***
На улице почти стемнело. Дорогу из гравия еле видно, а лицо Юты и вовсе не различимо в вечернем мраке. Блондин несмело выкатывает свой чемодан и окидывает взглядом японца, что вовсе не заинтересован происходящим и даже не смотрит на него. Сычен горько ухмыляется и спускается вниз, чувствуя какое-то странное спокойствие и тяжкий осадок на душе. - Сегодня всё закончится. - думает блондин, на мгновение прикрывая глаза. Но не успевает он сделать и пары шагов, как столбенеет. Дун не верит своим глазам и кажется, будто это всё какой-то дурной сон. Да, ему это снится. Щелчок. И шок сменяется гневом. - Эй, - он окликает Юту, сидящего на крыльце, который игнорирует его от слова совсем. Китаец готов взвыть. Он смотрит на колёса старенького пикапа Накамото и надеется, что тот просто съездил в автосервис. Он ведь не мог так поступить, нет? Дун преодолевает расстояние до гаража в считанные секунды. Из груди вырывается смешок, а губы сами поджимаются, образуя тонкую линию. Этот придурок снял колёса с его машины. - Сукин, блять, сын, - шипит китаец и пулей несётся обратно, к крыльцу. Накамото там уже нет, но через минуту он появляется вновь, открывая дверь и уверенно становясь на пороге, держа руки в карманах куртки. У Сычена пропадает вся смелость. - Иди переоденься, - совершенно спокойно, но не менее твёрдо произносит японец. - Мы едем покататься. Потрёпанный чемодан возвращается под кровать.***
Юта глушит двигатель, когда они подъезжают к какому-то магазинчику. Китаец особо и не смотрит на то, где они. Он даже дорогу не запоминал. Края тёмной шапки приятно давят на лоб, словно массируя его. И Сычен вновь поворачивает голову в сторону японца с вызовом спрашивая: - Что будем делать? - Юта не смотрит на блондина и делает вид, что не замечает этого вызова, ведь план у него всегда один. - Я куплю пива. Нажрёмся где-нибудь, - совершенно серьёзно отвечает он. Дун вслушивается в каждое слово и понимает, что да, если Юта так сказал, значит так и будет. Но обида продолжает играть. - А я думал мы поедем в бар. Ты покажешь мне окрестности, или ещё что-то... - его бесцеремонно прерывают. - Не-не, - шатен говорит с ним, как с маленьким, капризным ребёнком. Со стороны может показаться, что его это даже забавляет. - Почему? - с искренним недоумением спрашивает китаец. - Нет. - Ну, Ю... - Я сказал нет. Свет в машине гаснет и японец выходит, хлопнув дверью и предварительно забрав ключи с собой. Сычен куксится, слившись со своей ролью обиженного ребёнка, но продолжает наблюдать за японцем, что уверенным шагом направился в магазин. Казалось бы, что сложного в том, чтобы просто зайти, купить ящик холодного пива и вернуться назад, чтобы продолжить вечер? Но Юта был бы не Ютой, если бы и тут, при нём, не разыгралась сцена. Дун с интересом наблюдает, как Накамото выходит из магазина, в который, к слову, зашёл всего секунду назад. Явно поддатые мужички, что сидят на скамейке рядом со входом, вмиг замолкают. Блондин не слышит, о чём они говорят, и по губам прочесть тоже не сможет. Два товарища сидят как истуканы, а японец склонился над ними в позе явно угрожающей. С одной стороны, выглядит это всё очень потешно, а с другой... Китаец нервно потирает свои запястья, чувствуя, как сердце начинает бешено биться в груди. По телу бежит холодная дрожь. Юта явно не в настроении.***
Ночью на улице холодно, но кому до этого есть дело, когда у тебя к крови примешивается алкоголь и греет изнутри? Сычен стоит на ногах твёрдо, но не особо уверенно. Накамото и вовсе шатается, как стебель бамбука. Он направляется к нему на ватных ногах. Юта явно не умеет пить. - Ты, - начинает он заплетающимся от алкоголя языком, - ты - впустую потраченная сперма. Дун пытается понять, к чему тот клонит. - В чём смысл твоей жизни? - не унимается шатен, медленно приближаясь к нему. Китайцу нечего ответить. Он лишь пожимает плечами, да разводит руками, сжимая тонкими пальцами почти до фильтра выкуреную сигарету. Сычен делает затяжку и хватает Юту за предплечье, не давая ему упасть. Он выдыхает дым, глядя на его лицо, освещённое в холодной темноте фарами машины. Японец делает шаг навстречу, подходя почти вплотную, а блондин понимает, что что-то не так. Он чувствует что-то странное и пытается сказать это, но ему не дают: - Ты воняешь, как дерьмо, - словно плевком в душу выдаёт Накамото. Сычен молча кивает, а затем чуть приближается, чувствуя тепло. Он прикрывает глаза, в которых всё расплывается, и принюхивается: аромат парфюма заполняет лёгкие, а эйфория притупляет все ненужные чувства, не давая понять, что сигарета жжёт пальцы. - Душился одеколоном? - через силу спрашивает китаец, чувствуя подступающий к горлу ком и накатывающую истерику. - М? - переспрашивает он, на что Юта тихо шикает. - Совсем немного, - чересчур спокойно отвечает он. Сычен делает пару больших глотков пива. Этот аромат он узнает везде и всегда. Даже будучи в старческом маразме и при деменции. - Одеколон для свадьбы, - жалобно произносит младший и теперь уже хватается за японца, чтобы не упасть самому. Юта молчит. Он видит лицо блондина в полумраке, хоть свет от фар и не попадает на него. Мягкий толчок в грудь, и китаец прижимается спиной к металлической стене чьего-то ангара. Выглядит жалко. На глазах словно вот-вот заблестят слёзы. Накамото рассматривает его лицо и медленно ведёт ладонью вверх. Дун не смотрит на него, что немного бесит японца. Пальцы пробираются к высокому воротнику и удобно ложатся на тонкую шею. Сычен закрывает глаза, чувствуя как пальцы смыкаются у него на горле. Сердце, что и без того бешено стучится, начинает неистово биться о клетку из рёбер. Юта сжимает сильнее, добавляя вторую руку. Он прижимает китайца к стене, а тот словно ловит кайф, приоткрывая губы и тяжело дыша. У них на двоих - эйфория и алкогольное опьянение, вперемешку с ураганом из других эмоций. Гнев, ненависть, тоска, боль и... Накамото приближается к лицу блондина, наконец-то удостаиваясь взгляда. Как он и предполагал, на его глазах блестят слёзы. Только это не особо его радует. Сычен смотрит, как затравленное животное, еле вдыхая ледяной воздух, что совсем не остужает горящие лёгкие. Он морщится, на мгновение. - Это всё, что ты можешь? - хрипло спрашивает Дун и смотрит на лицо своего собственного демона. Он улыбается едва заметно, когда руки сжимаются сильнее. - Сильнее, - ласково хрипит блондин, - сильнее, - и закрывает глаза, понимая, что возможно сегодня всё и правда закончится? Да, японец сжимает его шею сильно, но не так, как тогда, на том сраном поле, где он почти убил его. Что-то мешает. Что-то изменилось. Блондин издаёт хриплый стон, когда понимает, что ещё чуть-чуть и он перестанет чувствовать землю. На его губах чужое дыхание. Оно опаляет и сушит губы, которые пробуют вкус сладкого алкоголя. Да, на них он сладкий. - Скажи, когда остановиться, - зло произносит японец. - Ты тут главный. На что Сычен кивает, насколько это вообще позволяет ситуация и положение в целом. Юта чувствует его тяжёлое дыхание, слышит вырывающие хрипы и стоны. Ему нравится. Безумно нравится то, что происходит. По его мнению, этот китаец - самое настоящее воплощение жертвы. И если бы Накамото разбирался в искусстве на должном уровне, он бы отметил этого парня шедевром. Но Дун сам портит момент. - Ты пахнешь, как он, - через силу произносит блондин. Пальцы на его шее сжимаются до хруста. - Ты пахнешь, как он... - жалобно шепчет Сычен, одаряя старшего нежным взглядом, полным боли и тоски. Его губы трогает улыбка, а дыхание кажется последней вещью, которая вообще нужна в этом мире. - Тот же голос, - хрипло продолжает китаец и обожжёнными, дрожащими пальцами, ведёт по тёплой щеке. - Тот же чёртов голос... По его щекам катятся слёзы. Юта убирает руку с тонкой шеи и прячет взгляд. - Я подожду тебя в машине, - негромко бросает он, уходя в свет фар. Он не оборачивается, пока Дун прожигает болезненным взглядом широкую спину.***
Ночная тишина оглушительна. Даже часы слышно будто через вакуум. Сычен боязливо косится на спящего Юту. Грудь высоко вздымается, дыхание ровное. Он крепко спит. Дун же уснуть не может совсем. В тяжёлые моменты, когда жизнь загоняет в тупик и кидает в тебя кирпичи да камни, Сычен чувствует растерянность и совершенно не знает что делать. В такие моменты у него смещается активность. Казалось бы, надо что-то делать, как-то обезопасить себя, но страшно и совершенно непонятно, что надо делать и как. Страх неизвестности перед будущим. Это всё, что остаётся у него сейчас.***
Дом погряз в тишине. Настенные часы звонко тикают, звук отбивается от стен и окон. В подвале виднеется тусклый свет. В свете не особо яркой и даже тускловатой лампочки старого холодильника китаец кажется ещё более аморфным, тонким и нереальным. Светлые волосы спадают на глаза и немного щекочут нос, пока парень усердно протирает полочки чужого холодильника тряпкой. Мысленная ошибка, которая приводит к исполнению наиболее стандартных вещей в жизни. Для Сычена это уборка и любая физическая активность, которая позволит отвлечься от самого себя.***
Светлая рубашка приятно холодит кожу. Открытая дверь, с сеточкой вместо стекла, впивается в кожу на лбу. Дун бьётся об неё не сильно, но ощутимо, и горько улыбается собственным мыслям, сильнее загоняя себя в тупик. Тёплые слёзы застывают по пути к свободе.***
6:00 Залежавшееся сено рваными частями отплывает назад от сильной струи воды. Китаец наблюдает за этим, как завороженный, расчищая дорожку между загонами. Мычание коров, тихое фырчание и другие звуки живности немного успокаивают его и приводят более-менее в норму. Улыбаясь каким-то своим мыслям, парень вспоминает о новорожденном телёнке и оборачивается проверить, как его дела. Шланг выпадает из рук, заливая водой ботинки на ногах. Сычен теряет себя второй раз за сутки, когда смотрит на бездыханную тушку.***
В действиях нет никакого смысла, логики и объективности. Блондин уносит мёртвую тушу из хлева. Ему тяжело, ведь телёнок и при жизни весил не мало, а сам он слишком хрупкий и слабый, чтобы переносить что-то настолько тяжёлое. Слёзы сами текут по щекам, словно выходя не из желёз, а из глубин души, оставляя вместо себя пустоту. Зияющая дыра, что с новыми всхлипами и каждым шагом в направлении от хлева, становится только больше и сильнее давит на грудь. Дун максимально аккуратно кладёт телёнка на асфальт в 10 метрах от хлева и падает на колени то ли от собственного бессилия, то ли от утомления. В небе начинает греметь.***
- Алло? - неуверенно и тихо спрашивает парень. - Это Сычен. Прости, что так поздно. Я просто не могу уснуть... Сонный голос на той стороне звучит чуть бодрее, но китаец не становится от этого менее нервным. - Слушай, - Дун глотает ком, ставший в горле камнем и понимает, что совершает, наверное, одну из самых больших ошибок в своей жизни. - Ты не могла бы приехать сюда?