You've got your peace now. But what about me?
Опять вода, опять лесной пожар. Юнги чувствовал, как вокруг пахнет гарью, вот только теперь вдали виднелись играющие дети и одинокий домик. Кажется, им было всё равно, они не внимали тому, что сами могут обжечься, вели себя так, будто не видели подступающий огонь. Юнги кричал изо всех сил, просил детей уходить, но они упрямо не слушали, не отвлекались от интересной игры, не обращали внимания на вопли принца, на его умоляющие крики и проклятья. Юнги боялся воды. Даже больше, чем огня. Он не понимал, в чём кроется страх, лишь тихо скулил и боялся, что придётся прыгать в воду, чтобы не обжечься. Чистый, благотворный огонь расползался по сухой траве, и Юнги понимал, что выбора нет. Он встал на самый край берега и, в последний раз взглянув на детей, упал в воду, понимая, что не достаёт до дна. Юнги метался, кричал, но ничего не помогало, а волосы лезли в глаза, мешая разглядеть то, что было перед ним. Руки болели от бесполезного махания, лёгкие горели от ледяной воды. А перед глазами Хосок: глаза его закрыты, губы слегка подрагивают, руки безвольно болтаются вдоль тела. И Юнги страшно. Не за себя, за него — тираничного короля, которого не может возненавидеть, как бы ни пытался. Хосоку нужно, чтобы его кто-то спас. Но разве Юнги не настрадался достаточно? — Ты не уйдёшь, котёнок? Глупое сердечко просит дать ему ещё один шанс, не внимать жестоким словам. И Юнги чувствует, как заботливые руки гладят его, приглаживают выбившиеся прядки, обводят контур губ. Просыпаться не хочется, так бы навеки и уснул крепким сном, если бы в том сне навсегда остался король. Но он отдаляется, а Юнги не может дотянуться, видя, как безвольное тело Чона уплывает всё дальше. Юнги распахнул глаза, протягивая руку вперёд. Перед ним был не совсем король. Над ним, склонившись, сидел Чонин, обтирал руки влажной тряпочкой, что изумительно пахла различными маслами. Всё тело неимоверно болело, и принц попытался подняться, но в ответ руки Чонина упёрлись в его плечи, толкнули на жёсткую постель. Юнги перевёл непонимающий взгляд на сырые стены и оглядел небольшую камеру и массивную решётку, заложником которой он был. Задрав свою рубашку, он увидел отцветающие синяки, что украшали весь живот. Осознание стало медленно накрывать его, и из глаз потекли солёные слёзы, скатываясь по щекам. — Господин, — тихо позвал Чонин. — Как вы? — Как давно я здесь? — требовательно спросил Юнги, подрываясь с самодельной кровати, скидывая с себя руки мальчишки. Из-под простыни торчало сено, и Мин понял, почему его тело так ломило. Не привыкший спать на столь жёстких поверхностях, принц чувствовал боль во всём теле. — Несколько суток, — прошептал Чонин. — Сначала нас поместили в разные камеры, но потом Его Величество приказал пустить меня к вам. Вы были так плохи. Вас лихорадило, и я не уверен, что температура спала. Лекарь сказал, что у вас может быть кровотечение внутри, — мальчик шептал, заикаясь. — Король так кричал, убил нескольких стражников и приказал мне поить вас травами и обтирать маслами, но мне так страшно, — хныча, рассказывал мальчишка. — Я думал, что он убьёт тебя, — непонимающе ответил Мин, потирая переносицу. — Это всё? — Он не убил меня, потому что я обязан жизнью вам, и вам, господин, решать, что со мной делать. — Он так и сказал? — громко спросил Юнги, напугав мальчишку. — Так передал стражник, сам король приходил лишь дважды. Юнги, не обращая внимания на ломящую боль, наматывал круги по камере, раздумывая, как ему поступить. На ум приходила последняя ночь с Чоном, это тихое «котёнок», что никак не соединялось с тем, что Хосок творил после неё. И противная блудница Соа. Наверняка она приврала, закрыла глаза королю и напела сладкую песенку о том, что Юнги — предатель. Чужой принц, которому место в темнице, а не в просторных покоях. Юнги припал к решётке и принялся кричать, не внимая тому, что пересохшее горло жгло. — Эй, свиньи, выпустите меня! — стражники, спящие в углу небольшого коридора, только приказали заткнуться, и Чонина подозрительно передёрнуло. — Господин, пожалуйста, не злите их, — тихо пропищал мальчик, хватаясь за руку Юнги. — Почему? Они сделали тебе… Он не успел договорить, как Чонин свалился на землю, прикрывая лицо, заходясь беззвучными рыданиями. Мин удивился, но плюхнулся на пол, притягивая к себе мальчишку, гладя его волосы. Тут и говорить ничего не надо было, принц и так понимал, что Чонина обижали, а сердце обливалось кровью, так обидно стало. Он валялся без сознания, пока мальчику делали больно, и некому было его защитить. — Всё в порядке, ты ведь ещё помнишь об этом? — тихо спросил Мин, показывая Чонину запястье с горящим «безразличие». — Что здесь написано? — сквозь слёзы спросил мальчишка. — «Сожаление», — поколебавшись с минуту, ответил принц. Больше всего хотелось увидеть радость в глазах мальчика, хотелось, чтобы хотя бы он поверил в то, что всё будет в порядке. Мин уставился на небольшое окошко, через которое лился дневной свет. Летний зной донимал болезненное тело, и Юнги поспешил подняться с земли, чтобы лечь на импровизированную постель, прикрывая глаза. Чонин так и остался сидеть на полу, изредка всхлипывая. Юнги тяжко вздохнул и кое-как дотянулся до кружки с водой, чувствуя слабость во всём теле. Отпив несколько глотков, он почувствовал голод, но трогать мальчишку не хотелось, поэтому только прикрыл глаза, мысленно вернулся в тот день, когда Хосок просил не уходить и всё казалось волшебной сказкой. Казалось, что это не повторится уже никогда, а самого Юнги ждёт или гильотина, или меч Хосока. В любом случае, он давно смирился с тем фактом, что в один из дней его пребывания во дворце Чона его казнят. И, как сказал король, его голова будет отправлена его отцу. Жалость к себе заставила Юнги захныкать и подтянуть колени к груди, зажмуривая глаза. Мир так прекрасен, и принцу хочется познавать его, а не трястись от страха. — Эй, крыса, — послышался насмешливый, высокий голос. — Ты ещё не подох? Юнги замер, вслушиваясь в то, что шипела Соа, и ему захотелось подорваться и расцарапать самодовольное лицо. Он несколько раз глубоко вдохнул, аккуратно сел, закинул ногу на ногу и сложил руки на груди. — Дворовая шавка, ты ещё тявкаешь? — участливо спросил Юнги, вопросительно поднимая бровь. — Радуйся, пока можешь, потаскуха, правда рано или поздно выходит наружу, — всё так же мило сказал принц, наблюдая, как перекосилось лицо фаворитки короля. — Посмотрим, доживешь ли ты до того времени, — ухмыляясь, проговорила она, поманив пальчиком кого-то к себе. — Мальчики, вам нужно жёстче воспитывать королевскую особу и её прихвостня. Покажите Мин Юнги, что такое хорошее воспитание и манеры. Юнги замер, когда в зоне видимости решётки показались трое ухмыляющихся мужчин. Чонин тоже поднял взгляд и тут же перестал плакать, бросился к ногам Юнги. — Ты роешь себе яму, — вразумительно прошипел Мин, чувствуя, как дрожит тельце мальчишки, что отчаянно хватался за его лодыжки, мысленно крича о помощи. Тяжёлый замок был снят, а камера наполнилась смешками и грязными ухмылками. — Я принц королевства Мин, — крикнул Юнги, подрываясь с соломы. — Если тронете меня или моего слугу, я… Он не успел договорить, как щеку обожгла сильная пощёчина. Юнги упал навзничь, встречаясь взглядом с отрешённым Чонином, который только кусал губы в ожидании боли. В горле клокотали рыдания, а в голове гудело «посмотрим, доживешь ли ты», брошенное мерзкой Соа. Отчаяние накатывало сильными волнами, и Юнги слышал грязные разговоры мужчин, которые спорили о том, кто должен попробовать королевскую особу первым. Юнги нещадно тошнило, он пытался подняться, но истощение организма не позволяло двигаться, а синяки, оставленные Хосоком, болели. Он схватил Чонина за руку, гипнотизируя его взглядом, мысленно внушая ему не бояться. Вмиг его оттащили от мальчишки и сорвали штаны, лапая грязными лапищами девственную кожу, оставляли отвратительные следы, заставляли кричать и умолять. Юнги чувствовал, что это и есть та точка, после которой люди больше не остаются собой — ломаются, словно старые деревянные игрушки. Никому не нужен, выброшен. Юнги прикусил запястье, пытаясь прокусить тонкую кожу, истечь кровью, лишь бы не чувствовать разрывающую боль чужих прикосновений и резких движений. Один из мужчин яростно вбивался него, кровь облегчала задачу, а Юнги слышал крики Чонина. Метка горела, и он яростно царапал её зубами, оставляя следы. Рассудок мутнел, а порции боли, которыми его одаривали, становились всё больше. Всё тело затекло, и Юнги уже не замечал ничего. Принц с трудом раскрыл глаза и, заметив мольбу в глазах Чонина, зарычал и сделал сильный рывок, сбрасывая с себя ничего не замечающее тело. Он выхватил небольшой клинок, что висел на поясе мужчины, и одним движением загнал кинжал в сердце. Двое его товарищей тут же бросили Чонина и направились к принцу, удивлённо на него смотря. Юнги кое-как поднялся, еле держась на дрожащих ногах. Он понимал, что шансов у него нет, но был готов драться. Ноющая поясница мешала спокойно стоять, и он, вкладывая в бросок всю ненависть, сделал шаг вперёд и прицелился прямо в шею одному из извергов. Но кинжал пролетел мимо, а мужики расхохотались, наступая на принца. — Строптивая сучка, — прошипел один из них. Юнги больно схватили за волосы и заставили опуститься на колени. Он хотя бы попытался, так что теперь мог смиренно закрыть глаза, абстрагируясь от всего, чувствуя, как по лицу прилетают сильные удары, а Чонин опять скулит. Слёзы, кажется, кончились, и он тихо всхлипывал, тёр красные глаза и впервые за продолжительное время молился. — Ну и что здесь происходит? — раздался громкий голос, и Юнги распахнул глаза, жалобно крича, умоляя, зовя Хосока. Вдруг чужое тело исчезло, и Юнги зажмурился, чувствуя, как на него брызгает чужая кровь, а темницу наполняют нечеловеческие крики. Ему и смотреть не надо, чтобы понимать, что делает Хосок, чтобы слышать жёсткий голос Чона. — Кто? — прорычал король, и Юнги неосознанно дёрнулся, боясь, что гнев переместится и на него. Показалось, будто вода вместе с огнём наступают, неумолимо продвигаясь всё ближе к Юнги. Принц зажал уши руками и почувствовал, как вода мягкими волнами подхватывает его тело, ласкает нежными касаниями, словно самая чувственная любовница, а в следующий миг разбивает об скалы, крича, что она не позволит больше такому испорченному принцу бродить по этой земле. Хотя, может, это Хосок, а не вода?***
Юнги проснулся на той же неудобной соломенной кровати, а вокруг него — потоки крови, и он не понимал: реальность это или очередной сон. Хотелось забыться, но вид сжавшегося в углу Чонина и кровь повсюду отрезвили его на миг, помогая вспомнить, что случилось после прошлого пробуждения. Юнги поспешно закрыл глаза, притворяясь, что спит. Но потом резко их распахнул, скатываясь с соломы на пол, одежда и так вся грязная от крови, а присохшая алая жидкость заставляет кожу зудеть. Юнги подполз к Чонину, разглядывая его порванные штаны и рубаху. — Как ты? — тихо спросил Мин, подозрительно глядя на неестественную позу мальчика. Чонин сидел, подобрав под себя колени, уткнувшись в них носом. Он прикрывал свое лицо руками, а с грязных, спутанных волос капала кровь. Ответом на вопрос Юнги послужило молчание, потому принц осторожно убрал руки от лица мальчишки и тут же закричал, отползая назад. На него смотрели пустые глазницы. Ему казалось, что стены двигались на него, он кое-как дополз до противоположной стены и забился в угол, истошно воя. Рвал на себе рубаху, цеплялся пальчиками за волосы, в надежде облегчить душевную боль. В конце концов, не выдержал и обратно полез к Чонину, перевернул его на спину и припал к сердцу. Оно не билось. К чему тогда всё это? Зачем нужны все эти страдания, если Юнги остался один, а тот, ради кого он пожертвовал вкусной едой, изысканной одеждой и мягкой постелью — лежит на полу зловонной камеры. Юнги улёгся на груди Чонина, плача, размазывая слёзы по щекам, шмыгая носом и крича. Но кому какое дело до несчастного дурака, который даже своё хлипкое положение во дворце удержать не смог? Он схватил мальчишку за воротник рубашки и принялся трясти его, крича в лицо, смотря в пустые дырочки, в которых ещё недавно были живые, озорные глаза Чонина. Скорбь затопила его тело и разум, он не внимал ни тому, что самому невероятно больно, ни тому, что по его руке бежала мышь. Пролежав так с час, Юнги уже не мог сдерживать голод, что расползался по всему телу, требовал умолять, чтобы ему, словно собаке, бросили хоть кусочек хлеба. Ослабленное тело не получало пищу уже несколько дней, и, кажется, это никого не заботило, и Юнги был готов уже отгрызть себе руку. Но на его возгласы никто не отвечал, а новые стражники, что столбами стояли в конце тёмного коридора, делали вид, что не слышат. Принц бился в отчаянии, терял сознание и просыпался, пока однажды перед глазами не оказалось знакомое лицо. Хосок сидел перед ним на корточках, заглядывая в мутные, чёрные глаза. Принц попытался подняться, но не чувствовал своего тела, и король поднёс к его губам кружку с водой, в которую нападала вся пыль с обветшалого потолка. Юнги выпил всё до дна, не решаясь выплёвывать кусочки глины, и сдерживал рыдания. — Я поражаюсь твоей сообразительности, Юнги, — прошипел Хосок, поднимаясь на ноги. — Хочешь есть? — спросил, глядя в стену, избегая зрительного контакта. Юнги оглядел камеру и понял, что он в ней один, тоска и воспоминания отравили сердце. — Где Чонин? — хрипя, спросил принц. — Тебя только это интересует? — взревел король, наклоняясь к Юнги, хватая его за шею. — За что ты убил его? — первая слеза покатилась по грязной щеке, и Хосок отпрянул от принца, запуская руки в свои волосы. — Это твоё наказание, — прошептал он, водя носком ботинка по пыли на полу. — Я удивлён, что ты так умён, но это тебе больше не поможет. — Да о чём ты говоришь? — закричал Юнги, вкладывая в вопрос последние силы. Хосок вытащил меч и приставил остриё к шее лежащего Мина, тяжело дыша через нос. Юнги искренне не понимал, почему такая прискорбная у него судьба. Но ему оставалось лишь мириться с ней. — Ты, дрянь, как посмел тронуть мою фаворитку? Думал, что я отпущу тебя? Умно манипулировать глупыми стражниками, но со мной такое не пройдёт! — крикнул Чон, нажимая на тонкую кожу на шее сильнее. — Да о чём ты говоришь, дурак? Она манипулирует тобой, а я не целовался с Чонином, — тихо хрипел Мин. — Если бы ты открыл свои глаза, то увидел бы, что я здесь жертва, а не она! Я! В лицо прилетел сильный удар ботинком, и Юнги дернулся, вгоняя остриё меча в шею, чувствуя раздирающую боль. — Давай, убей меня, деспотичная сволочь! — Юнги кричал, хватаясь за лезвие меча двумя руками, пытаясь воткнуть его в себя, но Хосок только выдернул меч, оставляя тем самым на руках Юнги кровавые раны, с которых тут же начала стекать кровь. Юнги закусил губу, чтобы не заскулить, но боль прошибла всё тело, и он уже и сам бы хотел избавиться от всего этого. А перед глазами, под закрытыми веками стояло лицо Чонина, его искренняя улыбка и добрые глаза. В ушах звенело «господин», и Юнги не слышал, что ему говорил король, он качал головой, марая кровью свою шею, за которую хватался, пытаясь сдавить как можно сильнее. Так, словно поставил перед собой цель задушить самого себя. Юнги вдруг впился зубами в метку, пытаясь разгрызть кожицу, как это хотел сделать, пока его насиловали на сыром полу темницы. Послышался звон и лязг, и принц отвлекся от своего занятия, смотря на то, как король упал на колени, пустыми глазами глядя на Юнги. Мин тут же подполз к Хосоку, взял его лицо в свои ладони и принялся тормошить его, истошно воя и давая сильные пощечины. Чон лишь опустил голову. — Я ненавижу тебя, принц Мин Юнги, — прохрипел Хосок, хватаясь за ладони Мина. Юнги вырвал свои руки и завалился на спину, отчетливо видя, как на него падает потолок. Дальше — тьма и голос того, кто его ненавидит.***
— Зачем вы сказали, что там «сожаление»? Король не знает такого чувства. Юнги казалось, что он сошёл с ума. Опять потолок, опять Чонин… Чонин, который улыбается. И потолка нет, это только небо без звёзд. Юнги подался немного вперёд, чувствуя, как парит над землёй, а перед глазами эшафот, с которого Юнги увёл Чонина. Перед глазами его покои, в которых мальчишка дожидается господина в надежде отблагодарить за спасённую жизнь. И Юнги хочет что-то сказать, но язык не поворачивается, горло пересохло, а живот урчит. И единственное, что льется изо рта — «я отомщу». Юнги чувствует, как губы выговаривают эти два слова, и ужасается сам себе. Кожа покойника — бледная и холодная, а в голове слова Хосока, его тихая ненависть, жестокое обращение. Ничего уже никогда не будет хорошо. Даже если он выживет — уже не сможет простить ни родителей, которые отправили в ад, ни короля Чона, который этот ад устроил. Соа не так глупа, как хотелось бы, она отлично продумала свой план до мелочей, загнала Юнги в ловушку, заставила истекать кровью и выть, моля о пощаде. Она даже ухитрилась выкрутиться там, где это было невозможно. И Юнги знает, что если не отомстит королю и его фаворитке за Чонина, то никогда себя не простит. Он должен. Порой, ненависть является лучшей эмоцией, она добавляет веру в себя, делает тебя всесильным, помогает забыть о том, что ты на волоске от смерти. Юнги нужна была мотивация, и он нашёл её, потеряв одно — обрёл тихую силу, что собиралась понемногу закалять его характер, изменять все мысли на одно ясное «отомстить». И преграды уже не кажутся значимыми, когда разум покоряется одной жгучей эмоции, что с сегодняшнего дня будет украшать кожу короля прямо под сердцем. Теперь метка будет кричать о ненависти, и шанса поменять это нет никакого. Только когда пепел Чон Хосока развеют по земле, а труп Соа сгниёт под тремя метрами земли — тогда Мин Юнги отыщет в сердце былое солнце. Но пока что в нём только мрак.***
Юнги поднял веки, налитые свинцом. Он оглядел камеру и заметил, что он в ней один, и только рядышком с кроватью лежал небольшой мешочек. Юнги тут же бросился к нему, дрожащими пальцами развязывая крепкий узел. Вытащил небольшие ломтики хлеба и свежие помидоры, что на удивление были помыты, но пахли подозрительно горько. Юнги запихнул помидор в рот, тщательно жуя, и съел полкуска хлеба, глазами высматривая графин с водой. Но на этот раз воды не было. И Мин бы даже рассмеялся жестокости, но решил не отвлекаться, вытаскивая из мешка огурцы. Его не смущала кожица, он принялся есть их, понимая, что больше ничего нет. Он решил оставить себе немного на потом и бережно завернул мешочек, чтобы сухой воздух, пропитанный пылью и запахом крови, не иссушил хлеб. Неподалёку раздался топот ног, и Юнги закатил глаза, но, увидев лекаря, тут же подобрался, сжимая раненые ладони в кулаки. — Господин, — начал было лекарь, а за спиной его стоял сам король. — Я не господин, я — принц Мин Юнги. И если ты не будешь обращаться ко мне «Ваше Высочество», то я… — Что ты сделаешь, Юнги? — раздался насмешливый голос короля. — Увидите, Ваше Величество, — ухмыльнулся Юнги, цепляя на себя маску безразличности, молясь, чтобы она не раскололась на кусочки. — Ладно, Ваше Высочество, — исправился лекарь, жестом прося открыть замок, — разрешите осмотреть вас, — он учтиво поклонился, и Юнги показалось, что с ним разговаривают, словно с умалишенным. — Не нужно, — фыркнул Мин, чувствуя, как живот крутит из-за того, что после длительного перерыва он наелся мучного и овощей до отвала. Он почувствовал ком в горле, и, когда лекарь зашёл в камеру, его стошнило, прямо под ноги мужчине, что обеспокоенно подскочил, оглядывая глаза Юнги. Они закатились, и Мина пробило дрожью, изо рта пошла пена. Лекарь тут же оглядел крошки на рубахе принца и положил трясущееся тело, опуская его голову себе на колени. — Что он ел? — закричал мужчина, оглядывая зрачки и высовывая язык принца, чтобы он не задохнулся. — Ничего, я не позволял кормить его, — тихо ответил Хосок, обеспокоенно смотря на принца. И, вдруг его взор пал на мешочек, он подбежал, раскрывая его, вываливая содержимое на пол. Лекарь тут же перевернул Юнги на бок, принюхиваясь к оставшемуся помидору. — Это яд, Ваше Величество, — спокойно ответил лекарь.