«We were born sick», you heard them say it.
Домик травницы всегда обходили стороной, боясь накликать на себя проклятия и невезение. Она прослыла старой ведьмой, поговаривали, что она выла на луну, летала на метле и варила в своём огромном чёрном котле тех, кого ловила в лесу. Иногда ходили слухи о том, что ворон, который всегда сидел на её плече — заколдованный мальчик, а люди, видевшие Тэхёна, только подтверждали это. Но Тэ не грустил, он помогал бабушке и Юне и не ходил в деревню, понимая, что глупые люди не принимают его за человека. После полнолуния Тэхёну было сложно прийти в себя, он то просыпался, зовя Чонгука, то опять отключался и блуждал по задворкам памяти, наблюдая за тем, как знакомое лицо принца и метка постепенно пропадали, стирались. Целый месяц он пролежал в постели, а обеспокоенная Юна ухаживала за ним, гладила его чёрные волосы, и мальчишка забывался, руки с красным браслетом пропадали, не могли дотянуться до его шеи, страх уходил. Тэ было сложно адаптироваться к новой затворнической жизни, но постепенно он влюбился в лес и поля, полюбил прогуливаться по округе, бегая с Тханом по лесу, даже несколько раз наблюдал за дикими кроликами, хотя и боялся их после того проишествия в высокой траве. Летом Тэхён собирал с травницей различные растения, учил их названия и целительные свойства, помогал варить различные отвары и, чем дальше, тем лучше понимал их предназначение и то, что магии здесь нет никакой. Старуха давала отвары больным деревенским жителям, а те в лицо благодарили, а за спиной обзывали старой ведьмой и проклинали её. Иногда Тэхёну казалось, что бабушка отлично знает, как сильно люди не любят её из-за страха перед её непонятной, неизведанной силой. Иногда её грустная улыбка печалила мальчишку, и он усерднее расспрашивал о травах и мазях. Зимой она учила его читать, как и пообещала. Он учился разбирать значение новых слов, рассматривал различные нарисованные картинки в старых рукописных книгах: цветы, дикие деревья, которые растут только там, где тепло, различные дивные звери и камни. Он помогал Юне по хозяйству: рубил дрова и ухаживал за бабушкой, когда она свалилась с простудой. Мальчишка любил играть со снегом, что пушистым ковром ложился на землю, украшал собой веточки вечнозелёных растений. Ему казалось, что, играя, он возвращался в то время, когда всё было не так плохо, когда с наступлением зимнего вечера мама заботливо звала домой, давала кружку тёплого молока и трепала по волосам. Весной Тэхён ухаживал за огородом и сажал овощи, учась бережно обращаться с землёй, внимая тому, что без плодородной почвы они бы не выжили, так как на базарные продукты денег часто не хватало. Фактически они жили на подарки местных жителей, которые хоть и обсуждали травницу, но не скупились давать еду и деньги взамен на травы и отвары. — Почему они говорят, что быть ведьмой плохо, но сами просят, чтобы ты наворожила на соседей? — искренне не понимал Тэхён, вопросительно глядя на травницу. — Потому что такая есть людская натура, Тэхён, — отвечала она, смотря своими пронзительными глазами так, будто знала загадки всего мира. Тэхён не впервые сталкивался с лицемерием людей, и бабушка казалась ему примером для подражания, он видел, какой несгибаемой была её воля, какой доброй она была к лесным зверушкам, как оставляла птичкам немного зёрнышек, как однажды спасла стаю фазанов, обезвредив ловушки охотников. Ему нравилось слушать эту мудрую женщину, нравилось видеть, с каким удовольствием она рассказывала о полевых цветах и как говорила о королевских сортах роз. Она была поистине мудрой, никогда не повышала голос, говорила размеренно и медленно, проводя рукой по своим седым волосам. Жить на территории королевства Чон оказалось не так уж и плохо, когда у тебя за спиной есть надёжная опора и люди, которые не дадут тебе погибнуть. Тэ учился, самозабвенно и искренне хотел перенять все знания бабушки, а она радовалась его энтузиазму и брала с собой в поле всё чаще. — Я хочу домой, — иногда меланхолично говорил бабушке Тэ, подпирая ладошкой подбородок и тяжко вздыхая. — Но, Тэхён, здесь твой дом, — снисходительно отвечала старушка, приглаживая смолянистые волосы мальчика. — Нет, ты поняла о чём я. Я хочу в своё королевство, в свой дом, — капризно отвечал он, забавно выпячивая нижнюю губу. — Ты ведь знаешь, что сейчас там война, я не могу отпустить тебя, как бы ты ни хотел, — ласково говорила травница. — А что, если моим маме и отцу плохо? Что, если я нужен им? — Подожди ещё немного. И Тэхён ждал, он искренне верил бабушке, старался есть и поправляться, чтобы не быть похожим на мешок с костями. Он рос здоровым и умным, быстро схватывал всё на лету, вот только оставался всё таким же ребёнком: плакал, когда их пёс Тхан поранил лапку, радовался белочкам, что любили играть возле домика, не боясь людей. Юна с каждым днем росла, становилась всё изящней и, будучи старше Тэхёна на два года, к своим шестнадцати стала прекрасной молодой девушкой со множеством поклонников. Она бы заимела ещё больше, если бы за спиной не шептали, что она такая же ведьма, как и старая травница. Она всегда плакалась Тэ, что с ней не так уж охотно дружат, искренне недоумевала, почему ей приписывают то, чего нет, и почему деревенские девушки обходят её стороной. Тэ только пожимал плечами и улыбался своей квадратной улыбкой, заверяя, что она самая красивая. Как же сильно она напоминала ему Санхи. Когда Юна впервые пришла из деревни с букетом неимоверно прекрасных цветов, бабушка грустно улыбнулась, а Тэхён стал расспрашивать её о том, кто подарил такой изысканный подарок. Юна отмалчивалась и лишь кокетливо улыбалась, заставляя Тэхёна непонятливо хмуриться. Когда же она стала приходить с новыми лентами, вплетёнными в волосы, и красивыми платьями, что резко контрастировали с её привычными рубахами, Тэ впервые почувствовал тоненький голосок, что вещал что-то странное и привычно плохое. Но он продолжал игнорировать его, не внимая ему. Был слишком уверен в том, что всё плохое позади, ничего больше не случится, всё будет в порядке и никак иначе. Но какой же мерзкой порой бывает судьба. На третье лето пребывания Тэ в доме травницы, когда вся деревня гудела новостью о том, что король Чон Хосок завоевал главную оборонную крепость на северных границах государства Ким и значительно продвинулся вглубь страны, Юна пришла окрылённая и счастливая, как никогда. Губы Тэхёна расплылись в удивлённой улыбке, он почесал Тхана за ушком и принял из рук Юны ягоды, что девушка насобирала по дороге домой. — В чём дело? — спросил, набивая рот клубникой. — Ты светишься вся. — Сын старосты деревни придёт к нам свататься, — не переставая улыбаться, ответила Юна. — На мне его метка, — доверительно прошептала она. — Так это он тебе платья подарил? — Да, он, — мечтательно протянула девушка, а когда из хаты вышла травница, чтобы позвать детей кушать, Юна подпрыгнула и обняла бабушку, роняя слёзы счастья. И лишь Тэ заметил печаль в глазах старушки, хотя искренне не мог понять, что так сильно огорчило её и омрачило радость того, что Юна наконец счастлива. Тэхён решил спросить об этом позже, но ветреная голова мальчишки уже нашла себе новое занятие, как только в поле зрения появился Тхан. Именно благодаря собаке он научился взаимодействовать с теми, кто руководствуется инстинктами и любит безгранично, именно так он полюбил животных. Ведь собака — это не корова и не свинья, это умное существо, от которого мальчик был без ума. Его не волновало то, что на его королевство напал вражеский король, он был уверен, что дома всё хорошо, что мама в порядке, а отец всё так же трудится, пытаясь прокормить их двоих. Для него война была неким жестоким взаимодействием воинов в закрытом пространстве. Он не представлял, что она может затронуть мирных жителей, не думал, что пограничные деревни сожжены дотла. Но сын старосты не успел посвататься: молва об этом пошла по всей деревне, и ночью лес всколыхнули огоньки факелов возмущённых деревенских жителей, которые и без того не были рады ведьме, так ещё и пришлось бы терпеть её внучку, принимая её за невестку самого старосты. Праведный гнев закипал в головах и сердцах людей, не знавших ничего кроме простой истины: чтобы выжить, нужно пахать до седьмого пота. Необразованность их ужасала Тэхёна, он за два года пребывания здесь понял, что магии в травах нет никакой, а глупые слухи и сплетни лишь остаются больной фантазией суеверных дураков. Но большинство всегда побеждает. Когда соломенная крыша загорелась огнём, а травница заставила сонного Тэ отбросить одеяла и подняться, он ничего не понимал, не мог осмыслить происходящее. — Вот, возьми, — она впихнула сонному мальчишке в руки небольшой коричневый мешок. — Иди домой, время пришло. Она запнулась на мгновение, а потом сняла с шеи верёвочку с ярким зелёным камнем, надевая её на Тэ. Её лицо было слишком спокойным, видимо, она пыталась не поддаваться панике, чтобы не пугать ребёнка. Тэхён был уверен, что это глупый сон, он не внимал тому, что Юны не было, а её тоненький голосок умолял не подходить к домику. Она истошно кричала, Тхан подле неё скулил, но Тэ не слышал, его вытолкнули из невысокого окна. Он приземлился на землю и, смотря в позеленевшие глаза травницы, принялся пятиться назад, а в голове поселилась навязчивая мысль убежать домой. Он на негнущихся ногах мелким шагом направился в сторону леса, понимая, что не управляет собой и не может трезво оценить ситуацию. Он сопротивлялся, но ноги не слушались, он упрямо бежал вперёд, слыша, как трещат под босыми ногами сухие веточки, шелестят листочки. И только нечеловеческие отдалённые крики молодой девушки вывели его из транса, он остановился, сморгнув пелену с глаз, и огляделся, понимая, что перед ним — жуткая реальность. Он бросил мешок на землю и принялся бежать изо всех сил, коря себя за то, что поддался непонятным чарам травницы. Крики людей раздавались совсем близко, его тело охватила ярость, когда он услышал пресловутое «ведьма», но за несколько метров до домика он почувствовал вспышку боли и необъяснимую тяжесть, свалился навзничь, зарываясь лицом в прошлогодние листья. Его мутило, и ярость покидала его тело, но вскоре её сменили странное спокойствие и безразличие. Он не понимал того, что лишился второго дома. Его рассудок не воспринимал реальность, выстраивая невидимую стену, которая тут же начала трескаться и угрожать развалиться. Но, развалившись, она зацепит своими обломками всё: и тёмное, и светлое. Она уже не позволит собраться воедино, восстановить силы и продолжать двигаться дальше. Как только она упадёт — упадёт и Тэхён, но пока что его время не пришло. А в воздухе отчётливо пахло гарью и палёной человеческой плотью.***
Тэ поднял тяжёлую голову с земли и понял, что страшные события не были сном. Он ощупал себя и попробовал подняться на ноги, но всё тело было будто налито свинцом. Кое-как он оторвался от земли и побрёл в сторону домика, которого уже и не было. На его месте осталось только огромное пепелище и горячая зола. Тэхён отказывался верить, только хмурил брови и вдруг заметил одинокую фигуру, что водила руками по пеплу и плакала. Он было подумал, что это Юна, но надрывный мужской голос и внушительное телосложение разбили розовую пелену Тэхёна, опять опустили ребёнка на землю. Он ничего не понимал, всё произошло настолько быстро, настолько непонятно, что он не мог осознать всю трагедию и ужас. — Кто вы? — хриплым голосом спросил мальчишка, видя красивое заплаканное лицо юноши, что размазывал пепел по своим щекам, перемешивая его со слезами. — Ты Тэхён? — тихо спросил незнакомец, отбрасывая светлые волосы с лица, а Тэ подметил, что тот одет не как деревенские: на нём было дорогое одеяние. — Сын деревенского старосты? — Да, беги, пожалуйста, уходи. Юна рассказывала о тебе, и теперь моя Юна, — он надрывно всхлипнул, зарываясь руками в свои светлые волосы, — моя Юна, — простонал, падая на колени. Он начал судорожно искать что-то в карманах и, выудив мешочек с звенящими монетами, поднялся на ноги и подошёл к мальчишке, что стоял и глупо смотрел на его страдания. Слёзы не текли, Тэ не мог выдавить из себя ни слезинки, он просто не понимал, куда делся домик и почему Тхана нет. — Где Тхан? — спросил Тэхён, беря в руку мешочек с монетами. — Это пёс? — тихо спросил парень, шмыгая носом. — Да, наверное, Юна пошла с ним в лес, правда? — спросил Тэхён, водя носком ботинка по серому пеплу. — Бабушка пошла в поле? Она скоро придёт? — Тэхён, — юноша всхлипнул, — они не вернутся, уходи, пожалуйста. — Бабушка разрешила пойти домой? Но она говорила, что нельзя, там война, — мальчишка глупо хлопал ресницами, всматриваясь в опухшие глаза сына старосты. Он не слышал его слов, а сам по большей части говорил глупости. — Да, Тэхён, бабушка разрешила, она сказала мне, что тебе нужно пойти домой, иди. — Но я не попрощался, — заканючил Тэ, заламывая брови, морщась словам парня. — А, я вспомнил, она ночью прогоняла меня, но это ведь был сон? — Иди, — зарычал юноша, хватая Тэхёна за плечи, — пожалуйста, иди домой, — выл он, заключая Тэ в объятия, крепко сжимая его хрупкие плечи. Мальчишка развернулся и, не оглядываясь и не позволяя себе думать, пошёл прямо, пока в руке звенели монеты. Он нашёл мешок, который ночью ему всунула травница, подобрал его и, даже не заглядывая внутрь, пошёл дальше. Ему казалось, что Тхан следует за ним, а из-за дерева сейчас выйдет Юна, посмеётся и начнёт болтать о разных глупостях, и ленты в её волосах будут забавно трепыхаться. Несколько раз он ложился на землю, но не мог сомкнуть глаза, боясь, что увидит то, после чего не сможет уже двигаться. Его детское восприятие вопило о том, что так не бывает, что так нельзя. Но он не слушал, только безразлично перебирал ногами и упрямо шёл вперёд, туда, где, по рассказам травницы, располагалось королевство Ким. Первый день оказался самым сложным: босые ступни жгло, и Тэ радовался, что физическая боль отвлекала от раздумий. Он отказывался верить. Верил в свои старые воспоминания, не позволял стене рассыпаться, пытался залатать её всем, что подвернётся под руку, не задумываясь о том, что оглохнет от грохота, когда всё распадется. Единственным, за что он держался, были воспоминания о Санхи, о маме и отце, о том, что дома всё будет в порядке, всё будет хорошо. Но подсознание подкидывало запах горелой плоти, не давало сосредоточиться ни на чём, и он упрямо не внимал своим чувствам, понимая, что понемногу сходит с ума. Но он упрямо шёл дальше, почти не ел и редко заглядывал в мешочек — лишь когда понимал, что скоро свалится с ног. Бабушка будто бы знала, а её грустная улыбка накануне лишь убедила Тэхёна в том, что эта женщина была не так проста, как казалось. Слёз не было, ни разу он не позволил себе заплакать, чтобы не закончить всё так, как есть — на голой земле, сжимая зелёный камушек, покоящийся на шее. Он несколько раз натыкался на ручейки и пополнял запасы пресной воды. Когда еда из мешочка кончилась, он грыз корешки, радуясь тому, что бабушка рассказала так много хитростей. Ему повезло, что летом найти еду в лесу не так уж и сложно, но одной ежевикой и горькими корешками не проживешь. Тэхён упрямо шёл дальше, он не хотел умирать, не хотел думать, анализировать и мыслить. Он поставил себе цель и упрямо двигался к ней, днями напролёт разглядывал окружающую природу, иногда натыкался на следы людей. Ему было сложно поверить в то, что после почти двух лет стабильной жизни его опять бросили одного, словно маленького слепого котёнка, ткнули носиком в обстоятельства и реальность, заставили забыть о том, что можно на кого-то рассчитывать. Опять один. Опять никому не нужен. Но Тэ шёл, один раз даже посмел сунуться в деревню на территории Чонов, но побоялся, что что-то в нём выдаст чужеземца. Небольшая деревушка насчитывала с десяток домов, и всё казалось пустым, безжизненным. Люди лишь боязливо выглядывали из-за ставней, а Тэхён понял, что лучше не останавливаться, идти до изнеможения, продолжать строить стену и не доверять никому, даже самому себе. Он был голоден, хотел пить, но так и не осмелился зайти ни в один двор, чтобы попросить хотя бы стакан прохладной воды. Границы двух королевств были ужасно разграблены и изуродованы. Пограничные деревни королевства Ким стёрли с лица земли: повсюду царили разруха и ужас, то тут, то там валялись мёртвые тела среди золы и развалин чудом уцелевших домов, а в воздухе витали нищета, окружавшая оставшихся в живых людей, и тлен. Все спасались, как могли, а когда-то непобедимое королевство тонуло в крови, пущенной жестокостью и мечом Чон Хосока. Тэхён упрямо шёл дальше, он обходил разруху лесными тропами и не позволял себе останавливаться и думать. Он ложился спать только тогда, когда не понимал уже ничего, когда тело отключалось и вопило об усталости. Только тогда он устало валился на землю, невзирая на то, что грозы и бури бушевали и мешали спать. Сновидения покинули его, не давали думать о том, что произошло, он был похож больше на водяное колесо, что крутилось, несмотря ни на что. У него не было своей истории и чувств, и совсем не к чему было идти, но он продолжал это делать, механически точно и стабильно перебирая ногами. Несколько раз он натыкался на людей, но спрятаться щупленькому пареньку между деревьями — раз плюнуть. Он понимал, что подданных его королевства мало что отличает от подданных Чона — всё та же ненависть. Он не чувствовал ничего, так же, как не почувствовал ничего и в тот момент, когда вместо родного дома он увидел пустое, разграбленное здание и старушку-соседку, у которой вместе с Чонином воровал груши. — Тэхён, — воскликнула старушка, оглядывая синяки под глазами мальчишки. — Ты не во дворце? — Нет, я не во дворце, — ответил мальчик, пытаясь поднять с земли сорванную с петель дверь. Она валялась возле входа, лишая любой надежды на лучшее завтра. Босые ноги мальчика были изрезанны мелкими ранками, и соседка подозрительно покосилась на них. — Так мать твоя ж спилась, ты чего вернулся? — удивлённо спросила она, не замечая того, как замер мальчишка, как его руки сжались в кулаки, а в глазах мелькнула вспышка гнева. — Здесь одна только бойня, конец тебе, так же, как и отцу твоему. — Что? — тихо спросил Тэ, поворачиваясь лицом к женщине, сидящей на небольшой старой скамейке возле стены своего дома. Её лохмотья ясно говорили о том, что хорошие деньки кончились, а война — это не освобождение от кандалов, а путь вниз — на самое дно. — Твоя непутёвая мать после того, как вас с Санхи забрали, чуть с ума не сошла: устраивала скандалы на всю деревню, один раз даже побила жену старосты, — медленно проговорила старушка, а Тэхёну захотелось оторвать её гнилой язык, он не желал верить ни единому слову. — Она стала прикладываться к бутылочке, да и сдурела совсем, отца твоего только позорила. Вот так и померла: утонула в канаве, когда вода после дождя поднялась. — Продолжайте, — ледяным тоном приказал Тэхён. — Отец сопротивлялся, когда в деревню пришли солдаты короля Чона, защищал вашу халупу, а взамен отдал свою никчёмную жизнь, — она выпятила свою нижнюю губу и стала что-то жевать, заставляя Тэхёна брезгливо поморщиться. — А вы? Почему ещё не подохли? — он язвительно спросил, вопросительно поднимая брови. — Глупое отродье, небось и кончишь так же, как твоя мать, — выплюнула старуха, принявшись грызть свои семечки. Ночью, когда он лежал на твёрдой лаве в пустом и обветшалом доме, так тщательно строенная стена рухнула. Тэхён выл и не мог дышать, понимая, что теперь ничего не будет хорошо. Он беспомощно ревел и метался, ломая то, что ещё не успели растащить, круша всё, что осталось в стареньком родительском доме. Он не мог спать, только оббивал колени, пытаясь встать на ноги. Разбивался о скалы, выращенные судьбой, плакал и латал бреши, понимая, что ему уже не суждено собрать себя заново. Его вой было слышно на всю деревню, а оставшиеся люди ужасались крикам отчаяния и боли. На него свалилось всё подряд, а Санхи продолжала успокаивать и гладить отросшие волосы, только шептала, что они ждут его. Он хотел сморгнуть видение, но на смену сестре в пустом доме раздавался заразительный смех Юны, в памяти всплывали её счастливое выражение лица и нежный голос, который говорил, что к ней придёт свататься сам сын старосты. Картинки сменялись, а единственное, что не изменялось никогда — смерть. И, если Тэхёну суждено сойти с ума, разве может один человек такое пережить? Почему же все, кто были дороги Тэ, умерли? Сколько ещё людей он отправит на тот свет? Он должен был умереть ещё тогда, когда царапал ногу ржавым гвоздём. Вот только не помнил, зачем делал это, а с губ срывалось истеричное «Чонгук». Как бы хотел Тэхён уберечь их, не дать пострадать из-за того, что позарились не на то. А утром его разбудила та самая старуха, бросила ему чистую тряпку и дала воды, чтобы умылся и протёр опухшие глаза. Вечером она сжалилась над ним и отдала ему остатки безвкусной похлёбки, которую Тэхён просто влил в себя, не говоря ни слова. Он так и продолжал смотреть в стену, даже не пытаясь унять накатывающую истерику.