«Улыбнись, Дилан»
Моргаю. Тяну в рот кусочек яблока. Неохотно пережевываю. С осторожностью поглядываю на людей, сидящих напротив меня. Роббин выглядит нехорошо: лицо опухшее, мешки под глазами выделяются легкой синевой, волосы собраны в неопрятный пучок, мятая белая рубашка и бежевые брюки. Она не пользовалась косметикой, поэтому её вид прямо-таки кричит усталостью. Она положила себе обычное нарезанное яблоко, а остальным кроме фруктов дала хлопья. Ест без желания. Пьет кофе. Дилан также отпивает крепкий напиток. Не притрагивается к еде, ограничиваясь ленивым болтанием ложки в молоке с хлопьями. На нарезанный фрукт не обращает внимания. Утро, пропитанное серостью и всеобщей утомленностью. Еще вчера эти люди были полны энергии, а атмосфера в доме настраивала на положительный лад. Даже мне удалось проникнуться ею, а сегодня… Будто день наоборот. С самого пробуждения на лице Роббин не мелькает улыбка, про О’Брайена молчу. Я дала ему кучу причин прыснуть издевкой, сарказмом или усмешкой, а он все это упустил. Обычно он подобного себе не позволяет — не упускает момента подшутить надо мной. А сейчас… Пялится в тарелку. На лице… Ничего. Чтобы понять, насколько странно они себя ведут, скажу следующее: Дилан. Курил. В доме. При Роббин. В обычном состоянии женщина бы прибила его, закопав во дворе, или почистила бы ему язык наждачкой. Но этим утром она ничего ему не сказала. Он курил в ванной, курил за столом перед завтраком. Никакой реакции от Роббин я не дождалась. Молчание. Я совершенно не тот человек, который оживляет тухлую компанию, но, кажется, сегодня мне придется пойти против своих моралей: — У вас смена сегодня? — задаю вопрос, ответ на который логичен и ясен, как чертов день. — Да, — Роббин пытается изобразить оживленность, но взгляд такой же задумчивый и подавленный. Вытягивает из себя улыбку. Встречается со мной взглядом — и уголки её губ опускаются, а выражение лица возвращает прежнюю мрачность. Подпирает ладонью щеку, потянув кружку к лицу. Недолго смотрит на меня, вновь опускает глаза. Мое внимание перескакивает на лицо Дилана. То неизменно. Что с ними? — Выглядите усталой… — опять констатирую факт. — Плохо спали? — Пила, — женщина со вздохом, явно нехотя вытягивает из себя ответ. — От начальства влетит, если поймут, что я немного не собрана, — попытка пошутить и улыбнуться. — Ладно, — пальцами барабанит по столу, после чего решается подняться и взять свою тарелку. — Я… — Я помою, — перебиваю женщину. Не совсем культурно с моей стороны. — Все в порядке…- Роббин хочет отмахнуться и заняться уборкой — со вчерашнего дня в раковине осталась посуда. Я настаиваю, что мне совсем не свойственно: — Мне не трудно, — уговариваю её, и Роббин больно быстро поддается: — Спасибо, — она робко улыбается, опустив посуду обратно на стол, и кладет ладонь на голову парню, поворошив его волосы: — Пойду, — стреляет взглядом на часы. — Опаздываю, — и не просит Дилана поторопиться в школу. Да, они определенно ведут себя необычно. Роббин вяло шагает в коридор. Недолго возится. Я пытаюсь проглотить немного хлопьев и давлюсь, смущенно прикрыв ладонью рот. Дилан не обращает внимания, продолжая смотреть куда-то в сторону, попивая свой кофе. Слышу дверной хлопок. Ушла. Отпиваю чай, смочив горло, и ставлю кружку на стол, постучав пару раз по деревянной поверхности. Стреляю взглядом на парня. Вновь пытаюсь заставить себя поесть. Тишина натягивается. Я могу уловить то, как бьется мое сердце. Притоптываю ногой под столом. Нет, это неправильно. Я не должна чувствовать их давление. Оно меня не касается. Их проблемы — не мое дело. Но… Специально сгибаю ногу, притянув колено к груди. Дилан часто делает мне замечания по поводу того, в какой позе я сижу за столом, и я пытаюсь вызвать с его стороны реакцию. Хотя бы какую-нибудь. Жду. Делаю вид, что пью чай. Но не совершаю глотки. Краем глаз наблюдаю за парнем. Нулевой результат, никакой реакции. Ерзаю на стуле. Не знаю, что там за шило у меня в заднице. Не хочу разбираться в своих ощущениях и мыслях, я вовсе не тот человек, который стремится оценить свои действия. Просто пусть он обратит на меня внимание, отвлечется от тех размышлений, что вызывают такую унылую мину у него на лице. Сползаю на стуле, вытянув вторую ногу, и намеренно упираюсь стопой в колено парня, который хмурит брови, лениво скользнув взглядом от окна за моей спиной на меня. Ура, связь установлена. — Как себя чувствуешь? — одной рукой обнимаю свое прижатое к груди колено, а второй продолжаю мешать хлопья, не намереваясь приступить к трапезе. Атмосфера совершенно не располагает к принятию пищи, да и я не голодна. Нарочно продолжаю поддавливать на колено О’Брайена, принуждая того проявлять раздражение. Негативные эмоции куда лучше, чем абсолютная пустота. Кто бы говорил, да?.. — Может, лекарство нужно? — не оставляю его в покое, хотя он уже всем видом демонстрирует свое нежелание говорить с кем-либо в данный момент. Скорее, ногу мне оторвет, чем выдаст что-то, но никакой агрессии на свои действия не получаю. Дилан упирается локтями в стол, опустив лицо в ладони. Трет его. — Не выспался? — долго терпеть он не сможет. Сползаю сильнее, уже удерживая себя на стуле, схватившись за его край, а носком скольжу чуть выше по бедру Дилана. Сдавайся уже, О’Брайен. Ты либо крикнешь на меня, либо я завалюсь под стол, а ты обязательно посмеешься над моей нелепостью. — Что-то произошло? — выкладываю свои догадки, когда парень наконец выныривает из ладоней, сложив руки на столе. — Вчера Роббин резко уехала. Она тебе… что-нибудь сказала? — не страшусь зрительного контакта, выдерживаю его на «ура», а Дилан смотрит на меня с неясным холодом, за которым я способна разглядеть активную мыслительную деятельность. О чем он думает? — Что? — щурюсь, настороженно наклонившись вперед, чтобы лучше рассмотреть его глаза. — Что-то серьезное? — очевидно, да, но ответа я так и не получаю. Зато получаю ряд синяков. Дилан сжимает губы, сунув под стол руку, и ладонью сдавливает мою голень, дернув на себя в момент, когда сам встает со стула. И я буквально соскальзываю со стула, нырнув под стол. С писком. Хорошо, что додумалась держаться за деревянный край, иначе бы сильнее ударилась. Плюхаюсь спиной на пол, не сразу опускаю голову, раскинув руки, и с тяжестью выдыхаю, уставившись в потолок. Шаги. Дилан громко кладет посуду в раковину, не моет. Двигается к порогу кухни. Поворачиваю голову, проследив за тем, как он покидает помещение, оставив на меня гору немытой утвари. Ноющая боль растекается по спине, отдаваясь в кончиках пальцем. Он так сильно сжал голень, что ощущение хватки сохраняется, будто бы кто-то продолжает сдавливать кожу. Смотрю в потолок. Повторно вздыхаю и роняю шепотом: «Идиот». Разбиралась с посудой около часа… Ну, надеюсь, что я все правильно вымыла. У Роббин на это уходит меньше времени. Я, видимо, совсем криворукая, раз уж умудрилась выронить одно блюдце на пол. Покидаю кухню уставшей, подъем на второй этаж проходит тяжко, ноги какие-то вялые, мысли производят давящий эффект. Физически и морально мне как-то некомфортно. Выхожу на этаж, тут же обнаружив О’Брайена, который стоит в ванной напротив раковины и на татуированные плечи натягивает клетчатую рубашку. Одну из тех, что я кинула в стирку пару дней назад. Темно-зеленого оттенка. Парень застегивает пуговицы, немного подворачивает рукава до локтей, открывая края черных рисунков. Пытается пригладить беспорядок на голове. Медленно, слегка неуверенно бреду в его сторону, сложив руки на груди. Встаю за порогом, не хочу нарушать его личное пространство. Но. Он не заговорил со мной. За все утро. Ни разу. — Куда ты? — непринужденно интересуюсь. О’Брайен явно готовится выйти в социум, раз уж пытается привести себя в порядок. Для него важно то, какое впечатление производит на людей его внешний вид. Догадываюсь, он и в психологическом плане настраивает себя на веселость, чтобы быть тем самым «О’Брайеном — душой компании», которым его привыкли видеть. Только сомневаюсь, что сегодня он будет плеваться шутками и улыбками… Жду ответа. Какой-нибудь реакции. Дилан расстегивает последнюю пуговицу. Смотрит на свое отражение в зеркале. Застегивает. Смотрит, покрутив голову в разные стороны. Ворот рубашки его душит, но он решает оставить так. Ему идет. Выглядит, как брутальный ботаник. — Э-эй, — тяну, виском упершись в дверной косяк. Дилан включает воду, принявшись влажными пальцами укладывать волосы. Не отвечает. Я опускаю руки, приоткрыв рот и заметно насупившись, с коим видом и переступаю порог ванной, наплевав на право этого типа иметь личное пространство. И какого черта меня вообще должно это заботить? Вчера в этом же помещении его не особо заботили мои права. Не буду разбираться в своих действиях и причинах их совершения. Я не стремлюсь к самоанализу. Просто делаю. Хватаю парня за локоть, дабы на секунду удержать без движения, и кусаю его плечо, затем сразу же делаю шаг назад, вцепившись пальцами в край своей футболки. Ну, не своей… Практически все мои вещи раньше принадлежали ему. Не боюсь. Недовольно смотрю на парня, который медленно поворачивает голову, сначала опустив взгляд на свое плечо, затем стрельнув им в мою сторону. Никаким, но хмурым. Я не читаю в его глазах ни вопроса, ни раздражения. Он выпрямляется, выключив воду, и разворачивается, чтобы обойти меня, но не позволяю. Хватаю за плечи, подпрыгнув на месте, и успеваю куснуть его подбородок, причем, до неприятного щелчка. И получаю долгожданную реакцию. О’Брайен морщится, с грубостью перехватив мои запястья, и без труда разворачивает меня к себе спиной, опустив руки и скрестив их. Сутулюсь, слегка наклонившись вперед, чтобы унять возникшую в плечах боль, но Дилан дергает меня вверх, вынудив выпрямиться, встать на цыпочки, спиной прижавшись в его груди. Мычу, пытаясь выдернуть руки из хватки. Даже теперь, когда он сдерживает их одной ладонью, я не способна побороть его. Второй рукой О’Брайен откидывает собранные в хвост волосы, и меня пробирает дрожь от внезапного грубого контакта: не целует затылок шеи, а именно кусает. Больно. Не сдерживаю писк, начав елозить в его хватке, пытаясь высвободиться. Хочу наклониться вперед, заставить его оторваться от кожи, но он сильнее прикусывает, заставляя меня вернуться в былое положение, иначе растущая боль вызовет не только мурашки, но и темноту в глазах. Какого черта? Не замечаю, в какой именно момент мои руки получают долгожданную свободу, поэтому упираюсь ими в ладони парня, которыми он сдавливает мою талию. Идиот. Вдвойне идиот. Лучше бы он скинул меня с лестницы! Стянуть под стол ему ничего не помешало, до сих пор поясница ноет. Чувствую, как он тяжело выдыхает мне в шею. Это надо прекратить. Его ладони поднимают ткань футболки выше. Срочно прекратить! Дилан останавливается без моих усилий. Он выпрямляется, кажется, изучая итог своей проделанной работы, уверена, отметину он оставляет мощную. Придется носить свитер. — Надо появиться в школе и объясниться, — отпускает мою талию, пальцами дернув локоны волос в стороны, чтобы затянуть хвостик, — иначе меня не допустят к аттестации. Говорит со мной. Неужели. Складываю руки на груди, чувствуя, как ноет и горит кожа на затылке шеи. Ничего не отвечаю, молча принимая информацию. Окей. Поняла. Можно было бы рассказать без всего этого… фарса. — Хочешь со мной? Наверное, я действую неправильно. Слишком быстро реагирую на его вопрос, мне стоит быть сдержанней, но поздно вспоминаю о своей морали. Запрокидываю голову, врезавшись взглядом в его глаза, и несколько раз киваю, как-то нервно. Смотрит на меня. Не ухмыляется, не улыбается. Усталое выражение лица. Задумчивое. — Тогда переоденься, там мерзко, — дергает мой хвостик вниз, заставив меня пошатнуться на ногах, и отпускает его. — Но ты в моей рубашке, — спешу напомнить и улыбаюсь, сцепив ладони за спиной. Дилан сухим взглядом окидывает свою одежду. Я лишь хотела вызвать на его лице улыбку, намекнув, как нелепо выглядит наш обмен одеждой, но мой план проваливается. — Надень что-нибудь другое, — хмуро ворчит, минуя меня. Покидает ванную комнату. Я продолжаю стоять спиной к двери. Уголки губ опускаются. Напряжение не спадает. Кладу ладонь на затылок шеи, ощутив, как кожа горит. Массирую. Морщусь. И чего это он взбесился? Да, именно взбесился. Иными словами мне его поведение не описать. *** Усталость накатывает. Каким образом он добирается до мотеля — одному черту известно, серьезно, Томас даже не следит за дорогой. Он шагает через улицы, бредя переулками, чтобы не пересекаться с людьми. Ночные разгрузки фур его выбивают, а ведь сегодня ночное дежурство в притоне. Потянет ли? С каждым годом все тяжелее, поэтому парень надеется, что этот год будет последним. Его Ад прекратится. Совсем скоро они сбегут. Его здесь ничего не держит. Родители давно… Где-то. Он не скажет точно. Лет с десяти сам по себе. Только это был его личный выбор. Он был кретином. Если бы знал, что такое подростковый максимализм, не стал бы сбегать и ввязываться в криминал. И по-глупости ввязал в это своего друга. Рубби не должна была гнить здесь столько лет. Он не должен был помогать ей сбегать из больницы. Только не ради той жизни, которая ждала её здесь. В этом прогнившем свинарнике. Минует стол регистрации. Этот мотель… Хуже притона. Но Томас не хотел, чтобы Рубби торчала среди мужиков с разными желаниями, пока он работает. Оставлять её одну сравнимо с осмысленным растерзанием. Один раз он потерял её в притоне… Хорошо, что она была достаточно накурена, чтобы не вспомнить, что с ней происходило. Поднимается на третий этаж, минует длинный захламленный коридор. Подходит к двери, всунув ключ. Открывает замок. И вовсе не удивляется застав Рубби спящей на полу. Она часто теряет сознание или отрубается от слабости, поэтому в номере Томас накрыл все острые углу одеждой, чтобы девушка не ударилась. Рубби не реагирует на приход друга. Продолжает спать. Томас устало спускает с плеч рюкзак, в котором шуршит пакет с купленной лапшой быстрого приготовления — вовсе не то, что ей нужно. Он не может купить нормальную еду. А ей требуются не только витамины. Ей нужны лекарства. Серьезные и дорогие. А лучше… Лучше вообще вернуть её отцу. Но она скорее сбежит от Томаса, чем снова ляжет в больницу. Столько лет сражаться с болезнью. Рубби проигрывает. — Эй, — Томас приседает на корточки, подносит пальцы к её носу. Дышит. Осторожно приподнимает легкое тело. Рубби сквозь сон хватается за его плечи. Переносит её на кровать, накрывает одеялом, стрельнув взглядом в сторону окна. Утро, а он лишен сил. Опускается на край матраса, согнувшись и опустив лицо в ладони. Трет. Переплетает пальцы, озадаченно размышляя о том, как ему действовать дальше. Он никогда не обсуждает с Рубби свои планы, не посвящает её в те проблемы, в которых они увязают. По его вине. Ей не нужно знать. Пусть для неё все будет просто. Томас сказал, что они уедут — о-па, они уехали. Пусть так и будет. Касание к спине. Он оглядывается, опустив глаза на девушку, которая еле разжимает сонные глаза, постукивая пальцами по его куртке. Томас наверное поступает так же неправильно, ведь не спрашивает, хочет ли она этого. Наклоняется, коснувшись губами её холодных губ. Рубби хрипло дышит. Её рука падает на кровать. Она засыпает. Опять. Парень задерживается, продолжая прижиматься к её губам, пока не чувствует запах метала. Отстраняется. Из её носа начинают стекать капли крови. Парень напряженно роется на тумбе, находит упаковку, из которой выдергивает салфетки, и принимается вытирать алую жидкость, нервно моргая. Дыхание нарочно сбивается. Он отдается переживаниям. И чувству вины. Если бы он не помог ей сбежать. Она была бы в безопасности.***
Холодный ветер не спасает от сильного жара, возникающего после часа тренировки. В последнее время Дэниел не чувствует себя способным на длительное выполнение упражнений, отчего гнев тренера растет, насмешек в спину и в лицо летит вдвойне больше, а желания стараться снижается до минимума. Парень шаркает вдоль поля, пока остальные бодро наворачивают круги. Запрокидывает голову, взглянув на блеклое небо. Не впечатляет. Все вокруг прямо-таки орет ему о необходимости опустить руки и уйти с тренировки. Но тогда его участие в команде поставят под сомнение. А не плевать ли? Он вообще вступил вслед за О’Брайеном, тем самым надеясь укрепить их дружбу и, возможно, обзавестись новыми знакомствами, найти свое место в этой школе. Что ж, планы развалились. Его не уважают. Его не приняли. И только наличие рядом Дилана гарантировало ему спасение от упреков и насмешек. А теперь члены команды разошлись не на шутку. В отсутствие неофициального капитана. Серьезно, кто из них слушает назначенного парня? Никто. Сам тренер, не меняя статуса Дилана, поручает ему функции капитана. В конце концов Дэн тормозит, опершись руками на талию. Склоняет голову, чувствуя легкую тошноту, плюет себе под ноги и пытается отдышаться. Сраное подобие мужика. Гневные мысли не отрезвляют. Браун топчется, поворачивая голову к девушкам из группы поддержки. Брук опять ложает. Это видит их тренер. Суровая женщина пристально наблюдает за капитаном, отмечая что-то в своем журнале, и неодобрительно покачивает головой, исподлобья стрельнув взглядом на Реин. Та пошатывается, не успевает под музыку. Её танцевальные движения вялые. Никуда не годиться. Она роет себе яму. Дэн опускает руки, с беспокойством вздыхает, видя, как девушка спотыкается о свою же ногу, рухнув на пятую точку. Сколько она пьет? Много ли употребляет? — Эй! — тренер использует свисток, дабы вывернуть уши Дэниелу. Тот морщится, обернувшись. Находит мужчину в другом конце поля. Он разводит руки, всем своим видом демонстрируя непонимание, а выражением лица намекает, что прямо сейчас оторвет этому что-нибудь за его халатность. Браун отворачивает голову, собравшись с силами, и хочет продолжить бежать, как вдруг его взгляд цепляется на человека, сидящего на трибунах. Тут же тормозит, с напряжением сжав ладони в кулаки. С суровым видом смотрит на мужчину, который, видимо, заехал за ним, чтобы забрать домой. Отец. Он неуверенно, понимая отношение его сына к себе, улыбается, подняв одну ладонь в качестве приветствия, в ответ на что Браун может только фыркнуть. Не успевает демонстративно повернуться к нему спиной, как его со всех сторон пихают мчащиеся мимо парни, при этом осыпая издевками. Дэн не обрабатывает их. Пропускает мимо. Но его терпению приходит конец. Парень быстрым шагом направляется к выходу с поля. С резким негативом реагирует на поднимающегося со своего места отца. Нет уж. Не сегодня. Пусть только попробует он… Грубая хватка за плечо. Дэниел без раздумий и издержек поворачивается, со всех сил пихнув от себя чужую ладонь, и внезапно замирает, широко распахнув глаза. Смотрит на Дилана. Тот разминает запястье отвергнутой руки и равнодушно хмыкает: — А я ждал, что ты мне с правой пропишешь, — сует ладони в карманы джинсов, взглянув на друга. — Разочаровываешь. Такая резкая смена эмоций и настроения вызывает головную боль, но не срать ли большую кучу, верно, Дэн? Он улыбается, с какого-то хрена обняв парня. Крепко. Тот замер, уставившись куда-то перед собой. Точнее, на Тею в клетчатой рубашке, которая стоит чуть позади. Поведение Брауна вызывает теплую улыбку на её лице. — Ты чего?.. — Дилан хмурит брови, но парня не отдергивает. — Подбухиваешь тут втихаря? Дэн отходит, ладонями сдержав друга на месте, с широкой, какой-то детской улыбкой хочет что-то ответить, но его взгляд быстро перескакивает за спину О’Брайена. И он отдергивает ладони, сделав большой шаг назад. Дилан вряд ли успевает анализировать его поведение. Со спины прилипает Брук, обхватив его шею руками и что-то запищав неразборчиво. Дэниел скованно почесывает затылок, решая отвернуться от этих двоих, и замечает Тею, поэтому подходит к ней, с не менее радостным выражением лица поприветствовав: — Привет, — окидывает её взглядом. — Выглядишь лучше. — А ты… — Оушин мнется, изучив бледное и уставшее лицо парня. — Ты так себе. Но Дэн без обиды смеется, согласившись: — Знаю, — и внезапно замечает на её шее уголок странной отметины, поэтому обходит девчонку, ткнув пальцем в больной след от зубов: — Что это? С кем ты там гуляешь? — встает перед ней, а Тея накрывает ладонью больной участок, смутившись. — Я все твоему брату расскажу, — Дэниел шутит. И они оба обращают внимание на Дилана и Брук, когда та, качнувшись на ногах, чуть не падает, схватив парня за рубашку: — Я тебя в такой безвкусице не видела с класса седьмого, — громко смеется, тут же раскрывая особенности своего состояния. О’Брайен поднимает брови, сощурившись: — Вау, — хватает её под плечи, помогая удержаться на ногах. — Ты в ноль, — произносит без улыбки. Оушин наклоняет голову, с подозрением покосившись на Дилана. Он так и не улыбнулся. Вообще. — Гоу отсюда, — О’Брайен вздыхает, позволяя Брук обхватить его рукой, устроившись под боком: — Да, погнали. Эти уроды пусть… — махнула рукой в сторону поля, пошатнувшись. — Оста… — её язык заплетается. — Ты пьяна, — Дилан не экстрасенс. Нетрудно заметить. Реин проявляет признаки эмоциональной нестабильности. — Не-а, — хихикает, схватив парня за щеки, и чмокает в губы. — Я просто очень рада возвращению своего парнишки, — ерошит его волосы, вновь пробившись на смех при виде столь неэмоциональной реакции Дилана. Кажется, видеть его таким для них вполне нормально, а Тея не унимает своей хмурости. Чего с ним? — Идем, — Браун торопит друга, отступая назад. Боится, что его отец, который пару раз выглядывал из-за стены, все-таки решит выйти к ним и познакомиться с друзьями сына. Этого только не хватало. Дилан отмирает, оторвав свой взгляд от лица Брук, и ступает за Дэном, не отталкивая Реин. Пусть лучше держится за него, иначе ковылять за ними будет вечность. — О’Брайен! Все застывают. Даже Тея. Голос такой режущий. Влияние очевидно. Парни переглядываются и вынужденно оборачиваются. Вечно недовольный тренер тяжелой походкой вышагивает, указывая на Дилана свистком: — Завтра, чтобы был! — тормозит у трибун. — Иначе шкуру спущу! — с рявканьем сует свисток в рот, сжав между зубами, и не дожидается ответа, развернувшись. Свистит. Уши закладывает. — Он ведь не шутит, — Дэн пользуется моментом. — Знаю, — Дилан принимает свою участь. Хотя, все равно он намеревался уже вернуться в школу. Скоро зимняя сессия. Идут вперед. Оушин хочет отступить и идти чуть позади, чтобы не мешать друзьям общаться, но Браун расценивает это, как слабость девчонки, поэтому решает взять её за запястье и повести рядом с собой, тем самым помогая поспевать за ними. — Теперь ты просто обязан вернуться на занятия, — Дэн говорит напрямую. Дилан окидывает друга взглядом, не задерживая его на ладони, и с очередным вздохом смотрит под ноги: — Знаю. Хорошо. Оушин слабо улыбается, отворачивая голову. Ему стоит вернуться на учебу. Окраины города считаются опасным местом, не предназначенным для времяпрепровождения, именно поэтому это наилучший вариант. Побег от действительности, побег от общества. Здесь вряд ли встретишь шумиху. Спокойный берег, усыпанный мелкими гладкими камешками. Океан беспокоен. Волны настигают середины берега, заставив расположиться у самого спуска. Небо над головой бугристое, горизонт стягивается тучами. Морозный ветер жжет красные щеки. Дэниел удерживает в руке стакан горячего чая с клубникой, следит за мячом, который пытается отнять Брук. Девушка избавляется от тяжелой куртки, сбросив её на землю, смеется. Дэниел еле сдерживает смешки, вызванные ее неустойчивыми движениями, но улыбается во всю ширь, пару раз проливая горячий чай себе за запястье. Дилан сидит на каменной ступеньке, задумчиво наблюдает за беготней Брук. Она изрядно липнет к нему. Лезет целоваться, обниматься и явно намекает на желание большей близости. Обычно она не так напориста. Только если пьяна. Если её мучают мысли о неправильном. А также девушка лезет к Дилану после того, как побывает с Норамом, тем самым пытаясь «сбросить» с себя тяжесть вины. Вот теперь сиди и гадай, что у неё там на уме. Как будто у О’Брайена и без того мало проблем, о которых стоит порассуждать в голове. Опускает взгляд на макушку Теи. Девушка сидит на нижней ступеньке, обняв колени руками. Наблюдает за сражением Брауна и Реин с легкой улыбкой. Явно натянутой. Выражение её лица расслаблено, но колкое напряжение прослеживается за тем, как она дергает ткань своих джинсов. Дилан сутулится, поднося сигарету к губам. Сверлит зрительно её макушку. Тея прекрасно ощущает давление, поэтому не оборачивается. Она не готова вновь пытаться понять, что с этим типом не так. Когда вернутся домой, тогда и спросит. Возможно. Что толку биться об стену? О’Брайен отводит взгляд, пустив сигаретный дым через ноздри. «Речь идет не просто о домашнем насилии. Это настоящее сексуальное рабство, Дилан». Хмурит темные брови, задумчиво втянув в себя больше никотина. Заметно мрачнеет. Чем больше воспроизводит вчерашний разговор с матерью, тем сильнее его сковывает… чувство вины. Неуместно? В его случае, уместно. Нет, кроме вины его переполняет еще множество иных эмоций. Сильных и негативных, но… Сексуальное рабство… Какого черта он посмел трахнуть её? Она вовсе не любит жесткий секс. Она просто привыкла к хамскому отношению в постели. «Пиздец», — Дилан роняет губами, нервно втянув рот никотин. Попытка сделать вдох — грудная клетка сжимается при звучании тихого смеха девчонки, которая прикрывает ладонью губы, дабы скрыть улыбку, ведь Брук все-таки валится на колени, хохоча, а Дэниел с волнением спешит помочь ей подняться, но девушка опрокидывает его, вскочив и отобрав мяч. Кричит что-то о своей победе. Дилан опускает взгляд на Тею. Она смеется. «Он зарабатывал деньги, торгуя её телом». — Ску-чаете? — тянущийся голос Брук возвращает в серую реальность. О’Брайен переводит на девушку внимание. Реин приседает на корточки возле своей куртки и вынимает упаковку сигарет. Только внутри три косяка с травкой. Дилан удерживает сигарету возле лица, с хмуростью уточнив: — Тебе не хватит? Но Брук лишь улыбается, поднявшись: — Не отнимай у меня единственную отраду, — чиркает зажигалкой, которую затем бросает на куртку и разворачивается, поспешив обратно к Дэну. Парень трясет стаканом с чаем, проверяя, осталось ли что-нибудь. Улыбается, видя, что Реин возвращается готовой продолжить борьбу, правда улыбка мгновенно меркнет, когда взгляд натыкается на косяк в её руке. Кажется, наличие травки беспокоит всех, кроме самой Брук. «Почему никто не посадил его за решетку?» «Нет доказательств. Тея рассказала это психиатру спустя почти пять лет после побега из дома. Она малолетняя преступница и к тому же не совсем психически здоровая, к таким нечасто прислушиваются». «Бред какой-то». «Государство не станет заботиться о таких подростках. Дети — будущее нации. Тратить деньги на преступников? Глупость. Самое дурное, её отец не замечен в противозаконных действиях». О’Брайен вновь смотрит на Оушин, вдохнув никотин. «Ты сама веришь её показаниям?» «Да. Я без труда узнаю человека, прошедшего через ту же боль, что и я». — Тебе скучно с нами? Тея отмирает, оглянувшись на парня, который уже успевает подняться. Спускается на уровень с ней и садится на холодный камень, протянув свою сигарету. Девушка с сомнением принимает её: — Нет, просто устала, — не лжет. Чувствует себя сонной, наверное, это погодное влияние. Затягивает никотин, после пустив дымок через рот. Наблюдает за тем, как его уносит холодный ветер. О’Брайен переводит взгляд на горизонт. Черный. Слышит, как гром. Будет дождь. Опять? Но облака над головой необычные. Не дождевые. Какие-то… — О чем ты думаешь? — Оушин внимательно смотрит на него. О’Брайен опускает голову, взглянув на неё, и подпирает щеку кулаком. Девушка уже не так напориста, но не теряет надежды понять, что тревожит этого типа. Все, что приходит на ум: — Это касается того, почему Роббин вчера пришлось отъехать? — наклоняет голову, сощурившись. Дилан что-то фыркает в ответ, уставившись перед собой. Тея напряженно сглатывает, зарезав и сжав губами сигарету, а сама руками помогает себе придвинуться ближе к парню, который с прежней зажатостью реагирует, но не пытается пресечь прикосновение. Девчонка по-детски садится рядом, ладонями хлопнув его по щекам, и втягивает в себя больше никотина, после чего вынимает одной рукой сигарету, подавшись к его хмурому лицу. Выпускает губами сигаретный дымок, наклонив голову набок, а О’Брайен не спешит обдумывать ситуацию. Приоткрывает рот, втягивая облако никотина внутрь. Дэн резко отворачивает голову, озадаченный взглядом скача по камням под ногами, пока Брук не повторяет попытку отнять у него мяч. И у неё выходит, что приводит девушку в восторг. Браун пытается изобразить беспечную улыбку на лице, но в мыслях образовывается шар пустоты. Он… слегка запутался, если честно. Дилан с прежней хмуростью глотает никотин. Тея слегка отстраняется, протянув ему обратно сигарету, и с обреченностью вздыхает, осознав, что её действия, какими бы они ни были, не вызывают перемену на его лице. Ничего. Никакой реакции. Кажется, парень лишь сильнее мрачнеет, поэтому Оушин садится ровно. Правда Дилан не спешит забрать у неё сигарету. Смотрит. Над чем-то активно размышляет. Его неуверенность хорошо скрыта за маской безразличия, даже голос звучит ровно, не выдавая присутствующей внутренней борьбы. — Можно тебя поцеловать? Было бы логичней оттяпать себе язык после заданного вопроса. Или прижечь его сигаретой. Но Дилан остается спокойным. Следит за выражением лица Оушин. Девушка поворачивает голову, в который раз окинув парня недоверчивым взглядом. И недоверие сменяется ярым отторжением. Легкое покачивание головы. Тея не разрешает. Что за бред? С чего вдруг? Какая-то чертовщина творится у этого типа в башке, раз уж он внезапно просит о подобном… Стоп. Он спросил её? Тея щурится, сильнее сводя брови. О’Брайен выдергивает из её ладони сигарету. Садится ровно. Смотрит перед собой, как и девушка. Оба закрываются. Для неё это как-то неправильно. А для него очевидно. Потому что он принимает Океан, а она остается верной Деградации.***
— Томас? Парень отвлекается от окна, за которым начинается настоящая буря. Дождь сильно колотит по стеклу, ветер гудит, гоняя пыль по номеру. Поворачивается всем телом к Рубби, которая приходит в себя, но выглядит вялой. Девушка лежит на боку, пальцами касается носа, чувствуя во рту привкус крови. Напряженно смотрит на Томаса, который объясняет: — У тебя давление скачет. — Да, — девушка растерянно моргает, принимая его слова за правду, ведь ей самой так удобно. — Наверное, — кивает головой, опуская её обратно на подушку. — Погода, — выдыхает. — Я сегодня сам подежурю, — Томас проходит по поникшему в темноте помещению, схватив со стола куртку. Рубби тут же приподнимается на локтях, вызвав тем самым сильный удар в голову. Боль словно разъедает череп, оттого лицо девчонки морщится, а тело окутывает еще большая слабость: — Но… — хрипит. — Я целый день торчу здесь. Мне скучно, — ведет себя как ребенок, но это все, что у неё остается. — Завтра свожу тебя погулять, — Томас подыгрывает ей, натягивает куртку, проходя к кровати, чтобы забрать с тумбы телефон и пачку сигарет. — Я могу погулять без тебя, — она бубнит, рухнув обратно на подушку. — Нет, — короткий отказ. Этой девчонке нельзя вообще находиться одной. Она постоянно падает в обмороки. Кто знает, что произойдет, если Рубби не будет под надзором Томаса. — Купим яблок, — парень знает, чем унять ворчание этого недо-ребенка. Рубби поднимает на него большие глаза, перевернувшись на живот, и сгибает ноги, начав покачивать стопами: — Люблю яблоки, — мягко улыбается. — А у тебя есть лишние деньги? — Подработаю утром еще, — он проверяет количество сигарет. Пора завязывать с курением, иначе не хватит денег оплатить номер на следующей неделе. Вообще хорошо бы на всем экономить, но… раз уж дама хочет яблоки, она их получит. Рубби перекатывается обратно на спину, раскинув руки: — Ты хороший, — слабо улыбается, поглядывая на Томаса. Парень не может ответить ей подобными положительными эмоциями. «Ты в дерьме из-за меня», — он никогда не забудет об этом. — Мне повезло, — Рубби сонно зевает, вновь прикрывает веки, готовясь в очередной раз отойти ко сну. Томас напряженно смотрит на неё, сминая упаковку в руках. В последнее время она чаще пребывает во сне. Это… тревожный звонок? Крупные капли дождя колотят по поверхности волнующегося океана, покрывают асфальтированные дороги лужами, ветер гоняет листву, срывая её остатки с деревьев, люди разбегаются по забегаловкам и кафешкам. Стихия застает врасплох. Всех. Гром эхом разносится по улицам, звуча где-то высоко в черном тучном небе, яркие вспышки молний не надвигаются к порту, продолжая мерцать на горизонте. Брук визжит и смеется, еле разбирает дорогу. Глаза накрывает дождевая гладь, настолько они промокают. С ног до головы. Дэниел придерживает Реин за плечи, помогая держаться на ногах, и заводит под крышу продуктового магазина. Фонарные столбы раскачиваются от давления морозного ветра, свистящего в ушах. Тея невольно крепче держит Дилана за руку. Они вместе проходят под навес стоянки для машин. Брук что-то со смехом кричит, вскинув руки к небу, когда сильным громом дождь усиливается, а в лицо бьет ветер. Мощный. Это приводит девушку в восторг. Не только Реин испытывает искреннее восхищение. Оушин с замиранием сердца оборачивается, не чувствуя холода, которых охвачено тело. Ветер качает из стороны в сторону. Она смотрит вдаль, на берег, на океан, на горизонт. Они так близко к стихии. В столь безумный час. Она впервые видит зарождение хаоса. От восхищения у неё перехватывает дыхание. Крепче сдавливает пальцами мокрую и холодную ладонь О’Брайена, с широко распахнутыми глазами наблюдая за происходящим. Невероятное чувство. — О, бухлишко, — Брук спотыкается о свою же ногу, ладонями хлопнув по витрине магазина, и стремительно ковыляет в сторону двери, заставив Брауна растерянно заметаться из стороны в сторону. Дилан решает его проблему, кивнув на отдаляющуюся девушку: — Проконтролируй её, — а сам пытается повторить попытку отвести Оушин подальше от края навеса. — Окей, — Дэн даже не противится. Спешно заходит внутрь теплого помещения с множеством рядов и отделов и настигает Реин. Конечно, она не станет слушать его попытки отговорить от покупки алкоголя, но парень хотя бы побудет рядом, а то девушка больно плохо держится на ногах. — Тея, идем в магазин, — Дилан кашляет, коснувшись своей шеи ладонью. Не хватало еще разболеться под конец семестра. На носу важная игра и сессия. Тянет Оушин на себя, девушка возвращается из своих грез в мир людей, и разворачивается, сделав пару шагов вслед за парнем, лицо которого… Тея выдергивает ладонь. Дилан останавливается. Вынужденно, как в случае с тренером, оборачивается, опустив на лицо Теи давящий взгляд. Оушин не отступается. Смотрит в ответ, более не скрывая своего напряжения: — Ты себя плохо чувствуешь? — Нет, — качает головой, хотя уже подумывает солгать ей о своем самочувствии. — Ты не улыбаешься, — Тея вцепилась в этот гребаный факт с самого утра, и он не дает ей покоя. — Целый день. Дилан проводит ладонями по лицу, рывком опустив руки вниз: — Если бы ты чаще смотрела на меня, ты бы знала, что улыбаюсь я редко, — хочет спустить все на её невнимательность, и протягивает ладонь, дабы схватить девчонку за руку и повести дальше, но она отступает, уверенно бубня: — Сарказм. Ухмылка. Улыбка. Одним из этих ты точно бросаешься даже в плохом настроении, — и вновь шаг к нему, обратно. — О чем ты думаешь? Дилан ставит руки на талию, недовольно вскинув голову, чтобы его раздраженный взгляд испепелил покрытие навеса, а не лицо этой девчонки, которая уже конкретно подзаебывает парня своими допросами. С другой стороны… Он ведь похожим образом докапывается до неё, поэтому это вполне справедливо, но… Что он может ей ответить? Придется солгать? Тея наблюдает за мыслительными скитаниями парня, продолжающего бросаться взглядом куда угодно, только не на неё, словно его прямой зрительный контакт к черту вывернет её наизнанку. Пальцы девушки встревожено перебирают ткань рубашки. Оушин не проглотит ком в глотке, но сделает вид, будто бы никакой дискомфорт не возникает в ответ на её действие. Ладони дрогнули. Замерли. Немного оторвались от тела. Замерли. — Знаешь, Тея… — Дилан прикрывает веки, надавив на них пальцами. — Я просто… — если уж он и решается солгать, то делать это нужно качественно. Оушин касается его рубашки, слегка надавливает, сжав ткань в ладонях. О’Брайен отвлекается от своих попыток объясниться и опускает голову, взглянув на макушку девушки, которая встает достаточно близко, какой-то нелепый шаг разделяет их, но именно его Тея сохраняет в качестве расстояния. Смотрит куда-то вниз, пока ладонями медленно, еле касаясь кончиками пальцев ткани, скользит ниже, остановив на уровни талии. Наклоняется чуть вперед. Лбом два или три раза пружинно соприкасается с его грудью, затем вскинув лицо, чтобы наладить зрительный контакт. Дилан хмур. Но теперь его хмурость с отблеском иных эмоций. — Улыбнись, — Оушин выглядит равнодушной и голос звучит бесчувственно. Но смотрит просяще. Человек, который не должен быть, как она. Синдром идеальности Теи. Дилан О’Брайен не должен грустить, не должен проявлять признаков уныния. Дилан О’Брайен в любой ситуации, при любой проблеме сохраняет позитивный и уверенный настрой и спешит найти решение. Дилан О’Брайен идеален для Теи Оушин. Её полная противоположность. Дилан реагирует скованно. Его пальцы касаются её локтей. Не оказывают давящего воздействия, скорее, совершают прикосновения с осторожностью, ведь… она сама его трогает. Не бьет, не пытается укусить. Она делает что-то новое, и Дилан боится спугнуть. — Улыбнись, — Тея повторяет просьбу, внимательно разглядывая его лицо. Сжимает ткань рубашки. О’Брайен одной ладонью скользит по её руке к запястью, недолго накрыв холодные костяшки, после чего вновь возвращается к локтю, а второй рукой поднимается к предплечью. Взгляд сохраняет опущенным на её руки, но хмурость и озадаченность берет вверх, заставив ответить на зрительный контакт. Тея осторожно водит большим пальцем по ткани рубашки, ждет, не отступает. Смотрит. Выдавливает из него… что-то очень… неправильное. Дилан вдруг чувствует, как сдается. В ту же секунду, как уголок его губы дергается вверх, он испытывает неподдельный ужас, ведь впервые поддается чьему-то воздействию и давлению. Он теряет внутренний стержень? Нет, скорее его самоконтроль отступает, когда уговоры какого-либо характера приходят от Оушин. Вряд ли это можно назвать улыбкой. Смесь усталости, сердитости, унылости и капелька апатии. Не ухмыляется, просто улыбается, слегка приподняв уголок губы. Но те заметно напряжены. Этого вполне достаточно. Равнодушие Теи вмиг сменяется улыбкой, и она сильнее сдавливает ткань парня, дернув в разные стороны. Тот не способен противиться внутреннему позыву. Он… не контролирует себя. Это пугает, правда, сейчас ему плевать. Оушин довольно переминается с ноги на ногу, чувствуя, как крепнет его хватка, и с успокоением шепчет: — Если ты не будешь улыбаться, я не смогу уйти. Оглушение. Внезапное. В башке будто взрывается снаряд. Дилан не сразу реагирует, до его разума медленно доходит. Уголки губ опускаются, глаза шире раскрываются. Не моргает. Пялится на девчонку, невольно пошатнувшись на ногах, которые вдруг теряют уверенность и твердость. Что? Только что. Она расковыряла его, пробралась внутрь, поселила отголосок теплоты, который затем сжала цепкими пальцами и вырвала. Таким образом, Дилан ощущает себя. Будто… Становится пусто. Дыра насквозь, через которую гуляет ветер. Он не может объяснить. Опять. Эта девчонка… Она творит с ним, что ей вздумается. Сколько раз был потерян контроль из-за Оушин? Сколько раз ему требовалось обдумать свои ощущения и проанализировать поведение? И вот опять. В этот раз пустота сильнее. Его прошибает холод, током передергивая натянутые нервы. Дилан грубо отдергивает худые руки. Девушка продолжает смотреть на него, анализировать поведение, дабы убедиться в том, чего так сильно боится. Парень отступает назад. Теперь он не на шутку рассержен, и голос его звучит практически рвано: — Идем, — отворачивается, ладонью скользнув по губам, которые до бледноты сжимает, глубоко вдохнув через нос. Тяжелым шагом подходит к двери магазина. Раскрывает, оглянувшись на девушку, продолжающую стоять на месте: — Тея, — приказной тон. Не церемонится. Она его достала. Оушин с тревогой покачивает головой, отчего-то губы начинают дрожать. Она осознает реальность ужаса, которого не хотела признавать. — Я тебе нравлюсь, — сколько чертова разочарования в её голосе. Сколько осуждения в глазах и вины. Этого не должно было произойти. Какого хрена она ему нравится? Как? Почему? Если бы Оушин намеренно жаждала обескуражить О’Брайена, ей не пришлось бы прилагать усилий. Потому что сейчас Дилан ощутил, как последние капли его терпения высыхают. Не остается ничего. Он пристально, терзающее смотрит на Тею, чувствуя, что еще немного и… на хрен сорвется. Костяшки белеют. Ладонь до хруста в пальцах сжимает ручку двери. Оушин стоит в ожидании взрыва, но он происходит в ином виде. О’Брайен отворачивает голову, входит в магазин, громко хлопнув за собой дверью. Уходит. Оставляет её. Она слишком сложная. Он не хочет сейчас думать о ней. Дилан О’Брайен устал от Теи Оушин. Девушка продолжает стоять на месте. Взгляд медленно скользит вниз. Пальцы сжимают край рубашки. Глаза непривычно горят. Что происходит? Сердце стучит. Громко и четко, но не так, как в ту ночь. Накрывает ладонью грудь, надавив на неё, и морщится, когда сильнейший удар застает её врасплох. Пищит, ногтями впившись в ткань. И без того бледное лицо становится белее мела. Дыхание спирает. Хриплость при попытке глотнуть кислорода дерет глотку. А в мыслях панически крутится одно и то же. Этого не может быть. Это невозможно. От одной лишь мысли ноющая боль усиливается. Так не должно быть. Тею скрючивает. Наклоняется головой ниже, сутулится, руками обхватывая живот, будто позывы, только во всем теле. Чувство тошноты. И её тошнит. Приседает на корточки, успев упереться одной ладонью во влажный асфальт. Плюет, давится, задыхается, кашляет. Теперь, когда Тея полностью осознает и принимает реальность факта наличия чувств, она… Накрывает горячий лоб ладонью. Жар окутывает глаза. Нет. Это неправильно. Это… Чтобы кто-то испытывал подобные чувства к ней? Бред. Безумие. Оушин обессилено опускается на колени, пальцами сдавив пульсирующие виски. Веки прикрывает, ощутив, как по щеке стекает одинокая горячая капля. Совсем мелкая, незаметная. Девушка касается её пальцем и опускает ладонь, смутным взглядом изучая. Почему нельзя привязываться? Потому что Оушин помнит, какой ужас пережила, когда подруга бросила её. Если кто-нибудь сильно привяжется к Тее, он переживет нечто подобное, верно? Поэтому, не привязывайтесь. Она предупреждала. И лицо заметнее морщится. Ведь наличие слез говорит о худшем. Это значит, что она не просто осознает происходящее, принимая наличие привязанности парня. Это значит, что Тея переживает о чувствах Дилана. Снова тошнит. Её организм физически реагирует на психологическую перестройку.