loft 707

— Чайник горячий? — Сычен подходит к кухонной тумбе, желая заварить себе кофе. — Да, — отвечает ему Сюйси. — В отличие от твоего сердца.       После произошедшего отношения между этими двумя накалены до предела.       То, что Сычен идиот — об этом ему сказал каждый. А Марк предпринял еще одну попытку поговорить с Сюйси, чтобы тот хотя бы остыл со всей этой обидой на старшего. — Ты понимаешь, что если бы ты ему не нравился, он бы к тебе так не лез? — уже открытым текстом. — У тебя, ля, засос на шее от него! Алле, Сюйси, открой глаза! — Так что ж он сам мне об этом не скажет?! — на повышенном тоне. — И нахуя ты мне об этом говоришь?! Что я должен сделать?! Накинуться на него, как зверь?! — Да! — Блять, Марк! Я похож на мразь? — Ёбаный стос, Сюйси! Если ты такой умный, какого хуя ты такой тупой?! — Марка хватает ненадолго в таких диалогах.       Сюйси понять все еще можно. Он скидывает все на то, что Сычен бухой. Так же, как они с Ютой переспали, так Сычен лезет и к нему, чем он пользоваться не собирается. А теперь в открытую дает понять Сычену, что его такое отношение к себе задевает. Он вообще всегда открыто дает понять Сычену, что чувствует. К сожалению, в отличие от старшего. Тот все еще не планирует с ним объясняться, продолжает всячески игнорировать подобные темы. Чем он руководствуется, когда всем уже понятно, что Сюйси все равно не уступит ему в споре, и почему бы уже не закрыть на это глаза — не знает никто. И снова стараются не лезть. Себе дороже с этим трахаться, честное слово. Главное, что это не мешает работе в группе, так что хрен с ним. — Почему ты пьешь?       Чону, который также только пришел, тут же окидывает взглядом Юту, который сидит за столом с любимым бокалом. Усаживается рядом, в ожидании ответа.       В лофте пока они были впятером — еще Тэен от безделья приперся с утра пораньше. Намечалась очередная репа. Оставалось лишь ждать остальных. Донхек был на парах, а вот чем занимался Марк, что его все еще нет — хороший вопрос. Обычно этот парень тут как тут. — Потому что он алкаш, — Сюйси вставляет с легким изумлением. — Ты что, правда не замечал? — если бы не его посмеивание в конце, Чону бы купился, что тот не прикалывается. — Такое трудно не заметить. Но мы собирались сегодня набивать татуировку, вот я и спрашиваю. — Я нервный на трезвую, — говорит Юта. — Не могу сосредоточиться. Руки дрожат. Поверь, куда безопаснее для всех делать это, когда я выпивший и расслабленный. — А, это так, — соглашается Сюйси. — Меня это тоже напрягло в первый раз, а потом выяснилось, что у него с координацией и вниманием куда лучше под градусом. Алкаш же, — усмехается он. — Мне интересно посмотреть, какой он, когда в кал. Мне кажется, у него суперспособности должны открываться! Но он никогда не напивается. Удивительно! Даже у алкашей же должен же быть лимит. — А что насчет тебя? — переводит стрелки Юта. — Если подумать, то я тоже не видел тебя в кал. — Ты не видел, но такое было. Я не знаю свой лимит, но стараюсь плотно кушать и всегда чувствую, когда мне хватит, чтобы с вертолетами не унесло и такое не повторилось. Зато знаю лимит Сычена! У него на голодный желудок литр пива и сто грамм водки — всё. Сычена нет. Есть только его белочка. И все же, ты когда-нибудь напивался до беспамятства? — Естественно, напивался. А у кого такого не было? Но это лучше не видеть, — лишь говорит Юта. — А суперспособности были? — Судя по тому, что мой прыжок с моста закончился тем, что я расхуярил себе ногу — нет. Их не было. А жаль. Они бы пригодились. — Ты прыгал с моста?! — Чону в шоке повышает голос.       Тэен вдруг начинает во всю смеяться. Чуть ли не в истерике бьется. — Бля-ять, — протягивает он, не прекращая ржать. — Не лофт, а палата 707! Меня когда в психушку отправили, там и то адекватнее люди были! Какого хуя, Юта?! Почему-у?! — Это когда такое было? — Сюйси спрашивает с искренним удивлением, и ему совсем не смешно. Было понятно, что об этой истории еще никто не знал. — Когда у меня был первый в жизни запой. Я не пытался убиться, не подумайте. Я думал, это весело будет. Искупаться захотел. В итоге, под водой ногой обо что-то уебался. Грунт какой-то, черт знает. Серьезно уебался, причем. А я ж в запое был. Вначале хуй забил, а потом когда нога гноиться стала — я чертовски пересрался. Правильно сделал. Это закончилось хирургической инфекцией, мне делали операцию.       А вот тут не смешно становится уже всем. — Почему ты никогда не рассказывал об этом? — спрашивает Сычен. — Зачем? — лишь пожимает плечами Юта. — Было и было. Живой же.       Чону смотрит в одну точку и не может подобрать слов. «Ты ни черта не знаешь обо мне», — сейчас это ощущалось, как никогда.       Чону уже давно понял, что первое впечатление о Юте было обманчиво. Не такой уж он и хмурый, каким казался. Да что там хмурый, он вообще довольно открыт по отношению к нему. Он сдержанный — но это характер. Он не такой эмоциональный, как Чону, как остальные, и это нормально. В этом ничего такого нет, наоборот — такой вот он, и именно это Чону нравится, это тоже одна из вещей, которая цепляет. Но он не замкнутый, он не пытается что-то в себе держать, скрывать. Он спокойно обо всем говорит, идет навстречу, обсуждает то, что Чону хочет обсудить. Даже то, что он сейчас спокойно, так беззаботно рассказал это — говорит о том, что он открыт по отношению к людям. Для него не составляет проблемы чем-то поделиться.       Но его отношение к этому какое-то неправильное. Складывается ощущение, будто он сам от себя закрывается, раз не выражает свои чувства по поводу подобного. Так сухо разбрасывается фактами из таких существенных событий! Это же такие переживания, это же такое волнение! Да кто знал, чем все может закончиться?! Если бы с Чону что-то подобное произошло, он бы всю жизнь помнил об этом с тяжестью в сердце. Это была бы одна из историй, которую он бы мог рассказывать своим внукам, хоть и хрен знает, к чему.       Он ничего не говорит, лишь потому что в голове возникают не столько комментарии, сколько вопросы. Но их он решает приберечь до того времени, пока они не останутся наедине. — Что будете набивать? — интересуется Тэен, когда понимает, что никто ничего добавлять не собирается.       Юта молча приподнимается, чтобы сходить за эскизом, который далее показывает. Он никогда не описывает свои рисунки словами, он никогда не ответит на такой вопрос вкратце — что это будет. Он покажет. Покажет, потому что для него важно, чтобы все понимали, как он это видит, как оно будет, как то, что представляет человек в своей голове должно визуально проектироваться на деле. Ведь каждый представит по-своему, но только он тут автор.       На эскизе была веточка азалии на фоне луны в стиле японской живописи. Никаких лишних деталей, ничего вычурного — простая и нежная миниатюра, которая должна расположиться между лопатками на спине Чону.       Уже на следующий день после их разговора, это было первым, что Юта нарисовал, показав младшему. Чону соврет, если скажет, что нашел сильно восхитительным этот эскиз. Нет, совсем нет. Он нашел его легким, непримечательным и даже все еще может отнести его к банальщине, которую подразумевал, когда речь зашла о цветах в татуировках. Но это было красиво. Он действительно нашел эскиз красивым и тот факт, что его рисовал Юта, во многом менял его отношение к тому, хотел бы он видеть это на своем теле или нет. Он хотел.       Он мыслил здраво и рассудительно. Старался, во всяком случае. Прекрасно осознавал, что это останется на его теле на всю жизнь. И без всякой ванильщины задумался — в самом деле ли он хочет набить себе это, лишь потому, что это нарисовал для него Юта? Юта может нарисовать для него кучу других эскизов еще, среди которых он может выбрать. Так может, не стоит торопиться?       Но Чону взвесил все за и против, глядя на эту веточку азалии, и зацепился за две простые вещи. Во-первых, ему искренне нравится то, что он видит. А во-вторых, он ни в коем случае не пожалеет об этом в будущем, просто потому что, что бы в этом будущем не произошло — эта татуировка останется для него воспоминанием о том, что происходит сейчас. И это прекрасно. Это и есть для него то самое значение, смысл, который он всегда считал, должен присутствовать в татуировке. — Мне нравится. Тебе подходит, — слегка улыбается Тэен. — Согласен, — кивает Сюйси. — Я уже перепугался, что он тебе какой-нибудь партак набьет! Не представляю на тебе ничего такого. — Он же не ты, чтобы партаки набивать, — усмехается розоволосый. — Знаешь, какая у него была первая татуировка?! — с явной насмешкой обращается парень к Чону. — Он набил себе надпись на руке «Доминируй, властвуй, унижай». Мне рядом с ним ходить тогда стыдно было!       Чону удивленно смотрит на руку Сюйси, на которой не виднеется никаких надписей. Да он бы такое и так давно заметил бы. У Сюйси полностью забитые рукава различными рисунками. Но Сюйси тут же разъясняется. — Я перекрыл ее. — Я перекрыл ее, — повторяет Юта, подчеркивая местоимение. — Да. Надпись я бил еще не у Юты. И это было не так глупо, как звучит. Это было завуалировано, на латыни — «Dominare, impera, humilia». Но я все равно пожалел об этом. Тогда мне казалось, что это круто, но… самому потом стало стыдно ходить с этим. И когда с Ютой познакомился, попросил его перекрыть это дело. А там уже и в рукав процесс перешел. — Будешь визжать, как сучка, — задорно улыбается розоволосый, и Чону напрягается. — Это почему? — Когда он бил мне первую татуху, — начинает рассказывать Тэен. — Это были надписи над локтями. Я пиздец волновался! Я сижу весь в напряге, сердце бешено бьётся. Тут он начинает, и я такой: «Э? Че? И это все?». Совсем не больно было! Как будто тебе кожу царапают ногтем. И это было быстро, так что я очень довольный был! Второй была эта, — Тэен указывает пальцем на полностью черную розу, расположенную на его плече. Без каких либо деталей, размером в сантиметров десять — выглядело готично, но от этого не менее красиво. — В принципе это было так же, но так как тут приходилось много закрашивать, у тебя кожа в какой-то момент уже раздражена и становится неприятно под конец. Но ничего такого. Сюйси, вон, когда Юта ему рукав забивал — вообще дрых! Но когда он бил мне эту, — Тэен указывает на рисунок на той же руке над локтем с внутренней стороны. Тату представляло из себя какую-то непонятную для Чону геометрическую фигуру, напоминающую шестиугольную призму — это были сплошные красные линии, соединенные между собой. Разница была лишь в выполнении этих линий — где-то прямые, где-то со стрелками, где-то пунктиром. — Это был такой пиздец! Как будто тебе лезвием по коже ведут! Я сидел, дышать не мог, как больно. Молился, чтоб это побыстрее закончилось. Я не знаю, как это работает, но это работает! Черной краской нормально, цветными — пиздец! — Это странно, — не улавливает Чону. — Что меняется от цвета? — Ничего, — объясняет Юта. — Ему просто не повезло. Это правда, что у красок разный пигмент, и это может ощущаться по-разному, когда пигмент проходит под кожу. Но это не такие сильные отличия, как он описывает. Во-первых, у него большую роль тогда сыграло место нанесения. На внутренней поверхности плеча около локтя находятся нервные окончания. Это будет больнее, чем бить на любой другой области руки. Не считая самого локтя, конечно. А во-вторых, я использовал другую иглу, так как здесь одни контура. Небольшого диаметра и с длиноконусной заточкой. Что тоже сыграло свою роль, что ощущения отличались от его первого раза. Он видимо ожидал, что это будет так же безболезненно, а в итоге ситуация немного другая, вот и прихуел от неожиданности. Не так уж это было больно на самом деле. Он быстро привык. — Не привык, а отвлекся на дораму. Сдохнуть все равно хотелось, как больно было! А белая краска?! Это всегда намного больнее! — Опять же — пигмент. У белой краски более крупные частицы и она гуще по консистенции, так что белый краситель вводится глубже. Но тебе все равно больше кажется, что это сильно больнее, потому что белой краской всегда подчеркивается в конце сеанса, когда, как ты сам подметил, кожа уже травмирована. Она становится к этому времени более чувствительна к раздражителям. А это ж еще — пока я краску поменяю, ты как раз расслабишься, вздохнешь — а тут снова терзать начинают. Вот и ощущается больнее. Но сама краска тут большой роли не играет. — Так мне будет больно или нет? — не сильно понимает Чону, а хочется понимать, что его ждет. — Тебе будут иголкой под кожей водить, как думаешь? — вставляет Сычен за долгое время, мирно попивающий свой кофе с лимоном. — Это будет неприятно, нежели больно, — решает высказать свое мнение Сюйси. — Моментами может быть, но терпимо. Если б еще большая работа была! А это, пф-ф, фигня, — машет рукой Сюйси. — Да и место норм. Так что не ссы. Вот когда он мне на локте бил, у меня аж глаза намокли. Это было адово. — А ты как к татуировкам относишься? — решает Чону поинтересоваться у Сычена. — Нормально. У меня есть одна. — У тебя есть тату?! — Сюйси восклицает это так громко, что Чону аж вздрагивает от неожиданности. — Почему я не знал?! Тоже ты? — он вопросительно смотрит на Юту, и тот кивает. А кто ж еще? — Донхек единственный, кого ты не пометил? — задумывается Тэен. — Получается, так. — А Марк? — удивленно спрашивает Чону. — У него тоже есть. Под ключицами. — А-а, — протягивает Чону. Ну да. Еще не представлялось возможности лицезреть подобное.       Поразительно, что у Сюйси не представилось возможности узнать о татуировке Сычена. — Покажи! — Через месяц посмотришь.       Взгляд тут же меняется у младшего — становится дико недовольным, чуть с оскалом. Но он ничего не говорит в ответ. Чону боится представить, что творится в его голове в этот момент. Особенно, когда замечает, что Сюйси переводит взгляд на Юту — слегка раздраженный. В голове всплывает момент в их первую встречу, когда младший подобным взглядом окинул блондина, и Чону сразу почуял неладное между ними. Теперь не трудно догадаться. Сюйси просто ревнует. Вот ведь. — Почему ты не найдешь работу, связанную с рисованием? — решает спросить Чону Юту, когда повисает молчание. — Уверен, и без образования, ты бы мог найти что-нибудь, что тебе бы подошло. — Грешник становится праведником, когда у него нет сил грешить. А у меня еще есть. — А если серьезно? — обиженно проговаривает парень. — А если серьезно, то зачем? Я люблю свою работу. — Прямо-таки любишь? — Тэен вопросительно ведет бровью. — Даже то, что ты рассказывал тогда, ну, про клиентов, ситуации, не очень сопоставляется с этим чувством, — добавляет Сюйси. — Это тогда у тебя какие-то токсичные отношения с работой. — Я люблю свою работу, — уверенно говорит Юта. — И я не хочу ничего менять в своей жизни. Раньше у меня было много загонов по этому поводу, но не потому что мне не нравилось мое место работы — а потому что я корил себя за то, что никак не развиваюсь, из-за того, что торчу там. Я хотел большего. Я хотел поступить, я хотел учиться. Я хотел поступить не для того, чтобы у меня просто был диплом — я сказал себе, что если я поступлю, я поступлю только туда, куда захочу. Где я смогу сидеть на парах, слушать преподавателей и получать реальные знания, которые касаются того, что мне интересно. Развиваться в творчестве на практике. Не сложилось. К сожалению, так бывает. И когда я устроился на эту работу, я долгое время чувствовал себя не в своей тарелке, думая о том, что это неправильно, ведь это не то, чего я хотел. Пугало то, что я встал на месте, в то время как не покидало ощущение, что нужно двигаться вперед. Но только… я не просто втянулся, а мне правда нравилось то, чем я стал заниматься в жизни, и я не хотел себе это признавать из-за того, что я строил себе на нее другой план. Меня буквально в один день перемкнуло. В один вечер. Пьяный мужчина в магазине разбил три бутылки вина. Время — час до закрытия. У меня толпа народу перед закрытием, мне надо еще подготовить смену на завтра, и тут он! Ползала в вине. Оттирать все кому? Мне. Мне так хотелось позлиться, но я не смог. Я просто… не смог. — Ты был поддатый же? Поэтому, не? — усмехается Сюйси. — Нет. Я был трезвый. Я хотел проговорить себе, что я ненавижу эту работу, но это не так. Я понял, что это будет ложью, если я скажу это. Я понял, что я люблю эту работу. И клиенты, которые могли вам показаться со всех прошлых рассказов Тэена и моих, такими тупыми и раздражающими, на самом деле совсем не такие. Большинство посетителей — постоянные. И они все очень классные, дружные и отзывчивые люди. Даже самые пропитые алкаши. Алкаши у нас вообще самые добрые и милые, — усмехается Юта. — Вот этот случай показательный. Мужик этот, пьяный, постоянник как раз. Он тут же начал звонить другу, чтобы тот ему денег перевел, типа так и так, такая ситуация, разбил — надо оплатить. А он не должен. Он по закону не должен. Мы не имеем права требовать деньги в таких ситуациях, пусть если всем понятно, что это он бухой навалился на стеллаж и это его вина. Все это происходит только через суд. Но он тут же начал звонить, чтобы занять денег и расплатиться. Еще и швабру просил, чтобы самому убрать. Тут понятно было, что он пока убирать будет — еще больше снесет. Естественно, я сам вытирал. Он еле стоял. — Каждый из нас так поступил бы, разве нет? — задумывается Сычен. — Это же элементарно воспитание. Какой бы ты не был бухой, ты понимаешь, что доставил человеку неудобства и хочешь посодействовать. — Что-то я не припомню, чтобы ты хоть раз швабру в фише просил, когда разбивал там что-либо, — Тэен смотрит на блондина с усмешкой. — Тц, это не считается. Я тогда уже был не в состоянии. — Я сам не такой человек, — продолжает Юта. — Так что лично для меня это было удивлением. Я не ожидал, что у нас так много хороших и воспитанных людей. И мне нравится работать с такими людьми. Правда, нравится. Эти классные посетители они затмевают все конфликты, которые бывают, они затмевают все плохое, что там случается. Вон, Тэен про шоколадки говорил — да что там шоколадки! У меня есть два клиента, которые когда покупают элитку или вино какое-нибудь там интересное, которое я бы попробовать хотел — они мне потом во фляжке приносят на дегустацию. — Вот это реально коннект, — посмеивается Тэен. — Не, ну у тебя крутая связь с людьми была, это правда! Я до сих пор удивляюсь, как ты к этому пришел. — Я тоже. Ну, и в тот вечер, после этих трех разбитых бутылок, я пришел домой и задумался. Понял, что пора признать — я люблю эту работу. И когда происходит что-то неприятное — я люблю ее, чтобы жаловаться на это. Неприятности будут в любой работе и, кажется, вот, я нашел то, что мне по душе, раз они не огорчают меня. Что я вообще хорошо устроился. Я работаю там, где мне нравится, я занимаюсь тем, что мне нравится. Я рисую в свое удовольствие. Я выражаю себя в эскизах. Есть люди, которым они приходятся по нраву, которые хотят видеть их на себе, что делает меня счастливым. Так зачем мне что-то большее? Чтобы я делал дальше, если бы поступил? Очевидно, я бы просто поменял локацию в работе, и все. А какая разница? Зачем, если у меня уже на данный момент есть то, благодаря чему я чувствую себя хорошо? — Я не знаю, почему никто из нас не спрашивал об этом раньше, но… почему ты пьешь? — спрашивает Сычен. — Я спрашивал, — считает должным сказать Чону. — А почему нет? — брюнет усмехается, когда снова слышит это. — Ты алкоголик, Юта. Почему? Обычно люди пьют от скуки, от одиночества, потому что чувствуют себя несчастными. Я думал, ты пьешь, потому что в душе ты себя именно таким и чувствуешь, хоть и не делишься этим. Но ты сейчас говоришь вообще другое. Так почему тогда? — Потому что когда я начинал пить, я именно так себя и чувствовал, — честно говорит Юта, и Чону внимательно на него смотрит, не в силах оторвать взгляд. — А потом получилось, как с работой. Я понял, что люблю это дело и не хочу отказываться от него. Зачем, если мне это нравится? — Звучит логично, но это не работа, к которой можно так отнестись. Это абсолютно другое. Это зависимость. Тебе плохо без этого и это неправильно. Нужно уметь жить без этого. Это приносит тебе одни убытки. В плане здоровья, в плане финансов. Если сейчас ты понимаешь, что в твоей жизни все хорошо и так, почему ты не попробуешь отказаться от этого? Тебе все равно алкоголь уже давно не дарит никакого чувства радости и веселья, — фыркает Сычен. — Я пробую. — Что, правда? — усмехается Сюйси. — Что-то не похоже, — он смотрит на бокал. — У меня сейчас есть одна очень хорошая причина, чтобы воздерживаться от выпивки, — Юта слегка улыбается. — Судя по тому, как ты лыбишься, причина действительно хорошая, — подмечает Тэен. Всем в новинку видеть Юту улыбающегося, это факт, вот он и раздувает это так на словах. — Поделишься?       Юта лишь кивает головой в сторону Чону, но ничего не говорит. Никто ничего не спрашивает дальше, потому что дверь в лофт открывается. — Кстати, а почему вы не считаете Джехена алкоголиком? — Юта смотрит на брюнета, который заходит вместе с Марком. — Он же все время под пивом! — Я считаю, что хотеть пиво — это как хотеть покурить или фастфуд, — моментом отвечает Сюйси. — И? В чем разница? Это тоже все зависимости. Это тоже все вредно. — В том, что это действует на организм иначе. Ты выкурил сижку и забыл об этом на какое-то время. Ты съел хот-дог и насытился. Ты не находишься все время в каком-то состоянии, которое даруют тебе эти вещи. Ты продолжаешь оставаться собой. Это не притупляет какие-то твои чувства или, наоборот, усиливает их, в отличие от алкоголя или наркотиков. — Но пиво — это алкоголь, — не понимает Юта. — Да, но это другой алкоголь! — Сюйси посмеивается. — Когда я пью пиво, я наслаждаюсь им, самим напитком, а не жду, когда меня торкнет, как если пью что-то крепкое! Мне нравится его пить, а не нравится то, что я чувствую благодаря ему. Я так полагаю, что у Джехена так же, разве нет? — он вопросительно смотрит на парня, который усаживается рядом. — Да вообще! Пить пиво — это как целовать любимого человека! — Джехен восторженно разводит рукой. — Невозможно остановиться! А о чем речь? — Вы откуда вместе? — спрашивает Тэен, глядя на Марка. — От меня. — Я ночевал у него. Вы знаете, в каких хоромах он живет?! — возмущенно спрашивает Джехен, меняя тему. — Мы знакомы со школы, — отвечает Тэен. — Естественно, мы знаем. Я однажды, когда ночевал у него, грею себе еду микроволновке! — парень начинает рассказывать, размахивая руками. — И вдруг внутри искрит! Звук такой противный! Думаю, че за хрень? Че происходит? А потом — бам! И из микроволновки дым идет! Оказалось, что у него тарелки с золотыми каемочками! Нахуя есть из золотых тарелок, если в них даже еду не погреешь? Именно тогда я явственно осознал, какой Марк мажорчик. — Ля, Тэен ваще! У него есть какая-та врожденная способность к разрушению! Спасибо хоть, пожар тогда не устроил. Потому что даже потоп устраивал! Я как-та утром после очередной тусы просыпаюсь, прохожу на кухню, а там водичка об стеночки плескается, хуяк-хуяк, — Марк ведёт ладонями в стороны, изображая волны. — Там рили воды по щиколотки было! Я думаю, се, мне пизда! Этот двинутый решил помочь, ля! Сюка, лучше бы не трогал! Он включил кипяток, решил посуду замочить, прежде чем помыть её, и пошёл умываться! И застрял в ванной! Я не знаю, сколько он там просидел, но судя по этому озеру на полу, дохуя! А сеточка в раковине забилась остатками еды и се! И полилось се! Помощник хуев. И че он мне только не поломал дома, помимо этой микроволновки! — Не только я! Сюйси сломал тебе турник! — Не ломал я его! — спорит китаец. — Он был прикручен на соплях! Я только ухватился за него, и он рухнул! — Чет-а, я хватался за него, нормас все было. — Да если бы ты хоть раз за него хватался, не был бы таким дрыщом! Он у тебя для украшения в комнате висел! — А ты? — Джехен смотрит на Юту. — Был там? — Да, успел побухать. — Я не был, — вставляет Чону. — Позовешь в гости? — Обязательно, — усмехается Марк. — Нада будет как-нить тусу закатить. — Предатель! — громко говорит Джехен, обращаясь к Юте. — С хуев? — равнодушным тоном. — С тех хуёв, что ты прекрасно знал, что Марк мне нравится. Мог бы и посодействовать с чем-нибудь. Жил с ним столько времени и молчал в тряпочку, что он на самом деле из себя представляет. Я с ним всегда себя таким шугар дэдди чувствовал, а теперь неловко как-то, блин. Мне у него дома вообще не хочется появляться. Давай лучше у меня зависать будем, а? — обращается он уже к Марку. — Твои хоромы давят по моей гордости. — Что тебе в нем нравится? — Юта спрашивает это, окидывая Марка таким взглядом, словно останься они одни на всей планете, то Юта не дал бы ему и шанса. Хотя все прекрасно понимают, что это не так. — Ля, ваще все, — отвечает Джехен в манере младшего, слегка посмеиваясь. — Меня, как минимум, заводит в нем то, как он говорит «сертификат» и «коронавирус». Скажи, а, — он ласково хлопает Марка по коленке. — Сертификат и коронавирус, — спокойно отвечает Марк. — Блин, — Джехен цокает. — Сейчас он услышал и правильно произнес. А обычно он говорит «серфитикат» и «коноравирус». И это так мило, — он говорит это с улыбкой. — Ты правда так говоришь? — удивляется Чону. — Вообще! Твоя речь… Всегда хотел спросить, но не знал, как правильно поставить вопрос. То, как ты говоришь… ты делаешь это специально или нет? — Я не безграмотный, но я и не делаю это специально, ля, — Марк закатывает глаза. — Я прост привык так говорить. Не знаю, как-та приучился. Типа какая разница ваще, если меня поймут и так? По хуям, че подумают. Прост мне так комфортнее. Могу и нормально разговаривать, а зачем? Ваще я заметил, что большой словарный запас делает людей душнилами. Ну-с, а с серфити… С Серфи… С сертификатом, ля, тут, канешн, оплошность, которую я не замечаю, когда говорю. Я в курсах, он все время ржет после этого! Но на автомате се равно говорю неправильно. Раньше я еще часто путал стол и стул, дверь и окно, заправку и парковку, звезды и блестки, лево и право. Хер знает почему, думаю одно, на автомате говорю другое. Зато показать север, юг, запад и восток мне на корейском легче, чем на английском. Не знаю, как это работает, но это работает. — Забавный ты, — мягко усмехается Чону. — Ля-я, пасиба, — Марк кокетливо ведет бровями вверх и посмеивается.