Only then I am Human. Only then I am clean. Amen.
Принц переминался с ноги на ногу, пребывая на грани безумия, всё его естество требовало пойти и спасти мальчишку, и лишь маленькая частичка его души требовала броситься в ноги к королю, умолять его, чтобы оставил мальчика в живых. Но Чона не наблюдалось, а времени не было, так как очередь медленно подползала к мальчику с шоколадными волосами. Ещё двое детей, и мальчишка лишится своей головы, тяжелое лезвие гильотины опустится на его шею. Как бы Юнги хотелось спасти всех, но головы падали с плеч, а жестокая Судьба сидела неподалеку, закинув ногу на ногу, и наблюдала за метаниями принца, ехидно улыбаясь. Мин вдруг замер. Юнги знал, что он сам — обречён, его уже не спасти, Хосок не даст прожить ему долгую жизнь, ему и так снесут голову так же, как и этим несчастным подросткам. Он будет так же кричать и молить о пощаде? Нет, Юнги не пустит ни слезинки, он молча примет наказание короля, но пока что его голова на месте, а в руках — власть. Быстро взвесив все «за» и «против», он взобрался на помост, а слуги учтиво расступились перед ним, и Юнги увидел, как злобно они смотрели на него, как мерзкие крысы хотели, чтобы принц встал в очередь и тихо дожидался того часа, когда кат даст команду. — Я — Мин Юнги, — заголосил он, повернувшись лицом к кату, — принц королевства Мин, — шум простолюдинов вмиг стих, а на Юнги уставились сотни голодных взглядов. Только дай слабину — перегрызут горло, подданные ведь — олицетворение режима правления и самого короля. — Господин, уйдите, боюсь, Его Величеству не понравится, что вы вмешиваетесь, — за спиной прозвучал едкий голос, и, обернувшись, Юнги увидел одного из советников Хосока, который, не скрывая своего отвращения, мерзко улыбнулся, обнажая гнилые зубы. Юнги не часто видел этого мужчину, но седина его волос, морщины и злой оскал пугали издалека. — Я — принц Мин Юнги, — пытаясь не потерять былую уверенность, громко проговорил он, — на мне метка Его Величества, так что, на колени, — голос его, на удивление, не дрожал. — На колени, — громко повторил он, — ты, — указал на ката, — мерзкое создание, лишающее жизни невинных. Повсюду послышались возмущения подданных, которые были недовольны тем, что шоу прервали. Прервал чужой принц, который, вроде бы, здесь на птичьих правах. — Вы ставите под сомнение волю Его Величества? Считаете, что король не в состоянии отличить виновных от невинных? — раздался тихий голос советника. Старик, хоть и говорил тихо, но его слышали все, так как заголосили ещё больше. — Это измена, — он улыбнулся, а Юнги захотелось столкнуть дедка с помоста, выбить из него прогнившую душу, отправить к Дьяволу, где ему самое место. — На мне — метка короля, — на грани отчаяния повторил Юнги. — На колени! — взревел он, чем вызвал смех старого советника. — Ладно, Дохён, встань на колени, чтобы мальчишка успокоился, — мужчина потёр подбородок, обращаясь к кату, — а то, кто знает, когда принц ещё сможет раздавать приказы. Губы Юнги задрожали, он сдерживался, чтобы не сказать то, что думает, так как хорошо знал, что советник — любимчик короля, Хосок прислушивается к этому старому ублюдку. Дохён опустился на колени, улыбаясь подобно советнику, и Юнги подбежал к мальчишке, из-за которого и устроил весь балаган. Мальчик был не на шутку напуган, его лицо — смертельно бледным, а смирение плескалось в его взгляде. Тихое море смирения, которое затапливает человека ровно в те минуты, когда он понимает, что это конец, что больше ничего не предпринять, что его судьба предрешена, а смерть ждёт с распростёртыми объятьями. — Чонин, твой совет мне не помог, но, если я ещё раз не поем с тобой рыбные коржи, так и сгнию в этом гадюшнике, — прошептал Юнги, пытаясь растормошить мальчика. — Риджин, — еле слышно ответил Чонин, — господин Юнги, — его глаза не улавливали смысл происходящего, Мин видел, насколько отрешённо мальчик смотрел в даль, выискивая кого-то. — Господин, — он перевёл взгляд на Юнги, — спасите меня, чтобы я ещё хоть разок увидел её рыжие волосы. Я больше не буду обливать её водой и буду слушаться, честно, — отчаяние в глазах добили Юнги, и он увидел в Чонине себя. Такого же сломанного и верного, юного и брошенного. — Х-хорошо, — Юнги утёр свои слёзы и, нацепив на себя улыбку, повернулся к советнику, хватаясь за связанные руки Чонина. — Я забираю его, это мой слуга и только я имею право лишать его жизни. Стражники тут же двинулись в его сторону, и Юнги ухватился за подол своего одеяния, чтобы не выдать дрожь в руках. Он гордо окинул взглядом подданных королевства Чон и обошёл советника, не обращая внимания на его недовольное лицо. Чонин покорно следовал за ним, а люд расступался, опуская глаза вниз. Они чувствовали, что сейчас лучше не перечить принцу, чувствовали, что птичка стала хищником, готовым сожрать любого, кто выступит против её решения. — Но, Мин Юнги, — вдруг за спиной опять раздался голос советника, он хотел было что-то сказать, но, подумав, лишь хитро улыбнулся, — наслаждайтесь свободой. Юнги презрительно фыркнул и продолжил идти, невзирая на перешёптывания, вёл мальчишку прямо к себе в покои, боясь упускать его из виду. Он знал, что, как только упустит, все старания пропадут пропадом, а один из мерзавцев, желающих выслужиться перед Чоном, тут же убьёт Чонина, с радостью принесёт голову мальчика королю. Здесь всё только так и делается — через насилие, жестокость, страх и смерть. Он хорошо знал, что именно Хосок за несколько лет превратил когда-то мирное королевство в настоящую машину для убийств, с армией, с которой не могла сравниться ни одна из существующих. Пока Кимы пытались вывести цивилизацию на новый уровень, учили своих подданных читать, строили общедоступные библиотеки, Хосок подминал под себя земли, страшил крестьян, наводил свои порядки и убивал с каждым днём всё больше и больше. Юнги отлично всё знал, но не подавал виду, относился к Хосоку, как к избалованному властью ребёнку, фыркал на его желание приблизиться, на самом деле дрожа внутри, боясь, что король не сдержится, по привычке причинит боль. — Господин Юнги, — Мина окликнул Чонин, — с вами же всё будет в порядке? — по голосу Юнги понял, что за него впервые за полгода пребывания в замке кто-то переживает. Юнги утёр слёзы и вошёл в свои покои, солнечно улыбаясь. Эта улыбка так напоминала ту, что украшала бледное лицо принца, когда он ещё жил в своём дворце и не думал о завтрашнем дне, радуясь тому, что можно вдоволь наесться любимых пирожков и бегать с детьми слуг, попутно срывая уроки этикета. В замке Чонов никто не заботится об этикете. — Не переживай, Чонин, — ответил Мин, закатывая рукав, обнажая метку, что горела привычным «злость». «Нежности» не было слишком давно. — Это залог того, что никто не посягнет на мою жизнь, а значит, я не позволю тронуть тебя. — Спасибо вам, — мальчик окончательно пришёл в себя и упал перед Мином на колени, опуская взгляд вниз. — Я буду служить вам до последнего своего вдоха, до последней капли крови и… — Достаточно, — мягко сказал Мин. — Встань, а я пока пойду, найду тебе чистую одежду и что-то поесть. Закрой дверь на засов, не думаю, что это остановит короля, но всё же. Я постучу семь раз. Ни больше, ни меньше, — медленно проговорил Юнги, видя, как мальчишка внимает каждому слову. Юнги с тяжелым сердцем хлопнул дверью и, дождавшись, пока раздастся звук запирающегося засова, побрёл по коридору, чувствуя, как тяготы опять ложатся на его плечи. Захотелось вернуться в свои покои, завернуться в одеяло и дождаться дождя, который обязательно смоет всё, оставляя лишь его самого. Но дождя не было уже достаточно давно, а засуха ела поля, лишая бедных крестьян еды, которую и так отнимали наёмники Хосока. — Вы посмотрите, и Мин Юнги тут, слоняется по замку, раздумывает о своей прискорбной судьбе, — из собственных мыслей Мина вытащил высокий насмешливый голос и смешки девиц. — Иди, куда шла, Соа, — пробормотал Юнги и попытался обойти фаворитку Хосока и её свиту, но та лишь толкнула его к стене, прижимая кинжал к хрупкой шее. — Может, мне подпортить тебе личико, чтобы жизнь не казалась слишком сладкой? — обманчиво ласково спросила Соа, а девушки, сопровождающие главную фаворитку, зашумели, поддакивая и смотря презрительно на принца. — Он убьёт тебя, глупая, — ответил Юнги безразлично. — После того, что ты устроил на эшафоте — он меня расцелует, — язвительно протянула девушка. — Красивый клинок, правда? Небольшой и смертельный. Угадай, кто его мне подарил, — прошипела Соа и провела острым лезвием по щеке принца, оставляя небольшой порез. Юнги старался не двигаться, но сдерживаться было неимоверно сложно. Одно неосторожное движение — кинжал рассечет кожу, оставляя глубокий и уродливый след, который станет таким же уродливым шрамом. Но Юнги не боится шрамов. Нет, он боится того, что король расстроится, увидев этот постыдный след на светлой коже, разозлится и уже никогда больше не придёт. Животный ужас пронзил хрупкое тело, и Юнги неосознанно дёрнулся, загоняя лезвие ещё глубже. Руки не слушались, а щека жгла. — Не дёргайся, сам же себе больно делаешь, — прошептала Соа, отнимая клинок от щеки, и Юнги, решив воспользоваться моментом, тут же попробовал вырваться, но девушка, словно и ожидала такого манёвра, резко резанула остриём скулу принца, вызывая струйку крови. Парень не мог больше так, вокруг него — одни хищники, а он до сих пор птичка, боящаяся всего на свете, выросшая в любви, а не в скандалах и интригах дворца Чон. Ему хотелось вырвать кинжал из рук Соа, всадить его глубоко в своё сердце, забыть весь ужас. И пускай Хосок идёт походом на Минов, их уже и так не спасти, а Юнги обречён только на вечный ад с Хосоком и Соа во главе. Его черти преследуют его уже при жизни, и он искренне не понимает, чем это заслужил. Кровь стекала, капая на плащ Юнги, алая и сладкая. Мин прикрыл глаза и почувствовал, как Соа облизала рану, видимо, пытаясь впрыснуть в неё ещё больше своего яда, будто бы слов недостаточно, будто бы Юнги ещё не распался. Единственное, что удерживает его от падения — мальчишка, что ждёт, пока господин постучит семь раз и принесёт еду. Отдушина и отрада. Тот, кого Юнги спас. Тот, благодаря кому Юнги впервые почувствовал себя нужным человеком, а не прихотью Его Величества. Вдруг лезвие и руки девушки исчезли, а Мин всё так же стоял возле стены, боясь открыть глаза. Послышался топот и смех удаляющихся девиц, а Юнги понимал, что это не конец, это всего лишь начало его кошмара. Соа не попрощалась, а, значит, она решила отложить свою расплату на некоторое время. Она боялась трогать принца, пока Хосок приходил к нему, но теперь, видимо, решила, что ей законы больше не писаны. Так же глупа, как и принц ранее. Теперь Юнги стало действительно страшно.***
— Господин, у вас кровь на щеке, — женщина уставилась на Юнги, приподняв бровь, смотря на то, как принц набирал в руки еду. — Это тому мальчишке? — Да, — просто ответил Мин, не отвлекаясь от своего занятия, стирая кровь рукавом. — Сейчас, — старая ключница вдруг стала рыскать по кухне, доставая с одной из полок припрятанные лесные орешки, — вот, — она протянула их изумлённому Юнги. — Возьмите это. Они вкусные, может, мальчишке понравятся. Он всегда воровал рыбные коржики, так что и их возьмите. Он мне нравится, хоть он из Кимов, — быстро проговорила ключница, и, улыбнувшись, поклонилась. — С-спасибо, — пробормотал Юнги, разглядывая орехи, — спасибо большое. Когда Мин уже собирался уходить, ключница добавила: — Ваше Высочество, берегите себя, не перечьте владыке по пустякам, он — человек ранимый, хоть и жестокий. Я служу во дворце слишком долго для того, чтобы так говорить. Юнги рассеянно кивнул и, пытаясь не вдумываться в слова старой женщины, направился к своим покоям, минуя взгляды слуг. Но на ум приходило «Ваше Высочество». Его уже давно так не называли, не принимали за настоящего принца, и он было уже смирился с этим «господин», когда забытые слова расцвели цветами в сердце, заставили вспомнить, что он — ровня самому королю, а безродная фаворитка короля Соа — никто, простолюдинка, которой повезло зацепить короля, непонятно только чем. Скоро он закроет дверь вновь отстроенного мирка, назовёт свои покои королевством Мин, и будет дома. Но, когда подошёл к двери, которая, вроде, должна была быть закрытой — его сердце замерло, а в груди образовался огромный ком. Противный голосок в голове вопил, что хорошо не будет никогда, что стоит сделать ещё пять шагов и он увидит труп того, кого спас, пожертвовав своим шатким положением. Открытые двери кричали о том, что Юнги так и не сделал ничего хорошего в своей жизни. Дважды спас. Лишь однажды по своей воле. Напрасно, потому что толку нет и так. Юнги боролся с подступающей истерикой и сморгнул влажную пелену с глаз. Липкий страх полз по позвоночнику, касаясь всех позвонков, играя с ними, доводя до исступления. Он сделал осторожный шаг, прислушиваясь к звукам, что доносились из покоев, но в ответ лишь тишина. Юнги сделал ещё несколько шагов, пытаясь не стучать каблуками обуви. Пот стекал по виску, и принц надеялся, что в комнате его не ждёт король. Хотя он уже ясно видел, как острый меч заносится над его головой, а узоры на рукоятке улыбаются красивыми завитушками, химерными линиями, дикими рисунками. Кажется, Хосок уже занёс меч, и опустит его только в том случае, если прольётся кровь. Кровь Юнги. Так же, как и вчера, когда толкнул в стену и вернулся к Соа. Юнги потрогал корочку раны на затылке. Мину стало страшно настолько, что он подтянул рукав, вглядываясь в «безразличие». Если ему безразлично, то, значит, Юнги обречён, а Чон уже смирился с этим, принял решение, означавшее лишь одно. Он наигрался. У него появилось желание избавиться. Значит, Минам до первых холодов не дожить — они падут ещё до того, как первые листья закружат в воздухе, сверкая всеми цветами осени. Юнги решил, что рвать болячку на зажившей ране нужно сразу, поэтому резко вошёл в свои покои, совершенно не ожидая увидеть там интересную картину. Засов был оторван и валялся на полу возле кровати. Хосок, раскачиваясь в стороны, сидел на постели принца и смотрел стеклянным взглядом в стену. Глаза Мина расширились, и он бросил всю еду из рук на небольшой столик, подбежал к королю, падая на колени перед ним, переживая, что что-то случилось. Но от Чона несло вином, и Юнги против воли улыбнулся, погладил щёку короля и вгляделся в его затуманенный взгляд. Возле ноги Хосока лежал его меч, а на нём красовалась кровь. Едва заметив это, Юнги оторвал руку от щеки короля и подорвался на ноги, закружил по комнате в поисках следов крови Чонина. Но ничего не было, и принц замер, всматриваясь в то, как из глаз короля капают слёзы. Прямо на холодный, голый пол. Он вновь упал на колени перед королём, утирая солёные дорожки с его щёк, всматриваясь в черты лица, искал там надежду, что он не казнил подростка. Хосок едва слышно простонал и прислонился головой к плечу сидящего на полу Мина, когда Юнги заметил движение в углу. Чонин стоял живой и невредимый, но его бледность говорила сама за себя. Он спешно поклонился и направился к выходу, прикрывая за собой дверь. Юнги поборол желание сорваться следом, надеясь, что мальчишка знает, что делает. Хосок всё так же упирался лбом в его плечо, и Юнги обхватил его плечи руками, отрывая от себя, заглядывая в закрытые глаза. Он толкнул короля на кровать и, прикрыв его одним из пуховых одеял, уже собирался идти, когда почувствовал, как рука схватила его руку. Юнги вскрикнул. Ещё миг, и Юнги оказался в объятьях Хосока, прижатый к его груди. Он фыркнул и отвернулся от лица Чона: было такое чувство, что его заперли в огромной бочке с вином. Мин знал, что король иногда позволяет пропустить себе бокальчик, но он никогда не напивался до такого состояния. Хосок резко схватил Юнги за подбородок, коснувшись своим носом его, легко потеревшись, заставляя сердце трепетать. — Не дышите на меня, — прошептал Юнги, обхватывая талию короля одной рукой, вторую же положил под щёку. — С каких пор ты используешь уважительную форму, Юнги? — вполне сознательно пробормотал Хосок. — Вы сами вчера пригрозили, что отрубите мне голову, если не буду, — улыбаясь, ответил Юнги. — Затылок побаливает до сих пор. — Я отрублю, если будешь её использовать, глупый мальчишка, — Хосок на миг приоткрыл глаза. — Почему порез на щеке? — он провел подушечками пальцев по ране. — Закрывай глаза, — Юнги провел ладонью по лбу Чона, зачесал ниспадающие волосы назад. — Ты не уйдёшь, котёнок? — доверчиво спросил Хосок, прижимаясь к руке, ластясь, словно он настоящий кот. — Не уйду, если сам не прогонишь, — тихо ответил Юнги, чувствуя, как Хосок прижимает его ещё ближе, хотя между ними уже и так места свободного нет. Метка на запястье грела своим теплом, впервые не жгла, и Юнги стало интересно, что же там написано, но, как назло, как только он убрал руку с талии Чона, тот тут же запротестовал и вернул её на место, недовольно бормоча. Юнги улыбнулся и спустился немного ниже, утыкаясь в яремную ямку, вдыхая лёгкий аромат, что исходил от смуглой кожи. Зависимость быть любимым тем, чью метку, чьи эмоции на себе носишь — вот, что чувствовал Юнги, и мысли о Соа уходили на задний план, он забывал о том, что эта ведьма поджидает его и оставит ещё не один порез на нежной коже, если Юнги позволит ей это. Но прижимающийся к телу Хосок сигнализирует о другом, что никто больше не тронет Мина, никто не посмеет замахнуться мечом или кинжалом. Иначе, будут лететь головы.***
Наутро Юнги проснулся не в тёплых объятиях, а на полу. Он проспал в обнимку с Хосоком почти весь прошлый день и целую ночь, а казалось, будто с момента казни прошло много месяцев. От тепла Чона и след простыл, а не застеленная кровать подкидывала воспоминания, от которых замирало сердце. Сонные глаза тяжело воспринимали солнечный свет, и Юнги жмурился, не понимая, от чего упал на пол. — Вставай, дрянь, — прошипел знакомый до боли голос, и Мин повернулся на источник шума, упираясь взглядом прямо в глаза, горящие гневом. — Что… — не успел он спросить, как Хосок влепил ему пощёчину. — Так откуда у тебя порез на щеке, принц Мин? — прошипел Хосок, вопросительно подняв бровь. — Соа… — успел прошептать принц до того, как его щеку огрела ещё одна пощёчина. Лицо горело, но ещё больше горело сердце. Глупое, поверило, что всё образуется, что его полюбят. В ответ наткнулось на очередную глыбу льда, через которую ему не суждено пройти. — Значит, она не врала? — взревел Хосок и схватил Юнги за волосы, ударил об пол несколько раз. — Значит, ты целовался с тем приговоренным к казни? Юнги почувствовал точный удар в живот и кровь на языке. Он пытался разлепить глаза, но было невыносимо плохо. — Ты напал на неё, а она защитилась клинком, который я же ей и подарил, — прокричал Чон, нанося всё более сильные удары по всему телу, не щадя парня, что скрутился на полу, пытаясь дышать и понять, за что ему делают так больно. — Боялся, что я узнаю о том, что ты влюблён в слугу, которого я приказал казнить? Я молился, чтобы это оказалось враньём, я дал шанс тебе объясниться, но на мой вопрос ты не ответил, промолчал, — прохрипел король, вновь хватая за волосы, нанося тяжелые удары по лицу. — Ваше Величество, простите, — раздался чужой голос. — Говори, — Хосок оторвался от Юнги. — Мы нашли мальчишку. Что с ним делать? Юнги краем уха слышал и трясся от страха, пытаясь не выплюнуть свои лёгкие, измолотые на пару с сердцем. Ему было страшно не столько за себя, сколько за Чонина, что явно не заслужил такой участи. Как нежные руки, которые так ласково гладили вчера, могут так безжалостно причинять боль сегодня? Как он мог поверить Соа? — Заприте, — хмыкнул Чон, — и этого тоже заприте. Но в разных камерах. Я устрою себе шоу, так что подготовьте мой меч и ведро, в которое будет стекать прокажённая кровь этих двоих. Хотя, нет, приготовьте два. Нечего мешать королевский нектар с кровью простолюдина. — Х-хосок, — простонал Юнги изо всех сил, чувствуя, как сознание покидает его, а в живот опять прилетает сильный удар.