***
Жаркое солнце обдает сухую кожу лица. Лучи беспощадно слепят в глаза, не позволяя мне распахнуть веки. Всё тело в неестественном расслаблении. Лежу на чем-то мягком. Пахнет хвоей. Соленый бриз волнами обжигающего ветра тянется со стороны шумных волн. Грудная клетка сдавлена. Никак не выходит полностью вдохнуть. Кажется, кожу испепеляет. Я не могу проявить на лице ни единой эмоции неприязни. «Оушин? Вы слышите меня? — незнакомый голос, после которого сердце в груди тревожно сжимается, а в закрытых глазах начинают плясать огни пламени. — Она опять теряет сознание», — голос отдаляется, темнота настигает неожиданно. Душно. Почему так душно? Я не могу нормально дышать. «Тебе нельзя спать», — мужские голоса, смешанные, мне не разобраться. «Ей тяжело дышать», — констатация моих ощущений. Пытаюсь разжать губы, машинально ловить ими воздух, но кислород будто превращается в твердый слой, застывший вокруг моего тела. Огненное свечение яркого солнца сменяется морозным мраком. Я чувствую, что могу дернуть кончиками пальцев, поэтому немного шевелю ими, в попытке сжать ладонь одной руки в кулак. Аромат хвои перетекает в резкий запах затхлости, пыль вбивается в ноздри, пленкой оседая на стенках глотки. Шум волн затихает. Погружаюсь в вакуум. Отсутствие звуков напряжением загорается в груди. Тяжелые веки находят возможность осторожно разжаться. Спиной лежу на рыхлом промерзлом полу. Взгляд еле фокусируется на ладони, что покоится возле лица. Пальцы еле щупают царапающую поверхность. Бетон, усыпанный мелкими камешками обваливающейся со стен штукатурки. Пахнет табаком, мочой. Еле поворачиваю голову, направив помутнившийся взор в серый потолок, разбавленный ржавыми разводами. Я знакома с каждым пятном. Холодный воздух. Выдыхаю пар с обветренных сухих губ и пытаюсь смочить их кончиком языка. Горечь во рту. Медленно приподнимаюсь на локтях, карябая кожу. Разбитые в кровь колени подгибаю, с неясным спокойствием подметив, что на мне только нижнее белье. И то вместо лифчика какая-то полу-майка. Привычный внешний вид, не скрывающий костлявое тело, которое так ему нравится. Плоды его работ. Он гордится собой. Что-то его не слышно. Где он? Приседаю на колени, окидывая потухшим взглядом темное голое помещение. В углу старый матрас. На оконных рамах решетка. По ту сторону мрак. Кажется, здесь никогда не наступит утро. Постоянно властвует ночь. Вечная. Шаги. Оглядываюсь на приоткрытую дверь, за которой клубится дымка темноты. Хм. Обычно он запирает её. Может, собирается прийти ко мне? Коряво поднимаюсь на тощие ноги, ощутив пронзительную боль в коленках, и хромаю к порогу, одной рукой обхватив грудь. С опаской приоткрывается дверь. Не следует привычного скрипа. Встаю на месте, озираясь по сторонам. Интересно. Где мама? Почему отец не запер комнату? Может, он сейчас с ней? Слышу голоса. Знакомые. Тяжелые, с хрипотой. Что-то со звоном разбивается — и всё затихает. Медленно перебираю покалеченными ногами, ладонью скользя по стене. Двигаюсь к комнате матери, хотя спальней это помещение назвать трудно, но иного представления о том, как должен выглядеть дом, не имею. Касаюсь дверного косяка, встав у порога, и с безразличием осматриваю тело женщины, подвешенное у потолка. Оно смиренно. Неподвижно. Лицо не искаженное и не менее мертвое, чем при жизни. — Где отец? — спрашиваю, осматривая помещение и коридор за спиной. — Он забыл запереть меня, — спокойным взглядом цепляюсь за синеватое лицо матери, шею которой надломил кожаный ремень. Наверное, она выбрала правильную высоту, поэтому ей удалось исполнить свою мечту. Замечаю, как с кончиков её пальцев на ногах капает желтоватая жидкость. Испражнилась. Такое часто происходит после удушения. Вздыхаю, отступив назад от порога: — Ладно. Если увидишь его, скажи, чтобы запер меня, — прикрываю дверь, пожелав с равнодушием. — Спокойной ночи. Проверяю помещение гостиной. Старый диван, перекошенный стол, маленький телевизор и плотные шторы. Никого. Только начатые бутылки алкоголя говорят о чьем-то присутствии. И шаги за спиной. Оборачиваюсь, встретившись с ним взглядом, и вполне спокойно сообщаю: — Ты забыл меня закрыть, — в нос пробивается знакомая вонь чужого тела. Кислый запах пота, крепкого табака, мочи и алкоголя. — Да, — его лицо странным образом расплывается в темноте, — сегодня я буду с тобой, — произносит, но губы не двигаются, мимика лица застывает, а пристальный взгляд направлен сквозь меня. — Твоя мама не в себе. Наклоняю голову, пожав плечами: — Ладно, — и смиренно направляюсь обратно в комнату. Он следует за мной, тяжелыми шагами разбавляя тишину. Ни единой мысли о бегстве. Никакого привычного страха. Подумаешь, очередная ночь с рвущим давлением. Подумаешь, чрезмерное насилие. Нашла, о чем тревожиться. Тупая членососка, Оушин. Заткни свой затраханный рот и наслаждайся! Гробовой смех врезается в уши, выдергивает из кошмара, и кажется я роняю короткий писк, когда всё-таки выбираюсь из безумия собственного сознания. Холодный пот струится по телу, впитываясь в светлую ткань. Мое отяжеленное дыхание режет пересохшую глотку, а потерянный взгляд мечется по подоконнику. За стеклом бледное небо. Опадают крошечные крупинки снега. Кроны невысоких хвойных деревьев покачиваются на ветру. Стук в груди усиливается, ускоряется. Влажные ладони еле тянутся по мягкому матрасу к лицу, пальцы касаются сухих губ, а широко распахнутые глаза пронизывают пространство. Что за бред? Порой сны вымораживают своей… неадекватностью, доводя реальные воспоминания до абсурда. Как… Почему… Что вообще… Столько вопросов вспыхивает в разболевшейся голове. Не могу ухватиться. Ни за одну. Поэтому продолжаю парализовано лежать на боку, ожидая, когда разум окончательно стабилизирует свою работу. У меня слов не находится. Полнейший ужас. Лежу неподвижно довольно-таки долгое время. И как только первичный шок смягчается, могу направить свои мысли на анализ окружающей обстановки. Без труда узнаю стены больничной палаты. Запах. Атмосфера спокойствия. Влажный воздух. Затылок ноет, но это не мешает мне предпринять удачную попытку приподняться на руках. Сощуренным взглядом окидываю помещение, застыв вниманием на небольшом диванчике у дальней стены. Дилан и Брук. Спят, сидя развалившись на удобных подушках. Голова девушки лежит на чужом плече, носом зарывается в изгиб его шеи. Не знаю, почему внезапно чувствую порыв громко объявить о своем бодрствовании, но вовремя затыкаю рот, лишь ревниво подметив, как Реин обнимает плечо О’Брайена. В этот момент дверь тихо приоткрывается — и в палату входит Роббин. Никого другого не ожидаю увидеть. Если меня клали в больницу, то только она и наблюдала за мной в качестве медсестры. Женщина выглядит привычно уставшей, но теперь в её глазах читается непривычная грусть, правда, улыбка проявляется, совсем чуть-чуть, стоило ей заметить меня: — Привет, — шепчет, поглядывая на спящих ребят, и приближается к кровати, проверяя мои показатели на дисплее. — Как ты? — её легкая отстраненность меня расстраивает, но не могу винить женщину в холодности. В последнее время она… отрешена от нас. Даже от Дилана. — Х-хорошо… — запинаюсь, пытаясь прокашляться. Голос охрип. Женщина берет мою карту, что-то фиксируя на листе: — Ты помнишь, что произошло? — с каменным лицом интересуется, и я хмурюсь, коснувшись пальцами лба, ведь боль усиливается: — Нет, — признаюсь. Я немного потеряна во времени. Даже не могу понять, что «последнее» помню. — А что… — с надеждой на объяснение смотрю на Роббин. — Что случилось? Женщина отмалчивается, застыв ручкой над листом бумаги. Моргает и явно обдумывает ответ. — Грабитель, — улыбка вновь озаряет её бледное лицо, но в глаза она мне не смотрит. — Просто грабитель, — касается ладонью моего плеча, успокаивающий жест, такой же теплый, как прежде, но меня не отпускает беспокойство. — Всё будет в порядке, — Роббин наконец находит силы взглянуть мне в глаза. — Действие медикамента прекращается. Но ты еще пару дней будешь чувствовать слабость. Лучше долго не передвигаться и не делать резких движений, поняла? Послушно киваю, уловив краем глаз движение. Роббин не оборачивается на рваный вздох, который издает её сын, пробуждаясь ото сна. Он не сразу отгоняет остатки сонливости, пару секунд всматриваясь то в мое лицо, то в затылок матери. Затем слишком резко вскакивает, не заботясь о Брук, которая ворчливо валится на диван, продолжив утопать в сновидениях. С хмурым видом парень растирает лицо и треплет волосы, без скованности в присутствии матери приближается, коснувшись моего плеча холодной ладонью: — Эй, — будто бы полагает, что я всё еще не в себе. — Как самочувствие? — всматривается в мои глаза с приятным беспокойством. Опускается на край кровати. Не придает значения тому, как Роббин искоса наблюдает за нами, после чего молча направляется к двери, покинув палату. Я тревожно провожаю её вниманием, чувствуя, как усиливается мой дискомфорт. Что с ней? Она… догадывается? — Тея? — Дилан требовательно дергает меня за плечо, заставив вынырнуть из своих мыслей. Обращаю на него растерянный взгляд, вдруг ощутив прилив горячего смущения, ведь парень пристально изучает мое лицо, чуть склонившись к нему. Действую необдуманно. Мною движет желание казаться нормальной, никого не обременять, так что кое-как растягиваю губы в улыбку, едва выдавив спокойное: — За-мечательно. Но О’Брайен без доверия принимает мой ответ. Между нами вдруг нависает непривычно некомфортное молчание. Почему он продолжает так пристально рассматривать меня? Не верит? Я бы себе тоже не поверила. Парень открывает рот, скользнув ладонью ниже по моей руке, и опускает взгляд, как-то виновато покосившись на мигающий прибор, измеряющий мое сердцебиение. Понимаю, что он чувствует. Скорее всего пытается пристыдить себя в случившемся, но кто знал, что подобное может произойти? И откуда только взялся этот просто грабитель? Хочу коснуться пальцами его волос, чуть пригладить беспорядок, а сам Дилан пересекается со мной взглядом, намереваясь что-то сказать, но тут тишину вышибает восклик проснувшейся Брук: — Тея! От столь пронзительного возгласа боль отдает в висках, но на моем лице сохраняется улыбка, а вот Дилан безэмоционально закатывает глаза, когда девушка прыгает на мою кровать с другой стороны, тут же сорвавшись на болтовню. Думаю, в течении дней моей отключки О’Брайен не представлял из себя хорошего собеседника, поэтому только сейчас девушке удастся помусолить волнующие темы. Она хватает меня за плечи, дернув с таким тревожным недоумением, что моя улыбка непроизвольно растет: — Охренеть! — её будто сейчас разорвет от бурлящих эмоций. Глаза так и искрятся. Даже странно видеть её такой. В последнее время она пребывала в ужасном унынии. — В нашем городе нечасто такое происходит. Не переживай, этого урода быстро найдут. О’Брайен приходит в себя, возвращая привычный сарказм: — Я пытался от неё избавиться, но она тварь живучая. — Эй! — девушка возмущенно хлопает его по плечу, а я ловлю себя на мысли, что мне даже такой контакт между ними не нравится. Учитывая то, что между ними было. То, что их объединяло. И объединяет до сих пор. — Что? Сам Бог использовал данное обращение к созданиям своим. — Дилан усмехается, усаживаясь рядом со мной, спиной касаясь стены, и я невольно… или вольно двигаюсь ближе к нему, забираясь под бок. Конечно, хочу, чтобы Реин обратила на это внимание, но девушка будто не замечает, продолжая словесное сражение: — Не думала, что ты уверовал, — и вдруг переключается. — Как чувствуешь себя? Мнусь, пожав плечами: — Хорошо, — скрываю свое довольство за маской безразличия, когда Дилан кладет голову мне на плечо, устало вздохнув. — Вот, — Брук хмыкает, дернув носом в сторону парня. — Я же говорила. Всё обойдется. О’Брайен с недоверием щурится: — А по-моему, ты больше всех ныла. Искренне улыбаюсь, с неожиданным теплом осознав, что Реин переживает за меня. Становится стыдно за свои ревнивые мысли, но увы, похоже во мне начинает говорить девушка… Нормальная девушка, и этому я тоже радуюсь, ведь тогда Дилан поймет, что мне не всё равно. Сейчас стараюсь отогнать недоверие к Брук и проявить свои чувства к ней: — Ты хорошая, — да, звучит невинно и глупо, но подобное проявление отношения от меня — вверх открытости, и кажется Брук это понимает, поэтому временно замирает, пристально уставившись на меня, и вдруг хлопает ладонями по своим щекам, промычав от умиления: — Бозе… — кривит, притянув меня в свои объятия, и я с удовольствием утопаю в них, повернув голову в сторону Дилана, который выглядит слегка озадаченным: — А я? — косится на меня, желая лбом уткнуться мне в затылок, но Реин отпихивает его, сильнее сжав меня в руках, и фыркает: — В нашем тандеме не место мужским тварям. *** — Идешь на поправку, — Эркиз стоит возле кровати, просматривая результаты последнего обследования своей неоднозначной пациентки, которая заработала особое внимание к себе из-за желания мужчины нравиться не только Роббин, но и угодить Дилану. Женщина без смущения вчитывается в результаты параллельно с доктором, а парень продолжает игнорировать Эркиза, но внимательно слушает общую беседу, по-прежнему не смущаясь сидеть так близко к Тее. Похоже он серьезно настроен намекнуть матери об их неоднозначной связи. Парень догадывается, что она уже всё понимает, поэтому стремится лишний раз не смотреть в сторону своих воспитанников, чтобы точно выдержать данный разговор до более благополучного момента. Оушин скованнее. Она чувствует себя гораздо лучше, но на бледном лице ярко выделяются румяные щеки. Ведет себя, как девчонка. И отчасти Роббин подмечает приятную перемену. Тея Оушин с виду кажется нормальной. Особенно, когда смущается. — Не думал, что скажу это, но девчонка ты крепкая, — Эркиз позволяет себе пошутить, и Роббин легонько пихает его плечом, тепло улыбнувшись, когда их взгляды пересекаются. Дилан закатывает глаза, потянув два пальца в рот, дабы продемонстрировать свое отношение к открытому проявлению чувств этих двоих, но Тея рывком опускает его ладонь, взглядом шикнув от недовольства. Пусть не мешает своей матери проявлять положительные эмоции. — Мы еще неделю подержим тебя под присмотром, если ты не против, — Эркиз закрывает папку с именем пациента, сцепив руки за спиной. Оушин не любит больницы. И несмотря на нестабильное состояние, она бы бросилась прочь отсюда, но нет, не станет приносить неудобства. Довольно с этих людей проблем, которые им принесло желание приютить пациентку психушки. Задача Теи быть полезной изначально выглядела прозрачной, не сформированной, но теперь она, пережив очередной стресс, вдруг оживает. Звучит нелепо, но у неё будто открывается второе дыхание, что-то в её «мироанализе» меняется, даже бледное небо выглядит ярче и холодный ветер вызывает приятные мурашки. Демон всё еще томится внутри её сознания и тела, но в данный момент её Деградация где-то там, внутри, и Оушин не задумывается о ней. Правда понимает, что рано или поздно мрак даст о себе знать. — Дома небезопасно, — Роббин качает головой, сложив руки на груди, и задумчиво покусывает губу, рассказывая о своих тревогах. — Надо подумать, куда нам временно перебраться, — пускай это и был обычный грабитель, но беспокойство посасывает, внушая паническую мысль о возможном повторении произошедшего. Лучше временно уберечь себя от потрясений. — Я поищу варианты, — О’Брайен сам раздумывает об этом. Тея сдержанно опускает взгляд, в очередной раз чувствуя вину. Надо с этим кончать. Сколько можно приносить бед? Эркиз покидает палату с закравшейся в разум идеей. А что если предложить им пожить у него? Дом у мужчины большой, мест хватит всем. Будет больше времени проводить с Роббин, к тому же, он давно предлагает ей переехать к нему, учитывая её проблемы с финансами. А также это поможет сблизиться с Диланом, к чему Эркиз, несмотря на противостояние парня, стремится с особым терпением. Сын очень важен для Роббин. Поэтому стоит сжать зубы и пробиваться сквозь глухую стену этого наглого типа с высоким ЧСВ. Хотя, может, это всего лишь защитный образ. Рич вспоминает Робби в подростковом возрасте. Неуправляемая, хаотичная и агрессивная. Казалось бы, что их могло связывать. Он всегда был слишком правильным для неё, а она искала бурю и порой необъяснимой грубости. А Рич… хорошенький маменькин сыночек. Как же забавно всё выворачивает жизнь. Теперь Роббин сама послушность и спокойствие, краснеющее во время секса в машине, а Ричард возвращается раскрепощенным в тихий Порт из большого города. — Мистер Эркиз. Настолько углубляется в свои мысли, что не замечает, как минует человека, видеть которого совершенно нет желания. С каменным лицом оборачивается, устремив колкий взгляд на Тома, который после бессонных ночей не способен скрывать своих эмоций, оттого проявляет сильное волнение. Особенно при контакте с мужчиной, которого однажды сильно подвел. Эркиз не церемонится: — Что еще ты хочешь прибрать к рукам? — его злость уместна. Рич когда-то поверил этому ублюдку, а он «выкрал» его дочь. Больную дочь. С высокомерным отвращением взирает на молодого парня, который нервно сжимает куртку в ладони, набираясь смелости: — Я пришел вас попросить. Глаза Эркиза буквально пылают яростью: — Ты смеешь просить меня… — Прошу, заберите Рубби. Для него в коридоре стоит гул. Голоса людей напоминают неразборчивый поток шумов. Принятый психотропный препарат разглаживает привычное коматозное состояние, и мужчина хотя бы не ощущает себя выброшенной на берег рыбой. Мыслит не столь ясно, но и полубреда вполне хватает, чтобы четко выстраивать свои действия. Он знает — должен скрываться. Теперь уж точно, когда совершил оплошность, заявившись в чужой дом не совсем в подходящем состоянии. Выглядывает из-за стены, стиснув ладони в кулаки. Тея смеется. Чувствует себя нехорошо, её подташнивает от продолжительной ходьбы, хотя Роббин настаивала посидеть в комнате, не вставать с кровати, но девушку переполняет непривычное спокойствие. Глаза не выражают напряжения, губы растянуты в теплой улыбке, какой-то слабой, но приятной. Взгляд сфокусирован на Дилане, который то сидит рядом, то встает и начинает бродить, о чем-то бурно рассказывая, то опускается на корточки, сжав колени девчонки, и глаза той наполняются большей… любовью? Нет, трактовка не совсем верная. Она смотрит на него, как на близкого, родного и привычного человека. Не может оторвать внимания. Затылком касается стены, чуть запрокинув голову. Слабо хихикает, когда Дилан повествует об очередном наказании тренера. Говорит о всякой ерунде, не имеющей значения, но это так необходимо сейчас — просто болтать. О’Брайен утопает в её внимании, много шутит, на самом деле отходит от сильного стресса. Главное, теперь всё в порядке. Теперь он будет внимательнее и осмотрительнее. Зубы мужчины скрипят от злости и ненависти. Он пристально режет взглядом профиль бледной девчонки, которая в очередной раз заливается хриплым смехом, скрыв ладонью лицо, и вдруг прерывается на кашель, подавившись слюной из-за слабости. Дилан встает с корточек, опирается на спинку дивана, клонясь к лицу Оушин, внимательно наблюдая за её попытками восстановить дыхание. Но увы, что-то идет не так. Задыхается, ладонями схватив парня за предплечья, и Дилан помогает ей встать. Ведет обратно в палату, а следом торопится медсестра — знакомая Роббин, которая с удовольствием наносит легкий, но осуждающий удар папкой по макушке парня. Всё-таки не стоит Тее покидать кровать. Мужчина медленно отходит за угол стены, с чистой ненавистью скривившись лицом. Он давно утерял разум, но последние года окончательно лишился здравомыслия.***
Брук Реин сложно притворяться, будто многие вещи ускользают от её внимания. Дилан и Тея. Жесты, взгляды, прикосновения. Лишние прикосновения, не совсем семейные. Зная О’Брайена, Реин без излишних сомнений предположила, что парень солгал о родстве с этой девчонкой, но с какой целью? Порой Дилану не требуется повод для обмана. Брук медленно ведет автомобиль. Торопиться некуда. Уже какой день Норам ночует дома по просьбе отца и матери. Женщина сильно переживает за него, поэтому парню приходится успокаивать её своим присутствием. И Реин не возвращается. Подпирается кулаком щеку, второй ладонью управляя рулем. Посматривает на серый горизонт океана. Снег угрюмо витает в холодном воздухе Северного Порта. Аппетит отсутствует, но еда всегда помогала Брук достичь успокоения. Зависимость от набивания желудка куда сильнее, чем от сигарет и алкоголя. Вынимает телефон из кармана, перелистывая номера в контактах. Отрывать О’Брайена по понятным причинам не станет. Девчонкам из группы?.. Недо-подругам из школы?.. Иным зажигалочкам, которые потянут её по барам? Не хочется трястись в умном и душном заведении. Взгляд скользит по именам, вдруг остановив тяжелый поиск на одном из них, что находится практически в конце по сортировке «популярности набора». Почему бы и нет? В последнее время они неплохо сдружились. Крепкие мышцы в напряжении от долгих и изматывающих физических упражнений. Торс оголен, кожа покрыта капельками пота. Дэниел крутит руками, разминая больные плечи, бродит по комнате, без желания распахивая дверь, которую по возможности старается держать запертой во избежание встреч с отцом или матерью. Не хочет ни коем образом вникать в их жизнь. Поднимает ладони к турникету, зафиксированному в косяке двери, и принимается подтягивать тело вверх, мысленно ведя подсчет. Спорт помогает отвлечься. Тратить эмоциональные и физические силы не на постоянные размышления. Слышит, как спальню покидает мужчина. Ориентируется по тяжести шагов, поэтому подтягивания обретают резкость, рывки сопровождаются выраженной на влажном лице неприязнью. Детские травмы не исчерпывают себя. Вернее будет предположить, что они имеют способность с каждым годом усиливать свое влияние на жизнь человека, развиваться и видоизменяться. Таким образом, страх Дэна перерос в неспособность сдерживать агрессию. Вибрация на тумбочке возле кровати. Парень спрыгивает на пол, взяв бутылку с водой, и с тяжелым дыханием приближается к телефону. На экране высвечивается имя человека, звонка от которого он не ждет. И в первый момент давится водой, накрыв кулаком губы. Морщится, кашляет, но успевает схватить мобильный аппарат до того, как девушка успевает сбросить вызов. Правда, ответив, привычные слова приветствия встревают в глотке, оттого как идиот молчит, пялясь в стену, пока Брук не нарушает тишину: — Привет? — звучит с вопросом и несвойственной для неё осторожностью. Дэн отмирает, невольно вскинув бутылку, словно желая жестом ладони ответить на приветствие: — Привет, — и мысленно: «Дерьмо», — вода расплескивается, холодом опалив кожу, и парень отставляет на фиг бутылку, пытаясь не… не потеряться в скованности во время беседы с девушкой, которая подмечает странную интонацию, поэтому сдержанно хихикает, повторив: — При-вет. — А-м… — Дэн пытается полотенцем ликвидировать последствия своей двигательной нестабильности. — Как де… — хочет проявить себя в разговоре уверенным, но Брук перебивает: — Ты не хочешь поужинать? — и будто это обычное для них дело. — Я дико голодная. Браун в очередной раз теряет связь с миром, укатывая куда-то в глушь своего сознания, медленно вытирая вспотевшую шею мягкой тканью. Реин на той стороне успевает досчитать до двадцати Миссисипи, прежде чем вновь объявить о своем «присутствии»: — Дэн? Его током пробивает. Чуть не роняет телефон, ненавидя себя за слюнявое поведение, и выпаливает: — Д-да. Да. Поехали, — бросает полотенце в сторону кровати. — Я за, — начинает нервно ходить по комнате, вдруг остановившись у зеркала и оглядев свой внешний вид. — Хорошо, — без задней мысли произносит Брук. — Я заеду за тобой. — Ладно, — Дэн дожидается её отключения, только затем опускает телефон, не отводя от своего отражения внимания. И морщится, убедившись в том, как сильно вспотел. Мигом принимается носиться по комнате, собирая вещи, которые вроде чистые и вроде можно надеть. Нужно принять душ. Срочно! Больничная столовая славится не самой вкусной пищей, но Дилан давно нормально не ел, поэтому любая зеленая смесь из брокколи и картошки сойдет за охрененный ужин. Выбираться в кафе нет стремления. Тея наконец приходит в себя, и он пытается как можно дольше находиться рядом, дабы усмирить свою паранойю касательно её безопасности. Или же дело в том самом нездоровом контроле? Неважно, главное, благодаря работающей в больнице матери Дилан менее ограничен. Он возвращается к одному из длинных столов, за которым сидит множество пациентов и их родных. Хотелось бы подольше понаблюдать за Теей со стороны: она всегда так забавно озирается, ерзая на стуле, ищет его взглядом, поддергивая ногами. Не сразу замечает О’Брайена, потому сначала с испугом реагирует на присевшего напротив парня, а потом её губы растягиваются в слабую улыбку. Вид сонный. — Пытался найти что-то съедобное, но нашел каше-подобную смесь из мяса и свеклы… — с сомнением перемешивает еду ложкой. — Наверное. Оушин молча улыбается, без слов принимая тарелку и стакан с чаем. Дилан не совсем хочет притрагиваться к подобной еде, но в поддержку Теи начинает есть, даже удается похвалить повара за то, что его еда не столь отвратна на вкус, чего нельзя сказать о внешнем виде. Девушка только слушает. Её сердце необычно быстро колотится после потери возможности дышать. Эркиз сказал, общение — тоже нагрузка, поэтому лучше бы попросить О’Брайена не навещать её какое-то время, но, понятное дело, врач был послан парнем на все четыре стороны. Без желания Оушин кладет чайной ложкой немного еды в рот. Не чувствует вкуса. И голод отсутствует. Но она еще помнит о своем обещании. Оушин намерена попытаться исправиться. Если не выйдет, тогда… нет, нельзя предполагать негативный исход. Незатейливый монолог О’Брайена прерывает осторожно подошедшая со стороны молодая медсестра, которая привлекает внимание Теи своими привлекательными мягкими чертами. Пышногрудая, с большими глазами и здоровой кожей. Её губы отдают розовым. Не бледностью, как в случае Оушин. Тея даже опускает ложку мимо тарелки, невольно осознав, как много вокруг неё красивых людей. И как странно, что Дилан предпочел им её. Такую… неказистую и… нездоровую. — Привет, — девушка мило, правда мило улыбается. Приятный голос, без присущей Тее хрипотцы, появившейся после регулярного курения и выпивки. О’Брайен не сразу понимает, что обращаются к нему. Вскидывает голову, а до этого скользит взглядом с ног красотки до её лица. — Дилан? — девушка нервно мнет пальцами ткань формы — Да? — уточняет, хотя его ни с кем не спутает. — Мы… помнишь меня? — элегантно прикладывает ладонь к груди. — Я Лоли. Тея переводит глаза на парня, который недолго скачет взглядом из стороны в сторону, закончив свои поиски положительным результатом: — А-м. Да, — кивает. — Привет, — берет стакан с чаем, сразу же опустошив наполовину. Оушин немигающим взглядом следит за его поведением. Он нервничает. То, какие глотки совершает, то, как стучит пальцами по столу. Бесспорно. Эти двое спали друг с другом. Интересно, как давно? В прошлом году и пару месяцев назад? — Как ты? — девушка пытается избавиться от молчания между ними. Дилан коротко бросает: — Нормально, — ему даже удается запихнуть в себя еще две ложки ужина. — С сестрой здесь? — пользуется слухами, которые ходят по городу, и покачиванием ладони приветствует Тею. — Вы с ней… — мнется, — похожи… — этим ограничивается, решив перейти к главному: — Может… — приседает на стул рядом, скованно откинув прядь волнистых волос за плечо, — у тебя будет минутка или… Дилан обращает на неё внимание, в первый момент растерявшись, ведь впервые оказывается в ситуации, когда его не интересует возможный перепихон с кем-то, а ещё сильнее волнует реакция девчонки напротив. Правда, объясниться не успевает. Ладони Оушин давно крепко сжаты. Она с нечитаемым лицом пялится в тарелку, сдержанно глотая сухость в больной глотке, но когда внимание Дилана переходит на красивую девушку, Тея вдруг осознает, что не может контролировать свой язык. Обычно она прекрасно справляется со своими эмоциями, но сейчас за неё говорят чувства, а не разум: — Прочь, — шепот, который методом проб и ошибок приспособились разбирать только Дилан и Роббин. О’Брайен обращает пристальный взгляд на Тею. Девушка рядом с ним не слышит, но замечает внезапно перескочившее внимание, поэтому поглядывает на Оушин, неуверенно уточнив: — Так… Что думаешь? — Пошла прочь, — Тея выговаривает каждое слово четко. От подскочившего давления кружится голова. Глотку режет дыхание. Она не моргает, сверлит взглядом еду в тарелке, крепче стиснув кулаки на коленях. Дилан молчит. Но с большим пониманием смотрит на неё, медленно опуская глаза, и задумчиво отпивает чай, никак не реагируя на обескураженность медсестры, которая растерянно моргает, решив оставить их: — Извините… — слышно, в каком она смятении. Отдаленно Тея понимает, что она не виновата в тех эмоциях, что вызывает своим поведением. Она же не знает… Оушин больше не притрагивается к еде. Её холодная неприязнь сменяется печалью в глазах. Не поднимает их на парня, тот больше не пытается разбавить их молчание своей бессмысленной болтовней. Он прекрасно понимает, чем вызван негатив со стороны Теи. «А что если человек, к которому ты не будешь равнодушен, узнает о твоих похождениях?» О’Брайен без эмоций пялится в тарелку, уже минут десять удерживая стакан возле губ. А Оушин давно покидает столовую, мысленно анализируя свои чувства и поведение. И самого Дилана, пытаясь понять, с чего вдруг он будет верен ей? Между ними всё серьезно? Он ведь… со многими. Просто так. — В общем… Тея в порядке, — Брук говорит без остановки. Дэн еле поспевает за полетом её мысли, девушку будто бросает от одной к другой, и она сама путается в своих словах, пытаясь скрыть неловкость за хихиканьем. Забегаловка, которую выбирает Реин, не славится здоровой пищей, что уже странно. Брук следит за фигурой, и скорее всего вслед за праздником живота последует стыд и вина, но сейчас Брук необходимо заедать стресс и эмоции, так что она спокойно уплетает бургер и картошку, запивая колой. Дэн сидит напротив, без желания кладет в рот еду. Его не отпускает странное чувство дискомфорта, которым веет со стороны Реин. Ей будто хочется избавиться от компании парня, хотя она сама является инициатором встречи. Браун старается скрывать своего наблюдения за тем, как дрожат пальцы девушки, как дергаются уголки её губ, как бегает взгляд. То, какие эмоции пытаются проявиться на лице. Всё без труда читается в глазах, так зачем она лжет? Почему сдерживается? Что из себя строит? Отчасти Дэну неприятна её ложь. Но он прекрасно понимает, почему она притворяется. — Дилан сказал, — Дэн вступает, — её пока рано выписывать. — Да, — Брук кивает, нервно пережевывая картошку. Кажется, она уже ощущает разгорающийся костер из стыда перед употреблением пищи. Ком в глотке, всё будто медленно поднимается обратно, дабы выйти наружу. — Да, — повторяет, с мелькнувшей во взгляде грустью подтянув напиток к губам. — Кстати… — хочет вновь перескочить на какую-то незначимую тему, лишь бы не концентрироваться на режущих эмоциях, что тошнотой стремятся вырваться наружу, но её попытка в очередной раз скрыть свое состояние проваливается. Браун не меняется в лице, только брови сильнее хмурит, видя, как Брук опускает голову, носом уткнувшись в ладонь. Громкий вздох — попытка утихомириться. Когда девушка снова хочет возобновить разговор, её глаза предательски горят соленой влагой, а нос шмыгает. Что-то внутри продолжает усиленно трещать по швам. Неужели, сегодня тот самый день? Раз в неделю у неё происходит эмоциональный срыв, но Реин казалось, что у неё еще есть время. Вновь накрывает ладонью лицо, опершись локтем на стол. Напиток опускает. Веки сильно сжаты, губы стиснуты, а мускулы дрожат, ведь фантомная тошнота подбирается выше. Морщится, проронив громкий всхлип, и тут же осекается, не меняя положения попросив: — Сейчас, подожди… — тихо мычит в ладонь, клоня голову ниже. У Дэниела окончательно отбивает аппетит. Он отодвигает посуду, сложив руки и локтями опершись на стол. Подается чуть вперед, замечая, как губы девушки предпринимают попытки растянуться в неискренней улыбке. — Тебе необязательно улыбаться, — Браун по-прежнему хмуро следит за поведением подруги. — Если не хочешь. — Прости, — с надрывом произносит Брук, махнув возле красного лица ладонью, словно намереваясь его чуть остудить. Глаза обрели иной оттенок. Кажется, косметика больше не скрывает истинного лица Реин. Теперь Дэн видит всё: мешки под глазами, оттеки на щеках, пятна на коже от постоянного стресса. Судя по припухлости век, девушка часто плачет. Она и сейчас роняет слезы, но сдержанно, сразу втирая их пальцами в кожу, отчего красных участков становится больше. — Ты говорила с Диланом о том, что тебя беспокоит? — Браун задает этот вопрос, хотя знает, что в последнее время отношения между ними изменились. — Я больше… — Реин берет салфетку, пальцы прижав ко лбу, — не имею права его занимать собой, — очередная волна эмоций бесконтрольно проявляется на лице, заставив Брук скрыться под ладонями. Всё тело заметно потрясывает. Дэн чувствует, что и в его глотке встревает тяжесть. Во рту образовывается сухость. А мысли начинают нервно скакать в голове. Он скованно передергивает плечами, откашлявшись, и неуверенно выдает: — Ты можешь… — проводит ладонью по волосам, — обсудить это со мной, — мельком посматривает на Брук. Девушка опускает одну руку, второй продолжив массировать висок. Видимо, голова разболелась. Молчит, смотрит в стол. Отвращение к себе возрастает. У Брауна язык сворачивается в трубочку от волнения, но он принуждает себя продолжить говорить. По себе знает, какого это — думать, что никому нет дела до твоих чувств. Дилан столько лет был опорой для Брук. И сейчас её стоит поддержать. — Что тебя мучает? — Браун хочет понять. Всматривается в лицо Реин, а та лишь отмахивается, пребывая на краю своей выдержки. — В последнее время ты… — Знаю, — опять прячет лицо, выдохнув в ладони. — Знаю, — проникает пальцами в волосы, оттянув локоны. Дэн как-то не обдумывает свое предложение, чтобы в последний момент не заткнуться: — Давай устроим ночь выплеска эмоций, — тараторит, всё еще пытаясь казаться собранным, а Брук обращает на него непонимающий взгляд, так что парень поясняет. — Я так часто делал с Диланом. — Выплеск? — она перебивает с улыбкой неверия. — Ты? — А что? — парень усмехается её реакции. — Ты кажешься очень уравновешенным, — девушка вымотано щурится больными от слез глазами. — Такой пай-мальчик, — ладно, она шутит и пытается смеяться. Уже хорошо. Правда, выражение лица говорит само за себя. — Мы можем выпить, — Браун поясняет. — Превратить разговор в игру. Ты что-то рассказываешь и глотаешь рюмашку, затем я. Обычно всё заканчивалось тем, что мы с Диланом тупо ржали над проблемами, которые мучали нас. Это помогает расслабиться и позволяет понять, как на твою ситуацию смотрит другой человек. Бывает полезно, — покусывает нижнюю губу, ожидая реакции Брук. Девушка томно смотрит на него, как-то бесчувственно. Взгляд отсутствующий. Дэн начинает ждать отказа, но на удивление Реин спокойно пожимает плечами, без воодушевления согласившись: — Ладно. Давай, — трубочкой перемешивает холодный напиток, опустив взгляд. — Всё равно мне… не хочется быть одной. Сна ни в одном глазу. Как только Тея оказывается в одиночестве, гнетущие мысли становятся её компанией. Даже полуобморочное состояние не истощает разум настолько, дабы обрести полнейшую пустоту в голове. Недо-ужин. Принятие душа. Осмотр перед отходом ко сну. Принятие лекарств. Кровать. Оушин сидит на краю, лицом к окну, за которым по черному небу плывут серые облака. Тучно и мрачно. Кажется, снег вот-вот преобразится в дождь. Странная здесь зима. Северный Порт не славится теплым климатом в любое время года. Ожидаешь от местности более суровой, настоящей зимы, но к концу подходит декабрь, а даже озера не покрываются слоем льда. Именно такая погода — непонятная по своему характеру, мерзкая и мокрая — соответствует внутреннему состоянию. Тея томно вздыхает, прикрыв веки. Она устала. Но, каким бы это ни являлось противоречием, у неё нет сил, чтобы уснуть. Многим знакомо подобное состояние, при котором истощен настолько, что мысли о необходимости есть вызывают раздражение и слезы, нужда принять ванну — гнев и опять же рыдания. Зайти в комнату, рухнуть на пол и лежать. Не переодеваясь, игнорируя любые потребности, потому что тупо не заинтересован в них. — Не спишь? Тея без желания разжимает веки, медленно оглянувшись: Дилан прикрывает дверь до тихого щелчка и проходит в темную палату, без скованности снимая кофту. Будто бы и не было той молчаливой ссоры в столовой. Оушин придерживается создавшейся атмосферы, не имея сил для разборок. А уместны ли они вообще? Девушке сложно оценивать ту ситуацию, в которой нормальный человек точно знал бы, как поступить. — Я думала, время приема прошло, — констатирует, вновь отвернувшись к окну. Дилан приседает на другой край, разувается и забирается на кровать, так же вымотано пробубнив: — Да, но у сына медсестры, встречающейся с главврачом больницы, есть свои привилегия, — ожидает, что его комментарий вызовет у девушки короткое хмыканье, но она остается непроницаемой на вид, поэтому ложится на бок, сунув руку под подушку: — Ты же знаешь, что ты — часть моей зоны комфорта, — утверждение. Оушин незаметно вздыхает и с таким же бесчувственным из-за усталости лицом оборачивается, забравшись коленями на кровать. Смотрит на парня, который отвечает взаимностью на выражение её безэмоциональности, пока Оушин размышляет над ответом. И тот звучит невпопад — совсем уж не умеет придерживаться ритма разговора: — Зависимость и потребность, — шепчет, обратив внимание на капельки воды, осыпающие кончики волос парня. Был на улице? — Я начинаю чувствовать нечто подобное, — касается их пальцами, собирая на свою кожу. — Но как долго продлится твоя потребность во мне? — спрашивает совершенно серьезно. — И что будет, когда ты решишь всё прекратить? — не смотрит ему в глаза, продолжая незатейливую игру с волосами. У О’Брайена нет сил на хмурость: — Я слишком люблю стабильность, Тея. — Нет, это всё моя вина, — она вновь отвечает не к месту, будто бы ведет какую-то свою беседу, внутри себя. — Опасно делать смыслом существования другого человека, — ерошит его волосы, наконец, ложась на бок. А вот Дилан раздраженно приподнимается на локте, пропыхтев с особым негодованием: — Ты хочешь, чтобы я сказал до тошноты примитивное «я люблю тебя»? Оушин сонно прикрывает веки, еле шевеля губами: — Ты не веришь в любовь. — Ты тоже. Молчание. Недолгое. — Но я верю в построение отношений на основе ряда чувств и понятий, — парень продолжает жечь лицо Теи взглядом, а та лишь пожимает одним плечом, оставляя Дилана без ответа, так что он, сквозь неподдельное нежелание и скрежет зубов, попутно пару раз закатив глаза к потолку и пожевав кончик языка во рту, всё-таки давит из себя не совсем привычные слова: — Я нуждаюсь в тебе. Мне с тобой комфортно, — лучше не делать паузы, иначе запнется и сбежит к херам под теперь уже моросящий зимний дождь. — Твое присутствие дарит необъяснимое спокойствие, — Оушин приоткрывает веки, устремив взгляд в подушку, да и сам Дилан пытается не создавать с ней зрительного контакта. — Мне нравятся долгие разговоры с тобой. Нравятся твои рассуждения, — мнется, — хотя они в большей мере безумные. Нравится, что ты понимаешь меня. Ты слушаешь меня в равной степени, как я слушаю тебя, — Тея вскидывает взгляд, приподнявшись на локте, и пялится с неясной обескураженностью, словно не верит, что речь идет именно о ней. — Ты отдаешься эмоционально в ответ, а не только потребляешь, — О’Брайен же ложится обратно, будто такое мощное «душеизлияние» лишает его остатка сил. — И я могу быть собой с тобой, зная, что ты не станешь осуждать. Оушин щурится, уголки её губ предательски дергаются, расплываясь в улыбку. Дилан в очередной раз закатывает глаза и на фиг отворачивается, не имея желания лицезреть эту довольную морду. Но как итог сообщает: — И ты, кстати, красивая, — тут же фыркает. — Заткнись, — прерывает любые возможно последующие слова или звуки. Тея еле сдерживает смешок и опускает голову на подушку, продолжая пялиться в затылок парня. Всё это, конечно, здорово, но вот Оушин, кажется, влюблена.***
— Не верю, — Брук смеется. Громко и искренне, Брауну даже не верится, что ему удается раскрепостить девушку перед собой. Она постоянно держала его на дистанции, а теперь, может из-за поглощения вина, в ней не остается намека на скованность. Возможно, дело не только в алкоголе. Атмосфера создается… непривычная. Мелкий, но быстрый дождь колотит по стеклам окон. Пляжный домик для параноика Дэна никогда не будет безопасным пристанищем, зная, как безжалостен местный океан, а сейчас за окном начинает бушевать непогода, правда, беспокойным волнам не удается накрыть и половину берега, так что Браун может относительно безмятежно потягивать вино из стаканчика для пива. Гурманы. Сидят на полу. Включили только настольную лампу в углу гостиной. Царит приятный полумрак. Во избежание неловкого молчания на тихой громкости работает телевизор. Идет какой-то комедийный сериал по Дисней. — Можешь спросить у моей матери, — парень не сильно налегает на алкоголь, совершенно не умеет пить. — Она до сих пор боится, что я опять попаду в обезьянник. — А ты не такой хороший мальчик, Дэниел, — заключает Реин, заливаясь немного детским смехом, даже, сидя на полу, откатывается на спину, подергав стопами. Настолько услышанное кажется ей неправдой. Дэниел с полуулыбкой наблюдает за девчонкой, кивнув: — Теперь твоя очередь. — Ну… — её черты лица вдруг смягчились. — В пятом классе девочки заперли меня в раздевалке для мальчиков в одной майке. — Дети могут быть очень жестокими, — Дэн по себе знает. — Им было весело, — непринужденно пожимает плечами, сделав крупный глоток, и с намеком поглядывает на парня, который вспоминает — изначально затеял эту игру для выяснения причин уныния девушки, поэтому решает немного изменить атмосферу, перейдя к тому, что действительно его тревожит на протяжении многих лет. Скорее всего это подтолкнет Брук к откровению. — Я избил своего отца, — Дэн. Это было слишком внезапно. Реин даже давится, резко изменившись в лице. Опускает свой стаканчик, взглянув на парня с застывшим в глазах вопросом: — За что? — звучит без осуждения, просто ей интересно, что способно настолько вывести этого, вроде как, сдержанного человека. — Он не очень хорошо обращался с матерью, — Браун без эмоций повторяет то, о чем уже беседовал с Диланом. Теперь говорить об этом гораздо легче. — А сейчас они… спустя столько лет снова пытаются построить отношения. Брук клонит голову к плечу, задумчиво сощурив веки: — А ты всё еще злишься? — Мне кажется, — Дэн пытается построить несложные предложения, чтобы выразиться понятно, — негативные чувства — не то, что легко отпускает. Когда-нибудь меня прекратит ломать от ненависти при виде отца, но вряд ли ему удастся вызвать у меня положительные эмоции, — пытается глотнуть вина. — Для меня он навсегда останется тем тираном, который разбивал о голову матери пивные бутылки, — горько усмехается краем губ, отчего на лице Брук возникает неподдельное сопереживание. Её взгляд скользит в сторону. Дэн ставит точку, опрокинув половину содержимого стакана в рот. С неприязнью глотает, накрыв губы тыльной стороной ладони. Реин морщится, пребывая где-то внутри своего сознания, перебирая темные воспоминания и их последствия. От энергичной работы голова начинает пульсировать давлением. Стреляет вниманием на лицо Дэна. Тот так же размышляет о чем-то своем, упершись взглядом в окно, и девушка с ужасом осознает, что алкоголь развязывает ей язык, а все рамки расплываются. Что можно говорить, а чего нельзя. Она перестает заботиться об этом. — Я подставила одного человека, — язык жжется. Смотрит в стаканчик, а Браун поднимает на неё взгляд, возвращаясь из своих размышлений. — Выставила всё в дурном свете, чтобы… — её речь не вяжется, поток информации воспринимается бессвязным. — Я хотела уничтожить его, настолько сильно ненавидела, — короткий глоток, Дэн молчит, смотрит. Брук не выражает никаких эмоций, глаза — непробиваемый слой многолетнего льда, под которым скрываются её личные демоны. Девушка приоткрывает рот, выдохнув шепотом: — Не было никакого изнасилования, — исподлобья вскидывает взгляд на Дэна. Тот хмурится, дает понять, что слушает, и ей не стоит ждать его слов. Не будет перебивать. Реин знает, он не поймет, о чем речь, но ей нужно, прямо сейчас нужно выплеснуть те мысли, что так давно дырявят её голову: — Я выдумала это, чтобы обезопасить свою психику от потрясений, — высказывает свое предположение. — Но я продолжала ненавидеть себя и потому хотела сделать ему больно, так что… — кивает в подтверждение своих слов. — Я лгала, — покусывает край стаканчика, стрельнув взглядом на лицо Дэна. — Всем, — и вновь резко перескакивает. — Я рассорила близких людей, лишь бы навредить ему, — отпивает. Залпом. Тянется к бутылке. Хочет передать эстафету Брауну, правда тот нарушает правила игры, ведь это именно то, зачем он пришел: — Ты об этом думаешь в последнее время? — щурится, опустив стакан. — Потому что некий Норам вернулся? Брук наливает себе полный стакан и сразу опустошает половину. Новая доза алкоголя сильнее раскрепощает, поэтому девушка опирается плечом на край дивана, подперев ладонью щеку, и взглядом утекает куда-то в сторону: — С каждым годом мысли… преобразуются, что ли… — рассуждает. — Знаешь, будто их воздействие усиливается или это мой разум слабнет и не может игнорировать, — улыбается, находясь под пристальным наблюдением парня. — Нервная система ведь не вечна. Я всё больше осознаю масштаб проблемы. Но хуже всего то, что мои чувства не меняются, я неадекватно… — как бы это объяснить, — воспринимаю некоторые вещи. Не представляю, как вернуться к нормальному понимаю вещей. Всё это настолько искажено… — Что именно? — Дэн берет на себя смелость перебить. Помогает девушке не заплутать в собственных словах. — Я не могу не думать о нем, — прикрывает веки, глотнув подступающую тошноту. — Это всё его вина. Это он сделал со мной, — лицо каменное. — Ненавижу, хочу разорвать на куски, но при этом… — Ты влюблена в него? Брук медленно возвращается вниманием на Дэна, который задает вполне себе адекватный вопрос. — Я бы не назвала это «любовью», — ей противно рассуждать об этом. — Мне нравятся не самые… правильные вещи. — Например? — парень пытается быть аккуратным, дабы не спугнуть. — Всё искажено, — вдруг Брук начинает смеяться, накрывая ладонью половину лица. Браун пытается сосредоточиться, боится вдруг довести девушку до истерики. Наверное, зря он затеял всё это. — Как это мерзко, — Реин с ноткой истерии вздыхает в ладонь, сжимая веки. — Мерзкая… — шепчет. Лицо её морщится от охватывающих эмоций, и Дэн спешит предотвратить эмоциональную вспышку: — Может тебе просто отпустить вину? — Это его вина! — девушка отдергивает ладонь от своего лица, выпалив крик. — Но ты терзаешь себя, — парень пытается говорить спокойно и тихо. — Может… стоит простить себя? — Тебе не понять, — отмахивается, вернувшись к поглощению алкоголя. Браун настырно требует: — Объясни, — но Реин закатывает глаза, проигнорировав. — Может, тебе стоит уехать? От этой ситуации. — Ты не понимаешь, — вздыхает, наконец, отпустив раздражение, — о какой проблеме я говорю, — потирает виски. — Конкретизируй, — а вот Дэн слегка сердится из-за поведения девушки. Он не виноват в её проблемах, так что она не имеет права срываться на него. Девушка хмурится, проглотив остаток вина в стакане, и отставляет его в сторону, не особо раздумывая над своими действиями: на коленках подползает к Дэну, заставив того заметно обомлеть, и опирается руками на колени Брауна, накрыв его губы своими в давящем поцелуе. Его взгляд замирает, сознание канет в прострации. Пальцы сжимают стакан. Никаких лишних движений губами, никаких извращенных манипуляций языком. Реин просто касается, на мгновение замерев, и с таким же непроницаемым лицом отстраняется, пристально изучив застывшее выражение парня. Он… кажется, он сдох. Именно так ощущает себя Дэниел. Ничего не выражает, но внутри начинает бурлить кровь, щеки пылают, тело охватывает жар, а в висках стучит неразборчивый звук. Брук долго молчит. Анализирует свои ощущения. И в итоге мягко, с грустью улыбается, сев прямо: — Ничего, — уголки губ опускаются. Ничего? А вот у Дэниела теперь каша в голове. — Не будоражит, — смотрит прямо на него, не скрывая своего разочарования. — А вот если бы ты схватил меня за волосы и заставил делать что-то… грубо. Принуждая. Понимаешь? Пялится на неё. Никак не приведет мысленный поток в порядок. Брук неправильно оценивает его молчание и виновато качает головой: — Извини, — вскакивает на ноги, покачнувшись, а Дэн продолжает смотреть перед собой, еле анализируя происходящее. — Извини, — девушка повторяет, схватившись за волосы. Что она натворила? Зачем… Просто… Хотела понять. Дэн совсем не похож на парней, которые привлекают Реин. Ей хотелось попробовать… Вот и всё. — Прости, ладно? — видит, с каким чистым охерением Дэн стреляет взглядом из стороны в сторону, и она спешит на кухню, убирая растрепанные волосы за плечи. — Боже, — бубнит под нос, готовясь нанести удар себе по лицу. Дура. Забегает на кухню, ориентируясь в темноте. Берет кружку, наливает воды из крана и залпом поглощает, надеясь отрезвить мозг. Идиотка. Шаги. Громко ставит кружку на столешницу, опершись рукой на край, и еле заставляет себя повернуть голову в сторону двери, на пороге которой стоит Дэн, натягивая куртку. Выглядит разумней, чем минуту назад. Смотрит в пол, отдернув края ветровки: — Я не хочу быть грубым, — хмурится, взглянув на застывшую Реин. — Я бы мог, — девушка виновато приоткрывает губы, — но мне это не нравится, — парень переминается с ноги на ногу, собравшись с мыслями: — До завтра, — и направляется в прихожую, заставив Реин нервно сорваться с места следом: — Спасибо, что… — мешкает, тормозя в нескольких шагах от него, пока парень проверяет карманы на наличие телефона, — посидел со мной, — дергает локоны волос, не имея сил взглянуть в глаза Брауну. Сгорает от стыда. Ей не перебороть это чувство. Дура. — Ты мне нравишься, — с его стороны эти слова звучат так обыденно, без выраженных в тоне эмоций, как-то приземленно, поэтому в первый момент Брук не воспринимает сказанное верно. Словно он сообщает ей о том, что любит тыквенный пирог. Настолько его голос звучит… ровно. Девушка опасливо поднимает глаза и еще больше теряется при виде столь спокойного парня, который сует ладони в карманы, завершив мысль: — Но я не стану делать что-то, что выходит за рамки моей морали, лишь бы угодить тебе, — в его тоне проскальзывает строгость. Брук даже сглатывает. Будто отчитывает. Пораженно смотрит на Брауна, не выходит моргать. Тот не придает значения её замешательству. Сегодня неплохой вечер. Он узнал, что хотел, и набрался смелости признаться в своих чувствах. По-моему, вполне достойное времяпрепровождение. — До завтра, — натягивает робкую улыбку, отшагнув к двери, и отворачивается, коснувшись ручки ладонью, как вдруг Брук цепляется за его локоть обеими руками. Оборачивается, вскинув бровь. Что-то еще? Девушка с широко распахнутыми глазами смотрит на него, не унимая закравшейся в голову мысли, что путает её сознание, толкая на безумную вещь. Тот факт, что её тело и разум реагируют подобным образом, уже хороший знак, так что она хватается за эту возможность, еле набираясь смелости: — Покажи, — шепчет, не сводя с него внимания. Дэн слегка теряется, уточнив: — Что? — Ты сказал, я нравлюсь тебе, — совершает шаг к нему, встав непристойно близко. — Покажи.