I never meant to start a fire I never meant to make you bleed I'll be a better man today
— Котёнок, пожалуйста. Юнги слышал надломанный шёпот на протяжении всей ночи, а лёгкие касания нежных пальцев заставляли хныкать ещё громче, срывать голос и сжимать зубами простыни, чтобы успокоиться, не показывать, насколько плохо. — Юнги, поговори со мной. Мин искренне не понимал, зачем Хосок обнимал его, утирал солёные слёзы и нежно шептал на ушко. Он самолично отнёс его в свои покои, снял с него пыльную одежду и обтёр тело влажным полотенцем, натягивая на него свою рубашку. Юнги же только всхлипывал и качал головой. Всё естество вопило о том, что нужно дать последний шанс, но уже вторая смерть ясно давала понять, что этот человек не изменится, а его любовь мимолётна и хрупка, словно крылышки бабочки. Но он слушал. Как только дыхание короля стало размеренным, он уснул ближе к рассвету, Юнги слушал его сердце, отказываясь верить в то, что Хосок бессердечен, ведь думать об этом — одно, а видеть последствия этого — совсем другое. Он пытался унять собственное скачущее сердце, а тоненький голос кричал, что одна из главных преград к свершению мести мертва. Соа получила по заслугам, оказалась повержена с помощью того, ради кого и творила все свои мерзкие, низкие деяния. И Юнги прижимался, пытался украсть немного тепла, а когда сильные руки сильнее сжимали его талию, думал о том, что плевать на всё. Он целовал того, кого ненавидел. И делал это так, будто бы Хосок — чистый воздух, а он — испорченный мальчишка, слишком отравлен и привязан к нему, к его признаниям в любви. Сам Юнги ни разу не сказал, что любит. Не потому что боялся, а потому что действительно не любил. Он был привязан и одержим, но не влюблён. Когда солнце взошло над столицей государства Чон, Юнги не смог больше сдерживаться, ему нужно было разделить с кем-то переполнявшие его чувства, поэтому он обхватил руками шею короля, надавил, наблюдая за тем, как быстро распахнулись глаза Хосока, а в следующую минуту он резко подмял под себя Юнги, понимая, чего от него хотят. Больше не было той нежности, с которой Хосок любил Мина. Были резкие движения бёдрами, громкие крики, низкое рычание, искусанная кожа, бесконечные багровые следы и чувственные вздохи, смешанные из боли и высшего экстаза. Хосок понимал, что нужно его котёнку, он входил до самого основания, чувствуя его коготки на своей шее, позволял ему давать себе резкие пощёчины и молча драл его, доставляя и жгучую боль, и сумасшедшее удовольствие. Юнги срывался на дикий темп, когда скакал на своём тиране, кричал, что ненавидит, просил ещё и соблазнительно кусал и так красные губы, на которых виднелись небольшие ранки. Мин Юнги сломался. Гордость осталась в темнице, а Юнги понял, что он должен выжить, даже если для этого потребуется быть покладистым. Он проглотил последние остатки чувства собственного достоинства и забыл о том, что это такое. Он понял, что, чтобы отомстить, нужно остаться в живых, а неудачный пример глупости в лице Соа подсказал, как делать не надо. Поэтому Мин отдался. Сделал вид, что отдал всего себя, а на самом деле молча проклинал, обещал казнить и не верить больше тому, чья метка на запястье. Он твёрдо решил, что отродье дьявола по этой земле ходить не будет и таким множеством людей править не может. Он будет гнить в земле, а Юнги сам позаботится о том, чтобы он закончил болезненно, на коленях, в криках и агонии. А пока что Мин стонал, ловил каждый вдох своего любовника, пытаясь не смотреть на «обожание», что светилось на его бледной коже. Что, если это «обожание» правдиво? Утром Хосок не ушёл, он продолжал нежно касаться алебастровой кожи, будто чувствовал, что Юнги скрывает что-то, чувствовал всю неправильность и фальшивость происходящего. Он покинул свои покои ближе к обеду, оставив Мина одного, но вернулся ровно через час, принёс целую охапку пионов и слегка удивился, заметив, что Юнги сидел в той же позе, в которой Чон его оставил. Видимо, занимался самобичеванием. На цветы он только вяло улыбнулся и подтянул одеяло к подбородку, скрывая свою наготу. Хосок не счёл за необходимость что-то говорить. Король впервые кормил кого-то. По ложечке, он бережно кормил своего маленького, обиженного на весь мир котёнка и вытирал уголки губ. Только когда Юнги съел весь суп, а также проглотил, не жуя, несколько ложек своего любимого тёртого сладкого картофеля, Хосок позволил себе улыбнуться, оставляя лёгкий поцелуй на его щеке. Видимо, ему понравилось ухаживать за сломанной игрушкой. А когда Юнги, теряя на минуту контроль, громко фыркнул и перевернул поднос с едой, опрокидывая содержимое на пол, Чон как-то глупо улыбнулся, но ничего не сказал. Это резануло по Юнги. Он сам не знал, чего хотел, а такое нестандартное и откровенно ненормальное поведение короля говорило лишь об одном. Чувство вины съедало Хосока. Осознание ударило, словно гром среди ясного неба, и неожиданно тёплые глаза короля только подтвердили это. — Ты убил свою семью, — пытаясь обуздать свои мысли, прошептал Юнги, видя, как сидящий напротив него король немного нахмурился, но не встал с постели, а только придвинулся ближе, взял за руку, не позволяя отталкивать себя. — Сколько тебе тогда было лет? Восемнадцать? — У меня не было семьи. Но, если ты о моём покойном отце и братьях… — Хосок потёр подбородок, подбирая слова. — Я лишил их жизней с наступлением совершеннолетия, а мать умерла без моей помощи. Они не были моей семьёй, они заслужили это. — Как ты можешь говорить о том, что кто-то заслужил умереть? — воскликнул Мин, пытаясь вырвать свою руку, но Хосок лишь притянул к себе, переворачивая обнажённого наместника на спину, навис сверху, заглядывая в его грозные, злые глаза. — Ты почувствовал то, как смерть забрала живое существо. Соа умерла на твоих руках, и ты никогда не поверишь, что приказ отдал не я, — прошептал Хосок, оставляя лёгкие поцелуи на щеках. — Не ты? — выдохнул Мин. Небольшая искра засветила ярче ночи, и Юнги любопытно уставился на то, как Хосок слез с него, поворачиваясь спиной. — Ты же чувствуешь связь между нами? Чувствуешь это? Ты должен понять, что я не вру. — Слишком громкие слова, Ваше Величество, — фыркнул Юнги, но не смог побороть в себе желание обнять короля со спины. Он прижался грудью к его скрытой тканью коже, зарываясь носом в волосы на затылке. Хотел стукнуть себя хорошенько, чтобы выбить из головы эту дурь и не слушать Чона, но мог только прижиматься сильней. — Когда мне доложили, что ты поплёлся в подземелье, я примчался туда. Я действительно приказал запереть Соа на несколько дней, хотел, чтобы она одумалась. Я подобрал её подростком, она была дочерью одной из столичных проституток. Дал ей воспитание и позвал в свою постель, а потом появился ты. Стражники, охранявшие вход в темницу, были убиты, в живых остался лишь ты, обнимающий её убитое тело. Лекарь сказал, что она потеряла слишком много крови. — Что насчёт слуги? Мальчик сказал мне, что Соа в подземелье, а потом сказал, что ты приказал мне возвращаться в покои, — непонимающе проговорил Юнги, кусая губы, не переставая щекотать носом чувствительную кожу на шее короля. — Я не слышал об этом, но, видимо, кто-то решил сыграть против нас по-крупному, — хмыкнул Хосок, держа свои руки на коленях. — Но кому выгодна её смерть? Только, — Юнги запнулся, тут же цепляясь пальчиками за ворот рубашки Хосока, побуждая его повернуться к себе, — что, если это всё было задумано для того, чтобы сделать виновным меня? Выжил только я… — Остановись, — Хосок цокнул, — в этом королевстве суд подчиняется мне, а любые поползновения против меня и моей воли караются мной же. — И чего стоит король, скрывающий преступника? — Юнги вопросительно поднял брови. — Люди Кима… — Ты намекаешь на то, что это первые шаги к моему свержению? — зарычал король, тут же хватая Юнги за шею, но в миг разжал пальцы, смягчая выражение лица. Мин ухватился за горло и попытался отползти, но Хосок перехватил его руки, не позволяя ему совершить задуманное. Он прикрыл глаза и резко выдохнул. — Прости, — выдавил из себя, смотря на то, как замешательство отразилось на красивом лице наместника. — Не отворачивайся от меня, я не могу сдерживаться, хочу задушить тебя, но обнять хочу сильнее, — едва слышно пробормотал король, а щёки его покраснели, из-за чего Мин немного неловко рассмеялся. — Что с тобой? Я не узнаю тебя, — рассеянно ответил Юнги, но не оттолкнул, даже сам подвинулся ближе, игнорируя тоненький голосок, пищащий, что так нельзя, что это неправильно. Голос метки был сильнее, и Юнги соврал бы, если бы сказал, что не чувствовал эту связь. — Лекарь сказал, что ты пережил потрясение, поэтому я должен быть мягок с тобой, а я больше и не хочу делать тебе больно. Без своей напускной строгости и холодности король выглядел сущим ребёнком, и Мин невольно ухмыльнулся тому, что, видимо, ему было суждено увидеть настоящего Хосока за всеми этими чётко выстроенными стенами и барьерами. Он окончательно запутался. Такой неоднозначный, непонятный и противоречивый человек пугал его, но метка говорила, что ему нужно довериться, что он не сделает больно, что он никогда не соврёт. — Но ты жестокий! — воскликнул Юнги, заставив Хосока раздражённо отпустить руки наместника и отвернуться от него. — Ну вот, ты только что попросил не отворачиваться от тебя, а теперь сам отвернулся. — Мин Юнги, — зашипел король, — закрой рот, — он резко пододвинулся к Мину и улёгся на постель, заставляя наместника лечь рядом и уткнуться носом в свои ключицы. — Спи, ты же потрясение пережил, а ведешь себя совершенно обычно: язвишь и противно мяукаешь. — Но сейчас только обед! Юнги обиженно царапнул ногтями тоненькую кожу на ключице и неловко попытался стянуть с него рубашку, оставляя ниже шеи лиловый след. Хотелось и пнуть короля, и прижать его к себе. Хотелось закрыться, но кому мы будем врать? Никаких замков не было изначально, а Юнги не сможет игнорировать своего истинного. — Котёнок? — Я сплю, — буркнул Юнги. — Ты — моя единственная семья. И в одном Мин был прав: слухи уже поползли, а кто, как не проклятый принц подходит на роль убийцы главной фаворитки короля?***
— Ты до сих пор слишком юн, а я — слишком влюблён в другого, Тэхён. В другого. Чонгук стоял на коленях, наблюдая за тем, как сладкая патока ни с чем не сравнимой боли растеклась по венам мальчишки, мелькая в его медовых глазах, заставляя его замереть и не дышать. — Но как ты выжил после казни слуг, которых я прислал? Принц Юнги спас только одного человека, — пробормотал Чонгук. — О чём вы говорите? — растерянно просил Тэхён, пытаясь скрыть то, насколько сильно слова его задели. Что-то внутри перевернулось, несколько раз взвыло и подозрительно затихло. Ему хотелось посмотреть на метку, что проявилась на его плече, но он не мог оторвать взгляда от чёрных, мутных глаз короля, наслаждаясь его пристальным взглядом, что завораживал, сводил с ума, заставлял умолять не прекращать смотреть. Лишь бы он сидел так на коленях и гладил волосы, утешая и успокаивая израненное сердце. — Слуги, которых я прислал в замок Чона, были казнены, — пояснил Чонгук. — Чонин! — воскликнул Тэхён, прижимая ладошку ко рту. Его глаза подозрительно увлажнились, и он ухватился за руку короля. — Кого спас принц Юнги? — Не важно, того мальчика убили, выкололи глаза, прислали как предупреждение моему покойному брату, — хмыкнул король. — Ваше Величество, не дайте Пак Чимину умереть, — прохрипел Тэхён, стирая слёзы, что тут же появились в уголках глаз. — При чём здесь Чимин? — не понимающе спросил Чонгук. — Он тоже отнёсся ко мне хорошо, — всхлипнул мальчик, тут же опуская взгляд вниз. — Все, кто относятся ко мне хорошо — умирают. — Успокойся, — Чонгук поднялся на ноги и взял Тэхёна за руку. — Всё будет в порядке.***
Чонгук делал вид, что занят чтением манускрипта и незаметно смотрел на то, как неловко мальчишка переминался с ноги на ногу. Яркий дневной свет освещал тронный зал, переливался и играл с чёрными волосами Тэхёна, который никак не мог успокоиться. Чонгук и сам не знал, зачем потащил мальчика за собой, но что-то внутри вопило о том, что если оставить его одного ещё хоть разок, то он исчезнет уже насовсем, растворится, словно иллюзия, навеянная чарами. И Тэхён покорно следовал, едва заметно дрожал и не совсем понимал, чего от него ожидают. Когда в тот самый зал вошёл Пак Чимин, король едва заметно приосанился и закинул ногу на ногу, тут же отдавая свиток стоящему рядом слуге. Растерянность и непонимание отражались на лице Чимина, его янтарные глаза бегали по Тэхёну, пытаясь понять, не мираж ли это. Он осторожно подошёл к королю, а потом учтиво поклонился. — Как думаешь, — громко начал король, от чего оба парня дёрнулись, — долго бы ты смог скрывать от меня моего истинного? — Чонгук, — прошептал Пак, зарываясь ладонями в волосы, нешуточный испуг отразился на его прекрасном лице, — ты вспомнил его? Я хотел лишь уберечь тебя. — Я думал, что это ты, что тебя я душил, что из-за тебя моё сердце болело, а ты мне только врал! — воскликнул король, хватаясь за подлокотник. — В прошлый раз ты чуть не убил его, так зачем же он тебе теперь? Для этого у тебя есть я, оставь его в покое, — прошептал Чимин, глядя на то, как Тэхён едва заметно грустно улыбнулся. — Сначала Инсан предала меня, теперь ты, — прошипел король, тяжело дыша. — Чего ты добивался? Не боялся врать мне? Говорил, что мне не надо помнить Тэхёна, хотя я просил рассказать правду. — Да, я боялся! — крикнул Чимин. — Я люблю тебя больше жизни, так почему же ты не можешь оставить мальчика в покое, не ранить мои чувства? Я, — он подошёл к королю, — я спас его от работорговцев, именно я спас твоего истинного. И что не так с Инсан? — Инсан, — Чонгук поднялся, хватая Чимина за воротник, вглядываясь в его светлые глаза, пытаясь понять, насколько сильны его чувства. — Она носит ребёнка другого мужчины, — едва слышно выдохнул король. — Она нарушила наш уговор, — он неловко пожал плечами, отводя взгляд. Чимин тут же побледнел и вырвался из рук короля. — Главного советника ко мне, — прошипел слуге Чонгук и направился к Тэхёну, хватая его за руку. — Ты пойдёшь в мои покои, и даже не думай о том, чтобы улизнуть. Будешь тихо сидеть и не высовываться, — сказал он, но, чтобы смягчить резкие слова, погладил его волосы, касаясь пальцами кожи головы. Тэхён едва заметно кивнул и прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как правильно ощущалась рука короля. Но в то же время он чувствовал его отчаяние, боль, что отдавались в проявленной метке. Он знал, что король не позволит пожалеть себя, но всё равно мягко ухватился за его ладонь и ободряюще сжал её, а потом в сопровождении одного из стражников покинул тронный зал. — Ну что, Чимин, — громко сказал король. — Сейчас у тебя будет шанс доказать мне свою верность: ты убьёшь того, кто посмел тронуть и осквернить Её Величество.