I can see you crystal clear.
Тэхён концентрировался на красной нити, обвязанной вокруг запястья правой руки принца. Ему хотелось, чтобы его лелеяли и любили, а не хватали за горло, мысленно выворачивая внутренности наизнанку. В детстве он часто слышал сказки об истинных парах, в которых добрый принц женился на своей предназначенной, даже если она была из простого рода. Вот только Тэхён теперь — слуга чужого государства, а не миловидная девчушка из тех самых сказок. Мальчик вырывался, царапал руки Чонгука, но его хватка не ослабевала, наоборот, чем сильней билась в тисках жертва — тем сильней он сжимал тонкую шею, пытаясь сделать побольнее. Тэхёну надоело. Смерть преследует его с того момента, как он сел в злосчастную повозку, покинул родной дом, потерял сестру. Так к чему теперь сопротивляться? Костлявая старуха и так возьмет своё, не важно, теперь или через несколько дней. Мальчики вроде Тэхёна долго не живут. Истинный принца — ненужная слабость. В голове мальчишки набатом отдавались громкие слова, которые ему подкидывало воспаленное сознание. Он молил богов, чтобы всё прекратилось, чтобы руки исчезли, а гоняющаяся за ним темнота поглотила его, больше не позволила жестокому принцу измываться, причинять боль. Как же ему хочется умереть. Безболезненно. Он опустил свои руки, безвольно свесив их вдоль тела, и на миг улыбнулся, а сознание ускользало, прощалось и шептало, что в следующей жизни будет легче, как минимум потому, что там не будет Чонгука. И лишь на задворках полуживого разума, он сумел различить оголённую боль в глазах принца, слёзы, что стекали ровными ручейками по прекрасному лицу, и страх, что лишил жизни. Но Тэхён уже не понимал ничего, его лишённые кислорода внутренности буквально вопили, что недалеко до отключения. Тэхён тяжелой тушей упал на пол, принимая свой жалкий конец. Внезапный поток воздуха, которым с ним поделился принц, заставил Тэ закашляться, он отчетливо почувствовал сухие, горячие губы Чонгука на своих губах, а лёгкие жадно втягивали крупицы жизненно необходимого кислорода, забывая о том, что тот, кто сейчас спасает — причина того, что спасать нужно. — Открой глаза, я не позволяю тебе умирать, — кричал Чонгук, размазывая слёзы мальчишки по своим щекам, а жестокости в его голосе не поубавилось, разве что ко всему добавились лёгкие нотки беспокойства, что то и дело проскальзывали еле заметным дрожанием голоса. — Ваше… — прохрипел Тэ, вглядываясь в чёрные глаза, видя, как комната кружится, а потолок почти что падает на него. — Тихо, — перебил его Ким, обхватывая руками голову мальчишки. — Как тебя зовут? — Чонгук спросил шёпотом, проводя пальцами по шее, вызывая новый приступ кашля. — Т-тэхён, — мальчик выдавил из себя, смаргивая с глаз влажную пелену. — Почему именно ты, Тэхён? — всё так же шептал Чонгук, закрывая глаза. Он стоял на коленях перед лежащим на полу мальчишкой, и Тэ всем нутром чувствовал, как жжётся метка под рёбрами, ему хотелось почесать её, может, нежно провести подушечками пальцев. Он бы улыбнулся, поддаваясь своей детской наивности, но чернота глаз принца не давала пошевелиться, оставалось лишь впитывать в себя черты лица истинного, чтобы потом, наедине с собой воспроизводить их в голове. — Так юн, — на лице принца отобразилась брезгливость, и он убрал от мальчишки свои руки, шипя: — Даю тебе ровно одну попытку сбежать, но, если найду — поставлю на колени, и уж тогда ты будешь стоять на них вечность. Беги, — Ким подался немного вперед, — беги и молись, чтобы я не догнал. Прячься в винных погребах Чона, закапывайся в сено в конюшнях, но не забывай, что тебе не жить, если я ещё хоть раз буду лицезреть твое личико, — медленно проговорил Ким, поглаживая руку дрожащего мальчишки. Тэхён громко всхлипнул и резко сел, отчего закружилась голова, подобрал под себя ноги и кое-как на них поднялся, чувствуя, что ещё миг — и он опять растянется на полу. Видя чертей в глазах Чонгука, у него действительно проскочила одна единственная мысль — бежать. Что есть силы, так, чтобы не нашёл, не заставил пожалеть, что на свет родился. Тэхён под непроницаемым взглядом принца дошёл до двери, а потом резко её на себя дёрнул, встречаясь с взглядом Чимина. Он резко запахнул свою разорванную рубаху, поклонился и, прошептав короткое «спасибо», резко дёрнулся в сторону, огибая статную фигуру Пака. Принялся бежать что есть мочи по коридорам, перескакивая по две ступеньки на лестнице, пока не оказался на кухне, где одиноко сидел Чонин, косясь на поднос с рыбными коржами. Тэхён упал в объятья друга и тут же позорно разревелся, являя миру все те слёзы, что так отчаянно рвались наружу. — Что такое? Почему твоя одежда порвана? — пробормотал Чонин. — Я ждал тебя достаточно долго. Господин обидел тебя? — Тэ увидел, как руки друга сжались в кулаки, и только сильнее прижался к нему, цепляясь пальцами за плечи, утыкаясь носом в его шею. — Я в-видел его, — всхлипывал Тэхён, пытаясь унять накатывающую истерику, что грозила порвать мальчишку на мелкие кусочки, вырвать сердце, ломая рёбра. Он так слаб — сам это знает, не сопротивляется, принимает истину, пытается не развалиться, с каждым мгновением чудом выживает. И, казалось, ему бы уже сломаться да не мучиться, но разве его время пришло? — Кого? Тэхёни, кого? — спросил Чонин, приглаживая взлохмаченные волосы друга. — Того, кто здесь, — Тэхён отстранился и прижал руку Чонина к своему животу, прямо туда, где под рёбрами горела чёрными буквами метка. Детство кажется такой счастливой порой, но не тогда, когда твоим предназначенным оказывается жестокий человек, который не побрезгует ничем, чтобы найти и приручить. А Ким Чонгук так и сделает — поставит на колени, отбирая любую надежду. — Кто он? — спросил Чонин; беспокойство плескалось в его взгляде. — Давай убежим? — Тэхён ухватился за руку друга, крепко её сжимая. — Прошу, убеги со мной, — мальчишка пошатнулся, и слёзы опять хлынули из воспалённых глаз. — Пожалуйста, — он хрипел, а горло нещадно жгло, и на нём до сих пор чувствовались руки принца, он до сих пор душил, отбирал невинную жизнь. — Риджин… — тихо выдохнул Чонин, прикусывая губу. — Да кто такая Риджин? — закричал Тэхён, вырывая свои руки из рук мальчика. — Хорошо, я вижу, — злобно прошипел он, — я уйду сам, а ты оставайся здесь, пусть эта Риджин и дальше показывает тебе сад. Развлекайся, пока я в шаге от смерти, — Тэхён вытер свои слёзы и ушёл, оставляя друга одного, не внимая ничему, кроме своих собственных чувств. Ему бы убежать, да так, чтобы никто не заметил, а старая ключница, которая следила за слугами, бывших подданных королевства Ким страх как не любила. Но, тем не менее, он твёрдо решил, что ждать своей смерти не будет.***
Чонгук разглядывал горящее пламя свечи, чтобы не смотреть на испепеляющий взгляд Чимина. Ему не хотелось пояснять своё поведение, ему было достаточно того, что Пак стоял рядом и не говорил ни слова. Руки до сих пор чувствовали нежную кожу шеи мальчишки, а метка нещадно жгла, пытаясь расплавить кожу. Чонгук был не против, он сам бы бросился в огонь, и перед глазами были медовые глаза мальчика, юного и прекрасного, напуганного и дрожащего. Хотелось вернуть время, не дать шанса убежать, сразу же забрать с собой, приручить непослушную зверушку, привязать его к колонне в своих покоях и смотреть на то, как ему плохо. Может, с болью Тэхёна уйдет и его боль? Принц не надеялся на это, а всё естество кричало, что так неправильно, нельзя мучить того, кто смотрел так преданно, кто от единого звука голоса упал на колени, мысленно прося пощады. Наверняка мальчик верил в сказки об истинных, и Чонгуку делалось от этого тошно. — Мой принц, — выдохнул Чимин, напоминая о своём присутствии, вырывая Чонгука из мира грёз и самобичевания. — Ты слишком умён, Чимин, — Чонгук резко повернулся к Паку. — Ты уже обо всём догадался, не так ли? — медленно проговорил принц, сложив руки на груди. — Твой взгляд. Этот мальчишка, — Пак прикусил пухлую губу, смотря вниз. — Где она? — спросил Чимин, глазами выискивая метку, сканируя движения принца. Чонгук секунду поколебался, а потом резко распахнул свой сюртук, отрывая пуговицы, разрывая рубашку. Обнажённая смуглая кожа сверкала при мягком свете, завлекая Чимина провести привычным жестом ладони по груди принца, и Ким ясно видел, как сложно Паку сдерживаться, как он покраснел. Принц сдёрнул одежду с плеч, и заметил, как замер мужчина, и его глаза вмиг превратились в ледяные омуты, а пальцы неосознанно потянулись к метке, выведенной на шёлковой коже. Он мягко коснулся чёрной надписи, подушечками пальцев прошёлся по каждой букве. Чонгук поджал губы и внимательно проследил за своим любовником, пытаясь увидеть на его лице гнев, обиду или смирение. Но оно так и осталось непроницаемым, а Чимин потянулся губами к метке, оставляя лёгкий поцелуй. Он без лишних слов положил руку на сердце Чонгука и притянул принца к себе, собственнически впиваясь в его губы. Лихорадочно провёл руками по телу и толкнул Чонгука на мягкую постель, наваливаясь сверху, не встречая препятствий. Ким только прикрыл глаза и, когда первый стон сорвался с его губ, он ясно почувствовал улыбку Чимина на гладкой коже возле тазовой косточки. Чимин входил в податливое тело медленно, стараясь не причинять боли, и Ким абстрагировался от мира сего, пытаясь забыть медовые глаза, с яростью смотрел в янтарные Пака, обхватывал ногами торс Чимина и безудержно стонал, прося сильнее и быстрее. Ему нравилось то, как сильный мужчина позволял брать себя, и взамен нежно брал в ответ. Им не нужны чётко распределённые роли, у них есть желание и притяжение, что не даст одному отойти от другого, заставит всегда возвращаться, искать былое наслаждение. Пак впервые рассыпал лепестки роз любви на шее и ключицах принца, всасывал его кожу, прикусывая, зализывая красные отметины, обхватывал бёдра Чонгука руками, даря обоим неземную усладу, вбиваясь в принца, вырывая из него крики и стоны, забирая все гнусные мысли, очищая разум и сердце Чонгука, возвращая ему прежнюю уверенность и непоколебимость. Чимин проводил языком по нежным горошинам сосков принца и следил за его подрагивающими ресницами ровно до того, как Чонгук излился, пачкая одежду и простыни, проводя короткими ногтями по спине своего любовника, сжимая его внутри себя и срывая самые искренние стоны и тихое «мой». Уже позже, когда лежал на груди Чимина, гладил его живот, проводил пальцами по стальному прессу и пересчитывал бесчисленные шрамы на коже, осознавал, что поступил неправильно, что не имел права касаться своими руками Тэхёна. Ему суждено гореть в аду, отдельный котёл уже дожидается, а рука Чимина на его бедре так и кричит, что её хозяин пойдёт за своим принцем даже в саму преисподнюю, лишь бы защитить и ещё хоть раз коснуться шрама на щеке Чонгука, оставленного им же самим.***
— Его Величество дожидается вас в тронном зале, — Чонгука разбудил голос одного из слуг, и принц подскочил, понимая, что он в своих покоях, а Чимина и след простыл. — Д-да, — он прочистил горло и ухватился за голову, желая ещё немного поспать, а не натягивать на себя маску безразличия и радости, показываясь перед королём. Но выбора как такового не было, и он поднялся с мягких одеял, отмечая, что рядом валяется плащ Чимина, его любимый, тот, который ему подарил сам Чонгук. Принц слабо улыбнулся и пригладил руками выбившиеся пряди, зовя служанок, чтобы те принесли воду для умывания. Через десять минут Чонгук уже стоял перед массивными дверьми тронного зала. Сегодняшнее настроение короля оставляло желать лучшего, и принц вежливо поклонился, приветствуя государя и желая ему доброго утра. Хосок же только фыркнул и влил в себя бокал вина, беря с подноса виноград. Он сидел за столом и трапезничал, но, по сути, только пил вино. Чон указал принцу на место напротив себя. — Угощайся, ешь с моего стола всё, что пожелаешь. Праздник отменяется, — медленно проговорил Хосок. — Можешь собирать своих людей, погода хорошая, так что отбывай сегодня же. — Простите? — Чонгук подался немного вперёд, удивлённо глядя на государя. — Торговое соглашение Намджун увидит разве что в своих снах, — ответил Хосок и подозвал к себе слугу, чтобы тот налил ещё вина. — Тебе здесь больше нечего делать. Передай своему королю: пускай собирает всех своих людей или готовит мне дань, потому что после Минов падут и великие Кимы, — Хосок стукнул кулаком по столу, отчего слуга разлил вино, испугавшись. — Этому, — он кивнул в сторону провинившегося парня, — руку отрубить, и всех слуг, которых прислал принц Ким — казнить. Сегодня же, — взревел король, а к столу сразу же подбежали двое вооруженных солдат, оттягивая плачущего парня, который упал в ноги государя, умоляя помиловать, крича, что у него маленький ребёнок. — Ваше Величество! — воскликнул Чонгук. — Я даю тебе три часа, — перебил его король, — на то, чтобы ты ушёл, забирая Пака и своих людей. Не успеешь — казню. Закрою внутренние врата и казню. Всех, включая тебя, Чонгук. И, да, не рассчитывай, что получишь провизию. Ким резко поднялся на ноги и сорвался в сторону выхода, прикидывая в уме, сколько понадобится времени, чтобы собраться в путь. Он направился к покоям Пака и не обращал внимания на кланяющихся слуг, только бежал, видя перед собой картину, где лезвие гильотины опускается на сильную шею Чимина. Вдруг метка заболела, и Чонгук остановился, вспоминая о мальчишке, который тоже в опасности. Он встал перед дверьми Пака и прижал руки к голове, не понимая, что ему делать. Он разрывался, теряясь в своих чувствах, тратил драгоценные секунды, а потом резко толкнул двери внутрь, оглядывая пустую комнату и смятые простыни, на которых спал Чимин. Вот только его уже не было, а вошедший слуга поклонился, принялся застилать постель и сказал, что господин устроил тренировку своим воинам. Чонгук резко дёрнул мужчину за рукав и приказал отвести его к Чимину. — Где Тэхён? — спросил Ким, пока следовал за мужчиной, не разбирая дороги. — Простите, Ваше Высочество, но я не знаю, о ком вы, — любезно ответил слуга, показывая путь. — Я прислал слуг в замок, где они? — нетерпеливо спросил принц, то и дело ускоряя шаг. — Кто где. Ключница замка присматривает за ними. Их распределили на кухню, в королевскую конюшню и к кузнецу, — ответил мужчина, и Чонгук прикусил губу, чтобы не взвыть от беспомощности, что делала его титул бесполезным. Чимин точно наносил удары по металлическим латам на теле одного из солдат, а тот пытался угнаться за Паком, не успевая следить за тем, как господин двигался, словно дикая рысь — быстро и смертельно, ударяя своим клинком точно по целям. Бил бы в серьёз — у его противника не было бы и шанса пикнуть, только упасть сражённым первым же ударом. Чонгук застыл на миг, смотря на грацию Пака, на его отточенные движения и волевую фигуру. Удержать такого в клетке невозможно. Дикий зверь, что перегрызёт глотку до того, как ты одумаешься, заставит выплёвывать кровь и стыть на холодной земле. Чимин заметил Чонгука, заметил его выражение лица, сигнализирующее о том, что что-то случилось. Он резко оттолкнул своего соперника и засунул меч в ножны, направляясь к Киму. — Мой принц, — Пак обеспокоенно поклонился и уставился в тёмные глаза, желая найти там ответы на свои вопросы. — У нас есть три часа, собирай людей, мы выступаем сразу же. — Почему? — удивлённо спросил Чимин, потирая подбородок. — Это приказ, Пак Чимин, — холодно отчеканил принц. — Исполняй, — добавил он, разворачиваясь и направляясь за слугой, что вёл его на кухню, куда распределили больше всего слуг, присланных Чонгуком. Но вдруг неподалеку раздались страшные крики, и Ким понял, что смысла идти на кухню уже нет. Уже поздно, а метка горит страшным пламенем, прожигая дыру не только в плече, но и в сердце. Решив, что увести своих людей важнее, чем увидеть труп мальчишки собственными глазами, он отпустил слугу и быстро направился к лагерю своих воинов, чтобы побыстрее покинуть владения Чона.***
— Тебе не идут слезы, Юнги, — вот, что ответил Чон в ту ночь, когда поднял упавшую розовую розу и понюхал её, прикрывая глаза, не обращая внимания на всхлипы Юнги. — Ты обещал, что не пойдешь к ней, Хосок! — крикнул Мин, за что получил громкую пощечину и безумный взгляд короля. — Если ты ещё раз обратишься ко мне неуважительно или посмеешь назвать по имени, я отрублю твою головушку, отправлю её твоему отцу, а тело скормлю собакам, — прошипел Чон, хватая принца одной рукой за горло и толкая его в стену. Он ещё раз вдохнул аромат розы и кинул цветок в Мина. Тот приземлился прямо возле его ноги. Юнги сполз по стене, оставляя на ней кровавый след от разбитой головы и попытался придушить свои рыдания, но в голове застыли стоны Соа, злой взгляд короля и собственная разбитая гордость, что набатом отдавалась в ушах. Он почувствовал, как его плеча коснулся один из слуг, помогая встать, но Юнги лишь оттолкнул руку и сам поднялся на ноги. Принялся идти, не видя перед собой дороги. Ему захотелось упасть мёртвым грузом на пол, осесть тяжелым осадком на сердце Чона. Больно не было, было обидно за то, что сам оттолкнул, вызвал гнев короля. Он был готов упасть на колени, вот только слишком поздно. Он потерял власть над королём.***
Юнги видел, как падает в кристально-чистое озеро, как его засасывает водоворот и выплёвывает на сушу. Тут ему и суждено сгореть — под жарким палящим солнцем, в огне, который подступил уже слишком близко. Лесной пожар — самое страшное, что он когда-либо видел, и развёл этот костёр никто иной, как сам Юнги, пытаясь согреться. Когда всё вышло из-под контроля? Когда он увидел в мрачном Чоне что-то большее, чем беспроглядная тьма? Он и сам не знает, а в глаза смотрят демоны короля, обещают, что живым не отпустят, заморят голодом, но только не голодом к еде. Другим. К чему убегать, если ему и так уготовлен мешок, в котором его голову отправят его же родителям? К чему ещё хоть раз идти на встречу, если побеги не прощают? Так пусть же на него навешают ярлык с кричащим «слабак» или «предатель», если королю так угодно, пусть отправят домой по частям. Кто-то будет скучать о проданном принце? Кто-то будет оплакивать жизнь и смерть того, кто ничего не успел сделать, разве что освободил родную землю от захватчика? Надолго ли? До тех пор, пока король не наиграется, не взмахнет мечом, рубя тонкую шею бывшего принца Мина, и не прикажет своим военачальникам готовить армию к походу. Он сломает всё на своём пути, невзирая ни на что, а Юнги так и останется гнить в земле и радоваться, что спас отца и мать хотя бы ненадолго. Его не назовут героем, его возвеличат жертвой и оплакивать будут не человека, а то, что он был продан. Своими же людьми. Своим же отцом. Юнги видел, как на него наступают мрачные тени. Они шепчут, что принцу не спастись, шепчут, что в этом замке он — никто, его словам никто внимать не будет, а обида и печаль сожрут его заживо. И Юнги кормит. Кормит этих демонов, отдавая им частички своей души, наблюдает, как они давятся, а потом раскрывают голодные рты, прося ещё. А больше нет. Юнги отдал всё. Стремясь стать королём, он стал пленником короля. И жалеет ли? Мин резко подорвался, услышав нечеловеческий крик. Он быстро подскочил с кровати, прогоняя кошмар, а сердце ело плохое предчувствие. Выбежал из покоев, накинув на себя лишь плащ, и поспешил спросить, в чём дело, что происходит. — Слуг, которых прислал в замок принц Ким, было велено казнить, — лаконично ответил слуга, обходя Юнги и направляясь дальше, не желая смотреть на то, как Мин взялся за сердце, прижимаясь к стене. Юнги побежал что есть мочи, а добравшись до площадки перед замком, где всегда казнили предателей, остановился, наблюдая за эшафотом, на котором возвышалась гильотина. Вокруг собралось много люду, они предвкушали зрелище, зная, как жесток их король. Около двадцати подростков кричали, вырывались, не принимали свою судьбу. Юнги пришёл в ужас, подавил желание подбежать к кату, чтобы остановить его, только часто дышал и разглядывал всё вокруг, подмечая эмоции, что отображались на лицах детей. В очередной раз вспомнил, что он — никто, что его ударят, приволокут за шкирку к Хосоку, если он помешает, попытается остановить. Но вот глаза находят знакомые шоколадные волосы, и на всё становится плевать. Должны казнить того, кого Юнги отчаянно захотел спасти.