ей продолжать стремиться к своей цели — видимый результат помогает поддерживать мотивацию. Но сейчас. Тот день, когда ей всё равно. В ванной всегда прохладно. Холодная вода медленно сочится из крана, не шумит. Тея стоит напротив раковины, смотрит в зеркало, изучая свое лицо. Тот день, когда куда-то уходит осознание. Может, начинают отмирать клетки мозга? Такое возможно? Если да, то Оушин испытает гордость за себя. Только не сегодня. Сейчас ей всё равно на успехи. В голове наполненный водой вакуум. Что-то шуршит в ушах. Звук непонятный, словно… Трещание сломанного телевизора, только исходит данный шум из глубин сознания, что прекращает функционировать с прежним анализом действительности. Способность воспринимать мир затормаживается. Эмоциональное отупение усиливается. Да, Тея Оушин обожает себя такой. Когда ей всё равно. Существовать в подобном состоянии куда проще. Терпеть реальность с таким отношением — легче. Словно утекаешь. Куда-то. Неясно. Дрожащими пальцами пытается расстегнуть рубашку, но не хватает ни сил, ни тяги к действию. Опускает руки. Опускает взгляд. Опускается. Долгий вдох. Медленный выдох. В груди щемит. Касается её, нащупывает выпирающие ребра. И давит на них пальцами, глотнув воды во рту. Ничего не ощущает. Даже ударов сердца. Действительно ли она жива? Или уже окончательно лишилась жизни, а это её собственный Ад? А Дилан чувствует себя… Лучше? Наверное. Ему удается за ночь избавиться от своей агрессии, перетерпеть её и сдержать в себе, поэтому он ощущает себя победителем в данной ситуации. Конечно, не обошлось без помощи в виде… Неважно. Он вытерпел. И он доволен собой, хоть и не выспался совершенно. Интересно, кого он пытается обмануть? Самого себя? Не глупо ли? Парень пытается скрыть личные ощущения. Он по-прежнему чувствует себя нехорошо, и это мягко сказано. По крайней мере, не так отвратно, как ушедшей ночью, но всё-таки… Открывает дверь ванной комнаты, устремив спокойный, немного сонный взгляд на девушку, стоящую у раковины. И останавливается на пороге, со сдержанным вздохом отводя глаза в сторону, ведь совершенно забывает, что этой ночью кое-что проходит не «как обычно». У него есть свидетель. Оттого напряжение усиливается, но Дилан выделяется особым самообладанием, поэтому позволяет себе еще раз тихо втянуть воздух в легкие, после продолжив медленно шаркать к раковине с желанием умыть бледное лицо: — Утро, — сложно понять, с каким трудом О’Брайен вытягивает из себя приветствие. Ровным тоном, без натянутой улыбки. Он пока не готов лгать. Мускулы лица чем-то нагружены, тяжелые, кажется, его кожа сейчас обвиснет и вовсе оторвется, а за ней последуют и мускулы, оставив окровавленные кости. Дилан не имеет никакого отношения к тому, в каком состоянии находится Тея, но, в связи с обстоятельствами, парню кажется, что её игнорирование — следствие произошедшего, поэтому он закатывает глаза, когда девчонка остается молчаливой, направившись к порогу, чтобы покинуть помещение. Она не заставит себя говорить сейчас. Ей не хочется, но придется спуститься вниз к Роббин. Состояние состоянием, а поддержание лжи необходимо. Прикрывает за собой дверь, оставляя О’Брайена наедине с собой, а это определенно то, что ему требуется. Парень остается внешне равнодушным, пропуская мимо себя признание ошибки, которую он допускает в общении с девушкой. Ему требовалось лишь спокойно попросить её уйти с кухни, но всё пошло к чёрту. Теперь придется выкручиваться. Каким-то образом. Лениво снимает один рукав кофты. Вытягивает руку, чтобы рассмотреть сгиб локтя. При сильной натянутости кожи рана вновь вскрывается, выпуская капли крови. Требуется обработать чем-то и замотать эластичным бинтом. В таком случае, всем можно лгать, что это простое растяжение. Роббин уж точно не стоит знать о случившемся. — Тяжелая была ночка, — женщина не чувствует себя вовсе. Она так вымотана, до секундной темноты в глазах. Непонятно, как её по-прежнему ноги держат. Роббин старается расслабленно улыбаться, общаясь с Теей, ведь замечает перемену в её настроении. Но не пытается наседать с вопросами. У каждого бывает эмоциональный упадок, его требуется перетерпеть. Завтра полегчает. К тому же, речь идет не об обычном человеке, с которым еще можно было бы попытаться поговорить. Речь идет о Тее. С ней всё гораздо труднее. Она слишком замкнута в себе. Оушин сидит за столом, держа в руках стакан с водой. Взгляд опущен. Пальцами катает капсулы по ровной деревянной поверхности. Не хочет принимать витамины. Сегодня девчонка будет особенно капризной. А Роббин — сдержанной и понимающей. — Ты плохо спала из-за грозы? — женщина наливает в кружку кипяток, принявшись ложкой размешивать крупинки кофе. — Ничего, — тепло улыбается, зевнув. — Привыкнешь, — опирается свободной ладонью на спинку стула. — К сожалению, погодные условия у нас не самые приятные, — отвлекается на вошедшего к ним сына. Парень закатывает рукава кофты, несильно, чтобы локти остались скрытыми под тканью. Роббин обреченно щурится, оценив внешнее состояние Дилана. Кажется, он тоже сегодня не в духе, но женщина не позволяет себе унывать, поэтому на её лице сверкает лишенная сил улыбка: — Ты так и не уснул? — догадывается, поднося кружку к губам. — Я рассчитывала, что ты поспишь немного, — заботливо признается, на что Дилан пропускает полное недовольства фырканье: — Поэтому попросила этого мудака подвезти тебя? — подходит к холодильнику, повернувшись спиной к матери, так что не видит, каким огорчением заливается её лицо: — Дилан! — женщина повышает голос, но всё равно звучит тише, чем планируется. О’Брайен оглядывается на Роббин, холодным вниманием изучив кружку в её руках: — Не пей кофе, — грубость не исчезает из его тона. — Иди спать, — отбирает у женщины кружку, заставив её томно вздохнуть и сдаться. Она не собирается ругаться с ним только потому, что он ведет себя некорректно с матерью. Роббин потирает ладонями лицо, с усталостью оглянувшись на Тею, которая по-прежнему смотрит в стол, играясь с капсулой пальцами. — Занятия отменили? — женщина обращается к сыну, а мысленно размышляет о том, как вести себя с девушкой, чтобы улучшить её состояние или хотя бы помочь и поддержать. — Да, но не тренировку, — О’Брайен рад, что сегодня у него будет возможность физически истощиться — значит, у него не остается сил на размышления и анализ своего состояния, и после изматывающей тренировки он повалится спать без лишнего груза мыслей. — Не перенапрягайся, — настаивает, замечая вялость, с которой её сын вновь открывает холодильник, отпивая кофе, приготовленное матерью. Ничего не дает в ответ, он не хочет увеличивать свою ложь, обещая, что просто пробежит пару кругов. Нет. Он точно добьет себя. — Ладно, — Роббин еще не отдыхала после смены, поэтому трет сжатые веки, отгоняя сонливость. — Я тогда прилягу ненадолго, — к сожалению, сегодня у неё еще есть обязанности, которые важно выполнить, так что женщина не может в полной мере набраться сил. — Позавтракайте, хорошо? — надеется на то, что её сын позаботится о приеме пищи, который необходим Тее. Сегодня. Как никогда. — Ага, — парень вынужденно бросает в ответ, принявшись с неохотой думать, что можно приготовить сегодня. Роббин пару секунд находится без движения, уходя в свои мысли, и в итоге со вздохом разворачивается, повторно стрельнув вниманием на Оушин. Та никак не меняется внешне, но таблетку уже крутит пальцами, удерживая около лица. Изучает. С равнодушием. Окей. День обещает быть непростым, но Роббин не унывает, верно? Больше не унывает. Женщина покидает кухню, мучаясь от головной боли, с которой остается наедине О’Брайен. Да, сейчас присутствие Теи вызывает неприятные ощущения в висках, и нужно добиться внутреннего баланса, чтобы умело выкрутиться из ситуации. Жаль, Дилан слишком не собран. — Что хочешь? — ровным тоном спрашивает, без интереса исследуя полки холодильника. — Я бы яичницу съел с беконом, а ты? — конечно, тебя охватывает ощущение тошноты, но ты бы определенно поел. Аплодируем. Молчание за спиной. О’Брайен стучит пальцами по кружке, второй ладонью сдавив дверцу холодильника. Прикрывает веки. Дышит. Набирается терпения. — Только не говори, что теперь будешь игнорировать меня, — нервно облизывает влажные от кофе губы, оглянувшись больно злобно на девчонку. Нет, в данный момент он не хочет вникать в проблему и понимать её. — Я не хотел кричать, — в голосе проскальзывает неприятное давление. — Но если ты расскажешь моей маме, тогда у нас с тобой начнутся проблемы, — угроза? Звучит именно так. Тея не поднимает взгляд. Не реагирует. Ей всё равно. Она даже не вспоминает о случившемся. Подумаешь, сорвался. На Оушин часто кричат. Подумаешь, прибегнул к аутоагрессии. Оушин часто сталкивалась с подобным выражением злости. Произошедшее ни коим образом её не касается. Дилан пристальным взглядом сверлит лицо девчонки, не прочитывает её эмоции, те тупо отсутствуют, поэтому остается лишь надеяться, что девушка послушается — и Роббин останется в неведении. Иначе О’Брайен перестанет притворяться «хорошим братом». Он еще мгновение испытывает девчонку зрительным давлением, после повернувшись к ней спиной и повторив вопрос: — Тебе одно яйцо? И вновь прикрывает веки, сдерживая внутри раздражение, отчаянно пытающееся вырваться наружу. Слышит, как Тея отодвигает стул, оставив на столе витамины, и шаркает босыми ногами к двери, молча покинув светлое помещение. Парень переминается с ноги на ногу. Еле воздерживается от злостного комментария в сторону девчонки, ведь, по сути, нет её вины в том, как он себя чувствует. Просто сейчас Дилан воспринимает всё с неправильным усилением. Если его кто-то бесит, то бесит так, как никогда прежде. Вдох. Выдох. К черту. Закрывает дверцу, принявшись крупными глотками опустошать кружку. Терпение… Держит стакан с водой в холодных ладонях. Спокойным шагом приближается к двери, выходящей на задний двор, к террасе и саду. Слабым движением пальцев сжимает ручку, надавив — в глаза бьет серость. Небо затянуто дождевыми облаками. Прохладный ветер срывает бледные листья с веток высоких деревьев. Ожившие благодаря уходу Теи цветы клонятся к земле. Босыми ногами ступает по деревянному полу, сквозь доски которого рвутся усы дикого винограда. Зеленая трава в капельках дождя, земля влажная. Тея ступает по лужам, вода в них чистая, необычно. Подходит ближе к высокому цветку с пестрыми алыми лепестками. С равнодушием изучает его, осторожно приседая на корточки, стакан прижав к груди. Разглядывает. На красивых лепестках блестят капли дождевой воды. Девушка медленно подносит ладонь к бутону, аккуратно и нежно принявшись гладить его, снимая капельки. Холодные. Оушин наклоняет голову, сжав один алый лепесток. Тянет. Бутон опускается под тягой. Секунда — и лепесток открывается. Девушка подносит его к лицу, разглядывая со всех сторон. Опускает его в стакан с водой и вновь принимается нежным давлением выдергивать остальные лепестки. Бутон медленно редеет, теряет свою природную красоту. Медленная смерть. Оушин опускает стакан на траву, усаживаясь на колени. Руками опирается на землю, наклонившись над клумбой. Пристально смотрит на лишенный своей красоты цветок, но он по-прежнему отдает ароматом. Значит, всё ещё жив. Значит, всё еще умирает. Долгий процесс. Девушка хмурит брови, вдруг схватив ладонью бутон, и резким движением дергает наверх, рванув цветок. Оставшиеся лепестки опадают моментально. Сдавливает пальцами, чувствуя, как выделяется горьковатая влага. И разжимает, с прежним безразличием рассматривая скомканное подобие бутона. Внезапная смерть. Быстрая.***
Работа медсестры наполнена ежедневным стрессом, поэтому нет ничего удивительного, что в таком возрасте Роббин начинает часто заболевать и всё больше тараторить про себя об усталости и моральном истощении, но здесь данная профессия прибыльна и уважаема, а деньги семье О’Брайенов нужны. Женщина в первую очередь заботится о будущем сына, намереваясь дать ему всё, что только способна выжать из себя. Он должен отучиться, поступить в хороший университет — обязательно в Штатах, чтобы получить хорошее образование. Столько прожитых в нищете лет оставляют свой след в психике Роббин — она ни за что не позволит своему сыну жить в тех условиях, в которых жила сама. Никогда. Поэтому никакой работы после школы. Сразу вперед за высшим образованием. Так что задача женщины — скрывать, насколько на самом деле ей тяжело финансово поддерживать семью, хоть и такую небольшую. Ещё одна причина, почему она берет к себе детей для реабилитации — больница выплачивает деньги на их содержание. Немного, но сумма помогает оплатить счета. Роббин кашляет, пальцами касаясь шеи, пока бродит по комнате, пытаясь собраться в дорогу. Её лицо морщится от легкой боли в горле, а головная усиливается от давления, которое оказывает на женщину погода. Ужас. Эти скачки и изменения её добьют. — Простудилась, — Дилан вовсе не стоял всё это время за стеной возле порога, он услышал из своей комнаты, как мать рвет глотку кашлем, поэтому с такой каменной миной на лице проходит в спальню женщины, держа ладони в карманах штанов. — Не страшно, — Роббин отмахивается, перебирая документы на столе. — Отвезешь в больницу? Дилан сердито фыркает, сделав к женщине пару жестких и тяжелых шагов: — Какого черта? — его злость обоснована. — Опять смена? От громкого хриплого голоса головная боль усиливается. Роббин пальцами давит на правый висок, повернувшись к сыну, и спешит препятствовать его агрессии: — Нет, — качает головой, устало взглянув на него. — Месяц прошел, — парень всё ещё хмур. — Надо Тею на осмотр отвезти. — Именно сегодня? — Дилан, терпение. — После ночной смены? — он не сдерживается, хлопнув женщину по ладони, когда та вновь принимается перекладывать документы в сумку, и Роббин прикрывает веки, опустив вещи на стол. — Отдохни, — приказным тоном, и матери трудного подростка еле хватает сил, чтобы попытаться объяснить: — Если я не буду выполнять правила, — встает к нему лицом, мягкими движениями ладоней жестикулируя. — Посчитают меня неподходящей для роли волонтера. Надо быть ответственной за тех, кого мы… — Берем, — перебивает, грубо, но оканчивает её мысль правильно, параллельно ощущая, какая новая волна злости накрывает его. Он негодует из-за наличия проблемы — Теи. Но в то же время отдаленно сохраняет в себе здравомыслие. Девчонка не виновата. Наверное, способность быть слегка сдержанным и понимающим у него от матери. — Я знаю, — кивает, потирая лоб ладонью. — Но ты никакая. Выглядишь жутко. — Спасибо, сынок, — Роббин отшучивается, вяло вернувшись к сбору документов. Дилан ставит руки на талию, нервно скользнув кончиком языка по нижней губе, и набирает воздуха в легкие, с трудом принимая данное решение: — Прими горячий душ и ложись спать, — Роббин опускает руки, с обречением взглянув на сына, который еле договаривает. — Я отвезу её. Женщина активно моргает, словно таким образом происходит переработка полученной информации. И хмурится, слабо. Головная боль не позволяет проявлять сильные эмоции. — А твоя тренировка? — шепотом и всё ещё неуверенно спрашивает. — Успею, — О’Брайену не охота развивать эту тему. Он просто сделает это. И всё. Без лишних раздумий. — Точно? — Роббин чувствует себя неуютно. — Ты, ну, не против? — она знает, как её сын в принципе относится к тому, чем занимается Роббин, а тут еще ему приходится в таком настроении делать то, чего ему не хочется. — Ты же постоянно ноешь, когда я прошу тебя помочь с детьми. — Сейчас я сам вызвался, — парень отступает назад. — И не ради «детишек», — ворчит, кивнув в сторону коридора. — Иди в душ. — Стой, — Роббин скованно вынимает документы из сумки, подходя к сыну, и протягивает ему. — Вот, — Дилан без желания берет медицинскую карту с разными вставленными в неё бумажками. — Это информация. Доктор будет не совсем доволен, но… — поднимает просящий взгляд на парня. — Постарайся не грубить ему, ладно? — просит, зная, как себя ведет Дилан, когда он встает не с той ноги. — Пойду, скажу Тее, что ты её отвезешь, — гладит парня по плечу, а тот вдруг хмурит брови, сощурено и пристально разглядывая полученные документы. Информация. Вся информация об этой девчонке. Ему… Интересно? Нет, скорее, любопытно. Роббин ведь ему всего не рассказывает. — Надеюсь, она не будет против, — женщина нервно потирает ладони, направившись к порогу комнаты, у которого останавливается, оглянувшись. О’Брайен смотрит на неё, читая понятную тревогу на лице матери, которая продолжает свою мысль шепотом: — Настроение у неё сегодня… Так себе. «…Наркотическая зависимость. Алкогольная зависимость. Пищевое расстройство: булимия, анорексия. Психологические отклонения (чаще встречаются: расстройство личности, признаки шизофрении, навязчивых идей, см. стр. 12 мед. карты). Социальное расстройство…» — нет, это Дилан даже не открывал саму карту. Он всё равно не способен разобрать почерк. Читает выписку главврача, который, судя по всему, наблюдал за состоянием пациентки с особым интересом. Скорее всего, он сделал выдержки, чтобы местным врачам, а особенно опекуну не требовалось тратить время на изучение всей истории болезни. Удобно, но без конкретики. Наверное, Роббин досконально изучила все документы, поэтому обладает большей информацией. Дилан с трудом разбирает слова. У всех врачей традиционно виляющий почерк. О’Брайен стоит на улице, опираясь спиной на дверцу машины. Курит, хмуро путаясь в словах и буквах. Ничего не понятно. Ясно лишь то, что Роббин не шутила, когда заикнулась об «особенности» этой девчонки — действительно, тот ещё чертов случай. Выпускает никотин, сжав во рту кончик сигареты, и открывает набитую бумажками толстую медицинскую карту на первой попавшейся странице. И, как ожидается, мало, что поддается разбору, поэтому принимается тупо перелистывать, хватаясь взглядом за парочку понятных слов, которые ничего ему не сообщают важного или интересного. Полностью пролистывает, уже плюнув на затею и свое любопытство, когда внимание привлекает небольшое вложение в виде белой книжечки на три-четыре страницы. Почему? Потому что он уже видел подобное. У Роббин есть такая же. Документ, сообщающий о прохождении реабилитации в центре для душевнобольных. Откуда-то возникает ощущение, неприятное, тревожное, совсем как в тот раз, когда… Наклоняет голову к плечу, насильно остановив мысленный поток, и открывает первую страницу тонкой книжечки, на обложке которой указан номер дела и полное имя пациента. И медленно скользит взглядом по строчкам с данными, с большим вниманием вчитываясь в слова, дабы понять каждое из них. «Она, как я», — вот, что имела в виду Роббин. Теперь Дилан понимает. И от впитываемой информации у него начинает неприятно посасывать в ребрах, а покалывание возле сердца усиливается, как проявление хмурости на лице. Она, как Роббин. Даже хуже. За спиной голос женщины, и Дилан необычно вздрагивает, резко оглянувшись на крыльцо дома, на которое выходит Роббин с Теей. Мать о чем-то спокойно рассказывает ей, кажется, предпринимая попытки улучшить эмоциональное состояние девчонки, но та остается равнодушной и, судя по выражению лица и отрешенности во взгляде, вовсе не пытается анализировать слова женщины. Странно замечать это только сейчас, но Тея, словно еще больше осунулась. Её тело… Меньше. Как бы глупо это не звучало. Возможно, она оставляет волосы распущенными по той причине, что её лицо выглядит хуже. Оно… Худее. Гораздо. Впадины на щеках четче, под глазами крупные темные пятна. И мешки. Губы не бледно-розовые, как обычно, а приобретают непонятный голубовато-серый оттенок, который идет в жестком контрасте с фиолетовой клетчатой рубашкой, которую она надевает. Видимо, зеленую Роббин отнесла в стирку. — Мы не думаем тебя отдать. Это обычная проверка, — Роббин произносит странные вещи. Оушин боится, что её оставят в больнице? О’Брайен стискивает в зубах сигарету, принявшись впихивать карту в карман кофты, но не удается, поэтому открывает дверцу машины, бросив документ в бардачок. Выпрямляется, продолжив затягивать никотин. Смотрит. Роббин с теплой улыбкой пальцами расчесывает спутанные волосы девушки, желая: — Давай, удачи, — и осторожно берет её за плечи, разворачивая всем телом к ступенькам, и Тея медленно плетется вперед, пальцами дергая пуговицы рубашки. Взгляд опущен. Брови нахмурены. Роббин обращается зрительно к сыну, сделав жест: поднимает ладони и медленно опускает. «Будь сдержаннее». Дилан глубоко вздыхает, в последний раз сильно затянувшись, и бросает окурок под ноги, придавив, дабы потушить. Выдыхает никотин, садясь за руль. Тея медленно забирается на заднее сидение, придерживаясь своего молчания. Парень корректирует угол зеркала заднего вида, чтобы иметь возможность поглядывать на девчонку, и вздыхает: — Пристегнись, — поворачивает голову, окинув взглядом Тею, которая тонкими пальцами принимается бороться с жестким ремнем, который никак не хочет поддаваться её жалким попыткам. И О’Брайен чешет кончик носа, повернувшись таким образом, чтобы иметь возможность помочь. Зря он сунул нос. Роббин не просто так утаивает информацию. Дергает рукой ремень, без труда пристегивая его, и невольно поднимает взгляд, обратив его на лицо девушки, которая пристально пялится в окно. Теперь черт его знает, как общаться с этой мышью. Каждый ведет свою собственную внутреннюю борьбу. Какое имеет право один человек перебрасывать свой негатив на другого? Никакого. Тея Оушин с чем-то сражается, как и О’Брайен. Как и Роббин. Как и любой человек. В одиночестве. Дилан О’Брайен старательно избегает посещения больниц. В детстве он частенько здесь оказывался, не потому, что сам получал травмы. Дело было в Роббин. Всегда только в ней, и у парня выработалось детское отвержение данного места. Словно физически оказываешься в прошлом, вновь погружаясь в неприятные воспоминания, поджидающие на каждом шагу, в каждом отделении. Везде. Дилану до сих пор непонятно, почему его мать выбрала профессию, обязывающую её целыми днями находиться в стенах больницы. Ей в юности не хватило? В постоянно чистых и белых коридорах пахнет медикаментами. Запах въедается в ноздри, в горло, вызывая приступ усиленного кашля, с которым О’Брайен идет по этажу, высматривая на белых сверкающих на свету ламп дверях нужный номер. Тея плетется немного позади. Как и прежде, её взгляд опущен, она словно высматривает что-то в ногах или наблюдает за нервным движением своих пальцев, которые вот-вот оторвут пуговицу. — Не люблю больницы, — Дилан не стремится начать разговор с девчонкой, но поддерживать напряженное молчание ему так же неохота. Тем более, сейчас. Когда он знает. По коридорам ходят люди: простые посетители, пациенты, врачи, медсестры. Персонал больницы раздражает. О’Брайен находит неприятным для глаз белый цвет их формы, или он навязывает себе? Возможно, стоит прекратить оценивать окружающую обстановку. Оглядывается на Тею, замедлив шаг, ведь они приближаются к нужному кабинету: — Тут плохо пахнет и люди какие-то… — обращает внимание на медсестру в короткой форме, из-под края которой еле вылезает ткань голубой юбки. Блондинка выходит из-за двери, больно резко устремив на парня внимание, и её лицо озаряется привлекательной улыбкой. И Дилан хмурится, задумчиво изучив девушку, не сразу признав в ней человека, с которым когда-то переспал. — Мда… — выдыхает, закатив глаза, и невольно касается ладонью плеча, ощутив усилившиеся жжение. Оно неприятно покалывает, словно изнутри на кожу давят тонкие острые иглы, старательно вспарывая татуированную поверхность. Нехорошо. — Привет, Дилан, — молодая девушка бодро подскакивает к парню, перегородив ему дорогу, а к груди прижимает свой рабочий журнал, её завитые локоны забавно дергаются, а широкая улыбка кажется милой даже Оушин, которая поднимает взгляд, стукнувшись плечом о руку О’Брайена. Сегодня она предельно невнимательна. Парень намеренно заставляет себя сунуть ладони в карманы джинсов, чтобы не тереть кожу рук. Колкая боль изводит, становясь всё сильнее. И достигает своего пика, когда медсестра, в качестве приветствия, касается его локтя ладонью, несильно сжав пальцами: — Ты вместо Роббин? — догадывается, ведь еще утром встретила мать Дилана, которая только заканчивала ночную смену. О’Брайен кивает, сдержанно подтвердив: — Типа того. Девушка обращает взгляд на Тею, объясняя уже ей: — Доктор Эркиз сначала побеседует с Диланом, — говорит с паузами, будто зная, что девчонка может не поспевать за скоростью чужой мысли. Хотя, скорее всего, внешнее состояние Оушин яро кричит о её «отрешении» от происходящего вокруг. Честно, начинает казаться, что она находится под чем-то, но медсестра скрывает эти подозрения. Скажет лишь доктору, чтобы тот провел необходимые анализы. — Проходи, — девушка подталкивает парня к двери кабинета, а сама принимается поглаживать спину Теи. — А мы с тобой познакомимся поближе, — улыбается, но не так широко, отводя девчонку к местам ожидания — мягкие стулья, поставленные в ряд вдоль стены. Оушин хмурит брови, напряжением стрельнув в лицо медсестры, начавшей без умолку болтать, пытаясь увлечь чем-то пациентку. Оглядывается на Дилана, который без желания шаркает к указанной двери, осознав, что сейчас будет выступать в роли опекуна — ответственного лица. Да и говорить придется с мужчиной, который когда-то клеился к его матери. Любой ухажер Роббин, неважно, кто он, — О’Брайен без разъяснений вышвырнет его. Это эгоизм? Наверное, но для его наличия есть причины. Белые стены, белый пол и совершенно неясно почему — черный стол, набитый документами. Темный кожаный диван, несколько шкафов для хранения папок с делами пациентов. Полный мужчина сидит в крупном кожаном кресле. Его белый халат распахнут, на нагрудном кармане бейджик с указанием имени и должности. Дилан располагается на стуле, напротив доктора, который сутулится, изучая заключение Роббин за прошедший месяц. Почесывает лысую макушку, сонно вздохнув: — Что ж, — откладывает записи Роббин, взяв карту пациентки. — Плохой результат за месяц. Дилан с раздражением относится к этому мужчине, поэтому угрюмо реагирует на всё, что бы он ни сказал: — Программа только началась, — прижимается спиной к спинке стула, ладони крепко сжав в карманах, так как вот-вот примется чесать руки. — И? — доктор Эркиз поднимает усталый после ночной смены взгляд на парня. — Она не прибавила, — сравнивает показания, чтобы оценить, насколько плачевен результат. О’Брайен вытягивает ноги, принимая расслабленную позу: — Слишком требовательно для профессионала. Мужчина исподлобья смотрит на него, вдруг сдержанно улыбнувшись: — Ты ведь сын Роббин, да? — зачем уточняет? Он прекрасно знает, кто перед ним. Чего в идиота играть? Дилан кивает головой, слабо, и усмехается краем губ, когда доктор отводит взгляд в сторону, пытаясь скрыть то, с каким трудом втягивает в легкие воздух. Да, он отчетливо помнит, какой была их последняя встреча. Парень надеется, что рука этого типа до сих пор ноет после полученной травмы. — Так, — Эркиз решает не заострять внимание на происходящем, возвращаясь к рабочему вопросу. — Твоя мать ознакомлена с показанием и наблюдением доктора, который занимался делом Оушин, — начинает что-то фиксировать в своем журнале. — Она часто прибегает к опустошению желудка, — принимается перечислять себе под нос. — Наедается — и два пальца в рот, — с улыбкой качает головой, словно это смешно, но на деле — это типично для пациентов с такой историей болезни. — Также она часто напивается водой перед взвешиванием, поэтому я так строго оцениваю результат. Есть вероятность, что это неверный показатель. И она весит меньше, — высказывает свои подозрения. — Я понимаю, Роббин хочет быть мягче, но с такими, как этот пациент… — поглядывает на Дилана, морщась. — Не стоит. Нужен жесткий контроль, — строгим тоном советует. — Следите за ней. Если к следующему вашему посещению улучшений не будет, её придется отправить обратно. О’Брайен пальцами потирает сжатые веки и с легким смешком шепчет: — Думаю, моя мать не позволит её забрать. — Сразу видно, ты не разбираешься в том, чем мы тут занимаемся, — доктор вежливым тоном поясняет. — Роббин несет ответственность за реабилитацию Оушин, — указывает ладонью на себя. — Я проверяю результат и направляю в больницу, где она содержалась. Тот доктор, который отвечает за её состояние, сам решает, насколько хорошо протекает процесс восстановления. И он может отозвать пациентку обратно, если посчитает, что программа не помогает ей. Значит, она не готова, и ей требуется дополнительное лечение, — заканчивает, вводя парня в курс дела, хотя в этом нет необходимости, просто пытается как-то уладить с ним отношения. Чтобы Дилан, хотя бы, прекратил с таким давлением смотреть на него. — На данном этапе никаких улучшений, — привстает, еле отрывая пятую точку от кресла, чтобы положить перед О’Брайеном документы. — Посмотрим, что скажет ответственный за неё врач, — и протягивает ручку. Дилан подается вперед, выдернув пишущий предмет из его ладони, с издевкой растянув губы. Эркиз садится обратно, дернув края халата: — И хочу дать один дельный совет, — переплетает пальцы, уложив ладони на стол. Дилан с пренебрежением листает документ, не особо вникая в то, что подписывает. — Я понимаю, почему все, в том числе и Роббин, так осторожны в общении с Оушин. Но… — мужчина вновь чешет макушку, не понимая, почему так нервничает в присутствии О’Брайена, который поднимает на него хмурый взгляд. — Я бы на вашем месте был осмотрителен, — раскидывается вполне уместными советами. — Не верьте ей. После недолгого заполнения каких-то бумажек, на которых парню пришлось поставить свою подпись, как опекуна, они возвращаются в коридор. Ничего не меняется. Тея продолжает сидеть, нервно оттягивая одну из пуговиц рубашки, а медсестра весело о чем-то рассказывает, не сильно-таки интересуясь наличием внимания со стороны девушки. Просто трещит о своем, пока Оушин мечется взглядом по полу, исподлобья посмотрев на вышедшего за парнем доктора. Полный мужчина лениво, будто нехотя, подходит к ней, закрыв свой журнал: — Привет, Тея, — со вздохом, даже не пытается проявить позитивный настрой, видимо, он работает двое суток без перерыва. — Я — доктор Эркиз. Твой здешний смотритель, — и только сейчас на лице проскальзывает довольная ухмылочка. — Так вы называете нас, верно? Дилан складывает руки на груди, встав рядом с доктором. Да. Очень забавно. Чего он так лыбится? Как и ожидается, Тея не реагирует. Она отводит напряженный взгляд в сторону, начав потирать колени. — Сейчас мы тебя взвесим, проверим состояние твоего здоровья, — мужчина кивает своей помощнице, которая с приятной игривой улыбкой смотрит на О’Брайена, пытающегося не акцентировать на её поведении внимание. — Идем, — медсестра встает, потянув Тею за локоть, ведь доктор большими шагами отдаляется, направившись вперед по коридору. Оушин скованно поднимается, заставляя себя терпеть чужое прикосновение, и медсестре приходится «тащить» девчонку вперед. Которая оглядывается, врезавшись широко распахнутыми глазами в затылок О’Брайена. Ведь тот поворачивается спиной, направившись совершенно в другую сторону. Тут же возрастает паника. В разы. Страх и тревога достигают своего пика, и неясно откуда появляются силы, чтобы вырвать свою руку из хватки молодой девушки, которая оборачивается, с волнением устремившись за Оушин: — Тея? — вдогонку, так как хрупкая и вялая девчонка максимально быстро перебирает слабыми ногами, вмиг оказываясь возле парня, который успевает сделать пару шагов, вынув пачку сигарет, когда Тея обходит его, встав напротив, тем самым перекрыв путь. Дилан останавливается, потянув сигарету к губам. С хмуростью смотрит на девчонку, которая переминается с одной ноги на другую, уставившись на него так, словно он держит перед ней оружие, прижав дуло ко лбу. — Куда ты? — удивительно, но она наконец заговаривает с ним. Обеспокоенно. Кажется, она вот-вот примется вытирать веки, чтобы скрыть проявляющуюся соленую жидкость. О’Брайен стреляет взглядом в разные стороны, затем сощурено уставившись в ответ: — Покурить. Девушка с напряжением держит руки вдоль тела, пальцами сжимая ткань рубашки. Смотрит… Напугано. И Дилану приходится опустить руку, стиснув кончик сигареты, тем самым погнув её. Смотрит в ответ. Она боится, что мы решили отправить её обратно? Медсестра виновато улыбается парню, осторожно взяв девушку за плечи: — Идем, — ей удается повести девчонку за собой. Дилан продолжает стоять на месте, теперь уже уставившись в пол. Пальцами издевается над мятой сигаретой, лишь вздохнув, и делает первый шаг, чтобы продолжить идти. Но хватает за ткань кофты. Причем грубо. И сильно дергает в сторону. О’Брайен даже приоткрывает рот, чуть был не среагировав ударом, по привычке. Тее вновь удается оттолкнуть руки медсестры, и она настойчивее хватает парня за одежду, дернув на себя, обратно. Дилан разворачивается, сердитым взглядом пронзив бледное лицо Оушин, но та не отводит глаза. Смотрит в ответ. Так же хмуро. Как к ней теперь относиться? Теперь, когда он всё знает. — Тея, — медсестра с негодованием возвращается к ним, потянув ладонь к девчонке, но слегка испуганно отступает назад, отдернув руку, когда Оушин поворачивает голову, злостным взглядом вцепившись в лицо девушки. Агрессивно. О’Брайен выдыхает, пальцами окончательно сдавив сигарету, и сдерживает свои собственные негативные эмоции, развернувшись и ладонью надавив на плечо девчонки. Та оглядывается на него, резко сменив выражение лица на знакомое — безразличное, и отпускает его кофту, вновь принявшись нервно дергать пуговицы на рубашке. Обходят медсестру. Дилан прицеливается, бросив сигарету в корзину для мусора. Окей, поддается. Потому что происходит то, чего намеренно пытался избежать. Теперь, когда он знает. Он видит в Тее свою мать.***
Тяжелее, чем обычно. Сегодня какой-то особенный день? Особенно давящий и терзающий, или Дилан усугубляет? Возможно, ему стоит наполнить ванну, погреться и попытаться расслабиться, но нет. Ему душно. Жар исходит, словно, из-под слоя кожи. Дурость. Парень дважды мерил температуру. Он здоров. Физически уж точно. Умывает холодной водой лицо. Водит ладонями по шее, потирает руки, рассчитывая немного сбавить жжение, но покалывание только усиливается. Оглядывает помещение ванной. Ничего, что могло бы подойти. Нечем царапать кожу, но вряд ли сейчас прокатит. Это помогло лишь раз. Теперь все ощущения намного сильнее. Но парень еще намерен бороться с проблемой. Он будет терпеть до последнего, возможно, данная затея закончится не совсем удачно — Дилан к черту изуродует свои руки. Но не позволит себе сдаться. Кто он, чтобы быть в плену у собственных отклонений? О’Брайен признается в наличии «странности». И попытается разобраться. Самостоятельно. Вдох — сжимает веки, запрокинув голову, а руками опирается на край раковины. Выдох — опускает лицо, сутулится. Холодный пот покрывает кожу между лопатками. Наклоняет голову в разные стороны, медленно выпрямляясь, расправляя плечи, где-то в шее тихо хрустит. Очередной тяжкий вздох — открывает глаза, устремив внимание на зеркало. Изучает усталое лицо. Выключает воду. Опускает руки. Вновь поднимает взгляд на свое отражение. Смотрит с таким… Хмурым выражением. Легким недовольством. Берет полотенце, вытирает капли воды с рук, после скомкав ткань в комок и бросив на стиральную машину. Вновь вдох. Вновь выдох. И покидает прохладное помещение. Требуется проявить выдержку. Больше, чем обычно, ведь сейчас его состояние может оценить Роббин. Он слышал голоса. Знает, что сегодня у них гости, и не рад давней подруге, которая решает внезапно заглянуть на ужин. Её имя — Стейси. Они с Роббин знакомы со средней школы. И Дилан не любит эту женщину по многим причинам. Одна из них — она любит выпить. А матери О’Брайена не стоит налегать на алкоголь. Дилан не надевает кофту, замотав локоть эластичным бинтом. Мать полагает, у него простое растяжение. Вот и хорошо. Ложь неприятна, но это лучше, чем те вопросы и тревога, что может последовать за истиной. Спускается вниз, заходя на кухню, и застает Роббин и Стейси за столом. Кушают. И выпивают. Пока на столе перед ними одна бутылка вина, но мисс О’Брайен быстро пьянеет. У неё были проблемы с алкоголизмом. И она уже пьяна, хотя пропустила пару бокалов. Но есть один незначительный плюс. Роббин не так осмотрительна в таком состоянии, значит, не придаст значение тому, как себя чувствует её сын. Она этого не заметит. Стейси обращает взгляд на вошедшего парня, проглотив еду, и широко улыбается губами, покрытыми красной помадой: — Привет, — её стиль не слишком отличается от одежды, которую предпочитает Роббин, но если мать Дилана застегивает блузку на все пуговицы, то Стейси оставляет внушительного размера декольте. О’Брайену даже не требуется стараться разглядеть её лифчик. Его розового цвета кружева выглядывают из-под полупрозрачной ткани белой блузки. — Здравствуйте, — парень нарочно не бросает взгляд на гостью, которая поправляет локоны темных волос, укладывая их на плечо, чтобы открыть шею. Роббин держит бокал с вином у лица, фыркнув: — Он только с тобой так вежлив. Дилан проходит к кухонной тумбе, взяв свою кружку, и без скованности признается: — Мне не нравится, что ты пьешь, — звучит сердито и недовольно. Роббин вздыхает, пустив смешок: — Не одобряешь? — и смеется, качнув головой, а Стейси поддерживает её веселое настроение, махнув ладонью на парня: — Оставь. Дай мамочке расслабиться. — Садись кушать, — Роббин вдруг активирует режим «матери», указав пальцем на сковородку. — Там немного овощей и спагетти. — Я кофе буду, — Дилан перебивает её, не желая слышать это пьяное бормотание. Настраивает на размышления о неприятном. О прошлом. Заливает в кружку кипяток, насыпая кофе и кладет пару ложек сахара, уловив за громким разговором подруг шарканье и скрип двери. Бросает короткий взгляд в сторону порога. Тея недоверчиво заглядывает в освещенное помещение, пальцами сжав дверной косяк. С опаской изучает нового человека, замявшись на месте, и хочет ускользнуть, но остаться незамеченной не выходит. Роббин отпивает вина из бокала, обратившись с теплой улыбкой к девушке: — Тея, я немного положила тебе, — указывает на тарелку, что стоит напротив. — Покушай. Оушин неуверенным шагом плетется к столу, настороженно поглядывая на Стейси, которая сощуренным взглядом окидывает девчонку, изучая с неподдельным оцениванием: — А это… — растянуто проговаривает, указав бокалом на незнакомку, которая медленно садится напротив, не спеша касаться еды. Она лучше выпьет воды. — Я тебе рассказывала, — Роббин напоминает. — А-а… — Стейси выглядит озадаченной, и больно странно поглядывает на девчонку, продолжив анализировать её внешние данные. — Сколько ей лет? — говорит о ней в третьем лице, что не особо приятно, учитывая, что Тея сидит перед ней. Дилан открывает дверцу холодильника, взяв пакет молока. — Семнадцать, — Роббин непринужденно дает ответ. Её подруга изогнула брови, слегка наклонившись в сторону, будто рассмотрев девчонку под другим углом: — Выглядит жутко. Мать О’Брайена давится, прижав ладонь к губам, которыми шепчет: — Стейси. — Извини, — женщина отводит взгляд, пожав плечами, и принимается большими глотками опустошать бокал. Молчание не затягивается. Роббин, будучи трезвой, болтлива, а сейчас вовсе не затыкается, увлекая Стейси безостановочной болтовней. Тея окидывает взглядом стол. Нет стакана с водой для неё. У неё болит голова. Смотрит на бутылку вина, ощутив неприятную сухость во рту и привычную тягу к употреблению, поэтому начинает пощипывать кожу запястья, проникнув пальцами под ткань рукава. Дилан заканчивает с приготовлением кофе и обходит стол, игнорируя взгляд, которым Стейси провожает его, делая глоток вина. Парень садится рядом с Теей, сдержанно вздохнув, ведь совершает ошибку — коротким вниманием окидывает подругу матери, которая стреляет на него быстрым взглядом, улыбнувшись краем губ. Дилан откашливается, одной ладонью принявшись активно гладить плечо. Жжение. Роббин не замолкает. Стейси её слушает, кивает, участвует в разговоре, но… Не забывает посматривать на парня, который решительно уводит свои мысли в другое русло, начав стучать пальцами по кружке. И, как он надеялся, Тея обращает внимание на его действия. Она постоянно разглядывает еду и напитки других людей. Странная привычка, но сейчас это как никогда кстати. — Ты не пьешь с молоком, — Тея шепчет, чтобы не мешать громкому разговору двух женщин напротив. Да, Дилан рассчитывал, что она обратит на это внимание, поэтому спокойно кивает: — Тут еще и сахар, — обращает взгляд на девушку, которая озадаченно хмурится: — Ты не пьешь с сахаром. — Ага, — О’Брайен осторожно передвигает кружку ближе к девчонке, которая прослеживает за его действием, часто заморгав, и начинает анализировать происходящее. Её обработка информации происходит долго, так что Дилан с усталостью складывает руки на столе, уложив на них голову. Набок. И зевает, продолжая чесать жгущий участок кожи на плече. Чувствует, как кто-то аккуратно касается его колена носком туфли. Стейси. Женщина продолжает украдкой поглядывать на парня, который ожидает реакции со стороны Оушин. Девушка наклоняет голову, по-прежнему потерянно взглянув на Дилана. Не совсем понимает. — Мир? — О’Брайен шепчет, коленом пихнув колено Теи, в первую очередь намереваясь избавиться от приставаний подруги матери, а также заставить девчонку мыслить быстрее. — Мы не ссорились, — Оушин касается пальцами кружки, обжигаясь. — Да брось, — Дилан фыркает, поддерживая шепот. — Ты весь день меня игноришь. Стейси кивает с улыбкой Роббин, а сама прислушивается к тихому разговору этих двоих. Тея нервно ерзает на стуле, немного поворачиваясь к парню, чтобы говорить еще тише. Она чувствует себя некомфортно, ведь замечает зрительное наблюдение со стороны незнакомой женщины. — Вовсе нет, — с недоумением хмурит брови, глотнув воды во рту. — Это не из-за того, что случилось ночью, — полагает, что подозрения Дилана возникают из-за их стычки. Стейси прикусывает губу, слушая болтовню Роббин, и подливает себе вина в бокал. — Просто настроение такое, — Тея пожимает плечами. О’Брайен молча кивает головой, прикрыв веки, и принимается сильнее потирать плечо, не демонстрируя боли на лице. Оушин обращает внимание на его ладонь, сжав своими кружку, и старается быть раскованнее, дабы окончательно уничтожить подозрения О’Брайена. Ей нужно быть «общительной». Иначе её вернут. — Конечно, не мое дело, но… — девушка секунду молчит, смотря на кофе, и переводит взгляд на парня, который вопросительно мычит, приоткрыв один глаз. Девушка глотает кислород, заморгав, и шепчет, слегка наклонившись к нему: — Может… — не выдерживает, одной ладонью коснувшись пуговицы на рубашке, чтобы дернуть её. — Тебе обсудить это с кем-то? — не уточняет, Дилан и без того понимает, о чем идет речь, поэтому подпирает кулаком висок, заставив себя распахнуть оба глаза, чтобы с легкой сердитостью взглянуть на девчонку. А та явно не способна скрывать того, насколько сильно нервничает, поднимая тему, которая никак её не касается. Это личное. Для О’Брайена. — Например, с Дэниелом, — Тея выговаривает на вдохе. — Например, — и отпивает кофе, обжигая язык. Посматривает с настороженностью на парня и проявляет еще больше растерянности на лице, когда тот улыбается, устало и слабо, и трет сжатые веки: — Нет, — запускает пальцы в волосы, выпрямившись и прижавшись к спинке стула, руки опустив на колени. Девушка с непониманием интересуется: — Почему? — Он слишком нормальный, — Дилан ставит локти на край стола, начав хрустеть пальцами. — Мне кажется, в этом плане ты меня лучше поймешь, — шутит, но отчасти признается себе в том, что подобную странность сможет понять только такой же «безумный» человек, имеющий свои личные отклонения. О’Брайен сохраняет напряженную и сдержанную улыбку на лице, пока двигает к себе тарелку девчонки, решая отвлечься на еду, чтобы перестать обращать внимание на свои внутренние ощущения. Оушин еще недолго смотрит на него. На её лице необычная расслабленность, а взгляд вдруг отражает понимание, с которым она отворачивает голову, продолжив мелкими глотками пить кофе. Проблема в голове. Поэтому её будет тяжело решить. Если она вообще решаема. Хорошо, что Роббин напивается тремя бокалами. Она упускает то напряжение, с которым проходит ужин, состояние сына остается для неё тайной, как и скованность Теи. Что касается поведения лучшей подруги — данного она никогда не замечала, возможно, по вине своего доверия по отношению к этой женщине. Всё-таки, они давние знакомые. Роббин что-то невнятно бубнит под нос, еле перебирая ногами, пока Дилан держит её за плечи, ведя по коридору к спальне. Стейси уверенным шагом следует за ними, рассматривая парня со спины, и стреляет резким взглядом в Тею, которая хотела выйти из своей комнаты, чтобы отправиться в душ, но девушка пересекается зрительно с подругой Роббин, поэтому прижимает к груди полотенце, мешкает и носится взглядом по полу, спешно отступив назад, закрыв дверь. О’Брайен заводит мать в темную комнату, терпеливо помогая ей лечь на мягкую кровать. Женщина не раздевается, просто плюхается щекой на подушку, принявшись мило тереться о её поверхность носом. Парень даже пропускает легкую улыбку, наблюдая за тем, как его мать быстро теряет связь с реальным миром, уплывая в ночные грезы. Оборачивается. Стейси стоит на пороге, опираясь плечом на дверной косяк: — Она так и не научилась пить, — шепчет с улыбкой и складывает руки на груди, тем самым приподнимая свою грудь, отчего края белья сильнее выглядывают из-под блузки. Дилан шагает к коридору, ровным тоном процедив: — Я рад данному факту, — выходит, отвернув голову, чтобы не встретиться глазами с женщиной, которая оценивающим взглядом окидывает его тело. Парень направляется к помещению ванной, чтобы закрыться и спокойно принять душ. Может, за это время нежеланный гость напьется и уснет. Слышит стук каблуков за спиной. И вздыхает, проходя в ванную. Оборачивается, сжав ручку двери, чтобы закрыть, но Стейси проскальзывает в прохладное помещение, опустив руки, и накрывает его ладонь своей, потянув дверь на себя. Закрывает. — Ты в душ? — подходит так близко, насколько это вообще возможно. Дилан прижимается спиной к стене, пальцами сжав ткань внутри карманов джинсов, слегка приподнимает голову, будто свысока смотрит на женщину, которая мягким касанием ладони скользит от его щеки к шее, замедляясь, настигая груди. Ниже. Взгляд чертовки полон желания, его нетрудно вычислить, она не особо старается скрывать мотивы своих действий, поэтому её пальцы находят холодную пуговицу на джинсах парня. Женщина поднимает глаза, не полностью разжимает веки, смотрит слегка сощурено, заигрывая с человеком перед собой. Прикусывает пухлую нижнюю губу, немного снимая красной помады. Дилан продолжает молчать, сутуло стоять на месте, смотреть в ответ с необычной холодностью, даже жесткостью во взгляде. Каменное выражение лица в момент, когда женщина длинными ноготками справляется с пуговицей, хриплым от курения голосом произнося: — Могу составить компанию, — не предложение. Утверждение. За которым следует широкая улыбка, опьяненная и полная предвкушения. Да. Его первый раз был с ней. И она хорошо понимает, сколько удовольствия можно получить от этого парня. О’Брайен стискивает зубы. Под кожей усиливается жжение. Охота попросить эту стерву растерзать ногтями его руки. Зуд. Нечеловеческий. И Дилан сглатывает, ведь женщина касается его груди своей грудью, принявшись медленно расстегивать пуговицы блузки. Ткань плотно облегает её тело. Она намеренно надела нечто, сидящее на ней столь откровенно, чтобы подчеркнуть свои «достоинства». И если бы не зуд, Дилан давно бы пустил смешок, назвав бы эту женщину старой шлюхой. Но сейчас… Когда она так приятно водит ноготками по коже его рук, оставляя белые следы… Он готов макушкой биться о стену, так как начинает поддаваться. Мурашки. Одна из двух сторон медали Дилана О’Брайена. Приятно познакомиться, Деградация. Стейси довольно улыбается, касаясь губами его шеи. Целует, медленно скользнув языком по напряженной вене, что выступает под кожей. О’Брайен сглатывает, хмурый взгляд устремив в потолок. Ладони продолжает держать в карманах. Женщина сжимает его шею, куснув кожу скулы, и осторожно тянет голову парня вниз, заставив его наклонить лицо. Успевает коснуться своими губами его, когда дверь ванной открывается, а напряженная девчонка переступает порог, внимательно всматриваясь в коридор за спиной. И оборачивается, застыв на месте. Открывает рот. Стейси резко отступает от Дилана, будто он обжог её, а сам парень выдыхает, дернув головой, предприняв попытку отбросить охватившее его ненормальное желание. Женщина выглядит обескураженной, как и Тея, которая еле удерживает полотенце в руках, когда обращает широко распахнутые глаза на О’Брайена, резко развернувшись и выскочив из холодного помещения. Наступает молчание. Стейси с возмущением пялится на Дилана, который потирает ладонями слегка вспотевшее лицо, еле заставляя себя прислушиваться к словам женщины, сгорающей от злости: — Ты не запер дверь? — ставит руки на талию, с давлением в голосе обратившись к нему. Дилан опускает руки, с раздражением «гавкнув» в ответ: — Но ты последняя зашла, — с издевкой усмехается, чем вызывает растерянность у Стейси, ведь она не ожидает ответной грубости. Да еще и такого ребячества. Что это за поведение? Он же взрослый человек. Парень отрывается от стены, большими шагами направившись к двери, которую толкает от себя, выходя в коридор. Тея нервно потирает ладони, бродя из стороны в сторону. В её комнате горит настольная лампа. Девушка панически мечется взглядом по полу, старательно отгоняя воспоминания, что просачиваются в сознание. Увиденное натолкнуло её на эти мысли. Девушка глубоко и быстро дышит, прижимая кулаки к груди, и колотит себя. Стабильность. Ей нужно… Дилан без стука открывает дверь, заглядывая внутрь, и Оушин оборачивается, опустив деревянно-напряженные руки вдоль тела, сжав пальцами ткань рубашки: — Я не… — качает головой, тараторя, и указывает куда-то в стену ладонями. — Я не знала, — какого черта она вообще высунула нос из комнаты? — Извини, не хотела мешать или… — Можно у тебя переждать? — О’Брайен оглядывается на коридор, заходя в комнату девушки, и без скованности, шагает к столу. — Сейчас эта бабища напьется и отрубится, — он хорошо знает Стейси, она просто так не сдается — обязательно зайдет к нему в комнату. — Тогда спокойно пойду спать, — вздыхает, развернувшись к Тее всем телом. — Можно? — уточняет вторично. Девушка мнется, без конца перебирая ткань рубашки, и с тревогой кивает головой, начав озирать помещение: — Ладно. Я-я, — запинается. — Я всё равно собиралась порисовать, — мелкими и быстрыми шагами приближается к столу. Дилан разворачивает мягкий стул, устало сев на него. Руки складывает на груди, принявшись осторожно чесать кожу плеча. Оушин явно теряет комфорт, находясь наедине с парнем. Её ощущение безопасности проходит, сменяясь на волнение. Она уже проводила время с ним в замкнутом пространстве, но увиденное в ванной заставило девушку почувствовать по отношению к парню то, о чем она избегала думать. Тея старательно отказывалась мыслить шаблонно, она принуждала себя отрицать тот факт, что Дилан — парень. Это звучит странно, но в голове Оушин — это идеальное решение проблемы проживания с кем-то подобным под одной крышей. Тея подходит к столу, быстро собирает в руки альбом и пару карандашей, без разбора. Практически бегом возвращается к кровати, забираясь на неё, как на спасательный круг, и накрывает ноги одеялом, садясь ближе к стене. О’Брайен запрокидывает голову, смотрит в потолок, следя за ощущениями. Всё чертовски хреново. — У вас со Стейси отношения? — Оушин решает проявить себя и начать диалог. Это ведь… Нормально. Надо говорить. Правда, тему выбирает неподходящую, но парень оценивает попытку, поэтому без скованности кивает, опираясь локтями на свои колени: — Нет, — сильнее терзает пальцами кожу руки. Тея больно наивно моргает, бросая на Дилана короткие взгляды: — Но вы смотрите фильм вместе, — догадывается, вырисовывая круги на белом листе. О’Брайен откашливается, ладонями потерев щеки: — Иногда, — его лицо озаряется быстрой улыбкой. Она исчезает так же резко, как со стороны девушки прилетает следующий вопрос: — Можно спросить? — она чувствует себя неловко, так как хочет поднять личную тему, чтобы попытаться вернуть подобие доверия к парню, который прикрывает веки, пожав плечами: — Валяй, — прижимается спиной к спинке стула, сунув ладони в карманы джинсов. Он даже заинтересован, поэтому поднимает глаза на девчонку, скрывая от неё то, насколько его изводит ноющая боль. А та теперь распространяется на мышцы, проникая внутрь тела. Оушин ерзает, садясь на колени, укладывая на них альбом, и продолжает рисовать каракули: — Как много… — заикается. — Эм, как много у тебя половых партнеров? — старается не поднимать глаза. И зря. Дилан без лишнего напряжения обдумывает поступивший вопрос, пару секунд помычав под нос: — Могу сказать, сколько было за прошлую неделю, — медленно отвечает, растягивая слова, ведь пытается посчитать девушек, с которыми имел интимную связь. — А так — хер знает, — непринужденно пожимает плечами, взглянув на Тею с простотой. — А что? Оушин не совсем понимает такой позиции, как и поведения парня в целом, но пытается разобраться. Приоткрывает рот, пальцами убирая локоны волос за ухо, чтобы те не свисали к альбому, пока она рисует: — Ты никогда не задумывался… — моргает. Ей с трудом удается высказывать свои мысли, подбирать слова, поэтому девушка делает такие долгие паузы. — А-м… — прикрывает веки, подняв голову, и устремляет взгляд на парня, прекратив рисовать. — Вот встретишь девушку, — решает говорить простым языком, чтобы самой не запутаться. — Влюбишься в неё, — Дилан вдруг улыбается, качнув головой, и пальцами чешет переносицу, но Оушин остается необычно серьезной. — Как считаешь, каким образом она отреагирует, узнав о том, что ты кобель? — девушка не уверена, что правильно выбирает слова, но в её понимании, «кабель» — точно описывает О’Брайена. Дилан продолжает сдержанно улыбаться, опустив руки и сцепив пальцы на животе. Не терзай кожу. Не терзай кожу. Терпение. — Я вижу, как на тебя смотрят девушки, — Оушин любит наблюдать за людьми, поэтому ей не составляет труда заметить отношение женщин к парню. — Будто они все тебя знают, и смелюсь предположить… — Тея замолкает, недолго смотрит в сторону, после вновь взглянув на Дилана, который продолжает внимательно слушать. — Ты со многими здешними переспал, — смело предполагает, не желая обидеть О’Брайена. Если его чувства вообще возможно задеть. — Так вот… — Тее приятно, что её не пытаются перебить, это бы точно сбило её мысли. — Не боишься, что тот человек, к которому ты будешь испытывать сильные чувства, отвергнет тебя из-за прошлых множественных связей? Это так странно. Как можно здраво оценивать поведение человека, который проявляет себя, как глупый ребенок, а в один прекрасный момент резко переменяется в лице, строя четкие предложения и задавая достаточно вменяемые вопросы. Дилан действительно напрягает голову, задумываясь над тем, что мог бы сказать, но ответ сам проскальзывает с нервной улыбкой: — Этот человек отвергнет меня по другой причине, — и невольно сжимает плечо, прекратив улыбаться, когда где-то в мышцах что-то… Будто шевелится. Внутри. Подобного он прежде не чувствовал, поэтому напряженно расправляет плечи, с неподдельной тревогой разглядывая свою кожу. Ощущение такое реальное, но парень должен помнить, что весь его дискомфорт — это фантом. Это в его голове. Хмурит брови, не замечая, как уходит в себя, пока водит ладонью по руке, пытаясь нащупать что-то инородное под кожей, что могло бы быть причиной его ощущениям. Опомнился. Поднимает глаза. Тея смотрит на него. Так же, как всегда. Открыто. Готова впитывать, как губка. Детский взгляд. О’Брайен откашливается, начав потирать ладони: — Хочу кое-что прояснить для твоего детского сознания, — выпытывает из себя улыбку. — Во взрослом мире всё устроено не так, как в слюнявых романах, — как часто он берет на себя роль «мудреца»? — Есть мужская особь, — начинает разъяснять. — Есть женская, — соединяет ладони. — И они удовлетворяют потребности друг друга. Я не только о сексе. Я обо всём, — вздыхает, дернув плечом, когда между лопаток начинает жечь. — Любви нет. Чувства иссякают со временем. Есть лишь потребности. Разные, это да, но отношения — это не что иное, как официальное пользование друг другом. Оушин опускает глаза. Обдумывает услышанное. И медленно водит карандашом по листу. О’Брайен выпрямляется, с усталой улыбкой заканчивая мысль: — И не думаю, что я влюблюсь, — довольно хмыкает. — Потому что я не идиот, — Тея вновь смотрит на него. — Я реалист. Девушка внезапно слабо, словно осторожно растягивает губы, улыбаясь, и дергает пуговицу пальцами, случайно расстегивая её, даже не обратив на это внимания: — Думаешь, ты знаешь, как устроен этот мир? — щурится, наклонив голову, и не позволяет парню дать ответ. — И правда идиот, — замечает и принимается застегивать пуговицу, вдруг замерев, взглядом вцепившись в свои пальцы. …Перебирает пальцами деньги, пересчитывая сумму. Кончики облизывает языком, чтобы лучше цеплять купюры. Глаза красные, в зубах сигарета. Рядом стоит еще один мужчина, нервно озирающийся по сторонам. В коридоре темно. Они шепотом переговариваются. Нежеланный незнакомец шепчет, боясь подставы… — Могу сказать только одно, — Дилан хочет превратить всё в шутку, поэтому кивает на девушку, улыбнувшись. — Позаботься о себе и попытайся не влюбиться в меня, — но сжимает губы, заметив, что Тея больше не прислушивается к нему. Её взгляд продолжает упираться в ладони. Девушка сильнее сводит брови к переносице, скованно втянув воздух в легкие. …Прячет деньги в задний карман грязных джинсов и вынимает сигарету изо рта, указав ею в сторону двери. Незнакомец, нервно потирающий вспотевшую шею, обращает взгляд на девочку в испачканной футболке, которая напугано сжимает ручку, второй ладонью вытирая мокрые веки заплаканных глаз. И убегает в комнату, когда гость скованным от напряжения шагом направляется в её сторону… — А-у, — Дилан щелкает пальцами, привлекая внимание Теи, и она выдергивает себя из глубин сознания, взглянув на парня с напряжением. О’Брайен опускает руки, щурясь: — Что? Девушка сглатывает, дергая головой. Качает ею, выдавив шепотом: — Ничего, — сильнее тянет на себя одеяло, скрывая тело под тяжелой тканью. Часто моргает, пытаясь отогнать пугающие воспоминания. Одна из двух сторон медали Теи Оушин. Приятно познакомиться, Деградация. О’Брайен щурится, наблюдая за тем, как девушка кутается в одеяло, садится боком к нему, практически спиной. И замолкает. Всё? Лимит общения исчерпан? Окей. Парень сцепляет ладони за затылком, запрокинув голову. Смотрит в потолок. Терпит жжение. Он справится с этим. Обязательно. Но… Вдруг встает, медленным шагом бредя к двери. Тея настороженно оглядывается, следя за его передвижением, и с успокоением выдыхает, прикрыв веки, когда парень молча покидает комнату, прикрыв за собой дверь. Но сейчас уже поздно как-либо бороться с тем, чего он не способен понять. Поэтому Дилан спускается вниз. В гостиную, где Стейси продолжает распивать алкоголь.