See, I've come to burn your kingdom down.
Юнги не видел больше снов. Впервые за несколько лет вокруг была кромешная тьма и никого рядом. Не было ни воды, ни огня. Был лишь маленький человечек: потерянный и обиженный на весь мир. Ему так хотелось быть понятым, хотелось, чтобы ему поверили, но его желания разбивались о непробиваемую броню Хосока, о его безразличие, что заставляло драть кожу на груди до красных полос. Хотелось, чтобы его обняли, пообещали, что дальше будет лучше, ибо со дна путь только наверх. Но, нет, с каждым словом, пропитанным ядом, и каждым смертельным ударом, Юнги убеждался, что роет носом дно, двигаясь всё ниже и ниже. Копал себе яму, чтобы не утруждать короля. Руки и ноги занемели, а сердце стынет, оно уже не отзывается на ласковое «котёнок», не просит падать на колени перед Хосоком. Оно никогда не любило, только с треском ломалось под меткой и связью, и Чон охотно сжимал его в ладони сильнее. Сосуды уже не удерживали напор крови, и парень весь посинел, вены вздулись. Как же хорошо, что он мог отключиться, не чувствовать раздирающую боль, опалявшую всё тело. Юнги открыл глаза, не понимая, где он, а в голове — пустота, под ним — мягкая постель, так не похожая на твёрдое ложе из сена. Он открыл рот, чтобы попросить воды, и служанка засуетилась, помогая ему отпить немного, но тут же убежала, зовя кого-то, когда изо рта принца потекла вязкая кровь. Юнги откинулся на постель и зашёлся кашлем, прижимая свои израненные руки ко рту, пытаясь удержать кашель. В комнату вбежал лекарь, и Мин огляделся, узнавая свои покои, в которые уже не надеялся вернуться. — Как вы, Ваше Высочество? — обеспокоенно спросил старший мужчина, убирая руки Юнги от его рта, вытирая кровь платочком. — Что со мной? — хрипло прошептал принц, кусая и так искусанные губы, обессиленно глядя на лекаря, ожидая его вердикта. — Вас отравили, но доза не смертельная, — тихо пояснил лекарь. — Видимо, это предупреждение, вот только… — мужчина поправил свои очки, хмурясь, — мы не понимаем, кто это сделал, и зачем ему это было нужно. — Соа… — надрывно крикнул Юнги, из глаз брызнули надоедливые слёзы. — И король подумал на неё, но это не она, стражники нашли мёртвого человека с остатками яда, он пытался незаметно выбраться из города, но, по непонятным причинам, в его сердце оказалась стрела. Кровотечение должно пройти, но у вас внутри некие повреждения, и я переживаю. Вам нужно есть только то, что я сам принесу вам, и пить много лечебного отвара, хорошо? — голос старого лекаря успокаивал Юнги, и он едва заметно кивнул, тут же прося еды. Мужчина лишь улыбнулся и удалился, возвратившись с мисочкой перетёртого сладкого картофеля. — Так и знал, что вы попросите есть, — усмехнулся мужчина. — Вы на удивление сильный. Имея такое хрупкое телосложение, вы очень быстро очнулись. — Может, — Юнги отвлёкся от запихивания в себя пюре. — Может, я просто очень сильно хочу жить? — холодно спросил он, и на ум пришло «безразличие». Лекарь только хмыкнул и подал принцу воды, когда тот доел. Бесчисленные гематомы по всему телу сильно болели, и мужчина смазал их смрадной мазью, обещая, что скоро не останется ни следа. Юнги только фыркал и приговаривал, что ему уже ничего не поможет. Он даже боялся просить зеркальце, чтобы не видеть своё избитое лицо, верил пальцам, что проходились по ранкам, вычисляя, останутся ли шрамы. Доктор упрямо обещал, что сделает всё возможное, а Мин уже прощался со своей красотой, понимая, что теперь около Хосока его уже ничего не удержит. Вот же Соа будет злорадствовать. Хотя ей и повода не надо, лишь бы лишний раз унизить и открыть свой поганый рот. Сказав лекарю, что хочет отдохнуть, Юнги взял одну из книг, которую ему ещё в начале пребывания во дворце притащил Хосок. Тогда Мин вертел носом, а сейчас с удовольствием переворачивал страницы толстой рукописи с завораживающими картинками. Сама книга была усыпана драгоценными камнями, переплетена золотыми нитками, обтянута дорогой кожей. Юнги бы убрал эту вычурность, потому что она не была нужна ей, лишь портила содержание. В ней были написаны сказки, некоторые из которых Юнги рассказывала мама в детстве. Тоска по дому закралась в сердце, и Мин тяжело вздохнул, печально улыбаясь. Как бы он хотел возвратиться в своё детство. Казалось, что сейчас ему не семнадцать, а целых сто. Захлопнув книгу, чтобы не поддаваться меланхолии, он упрямо пытался игнорировать наплывающие картинки, но зачем делать вид, что всё хорошо, когда это не так? Мин видел перед собой Чонина, глаза которого были выколоты, и детские воспоминания не спасали от депрессии. Сколько мальчишке было? Принц и сам не знал, дал бы на вид пятнадцать, по уму — целых двадцать. Дитя крестьян, отправленное с родной земли на гнусную службу чужому дворцу. Подобный самому Юнги. Мину захотелось, чтобы его похоронили достойно, а не закопали, ставя безымянный крест, но разве его станет кто-либо слушать? Точно не король, который уже даже не различает, где ложь, а где правда. Хосок вошёл в покои, и Юнги, слабо улыбнувшись, отложил книгу в сторону, прислушиваясь к непривычно мягким шагам Чона. Он присел на край постели, беря руку Юнги. — Тебе больно? — Мин был готов поклясться, что услышал в голосе сочувствие, но подумал, что ему это точно послышалось. Этому человеку не присущи нормальные, людские чувства. — Соа и дальше врёт, а ты и дальше веришь? — фыркнул Юнги, вырывая свою руку. — Хватит о ней! — крикнул король, подрываясь с кровати. — Когда ты успел стать таким язвительным? Не переходи границы, — прошипел он, подсознательно хватаясь за свой кинжал, что висел на поясе. — Может, когда ты стал избивать меня при каждой нашей встрече? — ответил Мин, закатывая глаза, натягивая до подбородка одеяло, заляпанное капельками крови. — Юнги, — выдохнул король, — скажи, где второй слуга? — он присел перед постелью, касаясь кончиками пальцев подбородка Мина. — Что? — удивленно спросил принц. — Ты опять обвиняешь меня в чём-то? — Чонгук прислал девятнадцать слуг, но были казнены только семнадцать. Мне было плевать, но, если тот сбежавший прячется где-то в замке? Что, если это он отравил тебя и с помощью людей Намджуна нашёл подставную жертву, убив и засунув ему в одежду яд? Мужчина, которого нашли мои люди, был иностранным купцом, и делать такое ему не было смысла. — Я не знаю, где сбежавший слуга, — просто ответил Мин, отворачиваясь. Хосок громко рассмеялся, фыркая и хлопая рукой по ноге Юнги, скрытой одеялом. Принц непонимающе уставился на Чона, пытаясь отодвинуться, но Хосок придвинулся вперёд, обхватывая лицо Юнги ладонями. Мин попытался вырваться, но король залез на кровать, укладываясь сбоку ошарашенного парня. Хосок прижал к себе принца, залез руками под одеяло и стал гладить повреждённую кожу, оставляя на животе приятные мурашки. Юнги замер и не знал, что ему делать. Лежать так было неудобно, поэтому он прикрыл короля своим одеялом и, кряхтя, спустился чуть ниже, ложась на грудь Хосока. Тот обнял за талию и прижался губами к макушке, мягко стягивая рубашку, поглаживая грудь, живот и бока. — Ты опять пьян? — тихо спросил Юнги, наслаждаясь ласками, что отдавали приятным контрастом в сравнении с предыдущими побоями. Ему захотелось стукнуть себя, ведь он не планировал так легко поддаваться, но проклятая метка грела теплом, было слишком приятно. Разум испытывал отвращение, а глупое сердечко забилось вновь, умоляя отложить праведную месть и прочие глупости. — Нет, я опять люблю, — так же тихо ответил король. — Я так испугался за тебя. — Ты убил Чонина, думаешь, такое прощается? — всё-таки вырвалось у Юнги, и он сжался, страх заставил задержать дыхание. — Все люди умирают, — безразлично ответил Хосок, сильнее прижимая к себе тёплое тельце. — Ты выколол ему глаза, ты сделал мне больно, — отрешённо прохрипел Юнги, переворачиваясь на живот, утыкаясь носом в шею короля, не сдерживая рыдания. — Ты сделал больно, — он прошептал, громко всхлипывая, а перед глазами маячили лишь пустые глазницы. — Котёнок, — разбито прошептал Хосок, поглаживая Юнги по плечам. — Я знаю, что ты ненавидишь меня, я знаю. — Ненавижу, — завыл Мин, хватаясь пальчиками за лицо Хосока, впиваясь в его сухие губы своими влажными, неосознанно спустился одной рукой ниже сердца, поглаживая метку через слой ткани. Он так хотел забыть, как сильно над ним надругались, что был готов заменить те картинки другими — в которых Хосок бы нежно целовал. Юнги, превозмогая боль, поднялся, седлая бедра Хосока, не обращая внимание на слабость во всём теле, на режущую боль после изнасилования. Его не волновало ничего, ему казалось, что это единственное, что стоит делать. Целовать своего же мучителя оказалось приятно настолько, что Юнги стал постанывать, проводя коготками по затылку Чона, царапая его шею. Хосок ухватился за талию, вырывая стоны, смешанные из наслаждения и боли. Юнги скользнул юрким языком внутрь, оглаживая чужой язык, играясь с ним и забываясь. Но синяки никуда не ушли, и, сдёрнув с Мина рубашку, король застыл, оглядывая раненое тельце, отрываясь от губ, целуя руки со свежими, вчерашними ранами, оставленными его же мечом. — Жаль, что ты заколол одного из них кинжалом, с остальными я хорошенько поиздевался, их теперь никто не узнает, — серьёзно сказал король, имея в виду тех троих мужчин, которых Юнги до конца своей жизни не забудет. — Ложись, — он помог спуститься Юнги вниз, уложил его целиком на свое тело, поглаживая спину. — Я убью тебя, пока ты будешь спать, — прошептал принц, удобней устраиваясь. Сегодня он позволил себе забыться, но завтра он, не колеблясь, воткнёт подобный кинжал прямо в сердце Хосоку.***
Юнги проснулся от своего же кашля и поднялся с кровати, падая на пол. Он опять плевался кровью. Хосока не было, а за окном вовсю шумели сверчки. Было недалеко до полнолуния, и луна хорошо освещала комнату, поэтому Мин без проблем дотянулся до кружки с водой, вливая в себя прохладную жидкость. Он вспомнил своё позорное поведение и ударил себя по лбу, обещая в голос, что в следующий раз не пойдёт на поводу у Хосока, оттолкнёт его, не позволив унизить себя ещё больше. Юнги вытер рот платком и поднялся с кровати, замечая на комоде небольшой бутон розы. Он схватил цветок, точно помня, что такой же однажды принёс Чону. Вздохнув, он прижал бутон к носу, наслаждаясь изысканным ароматом, и сел на кровать, свешивая ноги. Спать не хотелось, а на ум приходил Чонин, хотелось узнать, как его похоронили. Откопав свою старую одежду, он кое-как натянул на себя сюртук, оставляя простые льняные штаны, обул лёгкие ботиночки. Коридор был освещён, и Юнги двинулся к покоям короля, не обращая внимания на стоящих столбами стражников. — Хоть бы поклонились, — фыркнул себе под нос, медленно переставляя ноги. Идти было сложно, но он упрямо шёл вперёд. Когда уже дошёл до покоев короля, его остановил один из слуг, неловко загораживая собой дверь. Мин стиснул зубы и нацепил на лицо подобие улыбки. — Господин, к Его Величеству нельзя, — он тихо пробубнил, избегая зрительного контакта. — Ты ведь знаешь, кто я? — тихо поинтересовался Юнги, склонив голову в сторону. — Д-да, господин. — В сторону, брысь, — Мин махнул рукой, но парнишка не желал отходить, поэтому, принц изо всех сил начал стучать по двери, ударяясь кулаками об дерево. Делал он всё с максимально безразличным лицом, а худощавый парень не мог его оттащить, стражники лишь снисходительно улыбались. — Это ещё что такое? — голос Хосока прозвучал позади, и Юнги поспешно обернулся, всматриваясь в смешинки в его глазах. — Я хотел… — Я пришёл к тебе, а там пусто. Чего гуляешь в столь позднее время? — с ухмылкой спросил Хосок, подходя ближе. Юнги не стал отвечать, только подошёл к королю, беря его за руку. Потащил за собой, радуясь, что Чон добровольно последовал. — Пока ты питаешь жалость ко мне и мило называешь это любовью, выполнишь одну просьбу? — выпалил Мин, хлопая за собой дверью. Он отпустил руку короля и сел на свою постель, чинно сложив руки на коленках. — Попробуй, — хмыкнул король, подходя к Юнги, беря из его руки бутон. — Я бы хотел, чтобы ты ответил честно: ты похоронил Чонина или его закопали в лесу? — прошептал Мин и прикусил губу, с мольбой глядя на Чона. — Ни то, ни другое, — простодушно ответил Хосок, беря руку Юнги в свою, становясь на колени. — Я велел отправить его тело Ким Намджуну, чтобы не было повадно пускать Чонгука ко мне одного. — Боже, — выдохнул Мин, отшатнулся и прикрыл глаза, запуская руку в волосы. — Ты и вправду животное, — он надавил пальцами на висок, пытаясь унять разрывающую боль, но она не уходила, а Юнги слабо вспоминал, что перед ним на коленях деспот. Он выдернул вторую руку из хватки Чона и сдёрнул с себя сюртук, ложась на кровать. — Ты хочешь спать? — тихо спросил Чон, побитым щенком глядя прямо в глаза. — Нет, я не хочу видеть тебя, поэтому притворюсь спящим, — разбито ответил Юнги, отводя взгляд, забираясь под одеяло. Он отвернулся от Хосока и не видел, как мягко луна освещала его смуглую кожу, завораживая и поощряя оставить на ней пару тройку поцелуев. Спустя минуту дверь захлопнулась, а Мин зажмурил глаза, внушая себе, что он поступил правильно. У него было такое чувство, будто существуют два Чона: один Хосок — нежный и любящий мужчина, что носит метку Юнги у себя на груди; второй — тираничный правитель, жестокий человек, которому ничего не стоит убить, разрушить и стереть с лица Земли. Как же человек может удерживать в себе столь разные личности? Почему злость делает его таким жестоким? Вопросы мучили Юнги, и он встал с постели, прося стражника в коридоре позвать лекаря. Мужчина примчался, и уже через двадцать минут Юнги был измазан противной мазью, а раны болели меньше, на ладошках они понемногу начали зарастать, превращаясь в противную, твёрдую корочку, которую хотелось содрать. Юнги слабо поблагодарил лекаря и тут же закрыл глаза, зарываясь носом в мягкие подушки.***
Дни сменяли ночи, а после той глупой просьбы Хосок больше не приходил и не ластился, не пускал к себе, а Юнги после одной неудачной попытки не пытался больше. Закрывался в своих покоях, не высовывался, ел то, что ему приносил лекарь, и с каждым днём крепчал, читал книги, которые Чон присылал ему вместе со слугами. Всё вернулось на круги своя, и Мин искренне радовался, что ему не снятся сны. Он был измотан переживаниями днём, так что ночью спал спокойно, не внимал ни косым взглядам, ни глупым перешёптываниям, что опять окружили его прочной паутиной слухов и домыслов. Делал вид, что не замечает смешки и неуважительные поклоны, которыми его одаривали придворные крысы. Соа, на удивление, не появлялась, будто бы исчезла, но Юнги отлично знал, что она отсиживается в своей норе, ведь даже если это не она отравила Юнги, то подозрений всё равно слишком много. Знойные деньки раздражали Юнги, и он молился, чтобы поскорей пошёл дождь, но его всё не было, приходилось умирать от жары и обливаться водой особенно когда раны зудели. Он порывался содрать корочку, а отцветающие синяки бесили, хотелось надавливать на них и чувствовать отрезвляющую боль. Спустя неделю кровь перестала идти, и принц уже не просыпался из-за кашля, а лекарь позволил есть твёрдые овощи и фрукты, и Юнги брезгливо косился на помидоры с огурцами. Ему до сих пор помнился тот голод и странный запах овощей, и он грыз морковку, давясь ей и думая о том, что во второй раз его точно никто не сможет отравить. Близилось полнолуние, и Юнги даже выбежал на улицу, подставляя лицо под тяжёлые капли, что падали на лицо. Когда пошёл град, принц расстроился, понимая, что это плохо для урожая, но не прекращал улыбаться, наслаждаясь раскатами грома и тем, как молнии освещали всё вокруг. Ему бы хотелось стать молнией, которая бы освещала тёмные грозовые ночи, но он оставался маленьким человечком, чьим мечтам осуществиться не суждено. Будь он чуточку сердобольней — грустил бы по этому поводу, но характер Юнги закалялся постепенно, и он не был уже тем уязвимым мальчиком, которым прибыл в дворец Чонов, он был готов сдержать удар, даже если бы потом упал навзничь. Но он точно не был готов к тому, что утром Хосок ворвался в его покои, а следом семенил лекарь, еле успевая перебирать короткими ногами. Юнги даже не удивился, он ожидал визита короля, только гадал, когда же он соизволит явиться. — Мне нужно, чтобы он был готов к походу, я хочу, чтобы он скакал подле меня, — безапелляционно отчеканил Хосок. — Намажь его всеми своими мазями, влей хоть все свои лекарства, но мне нужно, чтобы через два часа он был готов. Даже если мне придётся привязать его к лошади верёвками — поверь, я это сделаю. Чон даже не взглянул на сонного принца, только развернулся на пятках и так же стремительно покинул помещение, как и влетел. — Поход? — заспанным голосом спросил Юнги. Он видел, что вокруг было какое-то напряжение, слуги суетились, но не вникал в это, зарываясь в книги, разглядывая дивных зверей. — Удивлён, что вы ещё не слышали, но да ладно, давайте, раздевайтесь. Спустя два часа Юнги послушно появился во дворе, наблюдая за тем, как завершались последние приготовления, вот только вместо коня перед ним предстала карета с гербами родного королевства. Помнится, он на ней приехал сюда более полугода назад. Как же пролетело стремительно время, он и не заметил за всеми этими дворцовыми интригами, что уже достаточно задержался здесь в живых. Возле него появился король. Он в сопровождении двух стражников подошёл к принцу, холодно оценивая реакцию Мина. — Ваше Величество, вы решили пожалеть меня? — вежливо спросил принц, кланяясь. — Ты едешь домой на том, на чём сюда приехал, так что полезай в карету, и чтобы ни звука, — отчеканил король, всё так же холодно глядя на принца. Юнги почувствовал, как сердце пропустило удар, а в горле пересохло, он не мог поверить своим ушам, а в голове повторялось пискливое «домой». Он придушил улыбку и, покорно поклонившись, сел в карету. Все десять минут, что карета неловко стояла посреди двора, Юнги оглядывал стены дворца, что так и не смог стать родным, и уже скучал по тем книгам, что успел прочесть, и которые только планировал прочитать. Но долго грустить не получалось, а в голове повторялось «домой». Когда пейзажи города сменились на широкие луга и леса, Юнги высунулся из окошка, вдыхая свежий воздух, чувствуя свободу во всём теле. Ему хотелось кричать на весь мир, он не мог усидеть на месте, метался туда-сюда по мягкой обивке кареты, судорожно дышал и сжимал кулачки, представляя, как обрадуется мать и перекосится младший брат. Это заставляло сердечко трепетать ещё сильнее. Но с первой остановкой смутные сомнения забрались в затуманенный радостью разум. Чон Хосок посадил Юнги в карету, а сам вёл свое войско к северным границам. Настолько ли глуп Юнги, чтобы не понять, что его везут не домой, а на казнь. Сначала, может, при нём казнят всю семью, а потом и его самого. Осознав всё, Юнги тут же вскочил, и, невзирая на ночь, вырвался из кареты, побежав под аккомпанемент храпа воинов, направился к шатру короля, запыхавшись, попросил пропустить его внутрь. Стражники лишь качали головами, коротко отвечая, что нельзя. Но Мин не внимал их словам и, спустя пять минут к нему вышел разозлённый Хосок, что тут же завёл в свой шатер, прикрывая рот парнишки своей рукой, глядя прямо в глаза. Юнги казалось, что время давить на жалость настало, поэтому он упал навзничь, хныкая, доводя короля этим самым до белого каления. Чон поднял принца за шкирки и вопросительно уставился на него. Юнги фыркнул и вырвался с хватки, отряхивая свою одежду. — Ты собираешься убить меня в любом случае, но разве это не нарушение соглашения? Ты получил меня взамен на мир, а теперь идёшь войной на моё королевство, — неожиданно спокойно проговорил Юнги, не отводя взгляд. — Ты целый день не мог догадаться? Не такой уж ты и умный, — хмыкнул Хосок, сложив руки на груди. — Ещё что-то? — Ты убьёшь всех? — тихо прошептал, боясь повышать голос, чтобы не выдать дрожь. — Нет, только твою семью, — просто ответил Чон разглядывая лицо Юнги. — Рад, что ты не закатил истерику. — Каково быть таким? — всё так же тихо спросил Юнги, едва сдерживая рыдания. Ему хотелось броситься под ноги королю, умолять свернуть в сторону дворца. Он был даже готов быть запертым в темнице, но не хотел, чтобы его родной дом был сожжён этим тираном, место которому только в огне. — Каково быть таким слабым, Юнги? — прошипел Чон, схватил Мина за горло, сильно сжимая пальцы. Юнги уже достаточно привык к такому обращению, так что не дёрнулся, не изменил выражение лица, всё так же пусто глядя на действия Хосока. Ему хотелось прекратить этот цирк и театр в одном, но уязвлённая гордость и ясное «отомстить» снова отчаянно заменили все мысли, подкидывая воображению живые картинки. Чон, заметив такое странное поведение, тут же разжал пальцы, беря Юнги за подбородок, хмурясь и вглядываясь в чёрные глаза. — Ну же, не надо этого, ты и так знаешь, что не остановишь меня, пока я не совершу задуманное, — уже мягче сказал король, поглаживая щёку Юнги. — Да, — покачал головой Мин, — я хорошо это понял. Он слабо улыбнулся и развернулся, направляясь к выходу. Но Хосок перехватил его, прижимая спиной к своей груди. — Может, в следующей жизни я снова встречу тебя, и тогда ты полюбишь меня. Я не буду связан по рукам и ногам, а ты не будешь принцем чужого королевства. Юнги резко выдохнул, а нос неприятно защипало, он вырвался из рук и, не кланяясь или оборачиваясь, направился назад к карете, игнорируя любопытные взгляды воинов. Ему хотелось вернуться в тот день, когда грыз кожицу на запястье, и всё-таки перегрызть её, чтобы теперь так не мучиться. Его съедали апатия и грусть, но сильнее всего было чувство ненависти, что пожирало юную душу, не давая надежды оправиться. Чонин никогда не уходил из мыслей, и Юнги был готов в любой момент засадить клинок в грудь Чона. Да поглубже — так, чтобы уже никто не вытащил и пришлось сжигать тело вместе с ним. Иногда проскакивало чувство стыда, ведь Юнги отлично помнил нежные губы Хосока и наслаждение, которое они дарили. Так, мечась между двумя крайностями и не понимая собственных желаний, принц не мог уснуть, молясь, чтобы дурные мысли не преследовали его, чтобы он мог наконец успокоиться и забыть всё хотя бы на пару часов. Но, нет, перед глазами были пустые глазницы, что грозились донимать Юнги до конца его недолгой жизни, а следом — милое личико Чонина и тихое «Риджин», нечаянно сорвавшееся из уст. Такое сокровенное и личное, что Юнги бы хотелось вернуться в тот день и сразу же помочь Чонину сбежать со дворца, тогда бы он не умер. Тогда бы он не пал тяжким грузом на плечи юного принца Мин Юнги.