Я предвкушаю быструю смерть
Как. Вернуть. Как? Тея сидит на кровати, свесив ноги. Пытается сосредоточиться на рисовании — единственным занятии, которым может себя увлечь, пока торчит в стенах своей палаты. Напоминает то время, когда она была заключена в лечебнице без права на освобождение. Кажется, это было так давно, но… Если подумать, вовсе нет. Необычное однако явление — время. Поглядывает на Дилана. Парень сидит на диванчике, вокруг него учебники и тетради с конспектами. Он без остановки грызет кончик ручки, выглядит очень сосредоточенным на учебе, которую пропускал больше месяца. Тее бы выдержки не хватило взяться. А вот он уже третий день сидит. Приходит сюда рано утром, уходит вечером, когда время приема подходит к концу. Как-то Оушин поинтересовалась, почему парень продолжает прогуливать школу. Его ответ был короток: «Не готов». Ясно, больше она не тормошила его психически. О’Брайен лучше оценивает свое состояние. Судя по всему, он пока не пришел в себя. Редко, но в голове девушки всплывает ожидаемый вопрос: «Где этот тип пропадал? И чем таким занимался, что до сих пор приходит в себя?» — Пить охота, — Дилан пальцами касается шеи, глотнув сухости во рту, и начинает оглядывать помещение, надеясь, что принес с собой бутылку газировки, а взгляды Теи падает на стаканчик с водой, стоящий на тумбочке между кроватью и диваном. Быть полезной ему. Девушка резко протягивает руку к стаканчику, намереваясь предложить парню попить до того, как он сам обнаружит его: — Держи… Её неуклюжесть после легкой комы усиливается, поэтому, неправильно сосредоточив взгляд, Тея пальцами смахивает стаканчик, проливая воду на тетрадь Дилана, лежащую на его коленях. Парень не успевает осознать, но холодная жидкость мгновенно возвращает его из своих мыслей. Медленно поднимает на девушку взгляд, слегка приподняв ладони от тетради. Тея пристально смотрит на промокшие листы тетради, с легким испугом её взгляд скользит выше, концентрируясь на лице Дилана. Он сощурено смотрит на неё, мыслительный процесс пытается родить что-то колкое, но унимается, когда девчонка виновато шепчет, взглядом упираясь в свой рисунок: — Извини. О’Брайен лишь вздыхает, поднимается с дивана, отложив тетрадь в сторону, и ручка выпадает на пол, приводя Тею в движение: она соскальзывает с края кровати, наклоняясь, дабы поднять пишущий предмет, но и Дилан приседает на одно колено, не обратив внимания на движение со стороны девушки. Ударяются лбами. Причем сильно. Оушин издает тихий писк, вовсе присев на колени, ладонями накрыв лоб, а парень прикрывает веки, удрученно глотнув кислород: — Тея, — ровно произносит её имя, заставив девчонку с волнением выдавить: — Извини. — Ты всё? — О’Брайен таскается с ней повсюду, чтобы Роббин не пришлось оплачивать сиделку. Конечно, медсестры помогают пациентам, но Оушин не позволяет им лишний раз прикасаться к себе, сидеть рядом или оказывать иную помощь. Неудивительно, доверием Тея никогда не отличалась. Роббин не может постоянно находиться рядом, поэтому О’Брайен сам сопровождает Оушин. Точнее, силой отводит. Душ, например, принять или просто пройтись. Доктор говорит, чем больше она двигается, тем лучше пройдет восстановление. Вот уже неделя миновала, а девчонка уже обходится без инвалидной коляски или костылей. Передвигается медленно, но самостоятельно. Правда, следить за ней и контролировать все равно приходится. — Ага, — Оушин выглядывает из душевой, наскоро вытерев тело от воды и одевшись в плотные спальные штаны и больничную футболку. Влажные волосы оставляет распущенными. Выходит к раковине, принявшись собирать в охапку вещи, сложенные на кушетке, а Дилан окидывает их взглядом, задав вопрос: — А где твой пропуск? — который поможет им попасть обратно в палату. Тея носит его на ленточке вокруг шеи, как собачонка. Чтобы точно не потеряться. Девчонка крутится на месте, не находит его, и парень раздраженно вздыхает, открыв дверцу душевой кабинки, чтобы заглянуть внутрь: — Ты же не взяла его в душ? — бубнит. Пока он не видит, Оушин кривляется в ответ, уставая от его поведения. Ей не нравится чувствовать себя ребенком. Хотя бы потому, что такое взаимоотношение является преградой для её попыток быть полезной этому типу. Выходит наоборот. Тея качает головой, протянув руку к крану, чтобы повернуть его и смыть остатки геля с пальцев. Она слишком торопилась, чтобы не задерживать парня. Ей неловко. Поворачивает ручку — и слышит шум воды, но поток не вырывается из крана, и девчонка с паникой выключает воду, осознав. Она не переключила его. Это старый механизм, когда для подачи воды в душ необходимо повернуть маленький рычажок, и Оушин не сделала этого, поэтому… Она опасливо поворачивает голову, взглянув на парня, который секунду назад сделал шаг назад, выходя из кабинки. Смотрит на неё, сощурившись. В руке сжимает ленточку с пропуском. А волосы мокрые, видимо, струя воды ударила ему по голове. Тея моргает, опуская глаза: — Извини. Коридор светлого этажа выведет их прямо к палате, но парень оглядывается по сторонам, не прекращая смахивать капли воды с волос: — Где автоматы? — хмурится. — Кофе хочу. Быть полезной. Тея идет у стены, поэтому первой замечает сквозь прозрачные вставки двери автомат с горячими напитками, видимо, там небольшой буфет: — А, там, — указывает на дверь пальцем, хватает её за ручку, приложив все имеющиеся усилия, дабы открыть, ведь обычно двери поддаются с натяжкой, но тут внезапно преграда распахивается легко, отчего Оушин даже покачивается на ногах, чуть было не потеряв равновесие. Проблема в том, что парень плелся за ней, не успев среагировать на воодушевленный порыв девчонки, поэтому удар дверью приходится ему в лицо. Тея замирает, прижавшись к холодной поверхности, пальцами стискивает железную ручку. Дилан на мгновение вскидывает голову, веки прикрыты. Тяжелый вздох — он накрывает лицо ладонью. Долгий выдох — он опускает голову, сделав шаг назад. Оушин щекой прижимается к косяку двери, испуганно глотнув воды во рту. Не успевает молвить. О’Брайен опускает руку, уставившись на неё прежним, сощуренным взглядом: — Ты меня покалечить решила, чтобы я с тобой в больнице слег? А девушка лишь шепчет: — Извини. *** Я — сплошное недоразумение, ходячая катастрофа. Никогда не замечала за собой подобного, но, черт возьми, я гребаный крушитель. Все мои попытки быть полезной заканчиваются новым синяком, проявляющимся на коже парня. Мне его почти жаль. Сижу на краю кровати, не зная, чем себя занять. Тяга к рисованию иссякла. Не могу отдаться творчеству, когда внутри нет стабильности, а виной этому — мое незнание. Я не имею понятия, как поступить в ситуации, в которой от меня требуется положительное влияние на другого человека. Было бы проще спросить у Дилана, что ему хочется, и постараться дать ему этого, но он и без того косо посматривает на меня. Сидит на диванчике, продолжая заниматься, а я то в окно выгляну, то поправлю постельное белье, то бесцельно поброжу по комнате, то полью цветочки на подоконнике, то… Я не могу усидеть на месте. Что-то внутри… Гложет меня. И мне хочется поскорее избавиться от этого непривычного дискомфорта, поэтому не прекращаю лезть к парню, которому явно мешает мое внимание: — Ты так много учишься, — проговариваю, плюхнувшись рядом с ним на диван, отчего его рука дергается, искривив слово «иррациональный», которое Дилан выводил идеально в качестве ответа на один из тестов. Парень сжимает губы, сдержанно выдохнув, и отвечает, пытаясь как-то исправить «кривоту»: — Я долго отсутствовал, надо нагнать темы. Плюс скоро матч, тренер готов кожу с меня содрать. — Хороший человек, — делаю заключение, вызвавшую на лице Дилана угрюмую ухмылку: — Да, как отец, которого у меня не было, — и тут же стискивает зубы, понимая, что его сарказм может породить сотню вопросов в ответ, но я ограничиваюсь одним: — А где сейчас твой отец? Вижу, как О’Брайен постепенно уплывает в свои мысли, нежеланные воспоминания, и его лицо мрачнеет на глазах, поэтому выдергиваю его, резко сменив тему: — Почему ты сидишь здесь? — полагаю, ему не стоит вспоминать об этом человеке, а ведь я хочу быть полезной, так что не должна стать источником его раздражения. — Я вижу тебя чаще, чем Роббин, а она тут работает. О’Брайен мирится с тем, что ему придется говорить со мной, отвлечься от учебы, и садится прямо, спиной прижавшись к спинке дивана: — Дома скучно. А тут целая увеселительная программа: водой облили и в глаз зарядили, — с усмешкой смотрит на меня, а я опускаю глаза, принявшись с виноватым видом дергать ткань своей футболки. — Шучу я, — парень щурится, с подозрением изучая мой профиль. — Серьезно, что с тобой в последнее время? — отвлекается, на вибрацию телефона, который вынимает из кармана джинсов, подарив мне возможность нервно покусать губу. Посматриваю на экран. Дилан как-то долго изучает его. Я вижу. Звонит Брук, но парень не отвечает, переключает звонок на беззвучный и прячет аппарат обратно в карман, вновь принявшись что-то писать в тетради. — Почему не отвечаешь? — не могу проигнорировать интерес. — Пока не готов, — его ответ прост, но мне нужно всё разжевывать, поэтому я не прекращаю мучить парня болтовней: — К чему? С губ Дилана срывается обреченный вздох. Он закрывает тетрадь, отложив её в сторону, и складывает руки на груди, уставившись на меня сонным взглядом: — К поддержке, — объясняет. — Чтобы оказывать какую-то помощь другому нужно самому прийти в норму. Я пораженно хлопаю ресницами: — Как ты ответственно подходишь к понятию «дружба». А О’Брайен как-то мрачно усмехается, ладонями скользнув по лицу: — Мне кажется, это мое проклятье — ко всему относиться серьезно. Мычу в ответ, устремив взгляд на свои пальцы с покусанными ногтями. Странный парень со странными привычками и странным мнением об обыденных вещах. Но это и делает его интересным. И он мог травмироваться или погибнуть, помогая мне. Мне! Черт, это была бы самая нелепая и бессмысленная смерть в истории Северного Порта. Касание. Не поворачиваю головы, продолжив следить за движением своих ладоней — сжимаю и разжимаю ткань футболки, иногда оттягивая её, а тем временем пропускаю через себя легкое прикосновение. Краем глаз вижу, как Дилан задумчиво смотрит на мои волосы, пальцами убирая прядь за ухо. Аккуратно, словно это действие вообще должно остаться незамеченным. И я делаю вид, что меня оно не задевает, хотя мысленно паникую, ведь… Чем он занимается? О’Брайен проводит пальцами за ухом, как бы укладывая там прядь, чтобы она наверняка не выпала обратно, и после секундного молчания вполне собрано задает вопрос: — Резинка есть? А вот мой голос звучит рвано, с придыханием: — Ага, — ерзаю на диване, потянувшись к тумбочке, с которой, в силу своей неуклюжести, скидываю пару вещей, но нахожу резинку, только в этот момент задавшись вопросом: «Эм, а зачем?» — я не собиралась завязывать волосы, так что… — Дай. Протягиваю без попытки оценить его приказной тон. Парень берет резинку, садится немного боком, и меня призывает повернуться к нему спиной. Я усаживаюсь на краю дивана, одну ногу согнув в колене. Дилан принимается пальцами расчесывать мои еще влажные волосы, а меня охватывает неприятный жар, который пытаюсь скрыть за непринужденной беседой: — Швея и личный парикмахер, — хмыкаю с натянутой улыбкой. — Твоей девушке повезет. Дилан поднимает пряди выше, принявшись завязывать резинкой: — Это не покроет мою черную душеньку, — судя по движениям руки, он делает пучок. Сжимаю пальцами колени. Это я должна быть полезной, а в итоге только он делает что-то хорошее, положительно влияющее на меня. Я в свою очередь приношу только беды. Откашливаюсь, немного морщась, когда парень сильно сжимает волосы, вызвав резкую боль, молнией прокатившуюся по моему позвоночнику. Кожа сразу покрывается мурашками, и я принимаюсь растирать руки, чтобы скрыть свою реакцию на грубость: — Была ли у тебя такая мысль… — не могу продолжить, поскольку с приятной вибрацией в груди прикрываю веки, когда Дилан жестко оттягивает волосы, снимая резинку, так как у него не совсем получается с первого раза собрать их в пучок: — Какая? — вновь берется. Попытка номер два. Хмурю брови, сглотнув: — Будто ты не создан для этого. — Для чего? Пытаюсь сосредоточиться на беседе, но с непривычным наслаждением воспринимаю… Неважно, просто говори! — Для нормальных отношений, — шепчу, наклонив голову, чтобы лучше ощутить, как натягиваются пряди волос. — Любви и иных чувств симпатии. В спину прилетает смешок: — Подобное дерьмо преследует чаще, чем ты можешь себе представить, даже несмотря на то, что я уже прекратил пытаться. Открываю веки, проявив заинтересованность: — Ты с Брук пытался? — немного поворачиваю голову. — С ней и с еще одной девушкой, — он спокойно признается. — Год назад разошлись. — Не твой человек? — предполагаю, чувствуя, как он закрепляет волосы: — Я не ее человек, — изменяет мои слова. — Я ничей, — дергает мой пучок, словно играясь с ним. — Я не смогу построить что-то здоровое с другими людьми, когда сам не совсем здоров, — вполне логичное умозаключение. Мне нравится. Он может правильно выстроить свои мысли, выдать их понятным и верным образом. У меня не выходит, поэтому, какая удача, этот тип способен разобрать мои невнятные попытки что-то сказать. Вожу пальцами по коленям. Наступает тишина. Я не спешу занять прежнее положение тела, ведь Дилан продолжает осторожно убирать за уши выпавшие из пучка локоны моих волос. Чувствую. Опускает ладонь ниже, скользнув по затылку, и пальцами давит на кожу, немного поерзав позади меня. Что он на этот раз делает? Проводит вдоль. От лопаток до волос. Большим пальцем скользит, остальными давит, нащупывая мой пульс. Сама ощущаю, как колотится сердце. Наверняка парень сейчас раскроет мою взволнованность. Но произносит он иное. — У тебя такая тонкая шея, — голос задумчивый, какой-то низкий. Хмурюсь, глотнув воды во рту, и слегка дергаю головой, не зная, что ответить. Дилан крепче сжимает пальцами мою шею, сдавливает, и мне становится страшно. Нет, не потому, что он лишает меня воздуха. Я боюсь реакции, которая следует на его действия. Вибрация. По спине. — Хочешь ее сломать? — пытаюсь отшутиться, ведь О’Брайен и правда перебарщивает, ладонью скользнув к моему подбородку, чтобы как следует обхватить шею, и давит. Стискивает. Вызывает легкое удушение, заставляя меня приподнять голову, взглядом вцепившись в потолок. Этого не описать, ощущение безумно странное. Я заметила эту перемену еще в первые дни после того, как пришла в себя. Между нами. Что-то не так. И сейчас я в полной мере осознаю это, пока его пальцы стискивают шею, принуждая меня прикрыть веки, губами схватив комнатный воздух. Руки обессилено опадают. Он сидит близко. Понимаю это, когда затылком касаюсь его виска, а Дилан остается неприятно хмурым, проронив хриплым шепотом: — Иногда возникает желание.***
Мне не нравится проводить время в больнице, поэтому на каждом осмотре я старалась показать, что успешно иду на поправку, и, наконец, мне разрешают вернуться домой. Ночи, проведенные в больничной палате, возвращают меня в прошлое, о котором мне не хотелось бы вспоминать лишний раз. Вообще стоит держать данные мысли взаперти. Дольше протяну, а это не будет лишним. Я не могу уйти. Пока не получу внутреннее успокоение. Сижу на кровати, спустив лямки лифчика. Роббин сидит чуть позади, массируя мне спину, при этом втирая разогревающую мазь в кожу: — Если будешь чувствовать себя нехорошо, сразу говори, — она постоянно твердит это, просит меня быть честной и открытой, но я никогда не признаюсь в плохом самочувствии. Нет желания возвращаться в больницу. — Всё серьезно, Тея, — она аккуратно массирует поврежденные участки, но мне приятна боль, которая возникает при контакте. — Тебя… — откашливается. — Поставили на учет, — кажется, дела совсем плохи. Роббин обычно не показывает своей несобранности, а в последнее время она выглядит очень напряженной и тревожной. Скорее всего, она о чем-то умалчивает. Но мне-то что? Моя задача — продержаться в этом доме до тех пор, пока не придет час исчезнуть. — Если через месяц улучшений не будет… — начинает, резко прервавшись, и качает головой, откидывая свои мысли в сторону. — Не думай об этом. Ты у нас сильная, — эту фразу она повторяет часто. Слишком часто. Успеваю проникнуться к этим словах особой ненавистью, ведь это не так. Совсем не так. Я не сильная. Просто… Просто мне «повезло». В очередной раз. — Насчет учителя, — вдруг вспоминает женщина, когда на пороге комнаты показывается О’Брайен, сунувший ладони в карманы джинсов. Без кофты. Я искоса поглядываю на его татуированную кожу. Парень встает на месте, плечом опираясь на косяк, а руки складывает на груди. Нагло разглядывает меня. Хорошо, что мне чуждо смущение своего тела. Просто… Мне жаль людей, которым приходится видеть этот костлявый ужас. — Я… — Роббин немного мнется, видимо, появление сына сбивает её настрой. — Попробую что-нибудь придумать, так что… — Я могу позаниматься с ней. Хмурю брови. Напряженный взгляд врезается в колени. Пальцами сжимаю ткань футболки, которую удерживаю рядом. Роббин прекращает массировать кожу моей спины, растерянно заикнувшись: — Правда? Отвожу взгляд, отворачивая голову в иную от парня сторону. Скрываю своей негативной реакции, поскольку… Зачем? Зачем он усугубляет мое положение? Зачем идет на уступки и делает предложения о помощи? Я! Я должна быть полезной ему! Не наоборот! Какого, блять, черта он… — Было бы здорово, — Роббин каким-то умиротворенным тоном соглашается, поглаживая меня по спине, словно призывая откликнуться на предложение сына, но даже не смотрю в его сторону. Он всё портит. Чертов благодетель. — Это ненадолго, — женщина будто через пальцы ощущает, как сквозь мою кожу стреляет напряжение. — Я постараюсь найти решение.***
Вечерняя суета Роббин воспринимается мною с непривычкой, словно я возвращаюсь в те первые дни моего пребывания в этом доме. Не могу объяснить, почему начинаю смотреть на уже знакомые вещи под углом неизвестности. Пропадает приобретенная раскованность, позволяющая самостоятельно передвигаться по дому. Возвращаюсь из больницы — чувство дежавю не покидает разум. Вроде, вокруг всё такое знакомое, я больше не теряюсь в коридорах, хорошо осознавая, что и где находится, да и жители дома меня не сковывают. Но… Что-то определенно не так. Стреляю коротким взглядом на Дилана, сидящего со мной по одну сторону стола, и ерзаю на стуле, вновь ощутив необычное покалывание в груди. Скорее всего, это чувство вины. Оно вызывает неприятный дискомфорт в ребрах. И именно поэтому мне тяжело оставаться с парнем наедине. Стыд гложет. Никогда прежде не ощущала такой подавленности, как от мысли о том, что мое стремление к смерти может навредить тому, кто наоборот вытягивает себя, дабы сохранить жизнь. Мы слишком разные. — Ты на машине? — Дилан уточняет у матери. Не скажу, что напряжение между ними унимается полностью, остается натянутость, но они не спешат обсудить её, думаю, им обоим пока так легче — держать друг друга на расстоянии. Роббин берет с собой перекусить, закрывает холодильник и уверенной походкой двигается к порогу кухни: — Меня подвезут. И всё. Дилан отводит взгляд, сдержанно пропустив мимо ответ матери, которая с таким же наигранным равнодушием проглатывает сказанное, притормозив у двери: — После ужина сразу спать, — раздает команды. Я рада видеть её такой. Кажется, та Роббин О’Брайен, которая впервые встретила меня на пороге своего дома, медленно возвращается. — Тея — лекарства. Дилан… — хочет, наверное, попросить его не покидать дом, но воздерживается. — Ладно, пока, — машет связкой ключей, когда её телефон принимается вибрировать. За ней приехали. Не сомневаюсь, что это доктор Эркиз. В больнице, во время отсутствия Дилана, они вполне себе приятно общаются. Мне удавалось пару размечать, как мужчина ненароком касается её спины ладонью. Между ними явно что-то есть. И когда-нибудь О’Брайен выскажет свои недовольства на этот счет, а пока он остается молчаливым. И мы слышим, как дверь закрывается. Дилан тут же выдыхает в потолок, сцепив пальцы ладоней за затылком, и немного сползает на стуле, широко расставив колени, коснувшись одной из них моей ноги. Лишний телесный контакт усиливает в разы мой дискомфорт, заставив предпринять попытку встать из-за стола. — Стоять, — парень приоткрывает веки, стрельнув на меня неодобрительным взглядом, а я замираю, успев немного выдвинуть стул. На него не смотрю, сосредоточив внимание на тарелке с едой. — Куда бежишь? — вполне себе нормальный вопрос, но реагирую на него скованным мычанием, после которого не сразу выдаю что-то на человеческом языке: — Я наелась, — бурчу под нос, пальцами стукнув по краю тарелки. О’Брайен недолго изучает посуду. Я почти не притронулась к еде. Мне кажется, я не имею права не кушать. — Салат хотя бы доешь. И ослушиваться его. Потому что я ему должна. Сажусь обратно, не двигая ближе стул, и принимаюсь быстро съедать листья салата, чтобы скорее отправиться в комнату. Вижу, как парень с недоумением наблюдает за мной и моими попытками скорее пережевать еду. Не хотелось бы, чтобы он понял, что на самом деле я далеко не голодна, а тороплюсь, дабы сбежать, но, к сожалению, парень не принадлежит к типу идиотов. Он задумчиво смотрит перед собой, отпивая немного воды из кружки, после чего стучит пальцами по столу, успев сообразить, что сказать прежде, чем я справляюсь с салатом: — Не хочешь фильм посмотреть? Задает вопрос спокойным тоном, а я давлюсь, накрыв ладонью губы, чтобы хорошенько откашляться. Дилан искоса пялится на меня, изогнув брови. Ладно, веду я себя странно, но… Ничего не могу поделать. — Спать надо, — хрипло тараторю, схватив полотенце, чтобы вытереть губы. О’Брайен пускает смешок, не веря моему беспрекословному послушанию: — Время детское, — поднимает взгляд, убедившись. — Всего семь вечера, — и с такой же вполне спокойной улыбкой смотрит на меня, подперев кулаком висок. Я не разделяю его хорошего настроения, продолжив нервно ерзать на стуле, будто ожидая, что сам О’Брайен позволит мне встать. Так. Это уже не смешно, Тея. Повторюсь, пожалуй. Дилан — не идиот. К сожалению. Парень смотрит на меня, нервно скользнув пальцами по переносице, и щурится, крепко сжав ими край искусанной губы: — Что-то не так? — задает вопрос, который страшусь сильнее остальных возможных. Поднимаю глаза в ответ, лицо при этом выражает предательскую потерянность, разглядев которую Дилан сильнее сводит брови к переносице, но не успевает проронить следующий вопрос. Поднимаюсь, взяв в руки тарелку, и спешно шаркаю ногами по полу к плите, выложив на сковородку остатки еды. Слышу за спиной. Дилан выдвигает стул, встав, поэтому торопливо перехожу к раковине, попытавшись самостоятельно открыть воду. Но… Но. О’Брайен встает сбоку, поставив свою тарелку на кухонную тумбу. Пальцами ладоней без усилий поворачивает ручки крана, настроив температуру воды. Кивком благодарю, принявшись неаккуратными движениями мылить свою посуду. Дилан продолжает стоять сбоку, опираясь бедром на дверцу тумбы. Складывает руки на груди. Чувствую — продолжает изучать меня, причем открыто, словно подготавливая к тому, что вскоре осыплет вопросами, касающимися моего странного поведения. А пока я могу частично «наслаждаться» его молчаливым наблюдением. — Ты волосы собрала, — выдает. Не совсем то, чего ожидаю, поэтому растерянно хмурю брови, пытаясь придумать, что ответить: — У нас в приюте тот, кто не убирал волосы, оставался без них. — Тебе так больше идет, — очередные слова — и вновь выбивающие из колеи. Вожу губкой по тарелке, нервно глотнув воды во рту: — Как и многим другим, — констатирую факт, настороженно бросив взгляд в сторону парня, который наклоняет голову, с явным интересом изучает, будто бы видит впервые, но я понимаю, что, возможно, вызывает у него желание рассмотреть меня. Я не часто одеваюсь вот так: белая майка, мягкие штаны для сна. Обычно я стараюсь скрывать тело, но сегодня Роббин нанесла слишком много мази на ссадины, поэтому попросила пока не надевать рубашку, чтобы не испачкать ткань. Так что мне вдвойне некомфортно. А от такого повышенного внимания со стороны парня вообще хочется сравняться с полом. — У тебя красивая шея, — прекращаю водить губкой. Взгляд не поднимаю. Кажется… Кажется сам Дилан осознает, что говорит, поэтому вдруг стучит жестко стучит пальцами по моей спине, грубым тоном процедив: — Выпрямись, смотрится стремно, — послушно расправляю плечи, ощутив, как хрустит спина, и опять, на хрен, опять замираю, осознав, что О’Брайен с прежним хмурым интересом смотрит уже на мой затылок, пальцами надавливая на кожу: — Охренеть, я могу нащупать твой позвоночник, — не пойму, какие эмоции преобладают в его голосе? Отвращение? Неприязнь? Вряд ли простой интерес. Не хочу видеть его лицо, не хочу понимать его ощущений. В любом случае, это не важно. — Потому что костлявая, — роняю с губ, звучит грубо. Резкими движениями возобновляю мытье тарелки, и ладонь всё сильнее сдавливает губку по мере продолжительности телесного контакта, которым парень будто нарочно сковывает меня. И вновь, он — не идиот. Дилан знает, как мое тело реагирует на любое соприкосновение, поэтому я убеждена в том, что он делает это специально. Хочет вывести меня из себя, потому что я бешу его своим поведением. Типичный О’Брайен. Диких усилий требует равнодушие, которое главенствует на моем лице. Чувствую, как Дилан скользит вниз по моей спине вдоль позвоночника, сильно надавливая, чтобы не потерять его, а это достаточно трудно, когда твое тело настолько костлявое. Со страхом разглядываю на коже рук мурашки, и нервно моргаю, когда парень настигает низа моей поясницы, задержав там пальцы: — Ты закончила? — Что? — внезапность вопроса ставит в тупик, а Дилан кивает на мою тарелку: — Мыть. Опускаю глаза на посуду. Слишком много пены, ничего не разглядеть, но мне больше не выдержать этой телесной пытки, с помощью которой О’Брайен намеревается то ли раскрепостить меня, то ли… Не знаю! Просто хватит меня касаться! Почему он трогает меня? Оставляю всё в раковине, проскальзывая между тумбой и парнем, который с непониманием смотрит на мою тарелку, но не успевает возмутиться по этому поводу, ведь я покидаю кухню, захлопнув за собой дверь. Чувствую себя необычно. Неприятный дискомфорт, вызванный моей несобранностью, ведь прошло больше недели, а мои попытки придумать, как отдать парню долг, ни к чему не приводят. Кроме его непосредственного «избиения»: то ледяной водой оболью, то горячий кофе пролью на его колени или вещи, то тресну чем-нибудь по башке. Судя по всему, я не создана для хороших поступков. Имея желание сделать что-то положительное, выходит совершенно обратное. Надо посидеть и подумать. Что я могу? Кажется, ничего. Сижу на стуле, подтянув колени к груди. На столе разложены черные карандаши, обычно я не рисую цветными, мне не нравится. Цвет не способен передать моих ощущений, а оттенки серого и черного — самое то. В комнате горит настольная лампа, стараюсь немного передохнуть от постоянного мыслительного процесса. Изматывает. Нужно взять перерыв, поэтому берусь за рисование в надежде, что мой мозг временно отключится, но… Стук. Прекращаю водить карандашом по листу, мельком взглянув в сторону двери. Дилан не ждет ответа, да и я не собиралась лишний раз открывать рот. Парень заглядывает в комнату, выглядит сонным, но по-прежнему на его лице главенствует довольная ухмылка, именно она позволяет мне догадаться — пришел чем-то донимать меня. Что ж, по крайней мере, я морально готова к этому. — Тея? — он переступает порог, продолжая держаться за ручку двери. Не обращаю на него внимания, тихо хмыкнув в ответ, продолжив рисовать лицо девушки, хотя, вряд ли кто-то разберет в этих каракулях личико. О’Брайен проходит чуть вперед: — Давай посмотрим фильм. А. Он об этом. Я уже и забыла об этой его фикс-идее. Отвечаю вздохом. Дилан подходит ближе, намеренно добиваясь моей реакции: — Давай посмотрим фильм, — не предлагает, голос звучит утвердительно. — Давай посмотрим фильм, — он наверняка улыбается, мне даже оборачиваться не нужно. — Давай… — встает сбоку, выглядывая через мое плечо на рисунок, изучая его, и поэтому с раздражением реагирую, прижав лист к груди: — Ладно, ладно, — поворачиваю голову, со странным чувством обиды и скованности согласившись. — Только прекрати, — не хочу, чтобы кто-то наблюдал за процессом моего творчества. Особенно в данный период моей жизни. Сомневаюсь, кому-то удастся понять, что именно я пытаюсь изобразить, но я не скрою — побаиваюсь О’Брайена. Этот тип слишком проницательный. Последнее время я чувствую себя некомфортно рядом с ним именно по этой причине. Парень довольно улыбается, скрыв заметную усталость: — Через пять минут в гостиной, — хлопает меня по плечу, заставив сморщиться от болезненного воздействия, после чего разворачивается, шаркая обратно к порогу. Закатываю глаза, лбом рухнув в колени. Он выматывает. Нахождение рядом с ним выматывает. Наши беседы выматывают. Почему? Потому что вина только усиливается. Мне непривычно ощущать нечто подобное. Так сильно я винила себя только раз. Однажды, очень давно. Когда ты оставила меня. — Чего стоишь там? Покидаю мир своих мыслей, крепче сжав пальцами ручку двери. Уже минут пять стою на пороге, окунувшись в свое беспокойное сознание, пока парень возится с ноутбуком, присев на одно колено рядом с журнальным столиком. Поглядывает на меня, изогнув брови, и всем своим непонимающим видом дает мне морального пинка, заставив отмереть. Прохожу в гостиную, сложив руки на груди. Медленно неуверенно бреду к дивану, переступив через спину Дилана. Его лицо неожиданно морщится, а одна из ладоней накрывает затылок, сильно сдавив пальцами. Я обращаю на это внимание, присев на край дивана: — Тебе нехорошо? О’Брайен бросает на меня беглый взгляд, качнув головой: — Не уверен, — продолжает приносить себе легкую боль, пощипывая кожу плеча и затылка шеи. Подобное замечала за ним и в больнице, когда он приходил посидеть со мной. Конечно, проявляет дискомфорт редко, но его наличие уже говорит о возможном срыве. Как я понимаю, ощущения постепенно усиливаются. С каждым днем. Очень интересное физическое проявление зависимости. Да, честно, я полагаю, что у парня имеется зависимость. Если не от алкоголя, то хотя бы от травы. Или от секса. Грубого. За свою жизнь повидала многих наркоманов и могу уверенно заявить — зависимость проявляется по-разному. Так что всё возможно. Забираюсь полностью на мягкий диван, прижав колени к груди, и обхватываю их руками, продолжив наблюдать за попытками парня унять дискомфорт: — Опять уйдешь? В первый момент он не понимает, о чем я. Его пальцы на мгновение замирают над клавиатурой, а затем он возобновляет удары по клавишам: — Нет. Я нагулялся, — произносит с видом неприязни, словно прогнав в мыслях какие-то неприятные события. Уверена, они связаны с периодом его долгого отсутствия. — А где ты пропадал, пока я лежала в коме? — молчание угнетает, поэтому решаю поговорить об этом. — Роббин сказала, ты долго не появлялся дома. — Какой фильм? — он резко перебивает, жестко выдавив из себя слова. Сжимаю пальцами локти, ощутив неприятный укол холода, который так же внезапно пропадает из его голоса, когда он поворачивает голову, со спокойным выражением лица уставившись на меня: — Тея? — добивается ответа, но я теряюсь, не зная, что дать в ответ, и Дилан помогает мне, предложив всего два варианта направления: — Комедия, ужасы? — Ужасы, — выпаливаю, вызвав у парня улыбку: — Кто бы сомневался? — пропускает смешок, вновь уставившись на экран ноутбука. Стучу пальцами по коленкам, взглядом скачу из стороны в сторону, впервые за долгое время испытывая желание побороть тишину, нависшую над нашими макушками. Наверное поэтому хватаюсь за любые мысли, приходящие в голову, и не совсем качественно обдумываю вопрос, обронив его на парня: — Тебе не нравится Эркиз? — очевидно, что нет, но я лучше побуду дурой и уточню. Смотрю в затылок Дилана. Кожа покраснела от его попыток хорошенько расчесать ее пальцами. Парень откашливается, с хмуростью во взгляде скользнув по списку фильмов, предложенных сайтом. Сжимаю колени, уткнувшись подбородком в тыльные стороны ладоней: — Может, он будет хорошо обращаться с Роббин… — Тея! — он повышает тон голоса, повернув голову и врезавшись в меня резким взглядом, чем принуждает тут же замолкнуть и покорно ждать его ругани, но между нами виснет секундное молчание, после которого Дилан вздыхает, с обречением сощурившись: — Не смотри на меня так невинно, — хлопаю ресницами в недоумении, из-за чего О’Брайен закатывает глаза, отвернув голову. — Желание злиться пропадает, — произносит с таким недовольством, будто бы это значимая проблема. Отвожу взгляд. Кажется Дилан нажимает на первый попавшийся фильм, после чего руками опирается на край дивана, поднимаясь с пола. Кряхтит, вызывая у меня улыбку, из-за чего ворчит, стукнув меня по переносице пальцем, и без сил плюхается рядом, одну руку набросив на спинку дивана. Запрокидывает голову, тяжело выдохнув в потолок и прикрыв веки. С интересом смотрю на него. Если он так измотан, то зачем предложил посмотреть фильм? Мгновение назад спокойное лицо отражает дискомфорт. Дилан хмурится, коснувшись пальцами затылка. Мнет его, разминая шею. Внимательно наблюдаю за его молчаливой борьбой с неприятными ощущениями, а тем временем на экране ноутбука начинает разворачиваться сюжет какого-то фильма, который я при всем желании не запомню. Укладываю голову, щекой прижавшись к коленям: — Если ты… — роняю шепотом, осекшись. Может, не стоит поднимать эту тему? — М? — О’Брайен продолжает держать веки прикрытыми, оттого мне проще продолжить мысль: — Если ты не собираешься привычным образом избавляться от неприятных ощущений, то как поступишь? Парень с неохотой открывает глаза, устремив взгляд в потолок, и на вдохе произносит: — Не знаю. Уверен только в одном: в ближайшее время никакой выпивки, — и немного погодя признается. — Не имею понятия, каким образом мне с этим справляться, — вижу, как двигается его кадык — он сглатывает, осознавая свое положение. Никогда прежде не был в такой ситуации? Он явно не из тех, кто томится в неизвестности. Дилан, я держу всё под контролем, О’Брайен. Мне интересно, каким образом он решит выкручи… Взгляд пронзает пустоту над моими коленями. Безумная мысль, пришедшая в голову, вдруг обретает власть в сознании, вытеснив прочий хлам. Мое желание отплатить парню и освободиться от гнета вины и ответственности, кажется, лишает меня рассудка. Хотя, когда я отличалась здравомыслием? Подобная идея вполне в моем характере, просто… Стреляю взглядом на шею парня, по коже которой он водит пальцами, оставляя красные линии. Может… Может, я буду полезна в этой самой ситуации? Ситуация, из которой он не видит выхода, может, я… Что если ему полегчает от секса со мной? Ведь, по его словам, это помогает. Тогда я буду полезна, таким образом отдам ему долг и… Как-то поспособствую его избавлению от дискомфорта. Это… Дико, но чего мне стоит? Девчонке, привыкшей, что ее телом пользуются все, кому охота? Мне несложно. Ничего не стоит. Я… Могу сделать это. Могу, так ведь? Но проще обдумать, чем озвучить. Нервно дергаю ткань штанов, взглядом удрученно, даже хмуро скачу с колен на пол, произнося не своим голосом: — Хочешь… Мы… Посмотрим фильм? — ни один человек с самым идеальным слухом не способен расслышать мой шепот, так что, ясное дело, О’Брайен устало двигает губами: — Что? — зевает, кажется, вот-вот уснет. Глотаю окутавшую меня неуверенность, стараясь собраться, и задаю вопрос громче, тверже: — Хочешь посмотреть фильм со мной? — стискиваю ткань штанов на коленях, ощутив, как сердце принимается ускоренно колотиться, в разы быстрее гоняя кровь по телу, но мне почему-то наоборот становится невыносимо холодно. Дилан издает короткий смешок, готовясь постучать костяшками по моей макушке, как бы намекнуть на глупость: — А мы, по-твоему, чем сейчас занимаемся? — и я воздерживаюсь, чтобы не сбежать. Пристально, с волнением смотрю перед собой, не справляясь с потреблением кислорода, отчего возникает легкое головокружение. Долгая пауза. Вижу. Краем глаз вижу, как парень открывает веки, смотрит с усталостью вверх, как постепенно его брови хмурятся, исказив лицо в сердитом недоумении. Возвращает голову в нормальное положение. Смотрит прямо, перед собой. Его пальцы продолжают касаться моей макушки, и я могу ощутить, как он перебирает пальцами воздух, задевая пучок из волос. Глоток воздуха — крепче стискиваю колени, прижавшись к ним носом. О’Брайен медленно, слишком медленно осознает. Сначала в мою сторону скользит только взгляд, затем он поворачивает голову, уже открыто сверля дыру в моем виске. Дрожь усиливается, тревога призывает кусать губы. Молчание затягивается, и давление ложится на спину, вызывая желание сильнее сутулиться. — Что происходит? Моргаю. Парень истязает зрительно, он скорее не недоволен, он озадаченно взволнован. — Ты всю неделю ведешь себя странно, — щурится, признавшись в своем наблюдении за мной. Не удивлена, что он заметил. Этот тип очень внимателен к другим, даже если не желает этого. Прикусываю кожу ладони, избегая зрительной встречи с парнем, который стучит мне по макушке костяшками, жестче повторив: — Что с тобой? — Ничего, — успеваю множество раз пожалеть о сказанном и не успеваю сорваться прочь. — Ничего? — Дилан с ноткой возмущения фыркает. — Извращенец здесь я, а в постель меня затащить пытаешься ты, — отворачиваю голову, врезавшись болезненным взглядом в стену, что правильно воспринимается парнем — попытка уйти, ведь физически я не способна заставить себя шевелиться. О’Брайен жестко дергает меня за пучок из волос, спрашивая уже мягче, чтобы вывести меня на диалог: — Тея. Что за хрень? — Я просто… — резко оборачиваюсь, не разбирая взбудораживших меня эмоций. — Хочу чем-то отплатить тебе, — выдаю необъяснимое, поэтому Дилан вопросительно щурится: — За что? — он идиот или правда не понимает, в какую ситуацию меня загнал своим поступком? Всё было бы гораздо проще, если бы он не спасал меня. Все бы встало на свои места. Поверить не могу! Я была так близка! — За то, что ты помог мне… — не решаюсь высказывать своих мыслей. — Ну… Рисковал и… — За то, что в принципе сделал бы любой адекватный человек? — он всегда выворачивает мои слова. Возможно, всё дело в моей эмоциональной несдержанности, последние события моей жизни выворачивают меня, лишая цепкого и необходимого для поддержания образа контроля. Я не осознаю, как вскакиваю на ноги, встав на холодный паркет, и с обидой, самой настоящей обидой выпаливаю: — Ты не должен был, — Дилан исподлобья смотрит на меня, нервно барабаня пальцами по спинке дивана. — Никогда больше… Никогда не помогай мне. Не надо. Иначе… — Иначе что? — тут и он не выдерживает, поднявшись и перебив грозным тоном. — Изнасилуешь меня? — делает умозаключение, основанное на моих действиях, и его лицо морщится с явной неприязнью: — Что за бред? — пальцами накрывает рот, отвернув голову, чтобы, видимо, окинуть взглядом помещение в качестве попытки отстраниться от безумной беседы. А я преследую конкретную цель ради своих намерений, поэтому задаю в лоб: — А как мне тогда… — выходит сбито. — Тебе… — замолкаю, когда парень оборачивается, ладонями махнув возле своих ушей, словно тем самым отгоняя тот по его мнению бред, что я навязываю: — Мне ничего не нужно от тебя. Просто постарайся не помирать, — кажется, он хочет закончить на этой непростой ноте, но его вновь прорывает на злое осуждение: — Господи, что у тебя с мозгами?! — шаг назад, шаг вперед, он нервничает. — Как можно было дойти до такой мысли? — указывает на меня ладонью. — Я не стал бы… Черт, — опирается рукой на бедро, вторую подносит к губам, накрыв их, и стоит, пялясь в окно. Чувство вины усиливается. Я обеспокоенно смотрю на парня, сдавливая край майки, и пытаюсь что-то выдавить из себя. Никогда бы не подумала, что смогу задеть его. Дилан буквально вне себя. Впервые он злится на меня так, как злится на Роббин, теперь я понимаю, что приходится ощущать бедной женщине. Остается только опустить лицо, виновато смотреть в пол. О’Брайен топчется на месте, вновь кинув в мою сторону режущий взгляд: — Ты меня настолько безнравственным мудаком считаешь? Поднимаю голову, отрицательно покачав ею с паникой: — Нет, я… — замолкаю, проглатывая язык. — Что? — Он решительно настроен получить объяснения. — Я… — стыдливо отвожу взгляд, мешкая, и Дилан совершает ко мне больно угрожающий шаг, повысив голос: — Что, Тея?! — Я подумала, ты не будешь против! — срываюсь в ответ, еле оставшись на месте. О’Брайен только сильнее сбивается с толку: — С чего вдруг?! — Потому что я не против, — произношу без нужной твердости, более не имеет смысла скрывать это. Парень уставился на меня. Молчит. Выдерживаю его тяжелый взгляд, дернув майку пальцами. Зрачки Дилана медленно ускользают в сторону. Молчание. Он разворачивается, шаркает к двери гостиной, ручки которой касается пальцами. Встает. Не идет дальше. Вижу, как колотит костяшками второй ладони по своему бедру. Глотаю комок, когда парень слегка поворачивает голову. Могу рассмотреть его хмурый профиль, но опять же. В данный момент оттенок хмурости совершенно иной. Это не злость, это… Неверие. Оборачивается. Давяще смотрит на меня, словно пытается поймать на лжи, но я плохо понимаю, в чем именно он намерен меня обвинить. — Ты бы хотела этого со мной? — мне не нравится, как звучит его голос. С насмешкой, издевкой. Дилан с подозрением сверлит меня, медленно шагая ближе: — Зная обо всех моих грешках и о том количестве партнеров, что у меня было? — отвожу взгляд, сделав скованный шаг назад, когда он встает напротив, продолжая моральный террор. — Ты бы всё равно сочла меня нормальным и захотела бы этого? — нервно облизывает губы, не дождавшись какой-либо реакции с моей стороны. — Ты лжешь. Я прекрасно знаю, как омерзителен, — хмурю брови, понимая, что натворила. Я сорвала спускной механизм. С гранаты. Я ковырнула то, о чем парень много думает, то, что действительно его настораживает. — Не нужно заставлять себя, лишь бы отплатить, — фыркает, — я не настолько урод, чтобы трахнуть тебя в качестве расчета, — отступает, ладонью скользнув по лбу. — Пиздец. — Это не так… — не пойму, откуда у меня силы на попытки правильно изложить свои намерения. Дилан мешает мне. Его вражеская настроенность. — Нет? — поднимает брови, издеваясь. — А что? Значит, ты такая же, как все? Увидела прикольного парня и решила перепихнуться? Я думал, ты не такая… — Вовсе нет! — черт бы его побрал, О’Брайен! Парень пускает смешок, продолжив нервно бродить от окна к дивану: — Не считаешь меня привлекательным? Значит, всё-таки тобой движет чувство долга? Складываю руки на груди. Замыкаюсь, но давлю шепот: — Не только из-за этого, — сейчас я либо смогу правильно выразиться, либо бесповоротно испоганю наши отношения, поэтому выдерживаю долгую паузу, и, странно, Дилан томительно выжидает моих слов, терпеливо притоптывая ногой. Принимаюсь бегать взглядом по полу, с ужасом осознав. Я не смогу объяснить. Но этот факт не вызывает у меня приступ молчания: — Просто… — переминаюсь с ноги на ногу, внезапно в грудь кольнуло смущение. -Чувствую…- моргаю, с каждой пройденной секундой подавленность усиливается. — Родство, — что? — Чего? У меня такой же вопрос, Дилан. Чего? Просто, на хрен, чего?! Но увы. Это всё, что выдает мой мозг на запрос о правильном выражении чувств. Поднимаю осторожный взгляд на О’Брайена. Тот сбит с толку. Ставит руки на талию, смотрит куда-то в сторону окна, хмуро обдумывая обрывки моей попытки выразиться. Эмоциональных сил не остается. Я сдаюсь. Мне правда жаль. — Извини, — шепотом прошу, готовясь спешно сорваться к двери. — Я не хотела задеть тебя, — но откладываю побег из гостиной, видя, как парень давит ладонями на лицо скрыв его: — Тея, ты… — бубнит, опустив руки которыми опять-таки упирается в бока, качнув головой. — Ты как друг. Я не хочу портить с тобой отношения, — недолго молчит, продолжив как-то неубеждено. — Не хочу пользоваться, и… — с обреченным вздохом прикрывает веки. — Мне нравится говорить с тобой, поэтому, — выдает с прежним непринятием, — если хочешь что-то там вернуть мне, какой-то херов долг, то окей, — его подбор выражений ярко раскрывает отношение к моим намерениям. — Просто говори со мной. Поняла? — проглатывает что-то, открыв уставшие глаза, и, наконец, без сердитости, но с прежним неверием, смотрит на меня. Виновато отвожу взгляд, робко кивнув головой. Если это то, что ему поможет, то хорошо. Если разговоры со мной будут ему полезны, то… Я что… Я рада такому повороту? Рада тому, что он предпочитает беседу со мной, а не секс? — А всё остальное дерьмо — избавься от него, чтобы я больше такого не слышал, — слишком часто парень заставляет меня чувствовать себя ребенком. Он отчитывает меня, ожидая реакции, и я киваю, стыдливо оттягивая край майки. Голову не поднимаю. — Хорошо, — Дилан еще секунду давит на меня своим взглядом, после проронив без остатка сил. — Я спать. Вскидываю голову, проводив его взглядом. Парень продолжает тереть пальцами губы, большими шагами возвращается к двери, покинув помещение. Воздуха не хватает. Смотрю перед собой, испытав неясное… Удовлетворение. Ведь он не выбирает секс со мной. Уголки моих губ дергаются в слабой, но теплой улыбке, которой никогда прежде не озарялось мое лицо. *** Сворачивает в комнату, рывком захлопну дверь, закрывает ее на замок, будто подсознательно не доверяя себе, и таким же быстрым шагом подходит к шкафу, распахнув дверцу. Рывком стягивает черную футболку и опускает ее, принявшись активно комкать ладонями. Всё медленнее сжимает пальцами ткань, стеклянным взглядом уставившись куда-то вниз. Прекращает усиленно сдавливать одежду. Смотрит. И сдержанно улыбается, но в следующее мгновение уголки его губ опускаются, а на лице проявляется хмурая тревога.***
Стучит пальцем по животу. Лежит на спине. Одеяло слегка свалено волнами с края кровати. Смотрит в потолок. Одна ладонь под затылком, другой принимается барабанить по напряженным мышцам пресса. Моргает. Вокруг темно. За окном глубокая ночь. Кричат чайки. Слышен шум воды. Вздыхает, продолжив стучать пальцами по ткани футболки. Выдыхает в потолок. Дилан не может перестать думать о случившемся. Чем дольше размышляет, тем дальше уходит сонливость. Почему он так тревожится? Откуда столько мыслей? Разумнее было бы просто оставить эту тему и больше не возвращаться к ней, но по какой-то причине О’Брайен сам предпочитает нормальному сну бесцельное раздумье. Теперь, когда первостепенный негатив и злость ослабили свое влияние, парень может еще раз прогнать произошедшее, чтобы сделать очередные выводы. Почему он возмутился? Потому что для него сексуальные отношения — это пустое. Если он с кем-то спит, значит, у него к этому человеку либо «никакое» отношение, либо равнодушно-поверхностное, а в случае с Теей всё запутанно и непонятно. Дилан не хочет портить с ней отношения — это так, но из данного умозаключения выплывает следующий вопрос: а какие у них отношения? Прозвучит слишком самонадеянно, если он предположит, что они друзья? Нет, они… Они «что-то» иное. Да, изначально девчонка вызывала отвращение, но это было лишь первое впечатление, не основанное на их взаимодействии. А теперь, спустя столько времени, внешний вид Оушин кажется чем-то обычным, не выходящим за рамки нормы. Дилан не чувствует к ней физического отторжения. Ему нравится с ней говорить, нравится проводить время. По многим причинам. Одна из главенствующих — они разные. Они на многое смотрят по-своему, и Дилан не солжет, сказав, что его привлекает возможность взглянуть на какие-то вещи её глазами. Но, ладно, чего уж в собственных мыслях казаться идиотом. Дилан отличается резкой прямолинейностью, и сейчас это качество играет против него. Тея сказала, что чувствует нечто, напоминающее «родство». Впервые ей удалось выразиться наивернейшим образом. Это непонятно и странно, О’Брайен при всем желании не сможет объяснить, но он ощущает что-то похожее, правда, не назвал бы это «семейным родством», как бы, например, он относился к сестре. Это что-то иное. И на почве «родства» постепенно возникло «оно». Это неясное отношение к девчонке. Симпатия? Как от неподдельного чувства отвращения можно перейти к симпатии, пускай пока не совсем разборчивой? Гребаная магия гребаного развития отношений за счет медленного раскрытия человека. У него ведь даже в мыслях не было… Переворачивается набок, раздраженно выдохнув. Кого он обманывает? Были моменты, когда его ощущения настораживали. Например, реакция на ругань с ней, или тот странный жест с ее стороны во время поцелуя на вечеринке, или то, как она пускала никотин ему в лицо на берегу. Как это всё объяснить? О’Брайену до сих пор тяжело построить точный образ девчонки, ее характер размыт, личность по-прежнему остается загадкой. Наверное, поэтому… Еще одна причина заинтересованности парня в ней — неизвестность. Тея Оушин закрыта. Но это не объясняет влечения. Дилан не способен вспомнить, когда именно стал иначе смотреть на неё. И это злит. Он мог бы разобраться в причинах и найти логичное объяснение, но нет. Может, потому что с ней ему не нужно казаться идеальным? С ней он говорит буквально обо всем, она слишком много знает о нем, но по-прежнему не прониклась отвращением. Чертово близкое общение творит чудеса, ведь не было ни единой мысли в голове, но поведение Оушин будто подтвердило возможность наличия чего-то между ними. Нет, не что-то романтичное, кто в наше время вообще верит в любовь? Скорее, так оно и есть — родство. Чувство непонятное и сильно путающее парня. Холодный душ ранним утром не восстанавливает сознание, не нормализует работу разума. Парень вытирает черные как уголь волосы, уставившись на запотевшее зеркало, по которому проводит ладонью. Отражение не впечатляет. Дилан опирается руками на край раковины. С давлением изучает себя. Прохладная вода смывает намек на бессонную ночь, но раздражения не унимает. О’Брайену не нравится, когда ему не под силу в чем-то разобраться, а если это «что-то» касается лично его, то пиши пропало — прощай нормальный сон. Нужна ясность. Ему во всем требуется… Вдруг проскальзывает мысль. Одна, короткая, какая-то безумная, но Дилан хватает ее, продублировав в своей голове. А затем повторяет еще раз вслух, пристально сверля взглядом свое отражение, чтобы как следует охереть от того, что он всё же задается этим вопросом: — Какого черта я не согласился? И тут же рассержено швыряет влажное полотенце в зеркало, это не он говорит, это не его желание, а «другого я». Анализ ситуации сильнее путает. Надо прекратить размышлять. Важно лишь то, что он не испортит «дружеские «отношения с девчонкой. И плевать… Плевать на первую мысль, возникшую в его голове в момент, когда Тея озвучила свое предложение. Она тоже не дает покоя, так как… Если бы Дилан не прощупал подвох, не раскрыл бы тайных мотивов девушки, они бы… Он бы не был против. Учитывая «родственную» симпатию, которую ощущает по отношению к ней. Но, черт возьми, это слишком сложно понять, поэтому плевать! Просто плевать! Ничего не было. Забудь. Тея Оушин — первая представительница прекрасного пола, которая заставляет Дилана чувствовать себя неуверенно. Покидает ванную комнату с чувством эмоциональной разваленности. Ему стоит собраться. Горячий кофе поможет? Слабым шагом спускается по лестнице, держа ладони в карманах штанов. Замученный взгляд опущен. И лишь возникший шум со стороны кухни приводит парня в чувства. Он вдруг задумывается о том, как себя ощущает девушка после вчерашнего? Так же мучается в догадках? Скорее всего ей просто стыдно, и теперь между ними может возникнуть натянутость. Нет, Дилан не может позволить. Молчания между ним и Роббин вполне достаточно, плюс ко всему парень слишком долго добивался расположения и подобия доверия Оушин. Он тупо не может позволить им откатить в начало. Поэтому будет вести себя, как обычно. Словно… Ему всё равно. — Доброе утро Тея, которая не против перепихнуться со мной, — Дилан с довольной улыбкой сворачивает на кухню и минует девчонку, которая в первый момент вспыхивает хмуростью, но спустя короткое мгновение обреченно выдыхает, качнув головой: — Я так и думала, что пожалею об этом, — наливает себе воды в стакан, после вынув из упаковки лекарства пару капсул. О’Брайен не думает прекратить подкалывать девушку в ближайшие… Пару месяцев, поэтому Тея осознает, что именно её ждет, и заранее настраивается на холодность, иначе издевки парня принесут ему удвоенное наслаждение. — Плохо думала, — делает вывод, встав рядом, и берет фильтр с водой, принявшись заливать воду в свою кружку. Оушин искоса наблюдает за ним. Парень улыбается. Конечно, это должно раздражать, ведь понятное дело, чего он такой довольный, но страдать Тея не спешит, а легкая улыбка озаряет её сонное лицо: — Смотрю, у тебя хорошее настроение, — да, пускай не самым приятным образом, но она смогла поднять ему настроение. Получается, именно таким образом девушка и будет приносить пользу? Но как долго? Пока не осознает, что душевное равновесие этого типа пришло в норму? Если ей только так удастся вернуть долг, то она готова подождать. Торопиться ей некуда. Её успокаивает мысль о том, что быстрая смерть полностью под её контролем. Наступит день — и ей не придется ждать. Улыбка на лице становится шире, а на душе — так спокойно. Мысль о самоубийстве придает ей сил. О’Брайен совершает пару глотков и громко опускает стакан на стол, повернувшись к ней всем телом и сунув ладони в карманы пижамных штанов: — Конечно, ведь у тебя больше не получится донимать меня разговорами о «прекрасной Дэниеле», — последние слова произносит, забавно кривляясь, а Тея вновь закатывает глаза, ведь парень начинает цитировать меня. — Он такой милый, — вроде усмехается, но чувствуется в его голосе раздражение, поэтому девушка с интересом наблюдает за поведением Дилана, который со смешком фыркает. — Ой, хочу с ним поближе познакомиться, — опускает на неё наглый взгляд, скользнув кончиком языка по губам. — Теперь-то я знаю наверняка, с кем тебе охота поближе познакомиться, — о господи, куда Оушин орать? О’Брайен наклоняется, отводя взгляд в сторону, и Тея складывает руки на груди, принимая очередную порцию самодовольства: — C'est moi (франц.: Это я), — Дилан понимает, что перегибает палку, но по вине этой девчонки он был лишен нормального сна, поэтому пускай и она поежится и впадет в смятение, которым парень охвачен до сих пор. Он слишком много думал этой ночью. Слишком многое признал. И ни к чему не пришел. Не страдать же ему одному? Хотя, не скажешь, что Оушин чувствует смущение из-за своего поведения. Дилану никогда не понять, почему она так открыто улыбается: — М-м-м, — девушка тянет. — А я боялась, будет неловко, — кладет капсулу в рот, кое-как запивая водой. Дилан остается довольным её реакцией, поэтому подходит к холодильнику, решая, что будет готовить на завтрак. Тея опускает стакан, задумчиво наблюдая за неспокойной водой, и неожиданно для себя находит в словах Дилана кое-что необычное, за что умело и цепляется, задавшись вопросом: — Тебе это донимало? — Что? — Дилан мычит под нос, исследуя взглядом полки. Тея вновь складывает руки на груди, повернувшись всем телом к парню. Находит возможность ответно потрепать ему нервы и не намереваться откладывать: — Мои разговоры о Дэниеле, — видит, как О’Брайен тянет руку к яблоку, но, сжав его, не спешит взять с полки. — Они тебя донимали? — на лице Теи вырисовывается холодность, ни единого намека на издевку или улыбку. — Почему? — следит за передвижением парня, который всё равно распознает её стремление подергать его нервы, потому он опускает глаза и сдержанно улыбается, подходя к раковине, чтобы ополоснуть фрукт. Тея внимательно смотрит на его профиль, выжидая какую-нибудь реакцию, и еле сдерживает недовольное ворчание, повторив давление: — А? О’Брайен фыркает и выключает воду, указав яблоком на девчонку: — Не действуй мне на нервы расспросами, а то как передумаю, как захочу тебя, — кивает на обеденный стол. — И возьму прямо под столом. Даже спрашивать не буду. Оушин довольно улыбается, получив желанную реакцию, и вздыхает: — Моего согласия? — переминается с ноги на ногу, крепко обнимая себя руками, ведь внезапно выражение лица парня меняется, становится каким-то… Не просто наглым, а… Тея не может разобрать. — Разрешения войти, — он щурится и открыто смотрит на девушку, откусив яблоко, из-за чего уголки её губ опускаются, улыбка полностью пропадает. Дилан обходит её, оставшись удовлетворенным её смятением, всё-таки, у него лучше получается смущать, Тее не стоит тягаться с ним этом искусном мастерстве. Девушка слегка поворачивает голову. Шаги отдаляются. Помещение кухни погружается в тишину. Оушин опускает руки, коснувшись пальцами одной из капсул, которую ей нужно принять. Задумчиво изучает её, медленно подняв к стакану и бросив в воду, чтобы постепенно она растворилась. На бледном спокойном лице неожиданно проявляется скованная улыбка. Хорошо, что Дилан превратил всё в шутку, пускай, он теперь долгое время будет тормошить этим нервы, но… Так намного лучше. Моргает. В глотке почему-то сухо. Хмурится, подняв ладонь к груди, и осторожно надавливает пальцами по ткань майки, после медленно скользнув ими к животу, прослеживая за непонятным дразнящим ощущением, что обжигает, вызывая незнакомое щекотливое чувство. Тею охватывает паническое волнение. Что это?