Понять себя — принять Океан. Сдаться — выбрать Деградацию
Вода закипает. Бурлит. Большими каплями выплескивается за края небольшой кастрюли. Но активность кипящей жидкости не приводит Дилана в действия: парень продолжает стоять на месте, с опущенной головой, хмуро смотреть на бушующую воду, опираясь костяшками на кухонную тумбу рядом. Во взгляде отсутствие. О’Брайен с самого утра бродит в легком помутнении, испытывая привычную усталость после неспокойной ночи. Сны терзали его обрывками. Он то и делал, что просыпался, кажется, каждые полчаса. А все почему? Дилан вовсе не шутит, заявляя, что ему необходим самоконтроль. А его достижение возможно только через светлость ума. А светлость ума зависит от понимания самого себя. Все просто. На первом этапе парень и застревает. Чтобы вернуть равновесие, надо разобраться в спутанных мыслях, а для этого стоит ненадолго оторваться от привычной среды. — Дилан? О’Брайен без резких движений выходит из состояния отрешенности, вернувшись в реальный мир после тихого, какого-то осторожного обращения Роббин. Женщина входит на кухню и минуты три молча наблюдает за сыном, стоящим у плиты. Она ожидает от него каких-то действий, но парень замирает и, видимо, остается без движения уже долгое время. Дилан поворачивает голову, сонно-равнодушным взглядом коснувшись лица матери, которая тепло улыбается, приблизившись к нему, чтобы взять фильтр с водой: — Вода, — кивает на его кастрюлю. Парень отводит глаза, больно сердито выдавив: — Знаю, — но не спешит продолжить приготовление завтрака. Если честно, он не помнит, что вообще намеревался сделать, поэтому с большей суровостью на лице, наличие которой скроет его озадаченность, смотрит на кипящую воду, пока Роббин дублирует его голос в голове, вдруг осознав: — Заболел? — с присущей материнской заботой изучает лицо сына, ладонью накрыв его горячий лоб. Обычно она не позволяет себе касаться парня без предварительного разрешения. Прозвучит странно, но Дилан сам воспитывал в матери скованность в желании прикоснуться к нему, поэтому сейчас он рассерженно зыркает в её сторону, правда, результат это не приносит. Женщина с волнительным видом поворачивается к нему всем телом, второй ладонью накрыв его затылок. Она всегда так поступает — жест, демонстрирующий повышенную встревоженность. — Я купила новые таблетки от простуды, — догадывается, что Дилан мог простыть во время шторма, значит, он покидал дом? — Сейчас принесу, — разворачивается, не видя, как О’Брайен предпринимает попытку отказаться, но дергает ладонью в сторону женщины, сдавшись. Пусть делает, что хочет, Дилан и правда чувствует себя паршиво: в глотке першит, нос забит, голова раскалывается, виски сдавливает. Кашель рвется с губ, парень успевает накрыть рот тыльной стороной ладони, и вновь пялится на бурлящую воду. Это успокаивает. — Доброе утро, — веселый голос Роббин слышен со стороны коридора. — Доброе, — Тея оглядывается на женщину, переступая порог кухни, и, по обычаю жанра, спотыкается, сумев удержать равновесие. Оборачивается, устремив взгляд на парня: — Утречко, — не получает зрительного ответа, лишь кивок. Девушка поправляет ворот клетчатой рубашки, затем застегивает пуговицы на рукавах, миновав Дилана. Берет стакан, поставив ближе к краю тумбы, и тянется за фильтром с водой. Обращает внимание на небольшую кастрюлю, оценивает бурление воды, затем перескакивает взглядом на равнодушное лицо парня, который продолжает бездействовать, утопая в своих мыслях. Тея наливает воду в стакан, тянется за упаковкой лекарства и открывает её. Медленно, ведь пытается оценить атмосферу. Они вроде поговорили вчера, девушка поставила все на свои места. Она убеждена, что парня мучает совесть, поэтому дала понять — все в порядке. И надеется, что Дилан О’Брайен станет прежним, вот только сейчас он выглядит каким-то… не таким. Все еще сомневается в чем-то? Тревожится? Но почему? Тея не понимает. Выходит, она относится к произошедшему, как к чему-то обыденному. Для неё секс ничего не значит. Единственное, что смутило, выбив из равновесия — то, что Дилан совершил в конце. У Теи Оушин было множество половых связей по разным причинам: в качестве насилия, заработка или как последствие принятых наркотических веществ. Но целовать себя она не позволяла. Потому что это иной уровень, слишком близкий и личный. Зачем он сделал это? — Дилан, — Оушин обращает взгляд на его кастрюлю. Парень опускает глаза на её макушку, сохранив внешний холод, и девчонка вскидывает голову, чтобы пересечься с ним взглядом: — Вода, — произносит ровным тоном. — Я знаю, — отвечает в той же тональности, продолжив сверлить её лицо взглядом. — Ладно, — Тея опускает голову, но ощущение зрительного давления не пропадает. Значит, Дилан продолжает смотреть на неё. Ему есть, что сказать? Кажется, переспать с ним было огромной ошибкой. Оушин думала, он относится к сексу с такой же простотой, что и она. — Тея… — Дилан шепотом обращается к ней. Девушка остается невозмутимой и поднимает голову, чтобы взглянуть в ответ: — М? Он смотрит. Сощуривается. Вглядывается в её глаза, будто что-то ищет. Подобного рода внимание угнетает девушку морально. Ей становится некомфортно, как-то не по себе, поэтому она переминается с ноги на ногу, принявшись дергать упаковку в руках: — Что? — повторно интересуется, скача взглядом с пола на его хмурое лицо, а он продолжает изводить девчонку своим зрительным давлением, словно рвет на части её лицо, пытаясь добраться до сознания, чтобы наконец разобраться в структуре и процессе ее мышления. Но в первую очередь Дилан О’Брайен следит и анализирует именно свои ощущения. Что он пытается понять? Оушин начинает надоедать эта игра в молчанку, но прежде чем она успевает отвернуть голову, Дилан внезапно наклоняется к её лицу, явно намереваясь коснуться её губ, оттого Тея роняет встревоженный вздох, с выраженным страхом отшагнув назад. Её напряженная рука сносит с края тумбы стакан. Он падает на пол, громко звякнув, кажется, откалывается небольшой кусочек, вода разливается. О’Брайен замирает, с прежней безэмоциональностью смотря на взволнованное лицо Оушин, которая так бы и продолжила стоять без движения, вглядываясь с неподдельным непониманием и осуждением в глаза парня, если бы не шаги со стороны коридора. Они оба отворачиваются. На лицах играют разнящиеся эмоции: Дилан хмур, нет, даже зол на себя, исключительно на себя, и он понимает, что ему требуется ненадолго изолироваться, а Тея напугана и встревожена, она не понимает, что, как ей справиться с необъяснимым чувством, засевшим в груди. Роббин возвращается на кухню, протянув Дилану упаковку лекарства: — Держи, — ставит перед ним на столешницу, догадываясь, что сегодня её сын не в настроении, и хочет приступить к готовке завтрака, точнее, помочь О’Брайену, но её внимание падает на стакан и растекающуюся лужу воды: — А это… — Извините, — Оушин отмирает, бросив короткий взгляд на женщину, и спешно приседает на корточки, желая убрать беспорядок. — Ничего, не трогай, — Роббин прекрасно осведомлена о неуклюжести девушки, поэтому лучше она займется этим, вдруг Тея поранится. — Я сама уберу, — присаживается, захватив из раковины тряпку. Оушин неловко улыбается, но не поднимается, продолжив сидеть на одном колене, удерживая в ладонях пару осколков, пока женщина вытирает лужицу. — Кстати, Тея, — Роббин вдруг вспоминает о важном. — Твоя реабилитация должна подразумевать развитие социальных навыков, поэтому я подумала, что было бы здорово, если бы ты начала посещать кружок в больнице, — не поднимает на неё взгляд, поэтому не видит, как Тея частым морганием проявляет волнение. — Его ведет миссис Норт, она социальный психолог. Это… — Роббин берет стакан, поднявшись, и с улыбкой продолжает, проходя к мусорной корзине. — Было бы полезно, — Тея опускает взгляд, медленно поднимаясь. — Завела бы друзей или… — У неё есть друзья, — Дилан внезапно перебивает мать. Женщина вытаскивает из холодильника несколько яиц, решая сварить, раз уж сын поставил воду: — Но кружок был бы не лишним, — Роббин оглядывается на Тею, встав рядом с О’Брайеном, что заставило его отойти в сторону. Оушин топчется на месте, поясницей прижавшись к краю стола. Продолжает играться с осколками пальцами, тем самым царапая себе кожу. Роббин продолжает поглядывать на неё, не торопит, понимая, как ей нелегко дается решение. Тея опускает голову, продолжает раздумывать. Никак не реагирует, когда О’Брайен встает напротив, без предупреждения разжимает её ладони, забирая осколки. Оушин поднимает взгляд, чувствуя прикосновение холодных пальцев. Дилан с заминкой отвечает на её зрительный контакт, продлив уловимый телесный контакт. Взгляд девчонки обретает уместное напряжение, но встречается оно с уверенностью, правда, у обоих на лице резко возникает несобранность, когда Роббин повторно обращается к Оушин: — Что думаешь? — но не оборачивается, занимаясь нарезанием овощей. Тея резко опускает руки, схватившись пальцами за край стола, а Дилан отходит от неё, бросив осколки в корзину, и слышит за спиной неуверенный ответ девчонки: — Хорошо, — она и сама не понимает, почему соглашается, может, ей не хочется огорчать Роббин? Женщина старается помочь ей реабилитироваться в психологическом плане, и если Оушин не пойдет на контакт, её вернут раньше времени, так что… Тее придется. Роббин оглядывается, радуясь тому, что девушка хотя бы постарается влиться в социальную среду, а получиться ли — дело времени: — Отлично, тогда я… — отвлекается на парня, который минует её и покидает кухню. — Эй, а ты… — бросает ему в спину и сама двигается с места, поспешив за сыном, который, судя по звону ключей, натягивает легкую кофту. — Дилан? Тея слегка дергает головой, расслышав хлопок двери. Стоит, не шевелясь, только пальцами нервно дергает ткань рубашки. Роббин возвращается на кухню, с задумчивым видом роняя: — Без рюкзака ушел… Значит, опять прогуливает, — проходит к плите, но теперь её движения вялые, мышцы тела заполнил свинец. Передвигаться тяжело. — Он выглядит встревоженным, — произносит, стоя спиной к девушке, говорит будто с собой, не ожидая ответа с её стороны: — Господи, во что он опять вляпался?.. — с каждым сказанным словом в её голосе все больше волнения. — Где пропадает? — хмурит брови, осознав кое-что, несвойственное её сыну. — Прогуливает… — ладони сжимают помидор. — Что с ним? — Дилан хороший. Роббин останавливает ладонь, тянувшуюся к ножу. В её взгляде мелькает еле уловимый огонек иного беспокойства, а лицо заливается хмуростью. Женщина неуверенно оборачивается, устремив внимание на девчонку, которая продолжает стоять на месте, но теперь руками обнимает свои плечи, будто ей холодно. Тея смотрит в пол, но не выглядит загнанной в угол, её мучает только скованность, возникшая из-за сказанных слов. Ей не хотелось озвучивать свои мысли. — Что? — Роббин заинтересованно оглядывает девушку, повернувшись к ней всем телом, и невольно начинает ковырять короткими ноготками помидор. Оушин бросает на женщину короткий взгляд, пихнув что-то невидимое ногой, и откашливается, пытаясь говорить четче: — Он хороший человек, не ждите от него подлянок, — последние слова практически утопают в шуме бурлящей воды. Страшно и непривычно высказывать свое мнение насчет других людей, только вот страх отступает, когда со стороны Роббин доносится вполне спокойный смешок: — Я знаю, Тея, — она одаривает девушку теплой улыбкой и отворачивается прежде, чем Оушин поднимает голову, чтобы открыто смотреть на собеседницу. — Но каждый имеет две стороны, — берется за приготовление салата, ощущая на себе внимание Теи. — Это, кажется, закон вселенной. И я переживаю за него, когда вижу проявление его второй стороны. Тея наклоняет голову к плечу, задумчиво уплывая в свои мысли, а её взгляд становится каким-то стеклянным, неживым, правда здоровый блеск возвращается вместе с легким жаром на коже лица. … — Больно? — прекращает двигаться, опершись локтями на кровать по обе стороны от её плеч. Еле дыша, еле сохраняя возможность понимать, она качает головой, но морщится, когда он шевелится, своим тазом надавливая на её. — Тебе больно, — следит за выражением её лица и ненадолго прекращает свои действия, давая ей и себе возможность перевести дух… Тея отмирает. Взгляд медленно скользит от стены к полу, а с губ слетает тихое: — Она тоже не так плоха. — Что? — Роббин вырывается из своих тревожных мыслей, касающихся поведения сына. — Его вторая сторона, — Оушин складывает руки на груди и томно вздыхает, вновь ускользнув взглядом куда-то в стену, когда женщина оглядывается на неё. …Дышит. Не двигается. Ждет. Лбом прижимается к её влажному лбу, ловя приоткрытыми губами вздохи девушки, которая прикрывает веки, пальцами невольно надавливая на напряженные мышцы его торса, будто боится, что он пойдет против её выраженной боли и немой просьбы приостановиться, ведь так происходило всегда. Но в этот раз рвущий дискомфорт не усиливается, а слабнет… Тея не сковывается под пристальным вниманием Роббин и вполне непринужденно вздыхает, повторив свою мысль: — Она не так плоха. «Абонент недоступен. Оставьте…» — опускает телефон, уже без негативных эмоций разглядывая экран. Отклоняет вызов. Больше не злится на Дилана. Если честно, странно требовать от него объяснений или хотя бы коротких ответных сообщений, типа «перезвоню позже», «потом объясню». В этот период одиночества — отсутствия О’Брайена в школе — Дэниел невольно рассуждает о том, что за непонятная у них дружба. Браун переехал в этот город, перевелся в новую школу и не спешил заводить друзей. Отношения с одноклассниками не завязывались первые две недели, а потом внезапно явился «прогульщик», который бодренько подхватил Дэниела, почему-то начал общаться с ним, бродить по коридорам. И не прошло и недели, как Дэн сам начал ждать его, садиться с ним, даже вступил в футбольную команду. Дэниел проявлял признаки зависимости от другого человека, а Дилан… Для Дилана это не было серьезным, ему просто хотелось поболтать, он любит трепать языком и быть душой компании, что ему дается легко. Это Дэниел в итоге увязался за ним. Как собачонка ухватился за возможность быть рядом с тем, кто в эмоциональном плане сильнее, чьи социальные навыки открывают для самого Брауна новые возможности. Возможно, Дэн даже намеренно держался подле О’Брайена, дабы с его помощью влиться в новую среду. Это было удобным и комфортным решением. А Дилан… Кажется, он просто был не против компании Брауна. Вокруг О’Брайена всегда много людей, но именно тех, с кем он бы мог состоять в близких дружеских отношениях, не замечалось, поэтому Дэниел и решил присвоить себе роль «дружбана местного заводилы». Хотя… Как-то раз после тренировки в раздевалке парни обсуждали некого Норама. И пару раз заикнулись о том, что Дилан должен знать, где этот тип пропадает столько времени, ведь «они лучшие друзья». Значит, друг все-таки имеется? Но куда исчез? И почему О’Брайен никогда о нем не заикается? Они недолго знакомы, чтобы числиться близкими друг другу, но в последнее время Дилан доверяет ему личное, чему Дэн несказанно рад. Это неплохой знак, но Брауну не стоит забывать о том, что их дружба нестандартна. И сейчас он должен дать ему время. О’Брайен вернется. Просто позже. Закрывает шкафчик, развернувшись к шумной толпе людей, двигающихся по школьному коридору, и ступает вдоль стены, чтобы не смешаться в человеческой куче. Позволяет себе отправить сообщение О’Брайену, но тот вряд ли ответит сегодня. Поднимает голову, заметив у противоположной стены девушек из группы поддержки, и на автомате принимается выискивать взглядом Брук, но не находит, зато его привлекает внешнее недовольство девчонок, которые то и делают, что бросаются колкими взглядами куда-то в толпу. Следует за их вниманием, наткнувшись на Реин, стоящую у своего шкафчика, и замирает на месте, понимая, что если продолжит идти, то наверняка пересечется с ней, а ему до сих пор некомфортно. Внезапно все его какие-то детские переживания меркнут. Девушка, скрывающаяся за дверцей шкафчика, косым взглядом оглядывается на толпу, после чего слегка наклоняется внутрь шкафчика, притянув к губам косяк. Дэниел тут же хмурится, переступив с ноги на ногу, и озирается по сторонам, боясь, что её поймают на употреблении, но в такой оживленной среде никому нет дела до девчонки, которая сегодня одета блекло и даже безвкусно для Брук Реин. Девушка хорошенько затягивается, затем слегка вскидывает голову, выпуская бледный дымок через ноздри. Дэниел наивно надеется, что это обычные сигареты, но… Он же не идиот. Просто ему не верится, что Брук употребляет в стенах школы. Окей, если честно, Дилану стоит скорее вернуться, а то эта девчонка совсем из-под контроля выходит. Из-под контроля О’Брайена. Странно звучит, но это правда. Школьные сплетни помогли Дэну разобраться в отношениях, которые связывают этих двоих. Они встречались. Довольно долгое время. О причине расставания судить сложно. Слухов множество и все они разные. Браун уверен лишь в том, что Дилан чувствует ответственность за Брук, поэтому продолжает её контролировать, что, бесспорно, ей на пользу. Если так подумать, у О’Брайена какой-то фетиш — держать все в своих руках. Брук закрывает шкафчик, двинувшись в сторону Дэниала, и тот заметно напрягается, принявшись метаться взглядом из стороны в сторону, но бежать уже некуда, девушка приближается, поэтому парень берет остатки решимости, сжав их в кулак, и скованно произносит: — Привет… — на вздохе, поэтому звучит необычно, а Брук даже не поднимает на него взгляд, оставшись внешне хмурой и… злой. — Привет, — её голос ледяной, неприветливый, она не знает, кому бросает резкое приветствие, ей плевать. Обходит Брауна, своим поведением окончательно сковав его. Он мнется, топчется, бросается взглядом в разные стороны, а в итоге оборачивается, чтобы проследить передвижение Реин, но та уже пропадает в толпе. Дэн нервно покусывает губу, рывком вынимает телефон из кармана кофты и набирает сообщение своему чертову недо-другу. «Ты должен вернуться».***
На одной из окраинных улиц, между берегом океана и склона хвойного леса. Улица, на которой расположены здания старого бара, небольшого рынка для рыбаков, садоводов и охотников, парочки жилых покосившихся домов одиноких стариков. Заброшенное место, но оставшиеся здесь люди пытаются как-то облагородить территорию, поэтому пускай окраина и считается запущенной, прогуливаться здесь приятно, виды завораживают. Здесь же чуть отдаленно от берега находится двухэтажное здание боксерского клуба для любителей. Данное заведение не спонсируется властью городка, можно сказать, держится на желании бедняков иметь место, в котором они могут заниматься любимым хобби. Небогато обделанное заведение. Внутри давненько не проводился косметический ремонт, не менялась аппаратура для физических упражнений, электричество и водоснабжение оплачивается совместным вложением денег. Дилан — не частый гость в здешнем клубе, но его запомнили местные «завсегдатые»: веселый паренек, умеющий заболтать любого, проявил себя, как человек, способный, кажется, поддерживать беседу на всевозможные темы, постоянно блещет умными словечками, шутками, настоящая душа компании. Здесь никто не мог знать его, как личность, даже имя оставалось неизвестным. Дилан сам дал себе «имя», которое уже пять лет используют в этом клубе для обращения к нему. — Эй, Стюарт, — крупный мужчина с сединой в растрепанных волосах сидит на скамье, покуривая крепкую сигару, перевязывая свои больные запястья. — Чего ты мнешься?! — фыркает, пуская дым через ноздри. — Наподдай ему, как следует! — после его слов половина присутствующих, занимающихся и упражняющихся (в основном это были мужчины от тридцати), смеются, бросая короткие взгляды на двух парней, соревнующихся в спарринге: одним из них является Дилан, и он ответно усмехается, не отвлекаясь от соперника, которого видит здесь впервые, как и остальные посетители. Но О’Брайен без труда узнает этого человека, несмотря на то, что встречались они в те моменты, когда Дилан был слегка… не слегка обкуренным. Русый парень с обилием татуировок: руки и спина полностью забиты. В ушах несколько колец. Оба потные. Оба уставшие. Оба привлекают к себе внимание, ведь выглядят, как две противоположности, но при этом словно близнецы: будто братья со схожими физическими характеристиками: рост, вес, мускулатура. Наличие татуировок. Если бы они оба были бы брюнетами или русыми, то издалека их можно было бы принять за двойняшек. А привлекают внимание, потому что уже второй час боксируют. Ни один, ни второй не думает сдаваться первым. Возможно, и в психологической составляющей они схожи, наверное, поэтому и бьют одинаково. Серьезно, завсегдатые клуба не способны без смешков наблюдать за их боем: один наносит удар в челюсть, другой в ту же секунду повторяет, будто мыслят они одинаково, поэтому данный бой со стороны выглядит забавно и длится уже больше часа. Избавившись от футболок, парни уже вяло держатся на ногах. Им надоедает. Понимают, что это пустая трата времени, поэтому Дилан решает в последний раз попробовать атаковать парня. Если не выйдет, то предложит ничью. И та же мысль видимо приходит в голову его соперника. Они оба устало наносят удары в челюсть. Устало. Не блокируя встречные удары, поэтому и Дилан бьет парня в челюсть, и этот тип попадает в яблочко. А наблюдатели чуть ли не валятся от хохота. Оба парня разворачиваются друг к другу спинами от полученных ударов, делают пару шагов стороны, сдергивая с ладоней перчатки, и пальцами дергают подбородок, проверяя функциональность челюсти, дабы убедиться, что все в порядке. И оборачиваются обратно, встретившись взглядами, в которых читается скука. Им правда надоедает. — Ничья? — русый парень пытается не подавать виду, но его изводит одышка. Мышцы ноют, сердце в груди скачет, а желания продолжить спарринг отсутствует. Похожий дискомфорт в теле испытывает и Дилан, поэтому он кивает, полностью соглашаясь на уравновешение сил. — Томас, верно? — О’Брайен следит за передвижением татуированного парня, который приседает на скамью, бросив под ноги боксерские перчатки. Он поднимает в ответ измотанный взгляд и протягивает руку в качестве приветствия. Дилан пожимает влажную ладонь, хорошенько дернув её, чем вызывает на лице русого парня проявление боли. Вроде… Говорить больше не о чем, так что О’Брайен намеревается развернуться и направиться к той скамье, на которой оставляет свою мятую футболку и купленную бутылку воды, но его останавливает высокий, хорошо сложенный мужчина, лет пятидесяти, который выглядит куда благороднее на фоне остальных бедняков, посещающих данное заведение: — Стюарт, — он обращается к нему иным именем, чтобы не выдать знакомого, а Дилан довольно приветливо бросает в ответ: — Здоров, — пожимает его ладонь, мельком обратив внимание на Томаса, который при виде представителя правопорядка заметно съеживается, то и делая, что стреляя взглядом в сторону входной двери. — Ты виделся с Норамом? — немолодой полицейский сам посматривает на Томаса, тем самым принуждая того вести себя менее подозрительно: парень делает вид, что строчит кому-то сообщение. — Нет, а ты? — Дилан переключает свое внимание на мистера Лодерга — шерифа полиции, который часто заходит в старый клуб побоксировать. Мужчина еще не успел сменить рабочую форму на спортивную, поэтому каждый из присутствующих понимает, какой статус у этого человека, и некоторые даже начинают нервно собирать вещички и сваливать из зала от греха подальше. Да, окраины кишат бывшими преступниками, так что здесь редко встретишь представителей молодежи. Правда к Дилану у шерифа особое отношение. Не лишенное подозрений, но… все-таки менее агрессивное. — На прошлой неделе он заезжал в участок, — мужчина ставит руки на талию, продолжая поглядывать на Томаса. — Интересовался, не вернулся ли ты к нам на подработку. — Это намек? — Дилан не может не усмехнуться. Да, Норам, кажется, еще обижен, возможно, зол. — Расценивай, как хочешь, — шериф не дает конкретного ответа. — Пересечешься с ним? — Куда я денусь? — парень не увиливает. — Хорошо, — мужчина начинает отходить в сторону раздевалки. — Контролируй его, пока он здесь. О’Брайен не обязан обещать, поэтому просто прощается: — Бывай, — он не должен ни за кем присматривать, но встречи с Норамом не избежать. Полицейский кивает, в последний раз окинув Томаса подозрительным взглядом, после чего одной ладонью сжимает ремень на штанах и продолжает идти, лишив русого парня своего внимания. Томас смелется стрельнуть едким взглядом ему в спину, щурится, ведь в его голове созревает план действий. До этого момента он скитался в сомнениях и неизвестности, он не знал, как ему провернуть все так, чтобы в итоге выбраться сухим из кучи водянистого дерьма, в которое втянул не только себя, но и девушку — лучшего друга. Томас наломал дров. И ему все исправлять. Но не без чужой помощи. Дилан делает шаг вперед, как вновь слышит обращение к себе. — Покурим? — Томас чувствует прилив сил и поднимается со скамьи. О’Брайен с хмурым видом оглядывается, вопросительно изогнув брови, правда его внешняя суровость идет в резкий диссонанс со смешком: — Это свидание? Роббин вскидывает голову, изучив серое небо, когда ей на макушку падает капля воды. Щурится, подняв ладонь, дабы уберечь глаза от болезненного влияния бледноты. Сегодня у женщины выходной, поэтому она торопится провести время с Теей — это редкость. Раньше Роббин не работала так много, денег на содержание воспитанников больниц ей хватало, так что и реабилитация детей проходила успешней, но в этот раз финансовое положение тяжелее, спонсирование Теи изначально было мизерным из-за того, что она числится не просто психически нездоровой, но и несет уголовную ответственность по трем статьям. Если честно, в этом году мисс О’Брайен не собиралась брать кого-то на реабилитацию из-за проблем семейных, связанных с Диланом, и из-за снижения поддержки государства больницы Северного Порта, по причине чего всем работникам урезали зарплату. Но женщина совершила ошибку, ознакомившись с делом Оушин. Только из-за чувства родства с этой девчонкой Роббин буквально вцепилась в неё, настаивая отдать на реабилитацию. И теперь она несет ответственность, с самого начала намереваясь взять полную опеку над девушкой. Роббин правда сожалеет о нехватки времени, но зато у них есть крыша над головой, вода и электричество. Еще немного — и женщина накопит на колледж для сына. Она… она неплохо справляется с ролью матери. С ролью взрослой, которой ей пришлось стать без подготовки. Если так подумать, Роббин иногда признает необходимость иметь рядом такого человека, как Дилан. С жестким характером. Нужда иметь рядом мужчину, на которого можно положиться. Да, Роббин старается найти себе спутника жизни, пытается встретить кого-то особенного, влюбиться, но в итоге каждый раз возвращается под жесткий контроль сына, потому что привыкает к нему, и только под его опекой чувствует себя защищенной. Может, это её судьба? Не иметь отца, не иметь супруга, опоры, но взамен родить того, кто подарит ей заботу, которой она была лишена и которую жаждала. Ведь ему не было и пяти, когда он принялся защищать её перед отчимом. Это Дилан хватал посуду и швырял в мужчину, когда тот избивал Роббин. Он переводил на себя гнев отца, отвлекая его от матери, а та? А та в ответ ненавидела его, гнала на улицу, запирала в подвале, чтобы не видеть, била. И пыталась бросить, предпринимая попытки совершить суицид. В конце концов, это Дилан спустил курок. Он взял на себя грех, чтобы защитить мать. И именно в тот день, в то оглушенное мгновение женщина наконец осознала реальность. Жизнь — вещь поистине странная, но до безобразия логичная. Губы Роббин растягиваются в теплую улыбку, когда щеки касается дождевая капля, сорвавшаяся с листка дерева, под которыми они с Теей сидят, восстанавливая покосившиеся кусты ягод. Тея увлеченно возится в земле, подвязывает стебли и веточки на веревочки, привязывая к веткам деревьев, чтобы кустики выпрямились и тянулись вверх. Девушке явно нравится заботиться о растениях. Хорошо, что у них находится общее увлечение. Роббин с удовольствием делится с Теей своими знаниями, а Оушин впитывает, как губка. У нее не так много навыков. Любое умение девушка жаждет освоить. Плевать на отрицания. В Тее Оушин еще сохраняется детская любознательность, тяга к новому и неизведанному. — Хорошо, только корешки осторожно выкопай, — женщина хвалит Тею, когда той удается перенести корешки декоративной елочки в горшок с водой. — Думаю, рано я посадила её здесь. Лучше держать её дома, — отвлекается на вибрацию своего телефона. Вынимает его из кармана, изучив экран, и виновато улыбается Оушин, поднявшись с влажной травы, дабы отойти и переговорить. Тея недолгим взглядом провожает Роббин, почти сразу вернувшись к уходу за кустом вишни. Мисс О’Брайен столько насажала на заднем дворе. Удивительно, как она успевает ухаживать за садом с таким плотным рабочим графиком? Окидывает взглядом кустики и стягивает с ладоней грязные перчатки. Вроде все. Осталось только помыть садовые принадлежности. Девушка с чувством удовлетворения изучает проделанную работу, почему-то ей нравится помогать другим живым существам. Быть полезной и нужной. Кому-то. Пускай простым растениям, но… Это приятно. Начинает собирать лопатки, миниатюрные грабельки и прочую утварь в ведро, когда Роббин скованным шагом возвращается, застыв в паре шагов от девчонки, которая поднимает глаза, тут же заметив значительное эмоциональное изменение. Роббин выглядит встревоженной и даже сердитой, а её голос звучит ровно, будто она намеренно сдерживает тональность, чтобы не вызвать у Теи беспокойство: — Мне нужно отъехать. — Что-то случилось? — Оушин интересуется непринужденно. Видимо, Роббин не хочет оставлять Тею одну, тем более в свой выходной, но девушка привыкает быть наедине с собой. Женщина поднимает на Оушин взгляд, качнув головой, и с прежней задумчивостью изучает лицо девушки, проронив: — Нет, просто… — хмурит брови, сунув телефон в карман джинсов, и набирает воздуха в легкие, выдавив с улыбкой. — Я скоро вернусь, — еще мгновение отвечает на зрительный контакт Теи, после чего разворачивается, поспешив к террасе. Оушин преследует её взглядом, полностью присев на траву. Отводит глаза. Недолгая пауза — возвращается к сбору садовых предметов. Интересно, что могло произойти? Сколько они хранят молчание? Выходят на берег, садятся на выступ, ступеньки которого ведут на каменистый пляж. Сидят, курят. Небо пасмурное, океан тревожный, но это последствия шторма. Сегодня ливня точно не обещают. Шум воды, вой ветра и крик чаек. Дилан терпеливо ждет, потягивает уже вторую сигарету, пару раз громко откашливается, давая понять, что не намерен проторчать здесь больше получаса. Томас понимает намек и несколько раз бросает взгляд на О’Брайена, прежде чем заговорить: — Ты знаешь Норама? — в ответ Дилан лишь пожимает плечами, явно не желая поднимать тему человека, который когда-то был его лучшим другом. И, кажется, остается таковым, несмотря на… на некоторые особенности их взаимоотношений. — Он раньше работал с нашими ребятами, — Томас убежден, что они говорят об одном и том же Нораме Реин, который недавно вернулся в портовый городок после нескольких лет заключения в пансионате особого режима, куда его определили родители, дав взятку полиции, чтобы те не заводили дело. — До того, как его арестовали, — русый парень пускает никотин через рот, посматривая на Дилана. — Говорят, его сдал кто-то из близких. О’Брайен с больно умным видом потягивает никотин, подперев подбородок кулаком. Смотрит в сторону мрачнеющего горизонта. Порой нужно предать человека, чтобы помочь ему. Дилану пришлось предать лучшего друга. И это в буквальном смысле спасло Нораму жизнь, а если он до сих пор не осознал данного факта, то О’Брайену остается лишь пожать плечами. — И? — Дилану надоедает своеобразное пустословие с человеком, которого он знает только по нескольким вылазкам на подобие «стрелок» и вымогания денег с клиентов его начальника. — Что тебе нужно? — конкретней и быстрее. Не для посиделок парень выбрался в зал. Он намеревался побыть наедине, но появление Томаса выбило его из колеи. Русый парень стряхивает пепел с кончика сигареты, затем вновь подносит её к губам, переходя к тому, что его интересует в первую очередь: — Есть связи в полиции? Вопрос… Мягко говоря, удивляет, но Дилан не показывает своей озадаченности. Он продолжает смотреть на волнующийся океан, не проявляя интереса к беседе: — Допустим. — Полиция знает о притоне? — только что в голосе Томаса прозвучала надежда? О’Брайен поворачивает голову, взглянув на парня, как на идиота, но ответить всё-таки решает: — Они знают только о торговце наркотой, которого не могут поймать из-за отсутствия улик. Ловят посредников. Он вроде не бывает здесь, — вновь смотрит на шумную воду. — Или бывает? — Ты не думал… — Томас начинает нервно стряхивать пепел с кончика сигареты. — Сдать притон властям? — Не знаю, — Дилан хмурится. — Причины не было, — теперь он действительно озадачен. — К тому же я тоже там отдыхаю… — Так… — Томас перебивает, открыто смотря на профиль парня. — Ты можешь сдать? Дилану чуть башку от тупости собеседника не срывает, но все потому, что О’Брайен не понимает мотивов этого типа: — Ты просишь меня сдать вас властям? — щурится, искоса наблюдая за поведением русого парня. — Что за самопожертвование? Но Томас тут же подсказывает, что именно может им двигать: — Сдать после того, как мы уедем, — решительным видом заставляет Дилана непроизвольно запнуться: — Мы? — он выдавливает вместе с дымком никотина, сорвавшегося с губ, когда за их спинами звучит знакомый хриплый голос: — Томас? Оба оглядываются. Оба обращают внимание на девушку в мешковатой кофте и джинсах. Капюшон наброшен на голову, видны светлые пряди. На бледном лице ни единого намека на макияж. Дилан с трудом узнает в этой серой мыши девушку, которая уверенно, в буквальном смысле, оседлала его. Пару раз. В притоне. О’Брайен сдерживает свой легкий шок и отворачивает голову, нервно затянувшись никотином. Томас заметно меняется. Он сводит брови, выглядит раздраженным: — Я просил ждать меня в… — В кафешке, — тянет девушка, странно покачиваясь при ходьбе и покуривая косяк травки, — почитать книжечки, заболтать старушку, — не менее раздражено смотрит на парня. — Знаю. А тот изучает сверток в её ладони, рявкнув довольно сердито: — Где ты это взяла? — А что? — кажется, она вовсе не боится сурового Томаса. — Нельзя? — и встает между парнями, с равнодушием относясь к тому, как русый сжимает губы, нехотя проронив довольно тревожно: — Рубби… — Привет, — девушка без труда узнает Дилана и начинает ворошить его темные волосы пальцами. — У вас свидание? — смеется, намекая на повышенный процент интимности происходящего: парни одни, на заброшенном берегу окраины города. Романтика Северного Порта. — Ага, — О’Брайен фыркает, чем смешит Рубби, которая давит на плечи парней: — Может, тройничек? Дилан щурится, уже без удовольствия потягивая никотин: — Не, с извращением завязал. — Ты не завязал, — у Рубби заплетается язык, — ты просто трезвый, — покачивается с ноги на ногу, втягивая в рот дымок травки: — О чем воркуете? — приседает на корточки, поворачивая голову то в сторону Томаса, то в сторону Дилана, но они оба остаются молчаливыми, поэтому девушка закатывает глаза, встав и дав им обоим подзатыльники: — Ясно… — парни не морщатся, но недовольные взгляды на девчонку поднимают, когда она проходит между ними, начав спускаться вниз на берег. — Пойду, погоняю чаек, — оборачивается, покачнувшись на слабых ногах. — Это намного приятней, чем сидеть с нариками, — и бросает «прощайте» на французском, что вызывает у Дилана искреннее удивление, а у Томаса привычное раздражение: — Никогда не понимал её акцент… — Вы местные? — О’Брайен сощуренным взглядом наблюдает за неуклюжей беготней Рубби по берегу. — Ага, — Томас также не сводит с девчонки внимания. — Друзья с детства. — М-м…- Дилан задумчиво тянет, бросив на парня косой взгляд. — Просто друзья? Томас не сдерживает смешок. Его попытки чиркнуть зажигалку и зажечь третью сигарету выглядят очень нервными, так что у О’Брайена не остается сомнений насчет того, какие там этих двоих связывают отношения. Интересно, каково Томасу наблюдать, как его ненаглядная спит с другими парнями? Мерзко, наверное. Невольно пытается представить, какие чувства у него вызвало бы известие о том, что Оушин спит с другими, но вдруг вспоминает, что Тея и правда спокойно трахается с теми, с кем её сводит случай, и отбрасывает мысли, решая в данный момент сосредоточиться на образовавшейся ситуации. — Хотите сбежать? — возвращается к тому, о чем они говорили. — Зачем начинать возиться в дерьме, если потом придется руки мыть? — Просто если есть возможность, — Томас проявляет больше раздражения, он теряет собранность, скорее всего, виновата в этом Рубби. — То сообщи кому-нибудь. — Боишься, что вас будут преследовать? — Дилан по-прежнему не понимает, почему эти двое просто не сбегут, не покинут группку ребятишек, увлеченных распространением наркоты, хотя… Норам ведь тоже не мог. — Ты ничего не понимаешь, — Томас прикрывает веки, ладонями устало трет лицо, сигарету зажав между пальцами. — Понимаю, — О’Брайен хмыкает. — Травка у вас интересная, — поворачивает голову, встретившись с хмурым взглядом русого типа, и не сдерживает ухмылку. — Состав, наверное, необычный. Томас всматривается в ответ, почему-то шепотом подтвердив свои подозрения: — Понимаешь, — да, этот тип прекрасно осознает. Может, знает не все, но ему известно достаточно, чтобы понимать, что не так с этой травкой. — Я оставлю тебе номер, — Томас опять переводит свое внимание на Рубби, наблюдая за её беспечной игрой с птицами. — Просто сдай притон и сообщи мне, когда сделаешь это. — Какая мне с этого выгода? — Дилан фыркает. Он не должен им помогать. Что ему с этого? Но ответ у Томаса, вдруг, находится: — Ты не похож на кретина, которого устраивает зависимость, — он наклоняет голову, более не пытаясь восстановить с собеседником зрительный контакт. О’Брайен удерживает сигарету возле губ, которые увлажняет, скользнув кончиком языка. Кажется, ему постоянно говорят то, что он и сам прекрасно понимает. Если бы он сдал притон, он обезопасил бы себя от срывов, но… Не сдает. Почему? Ему одному известно. А ведь ладони потеют, в глотке встает ком. Да… Никто и не говорил, что от зависимости легко избавиться, но он пообещал себе стараться. И не только себе. Но притон не сдает. Значит ли это, что однажды Дилан вернется туда? Вырывается из своих мыслей, когда слышит женский визг, полный восхищения. Смотрит на Рубби, ноги которой настигает волна ледяной воды. Она кричит и смеется, убегая прочь от океана. Спотыкается о камни, чуть было не рухнув на землю, из-за чего Томас слегка подскакивает на месте, сердито проворчав: — Ну, мать её… — и повышает голос. — Эркиз! — в очередной раз рявкает на девчонку, чем осведомляет её о своем недовольстве, а Дилан еще секунду сидит с каменным выражением лица, как вдруг осознает. И резко поворачивает голову, врезавшись нечитаемым взглядом в лицо Томаса: — Её фамилия Эркиз? — с непонятным омерзением произносит. — Рубби Эркиз? На лакированной двери, которую распахивает Роббин О’Брайен, расположена табличка, гласящая: «Доктор Р. Эркиз», и дополнительная надпись мелким шрифтом о том, какую должность он занимает. Женщина даже не вчитывается. Она бывает в этом помещении довольно часто, поэтому без стука врывается, встретившись взглядом с приятным на вид мужчиной, занимающим свой рабочий стол, напротив которого стоят два кресла. Доктор Эркиз с уместной сердитостью смотрит на Роббин, правда, невольно смягчается, заприметив, как женщина бледна. Мисс О’Брайен проходит внутрь, метнувшись напряженным взглядом на мужчину, который сидит в одном из кресел, закинув ногу на ногу: полный, на вид, лет сорок, темные сальные волосы до плеч, хмурое морщинистое лицо, тонкие искусанные губы. Одет в черную куртку и потертые джинсы. Притоптывает ногой, откланяется на спинку кресла, постукивая искусанными ногтями по подлокотнику. Всем видом показывает свое нетерпение и недовольство, ведь его заставляют ждать. Поворачивает голову, врезавшись в лицо Роббин взглядом. И женщина невольно давится вздохом, а глаза накрывает черная пелена. Всего на мгновение ее сознание подменивает образы, заставляя поверить, что перед ней человек, который был давно убит. Отчим. Они до ужаса похожи. Но голос Эркиза выдергивает из кошмара: — Вы уже общались по телефону, — встает со своего кресла, без желания представив своего гостя, указав на него ладонью. — Брэдфорд Оушин. Неужели Дилану позволяют уединиться? Мысленно отгородиться и перейти к насущной проблеме, с которой он намерен разобраться. Парень пришел сюда потренировать удары на груше, делать все автоматически, дабы не было необходимости контролировать свое тело, пока отдаешься размышлениям. Теперь, когда его оставляют в покое, он может подумать об Оушин. Даже в его голове это звучит неправильно и с каким-то маньячеством, но девчонка не дает ему покоя. Дилан серьезно намерен прекратить это метание и прийти к умозаключению, даже если на это уйдет день, ночь, второй день. Он не вернется домой, пока не разберется. Колотит боксерскую грушу, недолго пребывает в тишине сознания, когда внезапно открывает поверхностную истину. Ответ очевиден. Наверное, поэтому Дилан так долго исключал его из сознания, пытаясь найти иное объяснение происходящему с ним. Кажется, Тея Оушин ему нравится. Но это чувство зарождалось другим образом, не так, как было с Брук. Реин привлекла его с первого взгляда, поэтому он поздно осознал, что в качестве собеседника она ему не особо интересна. Точнее, Дилан, как и любой другой парень, закрывал на это глаза, подкупая себя красотой девушки. С Оушин вышло немного… нестандартно. Первое впечатление было… неприятным, ладно, оно было мерзким. Девушка ничем не привлекла, от её вида стягивало желудок и тянуло блевануть, причем не один раз. Говорить с ней не удавалось, вела она себя странно. В общем, все в ней отталкивало. Дилан сомневался в возможности подружиться с ней. Но чем дольше находился под одной крышей, в одной комнате, чем больше завтракал, обедал, ужинал, смотрел фильмы, занимался всякой домашней ерундой, разговаривал, тем сильнее росло его желание узнать её. Внешне отталкивающий человек оказался таким ненормальным и интересным внутри. Первое время это вызывало жесткий диссонанс, но когда Дилан рассмотрел в Тее человека, с которым его связывает нечто общее, все будто встало на свои места. Его одурило дикое желание сделать Оушин своим другом, сблизиться с ней, потому что-то, с каким спокойствием она рассуждала о его проблемах, это брало вверх над парнем, делающим его зависимым от бесед с Теей. Иметь рядом человека, который принимает его «особенности», считает их наличие признаком «индивидуальности», дарит возможность не скрываться и быть собой… Ему башку сорвало. Так происходит постоянно. Роббин много раз проводила с сыном воспитательные беседы на этот счет. Контроль. Желание держать другого в принадлежности, ослабляя его свободу. Дилан прекрасно понимает, что не должен вести себя подобным образом, но увы. Парень наносит сильный удар по боксерской груше и делает большой шаг назад, глубоко и хрипло глотая пыльный воздух. Осознание. Просто повторно осознай и попытайся здраво оценить собственные мысли. Тея Оушин не принадлежит тебе. Повторяет удар по груше, зло сощурив веки. Тея Оушин принадлежит.***
— Черт возьми… — шепчу, пытаясь оттереть тряпкой грязь с рукавов и прочей ткани рубашки. Угораздило же меня поскользнуться у самых ступенек? Я уже столько одежды порвала и испачкала из-за своей неуклюжести, неловко перед Роббин, которая стирает и гладит их. А еще больше неловко перед Диланом, ведь именно он в этом доме исполняет роль швеи. Сколько раз он уже пришивал пуговицы? Немереное количество. И вот я опять измазалась. Упала в лужу, хлопнув по дождевой воде ладонями. Вся передняя часть вымазана и промокла. В темноте мне сложнее ориентироваться. Не зря Робин просила меня не возиться вечером во дворе… Прекрасно. Кстати, она уже вернулась? Или нет? Я долгое время провожу в саду, затем в сарае, поэтому не знаю, кто вообще находится дома. Вечер опускается внезапно, я не успеваю проследить за утекающим часами, что провожу в одиночестве за рисованием. Вхожу в дом. Свет горит, значит, кто-то здесь. Не спешу окликнуть кого-нибудь. Надо привести себя в нормальный вид. Ступаю вверх по лестнице, все еще пытаясь оттереть грязь с ладоней, когда слышу за спиной шаги. Оборачиваюсь, встретившись взглядом с Диланом, который выходит с кухни, держа в руках упаковку лекарства от кашля. Все-таки приболел. — Привет, — бодро здороваюсь с ним, а он окидывает меня прищуренным взглядом, изогнув брови: — На тебя напала соседская кошка? — хриплым голосом интересуется, сорвавшись на сухой кашель. Дергаю ткань рукавов, виновато опустив лицо: — Я поскользнулась и упала в грязь, — бубню под нос, коснувшись его пальцем, дабы почесать, и, судя по влажному ощущению, оставляю на кончике грязный след. О’Брайен поднимается ко мне, с деловитым недовольством фыркнув: — Потрясающе, — и дергает мою рубашку рукой. — Не порвала? Я немного подзадрался штопать твои ве… — и срывается на смешок, отступив назад, ведь я с улыбкой тяну к нему грязные ладони, заставляя отойти к стене: — Не трогай меня, — он не сдерживает улыбку, уворачиваясь от моих рук. — Тея, я не шучу, — начинает быстро подниматься. Спешу за ним на второй этаж, с довольным лицом подметив: — А разве все грязное не выглядит сексуально? — шагаю за парнем, который с озадаченным, но веселым видом оглядывается на меня: — Не помню, чтобы я такое говорил. — Знаю, — сворачиваю в свою комнату. — В твоем понимании, — Дилан сует ладони в карманы джинсов, остановившись на пороге. — Сексуально то, что мокрое, — беру футболку, спальные штаны и полотенце, сложенные на кровати, и шагаю обратно к О’Брайену. — В моем, все грязное — есть сексуальное, — намеренно с умным видом подшучиваю над парнем, выскользнув в коридор, и уверенной походкой направляюсь к ванной комнате, по шарканью догадываясь, что Дилан следует за мной. — Тея? — он обращается ко мне только тогда, когда включаю свет, оказавшись в ванной. — М? — вопросительно мычу, уложив вещи на стиральную машинку, и разворачиваюсь к раковине, изучив свой внешний вид в зеркале. О’Брайен складывает руки на груди, опершись на дверной косяк, недолго наблюдает за моей попыткой стереть с кончика носа грязь и, наконец, продолжает: — Почему ты помешена на теме «привязанности»? — О чем ты? — непринужденно интересуюсь, включив воду. Ура, мне удается повернуть ручки крана без лишней помощи. Расту. — Не строй из себя дуру. Ладони замирают под потоком воды, взгляд не поднимаю, но все положительное настроение моментально испаряется. Дилан заговаривает со мной серьезным тоном. И мне это не нравится. — Не сработает, — парень переступает порог, прикрыв за собой дверь, и будто с угрозой произносит. — Не в этот раз. Я не поднимаю глаз на зеркало, но ощущаю, как меняется выражение моего лица. Оно мрачнеет, взгляд обретает привычную холодность, а голос звучит ровно, жестко: — Что ты хочешь от меня? — правда, что? Слегка поворачиваю голову, не выпрямляясь, и врезаюсь зрительно в лицо парня, чтобы дать ему понять — я не стану церемониться. Мне надоедают его давящие расспросы, его попытки что-то вытянуть из меня. Серьезно, что за упертый баран? — Да неужели? — Дилан неправильно реагирует на мою эмоциональную перемену. Он усмехается краем губ, чувствует себя свободно, в отличии от меня, скованно стоящей в застывшей позе у раковины. — Это окончательная версия Теи Оушин? — с издевкой в голосе уточняет, вальяжно шаркая за спиной, при этом взглядом соскочив с моего профиля на зеркало, чтобы видеть мое лицо через отражение. — Или мне стоит еще немного поддавить? Продолжаю смотреть в сторону. Тяжелый взгляд опускается в пол. Недолго испепеляю холодное покрытие, резко взглянув исподлобья на зеркало, дабы встретиться с этим типом в зрительном сражении, вот только его собранность и уверенность уничтожает моментально. Он встает сбоку, рукой опираясь на край раковины, и с неизменным чувством превосходства растягивает губы, пырнув меня словами в грудь: — Мне нравится. — Что. Тебе. Надо, — не даю ему возможности смутить меня. Говорю четко и твердо. — Объяснись, — он возвращается к изначальному вопросу. — Я не понимаю, почему не должен привыкать к тебе. — Идиот, — я переминаюсь с ноги на ногу, проворчав с надменной усмешкой. — Я уеду по окончанию реабилитации, поэтому… — еле сдерживаюсь, чтобы не пискнуть, ощутив, как Дилан прерывает мои слова, больно ущипнув меня за бедро. С другой стороны. Его ладонь ложится на край раковины, а сам он встает чуть позади меня, заточая меня в подобии моральной камеры. Не шевелюсь. Взглядом пронзаю водосток. Думаю, как вывернуться, в какую сторону рвануть, но парень заметно сдавливает пальцами поверхность раковины по обе стороны от меня, словно дает понять, что прочитывает мои мысли и не позволит уйти. — Если мы захотим, опека над тобой полностью перейдет Роббин, — наклоняет голову, тяжко вздохнув. — И тебе не придется уезжать, — подбородком давит на мой висок, пытаясь заставить взглянуть на него через зеркало, но не поддаюсь. Продолжаю пялиться вниз, напряженно глотая кислород. — Все решаемо, ты пытаешься впихнуть мне отговорки, — не сомневалась, что он расколет меня. — Говори правду, — сжимаю ладони в кулаки. — Почему? — Это не твое дело, — защищаюсь решительным, но дрожащим от волнения голосом. — Не пытайся пролезть в мой мозг, — взглядом мечусь из стороны в сторону, проронив куда тише. — Тебе там не место. — Мне кажется, я уже там, — его уверенность в себе когда-нибудь прикончит меня. Дилану приносит удовольствие мое скованность и моральное скитание, он чувствует себя хозяином ситуации. Я и не спорю. Я не способна противостоять. — На отдельной полочке, — О’Брайен выдыхает мне в висок, следит за выражением моего лица, именно поэтому я срываюсь, не позволяя ему затуманить свое сознание: — Прекрати, — жестко приказываю, впившись пальцами в край раковины и сильнее ссутулившись. — Зачем ты все усложняешь? — Так я уже на полочке? — он выворачивает сказанное мною, сильным давлением взгляда пронзив мое лицо, и я срываюсь, резко вскинув голову, чтобы ответить на зрительный контакт: — Хватит, — решительно выпаливаю, не сдержав злости. — Ты мне не интересен. Ни с каких сторон, — подаюсь немного вперед, чтобы увеличить расстояние между нами. — Я просто хочу поддерживать положительные отношения, — напоминаю, не позволяя себе заикнуться, иначе вновь замолчу. — Поэтому перестань. Это неуместно, — мой голос срывается на визг, а он выглядит таким спокойным, даже бровью не водит, пока слушает и позволяет мне попытаться убедить его. — Не знаю, что ты о себе возомнил, но меня ты не привлекаешь. — Ну да, — встревает холодно, без эмоций. Я замолкаю, широко распахнутыми глазами уставившись на человека, который с каменным выражением лица кивает, вдруг поднося ладонь к верхним пуговицам моей рубашки, и дергает ткань ворота, расстегивая. — Не привлекаю, — напряженно сглатываю, опустив внимание на свою шею, кожу которой он открывает нашему обзору. Отметины. Его отметины. При виде которых я окончательно теряю шанс нормализовать дыхание. Моргаю, сжав ворот рубашки, чтобы скрыть следы, а Дилан вновь слегка улыбается, кивнув головой: — Поэтому ты просила меня не останавливаться, — щурится, явно насмехаясь над моими попытками доказать обратное. — Логично. С придыханием смотрю на него. Сжимаю губы до естественной для своего вида бледноты. О’Брайен продолжает давяще воздействовать на меня зрительно, ждет, что я сдамся, признаю его правоту, но я сама не до конца могу разобраться в собственных ощущениях. Знаю лишь то, что ничего из этого не имеет значения, и не будет иметь. Ведь исход у меня один. Опускаю глаза, опускаю руки. Ничего не отвечаю. Не хочу больше обсуждать это, поэтому выбираю метод психологического побега, раз уж физически мне не удается сдвинуться с места. Замыкаюсь в себе. Наверное, это служит толчком к желанному завершению разговора. — Окей, — Дилан наклоняется вперед, телом прижавшись к моей спине. — Даже если так, — продолжает с недоверием коситься на меня, открыто насмехаясь над моими попытками убедить его в искренности своих слов. — Даже, если я действительно тебя не интересую, — надо видеть, как он морщится, всем своим видом выказывая неприязнь к моей психологической борьбе с ним, ведь он знает, что в любом случае выйдет победителем. — Ты прекрасно знаешь. Я всегда добиваюсь того, чего хочу. — И чего же ты хочешь? Поднимаю глаза. Нахожу парня в отражении зеркала. Смотрю. Хмуро. Кажется, мое дыхание значительно тяжелеет, становится глубоким, тихим. Дилан пристально смотрит в ответ. Я задаю ему вопрос, который требует раздумий? Чего не выпаливает? У этого типа всегда есть, что сказать. Чего молчит?! Сглатываю, осознав, что тишина затягивается. О’Брайен продолжает опираться на раковину, не позволяя мне отойти, продолжает пялиться, а я уже пару раз отвожу взгляд в сторону, прежде чем он роняет как-то тяжело, будто его слова весят тонну: — Je te veux. Словно он что-то осознает. Прямо сейчас. В данный момент. Будто я задаю ему правильный вопрос, который помогает… Чем-то. Не могу утверждать. Я ведь даже не понимаю его французский, посему не могу судить. И не желаю знать, что именно он преподносит в качестве ответа. Мне достаточно видеть его выражение лица, но и от этого ограждаюсь, отводя взгляд, и шепнув менее уверенно: — Мне надо принять душ, — без капли смелости накрываю его запястья, надавливаю, намекаю. Пусть сам уберет. У меня нет сил давить на него. Дилан понимает молчаливый намек. Выпрямляется, соскользнув ладонями с края раковины, но не спешит отойти. Протягивает руку к струе воды, намочив пальцы, после чего грубым движением вытирает кончик моего носа, больно дернув за него. И всего на мгновение на его серьезном лице мелькает натянутая улыбка. Разворачивается, вялым шагом направившись обратно к двери. Открывает её, а я… Я осознаю кое-что интересное: — Ты похож на неё, — данный факт вызывает хмурость на моем лице. Медленно поворачиваю голову, оставаясь слегка озадаченной своим внезапным открытием, ведь… И правда. Они похожи. — На неё? — Дилан встает за порогом ванной, сунув ладони в карманы джинсов, и хмыкает. — Я вроде парень. В чем ты уже не должна сомневаться. — В том, как сложена психология, — подхожу ближе к двери, внимательно всматриваясь в черты его лица. — Вы похожи, — с давней обидой щурю веки. — Только она предпочла исчезнуть. Без меня, — голос обретает жесткость. — Бросила, — ниже опускаю взгляд. — Одну, — еще ниже. — Здесь. — Ты не одна, — стандартная фраза. Сколько раз мне доводилось слышать подобное? Вновь обращаю свой лишенный интереса взгляд на парня, фыркнув: — Она так же говорила, — не могу не подметить одну странность. — Ты вроде умный парень, многое понимаешь, но порой мне кажется, что ты очень, очень наивен, — вглядываюсь в его карие глаза, которые с интересом смотрят на меня. — Может, все дело в разнице? Мы росли и развивались в разных средах, может, поэтому. — Так… — Дилан хочет прервать мои размышления, поднимает ладони, дабы остановить, но не даю ему возможности встрять: — Ты вроде как способен понять меня, а я тебя, но… — качаю головой. — Мы смотрим на всё по-разному, — и сама же возвращаюсь к нежеланному разговору: — Есть вещи, которые тебе не под силу, что бы ты там о себе не возомнил. — Тея, — парень усмехается, — я — Дилан О’Брайен. И официально заявляю — тебе пиздец, потому что никуда ты не денешься и… — Я все равно исчезну. Замолкаем. Оба. Уголки его губ опускаются, во взгляде сохраняется спокойствие, но он довольно нервно скачет по моему лицу, что говорит о внутренней несобранности этого типа. Парень опускает ладони, медленно его лицо обретает знакомую озадаченность, и он даже готовится что-то сказать, но я не даю. Сжимаю ручку двери. Закрываю её, оставив Дилана одного в коридоре. Задвигаю щеколду. Делаю шаг назад, задумчивым взглядом врезавшись в деревянную поверхность. Всё верно. Ничего не имеет значения. Что бы он там ни говорил. Это пустая болтовня для меня. *** «Всё равно исчезну». В каком смысле? Шум воды возвращает трезвость ума. Взгляд устремляется на поверхность двери. Дилан совершает необдуманное действие, касаясь ручки дергая её в попытке открыть, но заперто. Конечно. Девчонка более не так опрометчива, как раньше. А что бы он сделал, будь дверь открыта? Продолжил бы терзать её вопросами, добиваясь объяснений? Это впустую. Тея Оушин дала понять, что его попытки встретит замкнутостью. Она тупо закроется и прекратит реагировать на его действия. Как раньше. Девушка часто так поступала. Отступает назад, нервно перебирая пальцами край футболки. Бред какой-то. Оборачивается, взглядом зацепившись за Роббин. Точнее, за бутылку вина, с которой она рассчитывает незамечено уединиться в комнате. План проваливается, когда женщина тянется ключами к замку. Дилан открывает дверь. Его всемогущая бдительность уже не поражает. Роббин лишь удрученно вздыхает и с обреченностью направляется к рабочему столу, чтобы налить вино в бокал. О’Брайен встает на пороге, сложив руки на груди, а плечом облокотившись на деревянный косяк. Играет на два фронта: наблюдает за матерью и следит за коридором, чтобы не упустить Тею. Правда, в данный момент все его внимание отдано Роббин. Он не любит, когда она пьет. Он запрещает ей пить. Поэтому её внешнее состояние и поведение в целом напрягают. Но начинает О’Брайен издалека. Якобы его не интересует причина распития алкоголя. — У Эркиза есть дочь? — решает задать менее актуальный и важный вопрос. Роббин садится на стул, откупорив бутылку, и бросает на сына уставший взгляд, с подозрением сощурившись: — Почему спрашиваешь? — Есть? — он задает вопросы. Она отвечает. Роббин еще секунду изучает его лицо, но плюет на причины заинтересованности этого типа семьей ее молодого человека: — Да, — наливает себе целый бокал. — Но у них сложные отношения. Девушке диагностировали онкологию, но она будто… Не верит, — отставляет бутылку, вздохнув. — Знаешь, сбегает от реального факта. Так часто поступают пациенты… — подносит бокал к губам, вновь задавшись логичным вопросом. — Почему ты спросил? — переводит на него внимание, а Дилан пожимает плечами: — Просто, — наблюдает, как его мать совершает большие глотки, практически полностью опустошив бокал, и закатывает глаза, испытав неподдельное раздражение. Она никогда не умела пить. Роббин с громким стуком опускает стеклянную посуду, морщится от ударившего в нос щекотливого ощущения. По груди разливается жар. Её затягивает. — Мне звонили из школы, — теперь её черед. — Спрашивали, почему ты не посещаешь. А сильнее всех переживает твой тренер, — берет бутылку, вновь наполняя бокал, пока она еще способна на это. — Он шлет мне сообщения каждый день. Дилан с неприязнью и издевкой пускает смешок: — Может он, как и Эркиз, просто хочет тебя трахнуть? Тяжелый вздох. Роббин громко ставит бутылку на стол, повернувшись на стуле лицом к сыну. Тот продолжает вести себя непринужденно, просто, но напряженно постукивает пальцами по плечу, когда женщина глотает алкоголь, с очередным вздохом принимаясь за свои нравоучения: — Дилан. Возвращайся на занятия, — перед её глазами уже немного плывет, она быстро пьянеет. — Я не могу знать наверняка, но… — болтает вино в бокале, подняв его к лицу. — У меня такое чувство, будто твои друзья в какой-то степени зависят от тебя, — выносит предположение, давно поселившееся в её голове. Роббин уверена в своей правоте. По себе судит, по своим ощущениям. — Взять даже одного Дэниела, — небольшой глоток. — Если у тебя хорошее настроение, то и он прям светится. А в последнее время, если мы пересекаемся, он выглядит… Мягко говоря, не очень, и подобное я замечаю за Брук, может… — Бред, — Дилан безэмоционально фыркает, пристально следя за тем, как неуклюже мать ерзает на стуле. Всё, еще пару минут — и придется тащить её на кровать. — Никто не зависит от меня. Роббин подпирает горячую щеку ладонью. Смотрит на сына. Тот не отводит взгляда. Женщина невольно улыбается, чувствуя, как алкоголь помогает ей немного унять напряжение, полученное за день: — Ты не осознаешь, как сильно умеешь влиять на эмоциональное состояние других. Просто вернись в школу, возобнови общение — и сам заметишь, как проще станет дышать. — Ясно, — коротко бросает парень. Сейчас с ней адекватную беседу не построишь, но он все-таки попробует узнать: — Ты пьешь, — ставит перед фактом, демонстрируя свое недовольство. — Что этот мудак сделал? Роббин наверное минуту сверлит его взглядом, наконец, догадавшись, кого имеет в виду её сын: — Ты это про Эркиза? — махнула ладонью, хмыкнув. — Ничего. Он не причем, — и вновь роняет вздох, уставившись в стену. — Тогда в честь чего? — О’Брайен подходит к столу, взяв бутылку, чтобы у матери не было возможности подлить себе. Женщина лишь ворчливо бубнит под нос, опустошая второй бокал. Вид у неё какой-то трезвый, ни намека на опьянения не остается, и Дилан вдруг понимает, что произошло нечто серьезное, поэтому он продолжает стоять рядом, сверля дыру в макушке головы Роббин. Женщина отставляет бокал, ладонью накрыв лоб, и сутулится, в очередной раз удрученно втянув кислород в легкие: — Отец Теи объявился, — поднимает глаза на сына. — Он хочет забрать её.