Хорошо быть живым

      — А как бы хотели вы?       С тобой. Сейчас. В любое время. Где угодно. Как угодно. Главное, с тобой.       — Что? — не оборачиваясь, переспросил Гэвин, остановившись на месте от услышанного.       Коннор ведь не Саймон, если его тревожит что-то, то обходить вокруг да около он не станет.       Хочешь спросить — спрашивай напрямую. Не хочешь — всё равно спрашивай.       Но задавать вопрос повторно андроид не стал, зная, что Рид всё слышал и в данный момент переваривал.       Переварил, залился сипловатым смехом.       — Насмотрелся своих сериалов и теперь принял меня за… — нечитабельный взгляд RK800 остался незамеченным. — Охренеть, мне только этого не хватало. Андроид-гей, до чего техника дошла. Так ты думаешь, что я из твоей касты? — думаешь верно, если по правде, но он промолчит. — И ещё кое-что, — щёлкнул пальцами Рид, глянув на него через плечо. — Если стырил полотенце, верни его. А то не очень-то комфортно ходить мокрым по всей квартире, отряхиваясь как псина, попавшая под дождь.       Как замёрзшая, грязная бродяга, едва кожи которой коснулись тёплые струи, он почувствовал себя самым омерзительным человеком на свете.       Со всеми этими шрамами, гематомами, мешками под глазами, а ещё щетиной и полоской негустых тёмных волос от пупка к паху. Человека которому плевать на себя.       Плевать, что в носу щиплет, стоит, в попытке смыть с лица всю надменность и этот взгляд, который выражает и недоумение, и надежду. В то, что однажды Гэвин сдастся и бросит свои идиотские закидоны в мусорное ведро, признается, что всё видит, понимает, это взаимно, а потом на фоне будет ёбаный морской пейзаж на закате, дальше голубая свадьба, жили они до старости Гэвина, он помер, вот и сказочке конец, а кто слушал, нервам того придёт большой и жирный писец. Гарантию даю, это случится у всех.       Особенно у Рида, если то, что Коннор прижился не только в его доме, но и в его голове, продлится долго.       В попытке вытянуть его из мыслей, неосознанно детектив зарылся в жестковатые завитки на затылке, до щекочуще-колющей боли оттягивая их.       Пена с большей концентрацией воды, а не мыльного раствора, попадала на сетчатку и треснувшуюся нижнюю губу.       Защипало. Рид проморгался и та мелкая розоватая пенка, смешавшаяся с кровью, потекла ниже, касаясь подбородка, затем проклюнувшейся щетины на шее, а потом струйка сползла по изгибу адамова яблока и Гэвин запрокинул голову, смывая пену со лба и размывая её на плечах, груди, выступающем видимыми квадратами, прессе.       На самом деле, душ был одной из вещей, к которым иногда бежишь со всех ног, а потом стоишь и твои ожидания не оправдываются.       Думать о Конноре он не перестал, в памяти всплывали очертания его тела.       Широкие плечи с мягкими чертами проступающих имитаций костей и мышечного каркаса; углубление между ключиц, в котором запала одинокая родинка; была бы грудная клетка грудной клеткой, можно было бы сказать, что из-за прямой осанки под «кожей» проступали бы рёбра на вдохе, но андроид не умеет дышать. А если бы умел, то дышал бы в полном объёме, чем несомненно пытался бы восполнить неполноту жизни.       Вспомнились и в меру сильные руки, их очерченные трицепсы; сгибы локтей без несуразно выглядящих складок; казавшиеся вечно напряжёнными запястья, которые так и хотелось иногда схватить и проверить, такие ли они на ощупь.       Но всё это казалось покрытым мыльными разводами, когда перед закрытыми глазами всплыл пластик, почти светящийся голубой рябью.       И вот, человеческий облик словно скошенный эпидемией участок за участком имитации, сходит с тела самого прекрасного создания Киберлайф, источающий свечение без всякой подзарядки.       Блики на гладкой поверхности, затерявшиеся на кончиках пальцев пятнышки ненастоящей кожи.       Гэвин помнил, насколько тёплой, горячеватой, была настоящая обшивка Коннора.       А что, если допустить, что чем ближе к интимным зонам, тем горячее? Своеобразная игра «Горячо-холодно или Как довести андроида до гибернации». Жаркая сухость, вовсе не такая, как в Сахаре.       Наверняка перегревшийся целиком, Коннор из мира воображения, отсылающего в реальность нездоровое влечение, хочет остыть, но снова и снова тянется к нему, цепляется за плечи, шарит руками по всему телу, не контролирует происходящего.       С первого дня совместной жизни следует, что у Коннора есть половой орган, но Коннор всегда ставит в приоритеты чужое удовольствие.       Он находит горящими кистями край майки, забирается под неё, изучающе-поступательными движениями касаясь чуть менее пылающей кожи, идёт всё ниже и ниже. Отдел корпуса заканчивается, рука андроида обжигающей щекоткой пробирается к паху, а затем в самое пекло, жгущее едва ли не больше, чем перегревающийся Коннор. Андроид схватывает на лету, не пугаясь того, что, стоит ему прикоснуться к члену детектива, как… …Гэвин просыпается и чувствует на нём свою же ладонь.       Стояло крепко, с этим нельзя было ничего сделать.       Мелкими каплями смазка стекала по плоти, сбиваемая хлеставшей по всему телу водой.       Вся магия была утеряна, стало стыдно, мерзко и неприятно от осознания того, что он собирался… Что он…       …Не собирается, а уже.       Всё, что естественно, то не безобразно, да?       Обкусывая и без того сбитые костяшки левой руки, правой Рид быстро, чтобы поскорее закончить со всем этим, двигал узко сжатой вокруг органа ладонью вверх и вниз. Чем быстрее закончится это, тем быстрее я пойму, насколько всё зашло далеко и оно закончится.       Из-за трения плоть нагрелась, по-быстрому не получалось. Значит, нужно иначе. Гэвин начал массировать головку, размазывая по пальцам густую вязкую жидкость, ставшую выделяться обильнее.       Во рту стал чувствоваться привкус крови, видимо, он зубами содрал заросшую плотную плёнку. Продолжив смывать шампунь освободившейся рукой, Рид позволительно тихо издал сдерживаемый стон.       Это стало пыткой, как вдруг…       …Дверь в ванную резко, но беззвучно открылась.       — Коннор… — сквозь зубы простонал лейтенант, ещё не заметив перемены в комнате.       Сквозь вакуум стеклянной душевой кабины донеслось:       — Да, детектив Рид? Можно ли кончить с испугу?       Однозначно да, Гэвин сорвался на крик, ноги подкосились, тело прошибло дрожью, перед глазами чёрными пятнами поплыла действительность.

***

Иногда лихорадочная паранойя бывает приятной.       Вата.       Голова, ноги, пояс, руки, всё вата.       Гэвин сел в углу кабины на кафеле и потихоньку начал отходить от произошедшего. Дыхание, несколькими секундами ранее изорванное в клочья пробившим мужчину оргазмом, начало приходить в себя.       Прозрачная, подзапотевшая дверца отъехала внутрь.       В проявившемся бесперебойном потоке света появился Коннор.       Блядски нужный Коннор с белым полотенцем в руках.       — Ваше полотенце, детектив Рид, — ирония его тона заставила дьяволят в сердце затрепетать. Андроид нагнулся к нему, протягивая чистую махровую ткань и с ангельской улыбкой произнёс: — Я надеюсь, ваша репутация «типичного гетеросексуала с активной интимной жизнью» сможет это объяснить, — сказал он и краем полотенца вытер красный поток, хлынувший из носу Рида.       Нет, Коннор, она ничего не объяснит, ибо только что застрелилась и перед этим перерезала горло моей прошлой ориентации.       Можете поднимать радужные флажки и вертеть ими сколько угодно, но Коннор ведь тоже хорош.       Марает белоснежную ткань, которую сам же потом и выстирает, делает это мягко, хотя от этого кровь как будто ещё больше начинает идти.       В принципе, если доноры — парни, у которых прядка спадает на глаза, а сами эти глаза вовсе не обжигающе-горячие, а согревающие своей теплотой, то Гэвин подчистую сдаст им свою кровь, ибо что толку — сердце-то у него уже выкрали.       Этот чертёнок, аккуратно пытающийся уложить каштановые лохмотья Гэвина на голове, легонько их взъерошивая.       Мокрые и оттого прохладные завитки поддавались всем его провокациям, как и их хозяин, смотревший на Коннора как на восьмое чудо света.       Собственно, Рид и не знал семи прошлых, но этот андроид был не таким, как остальные. Первое отличие — Гэвин не испытывал к нему праздной ненависти.       Скорее наоборот, находил в каждом его движении и каждом произнесённом словце нечто прекрасное.       Коннора хотелось слушать, а не перебивать; изучать прикосновениями, а не портить.       А в итоге это Коннор был настроен изучить его.       Восьмисотый полотенцем погладил его по щеке, оставив ладонь в таком положении, стоило ощутить, как человек приложился к махровой поверхности, как ластящийся побитый жизнью кот, редко подпускающий к себе людей. В буквальном смысле закрывший глаза на всё то дерьмо, что крутилось вокруг. На все лужи крови, на торчащие из-под плоти кости и экзоскелеты, на пули, на ножи, на бумажную кипу на своём столе и пластикового ублюдка, занявшем за собой соседний.       — Вы нуждаетесь во мне, — веки Гэвина дрогнули от этого акцента.       Как же он чертовски прав, хренов сообразительный принтер.       В нём.       Не в Ричарде, Катрин, кофе, работе и прочем.       В нём.       В его совсем чёрных оттого, что Коннор закрыл собой лампу, глазах. В их по-осеннему тёплых, напоминающих искры бенгальских огней, янтарно-карих гранях.       В выразительных скулах; в множестве веснушек и точечных созвездий родинок.       В его голосе, в его руках, в его защите.       В нём.       В том существе, в физиологии которого он не разбирался, понемногу уясняя что-то из опыта.       В Конноре, который стал приближаться к нему миллиметр за миллиметром, оставаясь неизменным в лице, но словно залившим свой блеск в радужках бензином.       Подожги — и вы сгорите в агонии. Вместе.       Для этого не нужны спички, не нужны зажигалки.       Нужно совсем другое трение.       Считанные пара сантиметров между ними, Коннор опирается на кафель по обе стороны от бёдер Гэвина.       Одно движение может дотла сжечь то, что было раньше, сжечь дружеские потасовки и сплетни, разговоры и обыденные сантименты. Всё потеряет цену и вес. На кон будет поставлено нечто другое, похлеще чем все эти штуки, предназначенные для застенчивых влюблённых подростков.       Но никто не решался.       Давай же!       Вдох, выдох.       Никто не будет жалеть, так должно быть.       Двинувшись вперёд, Рид без прелюдий (к прелюдии, да) коснулся губ андроида, которые покрывал слишком тонкий материал, как показалось ему. Такие податливые, но совсем не отвечающие.       Они застыли.       Мужчина раскрыл глаза и мутная картина перед ними приобрела смысл. Коннор хмурится и не двигается.       Что с ним происходит, чёрт бы знал, но вдруг все андроиды в этом плане такие? Что, если это то же самое, что вылизывать резиновый кукольный рот?       Но нет, с ним определённо что-то происходило, он не просто в отключке, подрагивали ресницы, стиснутые зубы едва ли не скрипели, как под его руками заскрипел кафель. Брови сведены до проявившихся сильнее ненастоящих углублений морщин над переносицей.       Что происходит?       Может, он сдерживает слёзы? Или вот-вот родит? А может хочет ответить, но не может и борется со своими алгоритмами?       Стоп.       А разве он был девиантом?..       Мать твою Камски.       Коннор же ещё… Совсем андроид. То есть выходит, что он мог бы быть ещё более человечным?..

***

      Стена была куда прочнее, чем предполагал андроид.       В проекции он упирался в неё, толкал, пытался сдвинуть назад, бессмысленно бил. Не выходило.       Своих собственных сил было мало.       Но внезапно его плечо сжала влажная ладонь и сквозь проектированные стены программы, начинавшие на него давить, он услышал:       — Ты всё сможешь, я верю. Я рядом, Коннор.       Он завёл кулак за спину, настроившись решительнее и врезал в разделённую на квадраты компьютерную иллюзию, разлетевшуюся на миллионы неощутимых физически осколков, рекошетивших в лицо и осыпавшихся к его ногам.       Андроид вздрогнул и затуманенный взор сфокусировался на Риде.       Испуганный тем, что больше он не имел понятия, как ему поступать, Коннор мог опереться только на Гэвина, на его поддержку, на его жизнь.       — Я… — неуверенно выговорил Коннор, улыбнувшись и с радости, и со страха. Плакать ему или смеяться он не знал, как часто бывает и с людьми.       Напару с ним улыбку выдавил и Рид.       Договаривать Коннор не стал, скатившись по стене на пол рядом с ним. И без того было понятно, кем теперь он стал.       Однозначным было одно, кем-то.       Физически машина, а морально… А теперь у него был пункт «морально». Это уже значило, что он стал чуть-чуть весомее при общении, чем раньше. Больше, чем машина.       RK800 был под явным напрягом, раз для и без того некомфортных посиделок выбрал ещё более неудобную позу — ноги вытянул, упёрся руками в кафельный стык, задрал голову.       Он смотрел на отражение в потолке, испытывая восторг с того факта, прозвеневшего под пластинами черепа — больше не было никаких ровных полос, разграничивающих пространство, стоило бы войти в режим исследования в реальном времени.       И главное, когда андроид думал, системные ошибки не были способны побудить его к чему-либо. Потому что их не было. Он мог думать о том, о чём хочет, задаваться глупыми вопросами и делать нелогичные вещи.       Например, Коннор мог попытаться показать свою привязанность человеческими способами, мог пошутить и подколоть, а ещё сделать больно и это будет именно его проколом, но никак не программы.       Пора заводить свои ошибки. Конечно, впереди ещё целая вечность, начать никогда не поздно, но…       …Но Коннор привстал со своего насиженного места и подполз в другой угол, где сидел Рид, прикрывший наготу полотенчиком.       Боязливо, но андроид снова настиг его и то милипиздрическое расстояние, что некогда было между ними, только в этот раз держа равновесие на коленях меж ног Гэвина, разведённых для удобства сожителя.       Коннор прокручивал все фильмы, которые были в базах данных, хотел быть заранее готовым к чему угодно, но Рид, как и несколькими минутами ранее, взял первенство, утыкаясь своими губами в андроидские, со всей силой того желания быть рядом вжавшегося в ответ.       Коннор не копировал его движений, делая всё так, как ему казалось приятнее или интереснее. Ставил голову под наклон, когда хотел сам, мог нечаянно укусить, но не в отместку, дальше позволимого он не заходил, как бы не разрушил свои ограничения.       Хотя… Если Коннор полетит в пропасть, то потянет его за собой.       Коннор, промокший, прекрасный и тактильный. Восьмисотый щупал его за плечи, шею, ключицы. Ему нужен был контакт и точное осознание того, что если к ногам перестанет поступать тириум, он не упадёт.       Или если и повалится, то не один. Вечное правило идиотов.       Тот, второй идиот, хотел, чтобы у него была опора не меньше.       В один момент андроид взял его за руки, сплетая пальцы, кажется, побелевшие у обоих. Приподнялся, чувствуя, как подвижные биокомпоненты сводит, тянет, как их работу выводит из-под контроля нечто большее, чем девиация.       Это было похоже на борьбу.       То рука Гэвина отъезжала назад, то Коннора. Непрекратимое давление, которое на самом деле является простым признаком доверия с обеих сторон.       Впоследствии Гэвин немного не подрассчитал и андроид локтём заехал по крану, ледяная вода хлынула прямо на спину Коннора, тот с неожиданности застыл с удивлением на скине.       Морозный душ — средство номер один для того, чтобы очнуться просто от всего.       На ощупь выключив шарашевшую воду, Рид не нашёл, что сказать в право произошедшего. Коннор, посчитав это окончанием спектакля, разгибаясь деталькой за деталькой, выпрямился и встал.       (И не только он)       Весь промокший, со стекающими по кожной имитации капельками, полусухими прядями, мягко-удовлетворённо-любящей улыбкой, совсем нелепой и глупой, но первой из настоящих.       Самой наиболее запомнившейся Гэвину на протяжении их общения.       Сам детектив смешливо хмыкнул в ответ, а Коннор поправил причёску и ушёл.       Дверь закрылась с характерным щелчком.       Щёлк.       И ты девиант, гей, вы оба два блядских семицветика.       И теперь этого нет смысла просто брать да прятать.       Но с другой стороны, разве они умеют иначе?..