Shadows creep and become stronger than the truth.
Наместник Мин Юнги прибыл в столицу королевства Чон рано утром в сопровождении восходящего солнца и нескольких стражников, что своими безразличными лицами только доводили бывшего принца до белого каления. Он переживал, не мог ни с кем поделиться своими мыслями, и эти твердолобые мужланы бесили его своей невозмутимостью. Всё внутри Юнги трепетало, он думал о том, насколько сильно изменились дворец и сам король за два года разлуки. Ему было любопытно, но вместе с тем и страшно, руки мелко дрожали, а внутри что-то переворачивалось. Юнги ступал под презрительные взгляды слуг и понимал, что одно здесь не поменяется никогда — неуважение к проданному принцу. Юнги всегда будет объектом сплетен и разговоров в стиле «предатель». Но он упрямо шёл, а когда его вышли поприветствовать несколько советников, в том числе и главный — старик, которого Юнги ненавидел ещё с дня казни слуг, присланных Чонгуком, он только поглубже вдохнул и нацепил на себя умиротворённую улыбочку. Тогда эта старая крыса посоветовала ему наслаждаться жизнью, а теперь смотрела исподлобья, кривила лицо и наверняка всё так же нашёптывала на ухо королю мерзкие советы и слухи. — Мы рады приветствовать вас, господин наместник, — учтиво начал главный советник. — Как вы добрались? — Благодарю, — коротко ответил Юнги и мазнул взглядом по большим вратам, за которыми скрывался замковый дворик. Ему хотелось увидеть короля, но вряд ли тот бы снизошёл до личного приветствия Мина. — Вы выглядите весьма болезненно, — советник улыбнулся, обнажая остатки своих чёрных зубов. — Не переживайте, со мной всё в порядке, — так же учтиво проговорил наместник, поправляя свои тёмные, спадающие на глаза волосы. — Где Его Величество? — Слуги покажут вам вашу комнату, а потом соизвольте спуститься, чтобы позавтракать, — ни единый мускул на каменном лице советника не дрогнул, и он всё так же улыбался. Юнги нахмурился, но лишь слабо кивнул и поплёлся за слугами, что указывали ему путь в новые покои. Не в те, где раньше он жил, когда только попал в замок. На него тут же хлынули воспоминания, и едва заметная улыбка скрасила хмурое лицо, небольшие складочки на лбу разгладились. Лишь бы не думать о темнице. И Юнги упрямо игнорировал плохие мысли, не позволяя им взять над собой верх, высасывать энергию и мучить. — Кто живёт в моих старых покоях? — спросил наместник у одного из слуг. — Господин, — мужчина, что вёл его, остановился и развернулся к Юнги лицом, — там живёт фаворитка короля, госпожа Соа. По коже прошлись острые иголки, и Юнги рвано выдохнул, понимая, что тёмные воспоминания всегда будут брать над ним верх, а насилие не забудется. Сколько бы он ни отгораживался от своего прошлого, как сильно бы ни хотел забыть, всё тщетно: оно бежит за ним, как бы он ни старался убежать. — Веди меня в новые, — выдохнул, стараясь не порождать своим поведением слухи, ведь слуги любят помолоть языком, и перед ними опасно показывать свою истинную реакцию. Слуга учтиво поклонился и направился дальше, а Юнги безжизненно поплёлся за ним, хватаясь руками за подол своего сюртука. И, кажется, этого и стоило ожидать, не нужно было надеяться на лучшее, но розовые грёзы, что выстроились в моменты одиночества и ностальгии, не внимали реальности. И именно за это приходилось сейчас расплачиваться: мечтал о том, что его действительно могут полюбить, а напоролся на очередные подводные камни. Жестокость и меч короля всегда будут стоять между Юнги и Хосоком, и Мину не стоило об этом забывать. Комнаты действительно оказались красивыми, но обида закралась в сердце, Юнги кусал губы и вежливо отказывался пойти искупаться с дороги. Ему хотелось посидеть за новым дубовым столом. Он достал из принесённых вещей небольшую шкатулочку, заполненную срезанными бутонами, и стал нежно перебирать их. «- Я никогда не уйду, котёнок.» Юнги резко раскрошил пальцами цветок, оставляя на сердце неприятный осадок. Запретные чувства, которые ни один человек в здравом уме не позволил бы себе на месте Юнги. Но метка на запястье грела свои теплом, а жаркий летний день распалял тело ещё больше. — Ты ушёл, ты ушёл, ушёл, — прошептал Юнги, кроша пальцами тонкие лепестки цветов. Он резко сбросил шкатулку со стола, сжимая в руках бутоны, словно своё собственное, окровавленное сердце. Сгрёб со стола раскрошенные листики и сполз со стула на пол, становясь на колени. Если бы он только знал, что возвращаться сюда будет так больно, ответил бы, что не сможет. Но разве Хосок принимает отказы? Он только грозно нависает над своим королевством, принимая подчинение и согласие, приправленные страхом. Юнги мог бы уже и привыкнуть, но он упрямо мечтал, отказывался верить, что эта «нежность» — фальшивка. Но, тем не менее, она этим и оказалась. — Как ты, Юнги? — раздался тихий, до боли знакомый голос, и Мин резко обернулся. Прямо возле открытой двери стоял король: такой же красивый и статный, будто бы и дня не прошло с разлуки, будто бы он ни капли не страдал. — Ваше Величество, — растерянно сказал Юнги, поднимаясь с пола, оттряхивая сухие, раскрошенные лепестки. Он поспешно пригладил свои волосы и пожалел, что отказался искупаться. Хосок не спеша направился к Юнги, смотря прямо в глаза, прожигая насквозь своим тёмным, холодным взглядом. И Мину бы уже точно привыкнуть, но желание расплакаться всё равно маячило на горизонте. Ему хотелось, чтобы его обняли, радовались, что он добрался без приключений, а взамен — тихие, кошачьи шаги, сосредоточенность в глазах напротив, непроницаемое лицо. И хоть бы одна эмоция украсила лицо этого деспота, но, нет, он упрямо делает вид, что всесилен, что его не колет под грудью, где нашла своё место метка Юнги. — Ты и вправду плохо выглядишь, — едва слышно проговорил король, хмурясь. — Советник уже успел доложить о моём «болезненном» виде? Можешь передать ему, что он и так сдохнет раньше, — прошипел Мин, твёрдо решив не быть податливым, выпустить коготки и поцарапать жестокого деспота, которого по своей врождённой доброте романтизировал, предпочитая закрывать глаза на его недостатки. Но никакая истинная связь не выдержит такой нагрузки. Хосок на слова Мина только неловко рассмеялся и подошёл ещё ближе, хватая Юнги за руку, рывком притягивая к себе. Наместник и глазом моргнуть не успел, когда сильные руки обвились вокруг его талии, а горячее дыхание опалило шею ниже ушка. — Скучал, котёнок? — вкрадчивый шёпот и замершее сердце. Юнги попытался оттолкнуть мужчину, но в итоге оказался прижат так сильно, что и вдохнуть свободно не мог. — Нет, — выдавил из себя Мин, а вся кожа в районе шеи покрылась мурашками, приятно покалывала. — Не ври мне, маленький, противный котёнок, — выдохнул король и задрал рукой голову Юнги, оставляя губами на шее влажный след. — Ты позволил Соа перебраться в мои старые покои, не оставил их для меня, о чём ты сейчас говоришь? — выпалил Юнги и изо всех сил оттолкнул короля, убирая его руки со своего тела. — Хватит, — рыкнул Чон, хватая Юнги за волосы, притягивая к себе, впиваясь в губы совсем не нежным поцелуем. Парень брыкался, норовил укусить Хосока за губу, но тот не позволял, сам прикусывал чувствительные уста, посасывал их и бережно поглаживал свободной рукой лицо наместника, который зажмурил глаза, пытаясь отвлечься от боли. Ему было неприятно, казалось кощунством издеваться над светлыми чувствами, которые он лелеял на протяжении двух долгих лет. Но королю было плевать, впрочем, как и всегда. И как Юнги посмел подумать, что этот человек знает, что такое сострадание и любовь? Он только умело прикрывается ими, на самом деле, им руководят алчность, ненависть, жестокость и бесчувствие. Ему не знакомы сомнения, он берёт, не давая взамен ничего. Почувствовав, что рука отпустила волосы, Юнги пронялся ещё большей жалостью к самому себе и медленно подошёл к столу, садясь на стул. В комнате раздавалось лишь громкое, сбитое дыхание короля, и Мин посмотрел на него, подмечая привычный коктейль из холода и злости в глазах, нахмуренные брови и лёгкую усталость, которую не заметил вначале. — Ты находишь интересным занятием мучить меня? — любопытство проскользнуло в тоне Юнги. Хосок только фыркнул и поднял с пола деревянную шкатулку, принялся собирать в неё хоть малость уцелевшие бутоны и с нескрываемым интересом поглядывал на наместника. — Ты засушил цветы, которые я дарил тебе? — вопрос казался вполне естественным, последовательным, этого и следовало ожидать. Но Юнги встрепенулся и подорвался со стула, вырывая сундучок из рук короля. — Ничего подобного, — выпалил, наскоро запихивая опавшие лепестки. — Ладно, — Хосок поднялся, разглаживая складки на своём одеянии, а золотые нити на чёрной атласной ткани отражали солнечный свет, сверкали на нём, завораживая своей красотой и величием. — Искупайся, пожалуйста, и хорошенько поешь, а то улетишь с первым дуновением ветра. Показалось просьбой, обычной и адекватной, но Юнги лишь тихо кивнул и поставил сундук на стол, смотря вслед королю, который направился на выход. Мин провёл пальцами по своим губам, то ли наслаждаясь оставленными жалящими поцелуями, то ли пытаясь стереть воспоминания о них. Он глубоко вдохнул и задержал дыхание. Хосоку абсолютно плевать на его обиды и чувства, сейчас он видел это точно. Ещё один повод продолжить игру.***
Юнги, выкупанный и чистенький, лежал в кровати. Больше за день Хосок не объявлялся, а Мину не хотелось самому навязываться, хотя он и желал найти и придушить самодовольного короля. Он обедал и ужинал в одиночестве, будто бы прокажённый. Совсем ничего не съел, только водил приборами по тарелкам, напуская на себя вид глубокой заинтересованности в еде, которая на самом деле казалась безвкусной и серой. Иногда он ловил жалостливые и сочувствующие взгляды, иногда — полные ненависти. Сон всё не шёл, а Юнги крутился, осмысливая и анализируя все события, свои чувства и чувства короля, который выражал их странным образом. Но шум за дверью отвлёк наместника, и он, подумав, что это король, тут же зарылся с носом в одеяло, невзирая на жаркую ночь. Хотелось облиться холодной водой, и Юнги замер, слыша, как дверь тихо отворилась, пропуская свет и тихие шаги внутрь. Он притворился спящим, чтобы не было надобности беседовать с королём, но вместо знакомых рук его схватили грубые, чужие, а на шее вмиг оказалась тонкая верёвка, пережимающая горло. Юнги успел вскрикнуть перед тем, как его больно ударили по щеке. Двое незнакомых ему мужчин нависли над ним, стащили на пол, таща за верёвку, не позволяя дышать, заставляя брыкаться и молить о пощаде, вот только ни единое слово не вылетело из его рта — не позволили. Юнги заставили встать на колени и завязали узел на шее, сделали подобие поводка, что наверняка оставит следы на нежной коже. В дверях появилась виновница сего ночного жертвоприношения Юнги. Соа ехидно улыбнулась и нацепила на себя вид невинной овечки. — Мин Юнги, с двумя сразу развлекаешься? — язвительно протянула, хлопая ресничками. Поистине красивая женщина, вот только зла и тщеславия в ней больше, чем здравого смысла и банальной доброты. — Со… — узел на его шее затянулся ещё туже, и остальное потонуло в громком кашле, за который больно пнули ногой в бок. В этом дворце кроме страданий и жестокости нет ничего, в этой обители зла кроме дьяволицы в лице главной фаворитки и самого дьявола во плоти никого нет. Все — их тихие и безмолвные рабы. Хосок умело заправлял балом, а, имея такую женщину под боком, только и мог, что ожидать отдельного огромного котла в аду. — Побереги силёнок, «котёнок», — фыркнула и скривилась девушка, презрительно сплёвывая. Она подобрала свои юбки и направилась к наместнику. — Мы спокойно жили без тебя, зачем ты опять сунулся сюда, паршивец? — громко спросила, наступая своей туфелькой на колено Юнги, давя каблуком. Юнги не дёргался: знал, что ничего кроме удушья не добьётся, поэтому пытался не шевелиться и безразлично смотрел на вырез на груди Соа, думая о том, что носить корсет наверняка неудобно: трёт, сдавливает, впивается в тело, мешает дышать полной грудью. — Отвечай, — взревела девушка, беря у одного из мужчин конец красной верёвки, обмотанной вокруг шеи наместника. Она резко потянула его вверх, заставляя Юнги болезненно захрипеть. Он попытался освободить руки, чтобы с их помощью ослабить силу, не дать душить себя, но на это ему прилетел только сильный удар в спину, невольно вырвался первый всхлип. — Соа, — еле прохрипел, чувствуя, что говорить тяжело, язык не ворочается, а из-за недостатка кислорода кружится голова. — Что, ублюдок, хочешь поболтать? — она презрительно процедила сквозь зубы и плюнула на лицо Юнги, тут же мстительно улыбаясь. — В прошлый раз нас прервали, но тебе ведь понравились мальчики? Хочешь, чтобы я приказала им выдрать тебя, как последнюю столичную потаскуху? Юнги подавил рыдания и попытался успокоиться, чтобы не разреветься прямо перед ней, не опозориться ещё больше. Вдруг верёвка исчезла, и парня толкнули лицом в пол. Сзади навалилось чужое тело, и Мин, уже не сдерживаясь, начал кричать, из-за чего получил несколько особо сильных ударов по голове. — Ладно, слезь с него, — ледяной тон Соа заморозил кровь в жилах Юнги, он почувствовал, как из носа течёт кровь, а в глазах двоится, словно от литра вылаканного самогона. Но чужая тяжесть пропала, Юнги оторвал голову от пола и уставился на улыбающуюся девушку. Порой за красивой внешностью скрывается вот такое гнилое нутро. — За что, Соа? Почему ты ещё тогда оклеветала меня? Из-за тебя умер невинный человек, — прохрипел Юнги, не сдерживая слёзы. — Зачем ты делаешь это? — всхлипы стали громче, а горячие слёзы застилали взор, и Юнги опустил голову вниз, не внимая тому, что лежит на холодном полу, не застеленном ковром. — Ты родился в королевской семье с золотой ложкой во рту, на нём твоя метка, когда он со мной — стонет твоё имя. Мне продолжить? — едва уловимо прошипела Соа, подхватывая свои юбки и твёрдой походкой направляясь к выходу. Юнги понял достаточно, он свернулся калачиком прямо на полу и не контролировал всхлипы, что сотрясали всё его тело. Он так хотел стать бесчувственным камнем, но, увы, каждый раз всё сильнее понимал, что не суждено. Суждено страдать. До самого утра он лежал на ледяном полу и даже боялся пошевелиться, чтобы не спровоцировать Соа вернуться, лишь бы не мучила. Зачем ей это? К чему такая жестокость? Неужели она родилась такой, или, может, стала такой под влиянием Хосока? Однако Юнги не знал совершенно ничего о её жизни, поэтому не видел полноценную картину, не мог себе позволить судить её. Когда с первыми лучами солнца дверь отворилась, Юнги слабо дёрнулся, тут же закрывая красные глаза. Кровь, что текла из носа, неприятно засохла на лице, ему захотелось умыться. Но вместо жестоких рук появились те самые, которые Юнги так ждал. Хосок аккуратно перевернул его, вглядываясь в заплаканные глаза, проводя пальцами по носику, подмечая след от верёвки на шее. — Почему ты не пришёл? — Юнги первым нарушил вязкую тишину, шепча и хватаясь пальцами за запястье Чона. — Почему ты оставил меня одного? Ты сказал, что я не должен нести бремя твоей любви, но сам бросил меня, сбежал на два года, прикрываясь походом и государственными делами. И, даже если ты решил избавиться от меня, зачем позвал обратно? Я и вправду котёнок — глупое и никому не нужное существо, с которым иногда приятно поиграть, — размеренный и уверенный шёпот лился нескончаемым потоком, Юнги ухватился пальцами за ворот сюртука короля. — Кто? — только и смог спросить в ответ Хосок, поглаживая наливающийся на шее синяк. — Будто ты сам не знаешь, — ответил Юнги, открыто глядя прямо в глаза, подмечая там целый спектр эмоций. Он внимательно пригляделся к одежде короля. Тот явно собирался на конную прогулку. — Ты опять во всём винишь её? — Ты опять позволяешь ей вешать тебе на уши лапшу? Или, может, это ты ей разрешил издеваться надо мной? — едва слышно спросил Мин, поглаживая пальцами нежную гладкую кожу на руке короля. Хосок в ответ промолчал, но поднял Юнги на руки, положил его на постель. Спустя десять минут он вытирал разводы крови и выгнал служанку, не давая ей касаться Юнги. Мин чувствовал бережные руки короля, его ласковые и безболезненные движения, и это отдавалось таким контрастом, что хотелось взвыть. — Тебе нужно, чтобы меня избивали? Только тогда ты любишь и жалеешь меня? — безжизненным тоном спросил наместник, отрешённо глядя на пол, где ещё совсем недавно стоял на коленях. — Знаешь, в этот раз меня даже не изнасиловали. Но ты можешь это исправить, добей меня: опять брось в темницу, прикажи «хорошенько поиздеваться». Хосок промолчал, лишь продолжил методично протирать влажной тряпочкой лицо, а следом намазал его целебной мазью, которую тоже принесла служанка. Юнги зарылся в одеяло, сбрасывая с себя руки короля, отказываясь смотреть в его непроницаемые глаза. Чем он заслужил такое отношение и боль? Это из-за того, что он носит метку короля? Юнги бы срезал, соскрёб её и забыл, да вот только она располагалась на запястье, а избавиться от неё равно тому, чтобы подписать себе смертный приговор. Поэтому Юнги оставалось только терпеть эту боль. Но рядом с Хосоком она уходила быстрее, и то ли это связь и силы короля помогали, то ли это Юнги опять вводил самого себя в заблуждение, пытаясь дать ещё один шанс Чону. — Я хотел прогуляться с тобой, но, боюсь, тебе нужен покой, — ласково сказал Хосок, выводя Мина из транса. Он погладил перемазанную шею и коснулся лёгким поцелуем кровоточащих губ. — Иди, покатайся с ней, — выпалил Юнги, пытаясь оттолкнуть сидящее рядом тело. — Не веди себя так, даже женщины порой не так ревнивы, как ты, — Хосок ловко перехватил ручки наместника и нежно удержал их в своих, не позволяя вырваться и оттолкнуть. — Это не ревность. Помнится, однажды ты спросил меня, имею ли я право ревновать. Так вот, я ни черта в этом дворце не имею: ни тебя, ни власти, ни уважения, ни права ревновать. Меня ещё не убили лишь по той причине, что я твоя игрушка, на мне твоя метка, — прошипел Юнги, злобно глядя прямо в глаза. Хосок глубоко вздохнул и выпустил руки Мина из своей хватки, поднялся с постели и налил себе стакан чистой воды, выпивая всё залпом. Юнги ясно видел раздражение короля, то, как сильно он сжимал стакан и как вены на тыльной стороне его ладони чётко выделялись на фоне загорелой кожи. Юнги разрывали противоречивые чувства, он ненавидел этого человека, но и знал, каким нежным он может быть, как искренне может целовать и доводить до безумия. И, если бы в этом вопросе была только физическая заинтересованность в плотских утехах, Мину было бы проще. Но, нет, Хосок дарил цветы, называл котёнком и обещал, что не уйдёт. Ещё тогда, во дворце Минов, Чон ясно дал понять, что Юнги действительно нужен ему. Но за два года всё поменялось. Хосок хлопнул дверью, ушёл, не прощаясь, забирая с собой и спокойствие, и уверенность в себе. Юнги опять остался ни с чем. Тем не менее, он отлежался несколько часов, а потом упрямо поднялся, превозмогая боль, нашёл свой кинжал и, одевшись, направился в свои старые покои. Если король не может устранить эту проблему, то Юнги позаботится о ней сам. Добраться в нужное крыло замка стало лёгкой задачей, но найти в себе силы постучать и войти — невыполнимой. Мин несколько раз разворачивался, чтобы уйти, но потом упрямо говорил себе, что так больше не пойдёт. Дверь отворилась беззвучно, а слуг подле неё не было. Странно, ну и ладно. Комнаты были пустыми. Соа не было, постель не застелена, перевёрнутый поднос с едой валялся на полу. Почувствовав неладное, Юнги встрепенулся и хотел уже уйти, как в покои вошёл один из слуг. — Где госпожа Соа? — тут же спросил Юнги, внимательно глядя на мальчишку. — Она в темнице, — безразлично ответил мальчик, принявшись убирать разбросанную еду. Мин прикрыл ладошкой рот, открывая его в изумлении. Так вот куда поспешил разъярённый Хосок? Вот, на что он пошёл? Наместник быстро сорвался с места, направляясь в подземелье, путь к которому помнил даже по истечении двух лет. Такое не забывается. Он летел, не обращая внимания на головную боль и мандраж во всём теле. Хотелось поскорее добежать, узнать, правда ли это или очередная ложь. И, как только спустился на самый нижний этаж, замер. Вся его решимость рушилась по мере пройденных ступенек. Он тихо пошагал к камерам, а стражники без единого слова пропустили его, не остановили, не запретили входить. Юнги засеменил по длинному коридору, с иронией подмечая, что девушка оказалась в той камере, в которой в своё время издевались над ним. Соа выглядела обычно, сидела на стуле, и её выдавали только дрожащие руки и выбившиеся прядки из идеальной причёски. Она язвительно ухмыльнулась, увидев Юнги, а он ухватился руками за решётку, не веря своим глазам. — Быстро же ты прискакал, — протянула девушка, кокетливо накручивая на палец локон волос. — Соа, — прошептал Мин, оседая на пол. — Глупая, почему же тебе не живётся нормально? Зачем тебе нужно было делать это со мной? За что? — Ты такой бесхребетный, — обманчиво мило проговорила девушка. — Даже ты не смогла удержаться подле него, так что закрой рот, — воскликнул Юнги. — Ещё не вечер, — так же безразлично ответила девушка, разглаживая складки на юбках своего пышного платья. — Когда ты опять окажешься в этой камере — тогда и поговорим, «котёнок». Юнги уже хотел встать, чтобы уйти, когда заметил двоих приближающихся мужчин. Они были одеты, как обычные замковые слуги, но их крепкие телосложения и стеклянные глаза вопили о том, что это воины, убийцы. Не понимая сути происходящего, наместник замер, смотря, как один их мужчин открыл замок в камеру Соа, а она хотела уже встать, когда ей прилетела тяжёлая пощёчина. Юнги громко вскрикнул и быстро поднялся. — Ты что творишь? — громко спросил, обращаясь к мужику, что ударил девушку. — Закрой рот, шавка, убегай, сегодня не твоя очередь, — второй мужчина приблизился к Мину и толкнул его на пол, отчего тот больно приложился затылком об каменную кладку. Юнги увидел решимость в глазах мужчин, непоколебимость и веру в то, что они поступают правильно. Мин тут же поднялся и направился к стражникам, чувствуя, как сильно у него начала кружиться голова. Двое вооружённых мужчин безразлично стояли на входе и даже не обратили внимания на Юнги. — Там избивают госпожу, — прохрипел Мин, — быстрее, пойдёмте. Мужчины всё так же стояли и не двигались с места, будто бы Юнги всего лишь назойливая муха, не стоящая ни капли их внимания. — Да чего вы встали? — закричал Юнги, хватаясь за запястье одного из стражников. Но тот даже не дрогнул. — Господин, возвращайтесь в свои покои, это приказ короля, — позади раздался знакомый голос, и, обернувшись, Юнги увидел того мальчишку, который сказал ему, что Соа в темнице. Юнги всё понял. Вот как Хосок решил проучить свою фаворитку: провести через то, через что прошёл сам Юнги. Он сорвался с места, понимая, что слуги не пойдут против приказа своего короля и побежал к камере, откуда были слышны дикие женские крики, наполненные отчаянием и страхом. Соа лежала в луже крови, всё её лицо было похоже на сплошной синяк, а разорванные юбки валялись по всей камере. — Оставьте её в покое, — зарычал Юнги, незаметно доставая свой кинжал. Но его слова остались незамеченными, а один из мужчин продолжил насиловать девушку, как ни в чём не бывало. И, кажется, Юнги бы стоило лишь молча уйти, но всё естество вопило о том, что оставлять беззащитную женщину нельзя, какой бы дрянью она ни была. Юнги быстрым шагом направился в камеру и, бросив обеспокоенный взгляд на Соа, рискнул: он резко метнул свой кинжал в спину мужчины, что жестоко насиловал девушку. Тот замер и спустя секунды свалился навзничь. Второй же резко обернулся и отвлёкся от её груди, не выражая никаких эмоций. Он подорвался и направился к наместнику, сверкая своими глазами. Юнги попятился назад, когда почувствовал, как его сбили с ног, прижимая к холодному полу животом и лицом. — Тоже хочешь? — мерзко прошипел мужчина, стаскивая с Юнги штаны, вжал его шею в пол, чтобы парень не мог брыкаться. — Пусти меня, король убьёт тебя, — закричал Юнги, чувствуя, как мерзкие пальцы сжимают его ягодицы, и от этого резко затошнило. В ответ на его слова мужчина лишь громко рассмеялся, отпустил шею и развёл руками половинки, оскверняя кожу своими грязными лапами. Но он вдруг взревел, поднялся с Юнги и бросился куда-то в сторону. — Потаскуха, — зарычал он, начав душить Соа, а Юнги заметил его поцарапанную спину и кинжал, что валялся рядом. Видимо, девушка решила убить мужика, но у неё не было достаточно сил для этого, поэтому она лишь слегка задела его. Юнги поднял кинжал с земли и, сделав рывок в их сторону, тут же загнал его прямо под лопатку, после чего вытащил и стал наносить быстрые удары по всей спине, не замечая того, что тело обмякло, а Соа рвано дышала, пытаясь скинуть с себя мёртвую, грузную тушу. Он резко натянул свои штаны. Мин помог ей выползти и хотел поднять её на руки, но не смог, лишь бессильно всхлипнул, смотря на кровоподтёки по всему телу девушки, её синяки. Он снял с себя сюртук и замотал её в него, обнимая плачущую девушку за плечи. — Всё в порядке, они больше не тронут тебя, — прошептал Юнги, поглаживая её волосы, прижимая её тело к себе. — Юнги, — прохрипела она. — Сам ты глупый, — она говорила едва слышно, медленно и часто облизывала губы, — я не могу умереть, ненавижу тебя. Но, знаешь, я выбилась из дочки одной из местных потаскух в фаворитки самого короля, это добавляет безумия. Она хрипло и грустно рассмеялась, хватая запястье Юнги, поднося метку к своим губам, оставляя на ней лёгкий поцелуй. — Береги его, он любит тебя, а я достану тебя даже из преисподней, жди, ублюдок. Она смиренно прикрыла глаза, а Мин только склонил голову вниз, чувствуя, как её тело обмякло и перестало дышать. Он не любил её, даже ненавидел, но жалость ко всему живому заставила его тихо всхлипнуть и прижать безжизненное тело к себе. Он был так уверен, что ему станет лучше, когда она умрёт, но легче не стало. Громкие, быстрые шаги раздались в темнице, и Юнги покрепче вцепился в тело девушки, раскачиваясь с ним на руках. — Юнги, — тихое и хриплое имя сорвалось с уст короля, но Мин даже не пошевелился. Когда его захотели оттащить от девушки, он только громко взвыл, отбиваясь от рук Хосока, истошно воя и громко рыдая. Этот человек смог приказать сотворить такое с Соа, своей главной фавориткой? — Котёнок, — негромко позвал Чон. Но Юнги уже не слышал, он был уже не здесь, а глубоко в себе, закрывая все двери на тяжёлые, металлические замки, которые даже Хосок сорвать не сможет.