Now you got no one you can trust.
Мин Юнги — воистину солнечный принц, как его любила называть его кормилица. Он родился легко, без осложнений, а хороший характер служил ему во благо. Не было никого, кто бы не любил мальчишку, он с самого детства бегал с детьми слуг по королевскому саду, брал всю вину за шалости на себя, даже заимел подружку и мечтал, что женится на ней, когда вырастет, не взирая на то, что девочка была дочерью прачки. Детские влюблённости проходили, а принц рос прекрасным, словно дикий цветок Смеральдо, завораживал всех своей хрупкой красотой, бледной кожей настоящего аристократа, мягкой улыбкой и уникальным даром располагать к себе с первой беседы. О нём шла молва по всему континенту, что и стало причиной его обмена на свободу от захватчика Чон Хосока. Король был наслышан о мальчишке, и, когда подвёл свои войска к границам с Минами, потребовал отдать ему принца, чем заставил короля схватиться за голову, а королеву — истошно кричать и отбиваться от служанок. Но выхода не было: Королевство Чон Хосока было слишком могущественным, его армия — втрое больше, а королевство Паков, которое он завоевал, как только взошел на трон, делало его невероятно сильным. — Юнги, — на третий день после прихода гонца от Чона, королева нежно погладила щёку сына, — мы в очень плохом положении, — ровно с этого момента начался личный ад Юнги, старшего сына короля государства Минов. Он непонимающе смотрел на мать, качал головой и прогибался под грузом слов отца. Король должен пожертвовать сыном во имя своего народа. Другого пути не было, а младший сын вздохнул спокойно, Юнги отчетливо видел, как в день отъезда у него загорелись глаза. Наверное, он уже предвкушал рассвет своей зари. Предвкушал, что станет новым королём, а о Юнги все забудут, не обращая внимания на прошлое, громко встречая нового правителя. — Ненавижу, — тихо повторял Юнги, пытаясь не сойти с ума, чувствуя каждую кочку родной земли, на которую наезжала карета. Дважды он пытался сбежать, даже прокусил кожу на руке одному из сопровождающих до крови, но дальше пяти метров отбежать не сумел, проклиная свои тонкие руки, которыми и не поборешься толком. Первый день в замке Чонов Юнги запомнил навсегда. Проданный принц чужого королевства, на которого даже прислуга бросала косые взгляды, а со всех сторон слышались мерзкие слова, не имел ни единого права в новом доме. Он закатил истерику и умолял отправить его назад, но Хосок упрямо его не слушал, а за ужином только улыбался и потирал грудь, заставляя Юнги злобно шипеть и нарочно разливать бокалы с вином. На его чувства никто не обращал внимания, а солнечный семнадцатилетний ребёнок в один миг закрылся, являя миру новую версию Мин Юнги — неприступную глыбу льда, добраться до сердца которой теперь оказывалось задачей практически непосильной. И только кожа на запястье кричала об обратном. — Успокойся, ты — причина мира и того, что я до сих пор не отрубил твоему отцу голову, — Хосок умилялся Мину и воспринимал его коготки как должное. Не ему ли знать, как тяжело терять всё, испытывая на себе такое громкое слово, как предательство. Жертва неудачных обстоятельств, прихоти Чона, его военной мощи. Всем плевать на принца, когда первые пограничные деревни пылают ярким огнём. — Иди к чёрту, — не уставал повторять Юнги, бросаясь в короля едой. А Хосок опять-таки ликовал, он знал, что ему дозволено всё и что приручить этого дикого котенка — его цель, личный заскок и безудержное желание. Сломать, сделать своим, играться, а проступившая метка поможет всё воплотить. Юнги кусал слуг, бился головой об пол, забывая о том, что он — элита общества, принц, которого до посинения учили манерам и этикету. Какие, к чёрту, правила приличия, когда тебя продают за несколько спокойных лет? А Юнги не сомневался, что долго он не продержится, и тогда отцу придется отдать Хосоку что-то ещё, возможно, даже второго сына. В первый день Юнги заработал себе славу дурачка, который в упор не понимал, что за то, что он творит — король уже бы раз пять отрубил голову любому другому, но Чон лишь тихо хихикал и забывал о своей жестокости, даже не притрагиваясь к своему любимому мечу. Советники были в недоумении, а слуги крестились, боясь, что государь сошел с ума. Но он быстро понял, что так нельзя, и перестал показывать на публике, насколько сильно зависим от черноглазого мальчишки. В первую ночь Хосок приказал не трогать Юнги, просто запереть в комнатушке, простом чулане, где ужасно воняло рыбой и протухшим мясом. Юнги же опешил от такой наглости и потребовал золотые ручки на дверях, а не дерево и безвкусный камень. Хосок только смеялся и сверкал небольшими ямочками на щеках, заставляя сердце Юнги биться быстрее. — Котёнок, тебе, может, ещё пол золотом устлать? Довольствуйся малым, — тихо шептал король, часто краснея. А ночью Мин чувствовал на себе чужой взгляд. На следующий же день узнал о том, что Хосок отказался от своих фавориток, чем вызвал лёгкую улыбку на губах принца. Выжженное в первый день «нежность», что отпечаталось на запястье Мина, до сих пор вводило в ступор, заставляя себе напоминать, что Чон Хосок — жестокий правитель, а не добренький мальчик, что спокойно будет принимать все заскоки Юнги. Но он принимал. Хосок ломал медленно. С каждым днём приходил всё чаще, не внимал рассерженным воплям Юнги, а когда мальчика словили целующимся с одной со служанок, и слова кривого не сказал, лишь выпорол служанку до красных полос, приговаривая, что она — ведьма. С каждым днем улыбался Мину всё искренней, бросал к его ногам все заморские шелка, экзотические фрукты, книги, написанные лучшими мастерами своего дела. Юнги понял, что имеет власть над королём именно в один момент. Когда они впервые играли в шахматы, Юнги отчаянно бросался проигранными фигурами в Хосока, а тот не выдержал и схватил принца за запястье. — Не делай так, пожалуйста, — тихо хрипел Хосок, наслаждаясь мягкостью кожи Юнги, а тот понял, что король влюблён. Вот и вся причина его странного поведения. — А то что? — Юнги наклонился к губам короля, легко дыша, чувствуя, как мужчина замер. — Выпорешь меня тоже? — Юнги прошептал прямо в уста, а рот наполнился слюной. Он поспешил отстраниться, видя зависимость в глазах Хосока. — Да, или голову отрублю, — тихо прошептал Чон, притягивая принца к себе ближе, но тот лишь презрительно фыркнул и поспешил подняться с мягкого кресла, направляясь в свои покои, отчетливо понимая, что теперь ему законы точно не писаны. Всё прекратилось ровно в тот момент, когда спустя полгода редких игр в шахматы, совместных ужинов Юнги увидел россыпь красных отметин на одной фаворитке Хосока, которая прогуливалась в саду и рассказывала остальным, что король приходил к ней. Тогда-то Юнги и понял, что лучше бы его выпороли. Влюбленных взглядов не стало меньше, но Мин видел, как Хосок пытался скрывать их, отворачиваясь, реже приходя, а однажды даже ударил Юнги по щеке. — Ты забываешь своё место, выродок, — кричал Хосок, и Юнги видел ту жесткость в его глазах, о которой так много твердили слуги, ещё никогда доселе ему не было так страшно. Он больше не решался бросаться фигурками, когда проигрывал. — Проморгали вы своё счастье, — Юнги теперь часто слышал от старой служанки, которая приходила застилать ему постель. Именно тогда Юнги понял, что начинает терять власть над королём. Без неё казалось невозможным нормальное существование в замке, а, когда Чон несколько раз прикрикнул, что выгонит на улицу, Юнги уже не фыркал в ответ, только тихо уходил в свои покои и назло не смотрел на метку, не желая видеть чувства, которые сейчас одолевали короля. Жалел, что Хосок знает всё, начиная с «радости», и заканчивая «желанием», которые наверняка проступали на аристократичной коже, пачкая её естественный безупречный загар чёрными буквами. Когда в замок пожаловал Ким Чонгук, Мин спокойно уселся у Хосока в ногах, внимая каждому слову короля, выражал собой спокойствие и подчинение. Когда Хосок попросил показать сад Чимину, беспрекословно поднялся на ноги и был рад приняться выполнять поручение. Вот только брошенное Хосоком «несчастные бастарды» не выходило из головы целую прогулку, и он молчал, не желая говорить с Чимином. Но Паку и не нужны были беседы ни о чём, он был слишком обижен. Аромат изысканных цветов заполнял легкие, а Юнги думалось, что жить так вполне неплохо: слуги слушаются, хоть и не перестают коситься, Хосок изредка приходит, хоть и не перестает одаривать чужое тело своими поцелуями, гордость уже давно отключилась, маяча где-то на горизонте, уносясь на гнедой кобыле подальше. — И каково быть безвольной куклой Чона? — всё же не удержался и спросил Пак, чем заставил Юнги остановиться и ухватиться за стебель белой розы, больно кольнув себе руку. Но груз на сердце ранил сильнее. — Ты ведь сам у Кима на побегушках, Чимин, так что не спрашивай, — тихо выдохнул Мин и, подавив желание поговорить хоть с одним человеком, который не боится Хосока, пошёл дальше, обходя кусты роз различных сортов. — Я воин, Юнги, меня уважают. Я смогу тебе помочь, — Пак ухватился за руку Юнги и сжал её. — Я обречён, разве что можешь его убить, — Юнги выдернул руку и, увидев в глазах Пака искры, потёр запястье. — Нет, — прошептал он, со страхом глядя на ухмыляющегося Чимина. — Если он умрёт, то государство погрязнет в вечной войне, а твоё королевство, Чимин, никогда не возродится из пепла. Я наблюдаю за двором каждый день, хоть меня и изолируют, не выпуская из замка, тут всё настолько прогнило, что и жаль рушить, само должно развалиться. — Это мы ещё посмотрим, — прошептал Пак, — о, — он воскликнул и застыл, — спасибо за прогулку, Юнги, я должен отлучиться. Мин коротко кивнул и увидел, как Чимин направился ко входу на кухню. Юнги лишь пожал на это плечами и направился в обратную сторону, желая ещё немного прогуляться и подумать о том, что жалеть себя — тоже хорошо. А в голове то и дело всплывало это гнусное «это мы ещё посмотрим».***
Юнги вывел последние буквы пером и закрыл чернильницу, сворачивая письмо. Осталось разогреть воск, чтобы поставить печать, принадлежащую ненавистному королевству, и готово. Писать письма матери ему разрешалось, и он отчаянно этим пользовался, зная, что их и так проверяет Хосок лично. Смысла в восковой печати не было, так как она и так ломалась королём, а Юнги упёрто продолжал её ставить. Но как только поднёс восковую палочку к зажженной свечи, услышал, как в дверь коротко постучали, а следом незамедлительно вошли. Мин искренне недоумевал, зачем королю стучать в двери, если его и так ничего не остановит, но тот упрямо продолжал это делать, видимо помня то время, когда мальчишка ещё вырывался из рук слуг, плевался ядом и требовал, чтобы король покинул его новые покои и без стука не входил. Он отставил воск в сторону. — Может, сыграем? — Хосок неуверенно улыбнулся, намекая на очередную партию в шахматы. — Прости, но несчастный бастард не хочет, — прошипел Юнги, — иди с настоящим принцем сыграй. Как раз в гостях есть один. — Юнги, — Хосок выдохнул, потирая глаза, — ты слышал? Я не… — Ваше Величество! — Юнги встал с деревянного стула и нечаянно ударился мизинцем босой ноги о ножку стула, — ай, — простонал Мин, хватаясь за ногу, а Хосок тут же подбежал, кивая слугам на выход. — Больно? — Хосок посадил парня на стул и обхватил пальцами лодыжку, поднося губы к пальчикам. Когда оставил лёгкий поцелуй на нежной коже — Юнги был готов растечься, но выдернул ногу из цепкой хватки. — Не знаю, иди к Соа, её спроси, — он имел в виду главную фаворитку, которая всё так же продолжала изредка сверкать следами любви с королём. — Да у тебя тут целый список претензий, — Чон улыбнулся, проводя рукой по коленке, вызывая дрожь, — поцелуй меня, и я больше к ней не пойду, — Юнги чуть не подавился собственной слюной, но лишь сглотнул и закусил нижнюю губу, чувствуя, как в животе потуже затянулся узел острого желания. — Хочешь, чтобы я был твоим? — Хосок встал на колени, а парень завороженно наблюдал за королём. Он хотел было ответить, когда Хосок задрал край его одежды и припал к животу, выводя языком непонятные узоры. Юнги застыл и расстегнул верхнюю пуговицу легкой рубахи, что нежным шёлком очерчивала фигуру. Король раздвинул его ноги и подцепил пальцем кромку штанов, заставляя не дышать. Он оттянул гашник и подтолкнул Юнги, чтобы тот встал, снимая штаны, сразу же опаляя горячим дыханием сочащийся смазкой член. — Хочешь ведь, котёнок, — он не дал Мину ответить, обхватил пухлыми губами небольшой ствол и пропустил в горячую полость рта, заставляя парня болезненно застонать и сжаться, хватаясь за волосы Чона, насаживая его до упора, чувствуя, как рот стоящего на коленях короля принимает его всё глубже и быстрее. Юнги не волновало, что они даже ни разу не целовались, он откровенно наслаждался юрким язычком Хосока и беспрерывно стонал, шепча его имя. Он подозревал, что влюблённые взгляды Хосока выльются в более интимную связь, но ожидал, что на коленях будет он сам, а никак не король. — Я хочу, очень хочу, — лихорадочно шептал Юнги, чувствуя, как язык проходится по каждой венке, цепляет головку, круговыми движениями заставляет воспарить до небес. Переполняемый чувствами, Юнги вышел из горячего рта и отодвинулся подальше, изливаясь прямо на пол, боясь испачкать одеяние короля. Он быстро пришёл в себя и, опустив взгляд вниз, увидел, как Хосок облизался, с вызовом глядя в глаза. Ничего лучшего Юнги не придумал, как резко отскочить от мужчины и быстро побежать к двери, натягивая по дороге спавшие до колен штаны и оставляя короля в растерянности хмуриться. Он выбежал в коридор и побежал к единственному убежищу, которое сейчас приходило на ум. А в голове Хосок шептал, что во второй раз не отпустит. Ночью кухня спала ровно с одиннадцати до трёх, когда вставали первые помощники поваров, чтобы начать замешивать тесто и делать заготовки для блюд. Юнги прислонился задом к одному из столов, заламывая пальцы и кривляясь, думая о том, что его ждёт, когда Хосок отойдет от шока и пойдёт его искать. Он не хотел сбегать, но сорвался с места, не оглядываясь, не думая о том, что в следующую минуту пожалеет о содеянном. Хотелось вернуться к королю, упасть рядом с ним на колени и долго вымаливать прощение за свою трусость и глупость. — Самое вкусное на ночь — рыбные коржи, — послышался голос совсем рядом, и Юнги удивленно обернулся, натыкаясь взглядом на источник звука. — А ты ещё кто такой? — принц фыркнул, презрительно косясь на мальчишку, который сидел на полу. Паренёк тут же подскочил и вежливо поклонился. — Никто, — мальчишка развернулся и с широко раскрытыми глазами уже собрался убежать. — Стоять, — Мин крикнул, — отвечай на вопрос, мелочь, — Юнги оттолкнулся от стола и направился к мальчику. — Чонин, господин, — мальчишка ещё разок поклонился, а Юнги рассмеялся. — Я выгляжу таким грозным? — спросил он с улыбкой и схватил мальчика за руку. — Давай свои коржики. — Но только по одному, иначе мне утром влетит, — мальчишка договорил, а потом ударил себя по лбу, — ой, вы же можете всё взять. — Давай по одному, Чонин. Меня зовут Юнги. — Господин Юнги, — парень протянул Мину корж размером с ладонь и быстро съел свой. — Вот скажи, Чонин, что ты делаешь, когда провинишься? — Юнги откусил кусочек и прикрыл глаза, наслаждаясь изысканным вкусом. — Прошу прощения, — парень неловко пожал плечами и уставился на жующего Юнги. — А если о-о-очень сильно провинишься? — О-о-очень сильно прошу прощения, — парень протянул на манеру Мина и почесал затылок. — Ладно, спасибо, — принц кивнул и направился к выходу из кухни, который вёл прямо в сад. Подышать свежим воздухом хотелось неимоверно, и он вдохнул полной грудью, подходя к одному из кустов, пытаясь сорвать розовую розу, что немного закрылась, ожидая утреннее солнце. Пустив немного крови, он обломал стебель и шипы, втягивая её аромат. Нежная и сладкая, как сам Юнги. Принц ещё немного постоял под луной и направился к кухне, целенаправленно идя в свою комнату, надеясь застать там короля. Он тысячу раз прокрутил в голове то, как будет извиняться перед королём, как припадет к его пухлым губам, сотрёт все недомолвки и недопонимания, оставляя лишь право на безграничную самоотдачу и желание. Короля в покоях Мина уже и след простыл, но Юнги не отчаялся, лишь улыбнулся и впервые сам направился к покоям Хосока, сильно сжимая розу в руке. Ему хотелось, чтобы Хосок улыбнулся, притянул к себе, не думал о позорном побеге, ещё хоть разок подарил такое наслаждение. — Простите, господин, — возле двери Юнги остановил слуга, — к Его Величеству нельзя. — Почему это? — Мин цокнул, хмурясь. — Приказ, — просто ответил парень, а Юнги застыл, отчетливо слыша женский высокий стон. Он резко дернулся к двери и принялся колотить её со всей дури, разбивая костяшки о массивное дерево. Ему было плевать, что его пытались оттащить, а когда дверь открылась, на пороге стоял Хосок, обёрнутый одной лишь простыней, Юнги вырвался из рук слуг. Ниже сердца Чона отчетливо проступал «страх», а за его спиной слышалось мерзкое «Ваше Величество» из уст той самой Соа. Сердце ухнуло вниз. Слёзы полились градом. Роза выпала из рук.