loft 707

      Невыносимо.       В одиночестве жутко невыносимо. «Это невыносимо» — в голове всплывают слова Донхека.       Блять.       В груди будто что-то сжимается. Мерзкая боль в районе солнечного сплетения. Глаза по тупой, такой тупой привычке тут же начинают слезиться.       Время. Сколько времени? Девять часов. Он не придет. Они уже должны были давно закончить. Значит, он не придет.       Блять.       И зачем только так глупо вчера повел? Зачем? Вот кому оно нужно было? Снова повел себя как придурок. «С ним сложно! С ним ужасно сложно!»       Жаль. Правда жаль. Невыносимо жаль.       Просто так не хочется на Донхека все это вешать, так не хочется втягивать его в свои проблемы — но только не сразу доходит, что еще больший груз доставляет, когда пытается младшего оградить.       А когда доходит — Донхека уже нет рядом. Доходит почему-то только наедине с собой. Рядом с младшим голова не варит. Рядом с ним только чувства усиливаются трехкратно. Эти тупые, очень тупые чувства. Такие, блять, странные, такие непонятно откуда берущиеся. Такие, блять, неконтролируемые, вырывающиеся наружу, не дающие сообразить, что будет потом.       Потом — Донхека рядом нет. А так хочется. Он так нужен.       Блять. Пожалуйста.       И почему только такой? Почему доставляет одни проблемы? Почему не может по-нормальному? Почему нельзя было просто объясниться?       Потому что не поймет. Он может быть рядом сколько угодно, он может оказывать поддержку сколько угодно, он может сколько угодно говорить, что все в порядке, но это не так. Тэен сам не понимает. Он возвращается в прошлое, переосмысливает ситуацию и лишь корит себя за свои поступки. И как тут объясняться перед другими?       Как теперь объясниться перед Донхеком? А объясниться надо. Надо. Очень надо. Тэен не выдержит, если младший опустит перед ним руки. У них ведь только-только начало что-то проясняться. Вот и зачем нужно было тут же все портить? Зачем? Зачем?       Его сейчас так сильно не хватает. Пусть хоть ругается, пусть злится, обижается. Тэен все примет, пусть только будет рядом.       Еще и перед Ютой так стыдно.       Почему он только и умеет — все портить? «Это невыносимо».       Невыносимо.       Без Донхека ужасно невыносимо.       Но Тэен, в этой тишине, в которую погружена квартира, слышит, как поворачивается ключ в замочной скважине. Напрягается.       Он пришел. Он пришел. Он все же пришел.       Нужно взять себя в руки. Нужно вытереть слезы. Он не должен знать, что Тэен снова плакал. Он точно устал от этого. Тэен сам устал.       Вдох. Выдох. Все хорошо. Он пришел. Тэен сейчас все исправит. Теперь все точно будет хорошо. Обязательно.       Дверь в комнату тихо открывается. — Ты как?       Блять.       Как это называется? Как? Он только что проговаривал себе, что все будет хорошо. Так почему все нихуя не хорошо, когда он видит младшего? Почему? Почему его раздирает от такого отношения к себе? Такого ужасно заботливого отношения, которого Тэен не заслужил? Почему все, что может чувствовать Тэен — лишь стыд, когда смотрит на младшего? Почему?       Его ведь достало это. Его точно достало, что Тэен так себя ведет. Так глупо. Так несдержанно. Только и может, что реветь и доставлять проблемы. Так почему так тяжело взять себя в руки и постараться сделать вид, что все хорошо? Почему при младшем это становится непостижимой задачей? Почему он опять становится жалким рядом с ним? Почему Донхек это терпит? Почему он сейчас тут? Чем он заслужил такого Донхека рядом с собой?       Донхек ничего не говорит. Он молча забирается на кровать к старшему, тут же обнимая его. Тэен обнимает его в ответ, цепляется пальцами за чужую футболку и кажется, сейчас зарыдает еще сильнее от этих действий.       Почему все и хорошее, и плохое — все воспринимается одинаково? Почему не получается проще относиться к этому? Почему? — Прости меня.       В ответ лишь вздох. — Прости! — повторяет розоволосый, утыкаясь в чужое плечо. — Ты не сделал мне ничего плохого, чтобы извиняться передо мной. Прекрати. — За мое поведение. За вчера. За сегодня. За то, что все, на что меня хватает — лишь реветь перед тобой. Прости. Я знаю, что тебя это достало. Я знаю, и я правда сожалею. Я люблю тебя, Донхек. Я очень, очень сильно люблю тебя. Я пойду к психотерапевту. Я буду лечиться. Я приложу все усилия, чтобы такого не было. Я не подведу тебя. Я никогда больше не подведу тебя.       Так сильно хочется добавить: «только не уходи. Только будь рядом. Пожалуйста. Пожалуйста. Я не справлюсь без тебя. У меня не будет причины пытаться справиться с этим, если ты уйдешь». Но он понимает, насколько это эгоистично и лишь отталкивающе звучит. Это лишнее. Так нельзя. — Тэен, послушай, — Донхек ведет по волосам старшего ладонью. Его розовые волосы такие сухие, такие поломанные от всех этих многочисленных окрашиваний. — Дело не в том, что меня это достало. Дело в том, что это нужно в первую очередь самому тебе. Я тоже люблю тебя. Безумно тебя люблю и переживаю за тебя. За то, куда ты сам себя загоняешь своим поведением и поступками. И насчет вчерашнего — я не собираюсь осуждать тебя в чем-то или попрекать. Я просто хочу понять тебя. — Мне страшно, — слезы текут будто сами по себе. Тэен чувствует себя спокойнее, но голос еще дрожит. — Страшно? — Я понимаю, как это было неадекватно. Я сам прекрасно это понимаю и поэтому боюсь рассказывать тебе о том, что происходит внутри меня в такие моменты. Я не хочу, чтобы ты лучше меня понимал. Я боюсь, что ты подумаешь еще чего похуже. И я не хочу нагружать тебя этим. Я знаю, что я одна большая ходячая проблема, а я не хочу быть твоей проблемой. Я хочу… Я хочу быть для тебя всем самым лучшим, как ты для меня, Донхек, — ну вот. Снова пробивает. — Но я не справляюсь. Я не справляюсь и мне страшно. — Тэен, пойми. Я тоже человек. У меня тоже есть чувства. И мои чувства от этого тоже страдают. Ты сейчас зациклен только на себе. На том, какой ты плохой, на том, как ты, — он делает ударение на местоимение, — делаешь плохо другим. На том, что я о тебе подумаю. На том, что от тебя уйду. А что насчет меня? Могу я тоже побыть эгоистом? Мне тоже страшно.       Тэен поднимает голову, ошеломленный подобным. Он внимательно смотрит на Донхека своими красными зареванными глазами, ожидая продолжения.       «Страшно? Почему?» — Ты говоришь, что любишь меня, но подумай хорошо, прежде чем ответить мне. Это правда? Это правда то, что ты чувствуешь? Как давно? Почему, если это так, ты никогда не давал мне знать об этом? Ты держишь в себе так много! Я сам сойду с ума, если ты не дашь мне лучше себя понять! Если ты не станешь наконец-то честно мне говорить о всех, Тэен, о всех своих чувствах, которые так бушуют внутри тебя! Мне без разницы, насколько это будет неадекватным! И тебе должно быть без разницы, что я о тебе подумаю! Потому что если ты чувствуешь это — значит так тому и быть. А я пойму это! Я пойму, потому что я, блять, не представляю своей жизни без тебя, — какими бы не были громкими эти слова, Донхек говорит на эмоциях, с привычной долей раздражения, которое у него уже где-то под кожей выработалось. — Ты только дай мне это сделать. Не заставляй же ты меня испытывать страх и сомнения. — Я всегда говорил тебе, что люблю тебя, — лишь с легким изумлением отвечает старший. — Ты никогда не давал мне понять, что ты любишь меня не как друга. — Я боялся, что тогда я потеряю тебя. Ты знаешь, что я всегда боялся потерять тебя. — Ты не понимаешь, что я пытаюсь донести, Тэен. Я слышал это. Я слышал это кучу раз. Но твои слова редко сопоставляются с твоими действиями. Почему тогда ты сам мог пропасть на несколько дней? Не отвечай. Я не к этому. Я не могу просить начать тебя думать и контролировать себя. Но я хочу, чтобы ты хотя бы честно объяснял мне потом, почему ты это делаешь. Чем ты руководствуешься. Чего ты боишься. Что происходит в твоей голове, каждую твою мысль, каждую твою эмоцию, каждое твое чувство по этому поводу, которые заставляют тебя поступить так или иначе. Я хочу, чтобы ты вываливал на меня это, понимаешь? Я хочу, чтобы ты вываливал на меня все, что только можешь. Я действительно хочу начать понимать тебя, чтобы быть рядом с тобой. Реального тебя со всеми твоими закидонами. — Это… Это сложно, — Тэен заметно теряется от подобного. Пытается подумать над тем, что говорит Донхек, но. — Ты просишь о невозможном. Я сам иногда не понимаю, что чувствую. Это… просто вырывается… И сменяется так быстро… — Хотя бы попробуй. Что ты сейчас чувствуешь? — Смятение? — скорее спрашивает, чем отвечает. — Это… Это все странно, — Тэен говорит с паузами. — Неожиданно. Почему ты такой? Как ты додумываешься до такого? Но… я рад, что ты это делаешь. Я чувствую себя… — он долго подбирает слово, которое могло бы описать то, что он чувствует, — в безопасности рядом с тобой. И я… Я чувствую, что очень хочу поцеловать тебя. — Я поцелую тебя, если ты пообещаешь мне быть со мной искренним с этого момента. Во всем. Вообще, — младший выглядит невозмутимым, в отличие от Тэена. — Обещаю, — он слабо кивает головой, словно ребенок, которого припугнули.       Донхек льнет ближе, устраивая свою руку на чужой шее, целует, как и сказал. Тэен сразу меняется в настроении от этого. Становится так легко, так хорошо. — Последние пару лет я только и мечтал об этом, — говорит он, улыбаясь, когда отстраняется. — О тебе, о твоих прикосновениях. Я буквально бредил этим, — сердце бешено стучит от такого признания. — Правда? — искренне удивляется такому Донхек. — Я же пообещал! — возмущенно отвечает, глядя младшему в глаза. Ведет свободными от гипса пальцами по чужим, нежно поглаживая чужую кожу. — Раньше я понимал, что я был для тебя примером для подражания. Это мне… льстило. А потом, так по-дурацки… Я засмотрелся на твои губы. На твое лицо. На твои родинки, — Тэен ласково улыбается, второй ладонью ведет по щеке младшего, пальцами проходится по этим самым родинкам. — Да, это было пару лет назад, — уточняет он. — Потому что я помню, что это было, когда я уже съехал. Мы были у меня. Вначале я словил себя на мысли, что это странно. С чего я вдруг? А потом понял, что, вообще-то, передо мной ведь уже совершенно другой человек. Я совсем не замечал до этого момента, что мы словно поменялись местами. Что мы проводим время вместе не потому что ты считаешь, что я какой-то классный, а потому что я становлюсь каким-то… неспособным без тебя. — Неспособным? — неуверенный в том, как это понимать, переспрашивает младший. — Без тебя было паршиво. Очень паршиво, Донхек, — парень теряется во взгляде, словно думает о чем-то конкретном.       Не словно. Так и есть. В голове сразу определенные воспоминания этих ситуаций. Мысли о том, о чем Донхеку совсем не хочется говорить. О чем Донхек никогда не должен был узнать. Но он узнает. Рано или поздно, он узнает. Тэен не сможет скрывать это вечно. И он только что пообещал. — Ты правда хочешь, чтобы я был честным? — Тэен смотрит с сожалением. Вопрос словно предвещает что-то плохое. — Да, — тон сразу меняется, становится серьезным, с долькой грубости.       Снова страшно, что он сейчас все усугубит.       Язык не поворачивается сказать такое. Тэен молчит долго. Очень долго, пытаясь побороть свой страх рассказать о таком вслух.       Он поджимает губы. Тянется к своим шортам, чтобы стянуть их. Донхек наблюдает за этим недоуменно, но ничего не говорит, испытывая напряжение каждой клеточкой тела, чувствуя настрой старшего.       Он снимает шорты, усаживаясь на колени перед младшим. — О, Боже, — Донхек сразу видит, но он на автомате устало потирает переносицу, не хочет смотреть, отказываясь в это верить. Принимать подобное. — Блять, Тэен, — он сбивчиво вздыхает. Поднимает взгляд. — Я резал себя, когда мы ссорились, — виновато говорит парень, не в силах посмотреть на младшего. Опустив голову, сам пробегается взглядом — пытается понять, насколько это мерзко выглядит. Пытается представить, насколько сейчас это отвратительно Донхеку.       Донхек знал, что все может в один момент прийти к этому. Он знал, что Тэен может додуматься до такого. Знал. В его мыслях иногда буквально пролетало: «слава Богу, что обходится хотя бы без такой хуйни». И даже близко предположить не мог, что тот уже. И явно давно. Это ведь тоже еще сообразить надо — Тэен резал себя там, где точно никто не увидит. Сколько они ночевали вместе, купались в одном бассейне — Тэен всегда был в шортах, и даже мысли не было, что под ними находится столько увечий.       Бедра Тэена рядом с тазобедренной костью — все было в ужасных шрамах. Продолговатые затянувшиеся линии, одна за другой, друг на дружке — повсюду. А что было самым хуевым в этой ситуации — некоторые порезы были совсем свежие. Покрасневшие рубцы, глядя на которые у младшего внутри все сжимается.       Они правда так много ссорились? Донхек смотрит на это, и сам уже не понимает, что чувствует. Это слишком ужасно. Это слишком сильно. В голову лезут одни маты. На душе тяжко от такого.       С одной стороны, Донхек сейчас еле сдерживается, чтобы не потерять самообладание, с другой — он думает о том, что испытывал Тэен, когда делал это, и на него точно не хочется злиться и ругаться за подобное. Больно представить, что он испытывает в такие моменты. Нереально предположить, что происходит в его голове, когда он поступает так.       И к самому чувство вины приходит. Из-за него? Тэен правда делал это из-за него? Так почему Донхек не уследил? Господи, какого хрена он позволял себе идти на поводу у всех его истерик, зная, что старший так нестабилен? Черт подери.       Донхек делает глубокий вдох. Понимает — как бы он не старался, он не сможет уследить. Новые порезы говорят именно об этом. — Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь, — дрожащим голосом. — Иначе мне снова становится страшно. — Ты должен пообещать мне еще одну вещь, — удивительно, как ему удается проговорить это ровным тоном. — Ты никогда больше не сделаешь ничего подобного. — Я обещаю, — и снова глаза на мокром месте. — И ты обязательно сдержишь это обещание. — Я сдержу.       Донхек двигается ближе, устраивая руку на бедре старшего. Проводит большим пальцем по рубцам — сердце словно кровью обливается. Как? Ну как он мог?       Но он ласково поглаживает, будто пытаясь дать Тэену понять, что все хорошо. Поднимает на него взгляд, в ответ ловит — такой испуганный, такой жалкий и виноватый.       Когда Донхек впервые увидел старшего таким — именно это открыло глаза на то, что перед ним тоже уже другой человек. Совсем не тот, за которым он бегал в школе. Совсем не тот, которым он так восхищался. Совсем не тот, на которого он так хотел походить. Но он смотрел на него — и видел в нем что-то настолько родное, что нельзя описать словами. Ты видишь человека, слышишь его голос, раз за разом, несмотря на то, как он близко, несмотря на то, что он находится с тобой постоянно — и тебя посещает странное чувство, что тебе не хватает этого человека. Тебе недостаточно его просто рядом с собой. Хочется связать себя с ним, хочется сопровождать его до конца жизни, хочется позаботиться о нем, хочется взять его под свою опеку, потому что этот человек кажется настолько важным, словно важнее уже ничего и никогда не будет. Очень странное чувство. Вроде теплое, приятное, словно кричащее о том, что это твой человек. А в то же время — это такое жадное и грязное желание обладать.       И Донхек соврет, если скажет, что внутри него не зародилось какое-то лестное чувство от такого ярчайшего осознания, насколько Тэен от него зависим. Ему нравится знать, что он не один это испытывает. Ведь сколько он не пытался, за эти годы он так и не смог побороть это.       То, как это выражается у Тэена — однозначно проблема, но вот то, как они нужны друг другу — заставляет чувствовать себя лучше. — Знал бы ты, — он легко соприкасается с чужими губами своими, продолжая говорить, — сколько я бредил тобой, Тэен.