Скрипач не нужен

Знаешь, я так боюсь, что мы просто больше не встретимся. Вытру с лица солёную грусть и притворюсь, что мне просто так весело. Знаешь, я так боюсь, что наши руки просто расцепятся. Знаешь, я так боюсь, что мы изменимся, но по отдельности. — «Я так боюсь» — Порнофильмы

Полицейский пришёл сразу после завтрака, когда Франклин уже собирался бежать в школу. Ночью, мучимый кошмарами, он почти не спал, так что на утро соображал туго, и только это спасло его от позорного побега и не менее позорного лепета перед офицером. — Франклин Фруадево? — Да? — Я офицер Райли, — блеснул жетон. — Родители дома? — Да. — Прекрасно. Можешь их позвать? Я бы хотел поговорить с вами. — Да, но мне надо в школу… — Это не займёт много времени. — Да… Всё ещё в каком-то отупении Франклин сходил на кухню и позвал родителей, и когда они все вместе расселись в гостиной, то понял, что не сможет ответить ни слова. От волнения во рту всё пересохло, язык прилип к нёбу. — Он вернулся сразу после школы, — ответил папа, на первый вопрос офицера Райли. — Кто-то из его друзей, Роджер или Дейв, подбросили на машине. Частенько подвозят, хотя я это не одобряю. Дети и так по полдня сидят на занятиях без движения… А что случилось, офицер? Это как-то связано с пожаром в старой части города? — Да. Есть подозрение, что группа подростков забралась в дом, когда у его жильцов был большой праздник, и устроили поджог. В переулке рядом с особняком были найдены две машины. Одна принадлежит Винсенту Батиста, а вторая — Дейву Броцману. И домой никто из них так и не вернулся. Также не вернулись домой ещё двое… — О, боже мой! — мама трагически прижала руки к щекам. — Только не говорите, что они все… в этом доме! — Пока ещё рано говорить. Тел так много, что опознание затянется… — Боже мой, — снова ужаснулась мама, а папа поторопился обнять её за плечи, что выглядело довольно показушно. Или так казалось только Франклину? — Франклин, — снова обратился к нему офицер Райли. — Может быть, ты что-то видел? Твои друзья не рассказывали о своих планах? Ты точно никуда не заходил после школы? Может быть… ты куда-нибудь отлучался ночью? — Я, н-не… Какой неповоротливый толстый язык. — Не знаю, как в другие ночи, — перебила мама, всё ещё вытирая невидимые слёзы носовым платком, — но прошлой Франклин совершенно точно был в своей комнате. Я обычно так не делаю, офицер, но в ту ночь я плохо спала… Мне нужно было выпить снотворное и я пошла на кухню, чтобы… и так вышло, что случайно заглянула в спальню Франклина, — миссис Фруадево перешла на доверительный шёпот, — и застала его за просмотром порно-фильма. — Мама! — Так неудобно… Франклин запоздало осознал, что мама просто пересказывала случай годовой давности. Родители его покрывали. Уму непостижимо. В голове окончательно всё перевернулось с ног на голову. — Странно, — нахмурился офицер. — Потому что я опрашивал семьи пропавших ребят, и они упоминали, что Франклин всегда и везде был в компании их сыновей. Почему же в этот раз он отправился домой? — Ну, пару месяцев назад мальчишки поссорились, — сообщил уже папа. — Вроде бы из-за… — Из-за торгового центра, — выпалил Франклин, пока отец не взболтнул о Скрипаче. — Они хотели спрятаться там перед закрытием, чтобы повеселиться ночью, в сочельник, когда в магазине никого не будет, — продолжал он, радуясь, что хотя бы здесь можно сказать правду. — Но мы разругались, потому что я… не пролезал между стеллажей. И Дейв… немного поколотил меня за это. А недавно мы снова помирились. Всё было… нормально. Я и не думал, что планы близнецов настолько поменялись. И до сочельника ещё далеко… — Близнецов? — переспросил офицер, будто ослышался. — Ну да, близнецы. Дейв и Боб Броцманы. — Франклин, ты что-то путаешь, милый, — осторожно заметила мама и положила тёплую ладонь на плечо. — У Дейва никогда не было братьев. *** Сразу после ухода полицейского, Франклин не задумываясь, связался с Тобиасом и очень удивился, когда он ответил. — Чего тебе, Франклин? — Я думал, твоя рация сгорела, — выпалил он, вместо приветствия. — Тогда почему ты сейчас со мной говоришь? — Я забыл. А почему ты её не взял с собой? Тоже забыл? — Нет. Я ничего не забываю, Франклин. Рация всегда лежала дома. Ты же только по вечерам мне надоедал. Так зачем целый день таскать её с собой? К тому же, мне некуда было её положить. Невозмутимый ответ Тобиаса на секунду до глубины души возмутил Франклина. Но только на секунду. — Ты был прав. Сегодня у нас были гости. Приходи вечером под Жёлтую розу. Расскажу. — Хорошо, я приду. *** Было уже по-зимнему холодно, хоть и бесснежно. Тобиас сидел в тёплой куртке и серой вязаной шапке, совсем не похожий на рэпера или автоугонщика. В железной бочке догорали улики. Наверное, это было ужасно символично, что они исчезали именно так — в огне. Вместе с этой одеждой ритуально сгорали все связи с проклятым особняком. Это успокаивало. А может, снова действовала аура Тобиаса. Сейчас это казалось не так важно. Сейчас у них в руках были жестяные кружки с горячим кофе из термоса, который принёс с собой Франклин. А на огне жарились нанизанные на прутики зефирки. И Тобиас лениво склонил голову на плечо Франклину, слушая сбивчивый рассказ. Это было самым главным. — В общем, всё было, как ты и сказал, — закончил он и отхлебнул кофе. — Не густо. И ты переживал из-за такой ерунды? — Для меня это совсем не ерунда. Ты ведь знаешь, я мог всё запороть. И папа чуть не заикнулся про тебя. Отец и впрямь потом признался, что не подумал. У него вообще последние дни мозги были набекрень из-за смерти начальника, который стал жертвой огненного шоу. Теперь мистер Фруадево возглавлял проект, и ему прочили повышение. — Знаешь… — Франклин снял с прута подрумянившуюся зефирку, обжигаясь, съел и быстро запил кофе. Для храбрости. — Только не подумай, что я спятил или ещё что, но… ты помнишь Боба? — Так звали одного из близнецов. Это его я убил? — Нет, — Франклин даже икнул от подобной прямоты, а может от проглоченной наспех зефирки. — С тобой дрался Дейв. — Тогда почему ты заговорил про Боба? Он сгинул в пожаре вместе с остальными. — Если он вообще существовал… Франклин нанизал белую зефирку и, как удочку, закинул над огнём. Тобиас, наверное, любил позажаристей и продолжал держать прут в языках пламени. Кусочек зефира уже давно раздулся и покрылся жутковатыми пятнами. — Ты сомневаешься? — Ну, выходит так, что Боба никогда не было. — Замешаны пришельцы? Или всемирный заговор? — Я серьёзно, Тобиас. Кроме нас двоих Боба никто не помнит. Когда у нас утром был коп, и я ляпнул про близнецов, все — и родители, и офицер — смотрели на меня, как на придурка. Потому что были полностью уверены, что у Дейва никогда не было братьев, и уж тем более — близнеца. А потом в школе… тоже. В-все говорили про Дейва, Винни, Роджера. Да даже про Марлина! — «И про меня», — не стал упоминать Франклин, потому что это было такое внимание, будто это Франклин их всех поубивал. — Но Боба как будто никогда не существовало. Он даже со всех фотографий исчез!  — Кажется, я понимаю, куда ты клонишь. Если хорошенько подумать… — Тобиас нахмурился. — То раньше в вашей банде всегда было четверо придурков. Считая тебя. И только в этом году вас стало пятеро. И я почему-то стал думать, что так было всегда. Не придал значения. Разница была невелика… Действительно странно, Франклин. Так что, может быть, ты и прав. Думаешь, Боб и был тем призраком Бенджамина Пирса? — Нет. — Луизы Джонс? Тобиас с удовольствием отхлебнул из кружки и облизнул губы, глядя на Франклина с еле заметной насмешкой. — А я раньше думал, что ты не умеешь шутить, — признался Франклин. — В общем, то, что я тебе рассказывал раньше, оказалось не совсем верно. — Я так и знал, что ты всё напридумывал. — У меня были недостоверные данные. — Снова сидел в библиотеке? — Нет. Видел рассказ очевидца. И прежде, чем ты спросишь, каким образом, я скажу, что и сам до сих пор нихрена не понял. Помнишь, в особняке, когда начался пожар, я стоял в ступоре и ни на что не реагировал после того, как ты… — Помню. И что? Мне нужно было пожалеть Дейва? — Нет… то есть… Я не про это. Просто пока вы дрались, Боб показывал мне… Как это описать? Это были видения из прошлого. Как он поджёг эту самую часовню. И как скинулся с колокольни. И всё остальное. И на самом деле там всё было не так. Намного хуже. — Вместо Луизы Джонс они изнасиловали Бена? — Ну-у… Это почти верно. В ту ночь, когда они всей компанией надругались над девушкой, последним заставили лечь на неё Бенджамина, её несостоявшегося жениха. Таким образом он тоже оказался проклят. За своё предательство перед ней, но больше всего — за свою трусость. Он не смог защитить её, хотя знал и видел, что дружки с ней сделали. Потому что боялся оплошать перед ними. — Он бы всё равно не смог им помешать, — пессимистично рассудил Тобиас. — Наверное… дело было в намерении. Если бы он действительно любил её, то попытался бы защитить, даже если бы рисковал жизнью. Я думаю, в этом был смысл. Тобиас промолчал, обдумывая услышанное или что-то своё, поэтому Франклин продолжил. — Так Луиза и прокляла их. Бена, правда, потом замучила совесть. Но его забили до смерти совсем не дружки, а компания рабочих на кладбище для чернокожих. Он сам нарвался на них. Хотел искупить вину. И, видимо, искупил. — Так кто тогда стал мстительным призраком? — кажется, Тобиас уже начинал злиться. — Рассел Грин. Лучший друг Бенджамина. — Почему он? Там было ещё полно народа. — Он… тоже очень любил Бена. Может, ревновал… Я точно не знаю. Потому и с колокольни сбросился. Но это было уже чистое самоубийство, поэтому Рассел и стал орудием мести. Это ведь он пустил пулю в голову Луизе, прекратив её страдания, и это решило его судьбу… А вообще, если так подумать, то этот Рассел, то есть Боб, был не таким уж плохим парнем. Тобиас посмотрел на Франклина своим фирменным взглядом. — Что? Он был вроде копа под прикрытием. Должен был себя вести, как остальные. А на самом деле Боб… делал правильные вещи. Когда я дал слабину, он устроил так, чтобы я ушёл из компании. А я никогда бы не набрался смелости уйти сам. И, опять же, он не хотел, чтобы я шёл в особняк. И всё остальное… Я мог закончить, как Бенджамин, понимаешь? Запоздалое осознание оказалось слишком тяжёлым ударом. Франклину на секунду стало настолько не по себе, что он сжался и закрыл руками лицо. Ещё более неожиданно оказалось ощутить руку Тобиаса на спине, и уткнуться лицом в его холодную куртку, и, несмотря на это, почувствовать тепло. — Ты не Бенджамин. Ты сильнее. И тебе уж точно не занимать смелости. Или глупости. — Тобиас? — прогудел Франклин ему в плечо. — Что? — Я люблю тебя. — Ты говоришь о любви, чтобы услышать, что это взаимно. — А разве это плохо? Услышать о взаимности. И ты обещал. — Как неосмотрительно. Тогда слушай, — Тобиас крепче прижал его к себе и уткнулся подбородком в макушку. Франклин услышал, как мерно стучит в его груди. — Я действительно терпел тебя раньше, — заговорил он. — Толстый, привязчивый дурак, который придумал себе большое чувство. Но ты сделал всё, чтобы изменить мой взгляд на тебя. Я испытывал гармонию, когда играл, а ты слушал. Ты был лучше манекена. Лучше многих. Не было фальши. И эти твои вежливые приставания. Они не были мне в тягость, потому что… это отличалось от всего остального. Не заставляй объяснять, это будет звучать грубо… Но кое в чём ты по-прежнему меня раздражаешь. Своим идиотизмом, Франклин. Я злился, когда ты снова связался со старыми дружками. И был ещё больше зол на тебя за то, что ты притащился вместе с ними в особняк. Там было слишком много грязи. Я не хотел, чтобы ты видел меня таким. Но ты видел и привёл меня в свой дом… С твоей стороны не очень умно, на самом деле. Так что не радуйся слишком, это не любовь, Франклин. Я просто крепко к тебе привык. Вот и всё. Тобиас замолчал, продолжая задумчиво перебирать пальцами волосы Франклина, как скрученные струны. — Но Тобиас… — Что? — Всё, что ты описал, это же и есть любовь. Ау! — ойкнул Франклин от внезапного щипка в бок. — Я вообще не понимаю, почему ты так боишься называть вещи своими имена… Ау! Да хватит меня щипать, это же чистая правда! Всё-всё! Я больше не… «…буду», — мысленно договорил Франклин, потому что почувствовал мозолистые пальцы Тобиаса скользнувшие под волосы на шею, и почудилось, как на горле сомкнулась невидимая струна. «Сейчас Тобиас меня убьёт», — спокойно подумал Франклин, прежде чем Тобиас его поцеловал. — У тебя зефирка сгорела… — прошептал Франклин. — Пускай. Я не люблю зефир. — Зачем же ты его жаришь? — Чтобы сжечь, Франклин. Что за дурацкий вопрос? *** Расследование о поджоге вскоре совсем прекратилось, и о нём вспоминали разве что соседки-сплетницы. Для небольшого городка за один месяц произошло многовато перемен. Назначение нового шерифа и нового директора школы. Повышение отца. Новая скрипка Тобиаса, на которой он теперь играл только для Франклина. Зимой в часовне, даже при наличии бочки, было холодно для встреч, поэтому пришлось собираться у Франклина. Мама была не против, только периодически норовила накормить ужином или хотя бы предложить чаю. Иногда Тобиас даже соглашался. Маме тоже нравилась скрипка. Отец же после повышения приходил ближе к полуночи все шесть дней в неделю, а когда заставал Тобиаса, то отговаривался усталостью и закрывался в спальне. Иногда у Тобиаса не было настроения для скрипки, и тогда они просто гуляли по городу. Все эти дни приходились на пятницы, но Франклин старался не заострять на этом внимание. Ему всё время хотелось увести Тобиаса в какой-нибудь закуток и поцеловать. Но Тобиасу почему-то нравились оживлённые улицы. — Скоро у нас в школе выпускной вечер, — сказал Франклин, когда они проходили мимо кафе, в которое когда-то он хотел пригласить Тобиаса. — Я не пойду на свой выпускной. — Ты тоже? — Я мог бы сходить, но боюсь, что всё веселье закончится ещё одним грандиозным пожаром. — Тогда… может, придёшь ко мне? Родителей дома не будет. Можно было ожидать от Тобиаса ядовитой шутки, к которой Франклин был почти готов, но ответ был ужасающе короток и прост. — Я приду. *** На самом деле, то, что родители именно в выпускной вечер ушли из дома, было довольно амбициозным по своей наглости планом. Франклин просто сказал маме, что вместо выпускного пригласит к себе в гости своего афроамериканского друга, с которым планирует распить вина и провести ночь. И что для этого нужно устранить папу из дома хотя бы до полуночи, а в идеале — до утра. На что мама без проблем согласилась, и тогда вопросы возникли уже у Франклина — почему она настолько спокойно всё это воспринимает? Мама ведь всегда мечтала, что Франклин познакомится с какой-нибудь милой девушкой, женится на ней, и у него родится дочка. — Тобиас воспитанный мальчик, почему я должна быть против? — мама пожала плечами. — И многие подростки экспериментируют в твоём возрасте. Главное, позаботьтесь о защите. Ты же… — Да, — Франклин поморщился, вспоминая утренний визит в аптеку. — Вот и хорошо. Это нормально, да… — рассеянно продолжала мама. — В школе я тоже встречалась с девушкой, но… потом вышла замуж за твоего папу. Школьная любовь не длится долго, Франклин. Всё ещё изменится, поэтому лови момент, пока этого не произошло. *** Тобиас пришёл вечером. В костюме, галстуке и в белой рубашке. В нагрудном кармане даже бутоньерка была. Франклин растерялся, потому что на нём были дурацкие штаны в клетку и оранжевая футболка с эвоками. — Я сказал маме, что иду на выпускной, — с нечитаемым лицом сообщил Тобиас, проходя мимо Франклина в дом. — Оу, а я как раз приготовил нам ужин. — Да? — Ну, на самом деле, его приготовила мама, но я сам разогрел в микроволновке. И сам открыл вино. И зажёг свечи. — Потрясающе. — Если ты не хочешь…  — Я хочу. Ужин остался почти без внимания. Было решено взять вино, бокалы, и отправится в спальню Франклина. В этот раз он почти не волновался. Может, потому что Тобиас снова вселял уверенность, а может, выпитый только что бокал ударил в голову чуточку больше, чем он думал. За порогом комнаты Франклин сам принялся раздевать Тобиаса. Галстук, пиджак, рубашка. — Ты такой красивый. Ты сам не знаешь, как ты красив, — бормотал он, звеня пряжкой ремня и стягивая вниз брюки. Наверное, Тобиас всё-таки знал. Он так же бесцеремонно стащил через голову футболку с эвоками и майку. — Помолчи, пожалуйста, — попросил он, когда Франклин только открыл рот. — И делай, что хочется. А хотелось прижаться кожа к коже и поцеловать, крепко и мокро. И Франклин сделал это. Тобиас ответил, обхватил ладонями бёдра, притягивая ещё ближе. Франклин целиком отдался этим ощущениям. Поцелуй замедлился. Тобиас чувствительно мазнул языком по внутренней стороне щеки и отстранился. Франклин ничего не сказал, посмотрел вопросительно. Что дальше? Чего хочешь ты? Тобиас лукаво улыбнулся, и встав на колено, стянул штаны вместе с боксёрами. Провёл раскрытой ладонью от груди по животу к его паху и обхватил напряжённый член. Он облизнул тёмные полные губы и посмотрел снизу вверх. У Франклина перехватило дыхание, и проняла дрожь от его взгляда и вообще всего, что делал Скрипач. Он медленно кивнул и прикрыл глаза, когда почувствовал тёплое влажное дыхание, и крепко зажмурился, почувствовав движение сомкнутых губ. Чтобы устоять, одной рукой он схватился за прикроватную тумбочку, а другую осторожно положил на коротко стриженый затылок. От одной мысли, что Тобиас делает ему — для него — взрывалась голова. Только бы… — Тобиас, я… я очень быстрый, — выпалил Франклин, почти задыхаясь. — Я заметил, — он вытирал щеку и ладонь футболкой с эвоками. — Может в постель? — переживать дальнейшее на ногах казалось чем-то из разряда фантастики. Франклин лёг на живот, но почти сразу же перекатился на спину. Сегодня хотелось видеть Тобиаса и чтобы он тоже видел его. Какой есть, без прикрас. С животом, не мужественной грудью и толстыми ляжками. Тобиас медленно лёг сверху, распластался всем телом, как будто всегда был здесь. Прижимался губами и языком, целуя плечи и грудь, трогал везде своими потрясающими горячими твёрдыми пальцами. Франклин стонал и чувствовал себя музыкальным инструментом, потому что Тобиас нажимал чертовски верные клавиши и трогал те самые струны. — Тобиас, ты спишь? — Ещё нет. Что? Что-то болит? — Нет… Скажи, что это было не на один раз. Мы ведь никогда не расстанемся? — Конечно, нет, Франклин. Когда-нибудь мы поженимся и заведём ребёнка, — хрипло заговорил Тобиас без тени насмешки. — Усыновим из приюта мальчика или девочку. А потом состаримся вместе и умрём. Я умру позже, потому что без меня ты сойдёшь с ума. — Правда? — Клянусь, Франклин. *** Оставшееся лето они продолжали так же встречаться по домам и гулять по городу и даже один раз даже прошлись по центральной улице, взявшись за руки, и всем было на это плевать. Это было чем-то вроде поступка на слабо. — Нет, Франклин, целовать тебя на площади я не буду. Я бы не стал этого делать ни с тобой, ни с кем бы то ни было ещё, потому что считаю поцелуи на публику вульгарной показухой. — Ты такой сноб. Ау! А щипать меня за задницу на виду у всех — это нормально! Ау! Тобиас! — Что? — Из-за твоих щипков у меня весь зад в синяках. — Я видел, Франклин. У меня отличная память. Знаешь, есть такая категория музыкальных инструментов. Струнные-щипковые. — Твои музыкальные аналогии иногда ставят меня в тупик. — Ты что-то вроде лютни или банджо. — Я лютня? — А кем бы ты хотел быть? — Кожаной флейтой. Ау! *** Это было самое прекрасное лето. Но их последний вечер перед отъездом Франклин и Тобиас проводили под Жёлтой розой, хотя успели забыть про часовню и не появлялись здесь с той памятной зимы. Сегодня Тобиас не брал с собой скрипку, потому что она была уже упакована с остальным багажом. В бочке горел огонь, но больше для уюта. Июльские ночи были жаркими. Франклин принёс с собой бутылку вина, которое они пили из горлышка, передавая друг другу. Весь день они почти не говорили, и Франклин при каждом удобном случае сжимал руку Тобиаса, чтобы себя успокоить. — Мне будет тебя не хватать, — сказал он, готовый в любой момент разреветься. — Не забудь мой адрес. И напиши свой номер телефона. Я напишу тебе свой. — Зачем? — Чтобы созваниваться. — Не думаю, что у меня будет время на подобную ерунду. — Ты не будешь по мне скучать? — Не знаю. Ты ведь ещё со мной. Снова замолчали. Вино было уже выпито, а хвороста оставалось мало. Догорали последние ветки. — Может, пойдём домой? — спросил Тобиас, накручивая на палец какой-то тонкий шнурок. — Уже заполночь, завтра мне рано вставать. — Не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. Завтра ты уедешь, и я снова буду один. Франклин сжал его ладонь и зажмурился, как будто Тобиас вырывался, но он продолжал неподвижно сидеть и вертеть в руке этот шнурок. — Почему ты так боишься одиночества? — спросил Тобиас. — А ты не боишься? — Я всегда был один. Одиночество тебя не убьёт. — Тогда что меня убьёт? Или кто? Может быть, ты? Франклин замолчал, только теперь заметив, что это за шнурок. Совсем не шнурок, а упругая проволока. — Ты ещё не хочешь пойти домой, Франклин? — П-почему, Тобиас? — Франклин не услышал, как загипнотизированный, следя за блестящей в свете огня струной.  — Потому что всегда этого хочу. А после Дейва особенно. — Ты… ещё кого-то? — Да. Одного бродягу, когда возвращался от тебя вечером. Франклин продолжал сжимать его руку. Струна продолжала мелькать в пальцах, как живая. — Только одного? Зачем, Тобиас? — Я не знал, чего хочу этим добиться, — пожал он плечами. — Не знаю пока, что с этим делать. Но это желание никуда не девается, Франклин. Может… Может статься, что я должен был сгореть в том особняке вместе с остальными. И если бы не кинулся вытаскивать тебя, то сгорел бы. Вот почему тебя не должно было там быть. Ты спас меня. А я — тебя. Чтобы потом убить. — Тобиас, я… — Иди домой, Франклин. Просто иди домой, — Тобиас высвободил ладонь, чтобы взяться обеими руками за струну так, что она задрожала от натяжения. — А лучше беги. На следующий день, когда Тобиас уже уехал, Франклин вернулся на развалины, как на место преступления, но нашёл там только расколотый витраж. Единственный глаз невидимого бога ослеп. Больше здесь ничего не осталось. *** Через пару недель Франклин тоже уехал в колледж и только в общежитии поздней ночью набрался смелости позвонить Тобиасу. Наихудшие ожидания подтвердились. Первый звонок сбросили, а на второй раздражённо ответила миссис Бадж. Франклин сначала стушевался, что-то лепетал, и только когда миссис Бадж пригрозила повесить трубку, сумел попросить новый адрес Тобиаса. И она его дала. Франклин, как будто не существовало телефонов, писал бумажное письмо. Начинал писать, на середине сминал лист и начинал заново. Писал про то, как устроился на новом месте, что уже скучает. Умолял ответить хотя бы на одно письмо. Хотя бы прочитать до конца. Пытался убедить, что его устроят отношения по переписке. На расстоянии ведь довольно сложно кого-то убить. Франклин написал ещё много наивных глупостей, за которые было стыдно после того, как он запечатал конверт, но больше не стал ничего переписывать. Будь, что будет. Франклин цеплялся за невидимый образ. Через месяц от Тобиаса пришёл ответ. Короткий и довольно насмешливый. И переписка продолжилась. Франклин писал про учёбу, про соседей-придурков, про то, что так и не собрал рок-группу. Тобиас отвечал письмами, где рассказывал про учителей, про музыку, про всё что угодно, намного больше, чем когда-либо говорил словами. Иногда его письма больше напоминали пространные философствования, и Франклин не всегда мог понять о чём, потому что Тобиас, начиная писать про одно, заканчивал совсем другим. И Франклину было тревожно от этих писем. Перечитывая их по вечерам, он смотрел на тонкие строчки с жёсткими b, p, S, l и видел нотные листы и тонкие скрипичные струны на чьём-то горле. А в конце учебного года, когда до летних каникул оставался какой-то месяц, от Тобиаса пришло последнее послание — фотография огромной, но пустой сцены. Больше в конверте ничего не было. И остальные письма так и остались без ответа. Все каникулы Франклин пытался найти Тобиаса. Но миссис Бадж куда-то уехала, и никто из соседей не знал куда, поэтому Франклин отправился в Бостон. Пришлось устроить целое расследование. В общаге консерватории однокашники Тобиаса говорили, что он был одним из лучших учеников. — Преподы были от него в восторге, — говорил один полноватый паренёк с огромным футляром для виолончели. — Ссали кипятком от его игры. Он и правда умопомрачительно играл. Но однокурсники его не любили. Не то, чтобы завидовали. Хотя, конечно, завидовали. Но он вообще был… не очень приятный тип. У меня до сих пор от него мурашки по коже. — А куда он пропал? Никто не знает? — Нет. Я же говорил. Друзей у него не было. Он правда повздорил с кем-то, но так… А перед итоговыми экзаменами просто собрал вещи и съехал. След обрывался. Скрипач пропал, как будто стал призраком, как Боб, как будто его никогда не существовало.