Наблюдательницы

Каролина Суоллоу. 24 декабря 1997 года. Надо же, как давно не открывала дневник. Письмо тети Миранды, признаться, выбило из колеи. Да и нагрузка выросла: преподаватели, как обычно, под конец триместра звереют. В декабре, если не считать инцидента в начале месяца, обошлось без серьезных происшествий. Жизнь будто замерла под выпавшим снегом. Никогда еще я не была так рада мертвенному покою зимы. Если вдуматься, то покой посреди войны - величайший дар. Помню описания войн в маггловских книгах: пожары, бомбежки, голод, холод, антисанитария. Жизнь под гнетом оккупантов, пытки и казни сопротивляющихся. Мы же сыты, в тепле и чистоте, у нас достаточно сил для борьбы с врагами, а те хоть и мучают нас, но в стенах Хогвартса кровь проливать не смеют. Покидать замок жутковато, словно в бурю выходить в открытое море. Но тетя Мирадна права: наверняка здесь будут проводиться оргии. Кстати, об оргиях и разврате. Пару дней спустя после того, как Боб Грин и его подружка попали в Больничное крыло, Нотт имел наглость пригласить меня на свидание. На сей раз не запиской – в коридоре, во время большой перемены, при свидетелях, в числе которых были и слизеринцы. Хотел публичного позора? Кто я такая, чтобы отказывать. - Нотт, я не подстилка палачам. Еще раз подойдешь ко мне – искалечу. Еще раз тронешь кого-нибудь в Хогвартсе – убью. Мне терять нечего. Надменное лицо аристократа обезобразили страх и ненависть. Прошипел: «Полукровка… Уничтожу…» Напугал, до смерти напугал. Как можно уничтожить того, кто уже и не живет? А, однако, боится за драгоценные жизнь и здоровье: больше не пристает и в выходках змеенышей не участвует. Новая напасть: Тана, получив письмо от матери, ходит сама не своя. Пытается держаться, но меня не проведешь. Спрашиваю, в чем дело - отмалчивается. Думаю, у нее беда дома, потому что брат её тоже, как в воду опущенный. Ханна Эббот поболталась мне, что видела как-то их обоих ночью в гостиной, грустных и бессонных. Возвращению они словно и не рады. Мне тоже особенно нечему радоваться. Две недели – в затерявшейся в лесах деревушке, в местном кабаке, в компании сломленной жизнью феминистки, беспринципного скряги и безумной, которая не признает во мне дочь. Ах да, я забыла про ватаги егерей. А может, к нам и подгулявшие Пожиратели нагрянут? Но я благодарна тете Миранде за приглашение: не представляю, как вошла бы в наш помертвелый дом, как проводила бы дни и ночи среди книг отца и рисунков мамы, каждую минуту осознавая невозвратность потери. Тетушка спасла хотя бы от этого, да что уж там: она меня всегда понимала. А может быть, я понимала её. Мамина старшая сестра долгое время оставалась для меня идеалом женщины: резкая на язык, трезвомыслящая и жесткая. Не в пример маме, детски-простодушной, ребячливой и ранимой. А что заставляет красавицу и умницу Миранду жить с невежественным, жадным и косным человеком, я лет до тринадцати и не задумывалась. …Суетное время сборов наконец сменяется паровозным гудком. Перед отбытием Хогвартс-экспресса старосты увещевали нас разместиться минимум человек по пять в купе и без крайней необходимости не выходить в коридоры. Причем желательно, чтобы в одном купе сидели ребята разных возрастов. Странно. В поезде ведь не будет Кэрроу – что же, боятся, как бы мы друг друга на рельсы не побросали? На Тану меры безопасности не вполне распространяются: она, как староста, обязана патрулировать коридоры. Присоединяюсь, как во время её вечерних патрулей в Хогвартсе. - Ты не в курсе, почему нас перевозят, будто рецидивистов? Не выйти никуда. - Старостам велели проследить за остальными деканы. - А им зачем? - Вчера они совещались с директором. Возможно, он распорядился. Директор – больная тема, пропускаем. У обеих нет настроения спорить. Колеса тоскливо бормочут. Тана смотрит в окно, на мелькающие поля, припудренные снегом. Смаргивает слезы. - Может быть, ты все-таки встретишь Рождество с нами? – который раз одна и та же просьба. - Но мне же надо повидать мать, - да и тетю Миранду, что греха таить. - Я буду писать тебе. - Не стоит. Отвечать не смогу, дядю Аполлинария за лишний полет почтовой совы жаба задушит. А не отвечу – почувствую себя большей свиньей, чем Алекто Кэрроу. Не волнуйся, скучно мне не будет. С тетушкой есть, о чем поговорить. Тана уныло кивает. - Когда закончу обход, пойдем в наше купе. Майкрофт Саммерби пронес сливочное пиво, угощает всех. Поезд тормозит так резко, что мы теряем равновесие. Приподнявшись на локтях, видим впереди сильное задымление. Грубый голос выкрикивает заклятия. Тана заталкивает меня в ближайшее купе и хочет, видимо, рвануть на звуки, но я её удерживаю. - Пусти, - шепчет подруга. – Пусти, мне нужно к Бобби. - Подождешь. Бобби под охраной старших, с ним ничего не случится. Некоторое время так и стоим, впившись из всех сил в ручку купе и тревожно прислушиваясь. Крики и шум очень быстро смолкли – возможно, под действием заглушающего. Не сговариваясь, рискуем обе высунуться в коридор. Задымление рассеялось. В окно напротив купе я вижу несколько рослых фигур в черных мантиях и масках, и среди них мелькает одна легкая, девичья, в светлом ореоле волос. Полумна?! Сама не понимаю, что делаю. Распахиваю форточку, высовываюсь и кричу: - Э-ге-гей, Лавгуд! Держись! Нарглы и мозгошмыги своих не сдают! - Верю! – с улыбкой откликается Полумна. – Спасибо! Пожиратели трансгрессируют со своей жертвой. Тана тем временем отчаялась выскочить вслед за арестованной и конвоем: дверь «припечатали» чем-то, не поддающимся Алохоморе. Бессильно стуча по двери кулачком, подруга всхлипывает: - По какому праву… Как они посмели… За что? Поезд трогается вновь. Мы с Таной крепко обнимаем друг друга и некоторое время стоим, не шевелясь. - Проверь Бобби, - шепчет наконец пуффендуйка. – А я погляжу, нет ли раненых. …Братец Таны вместе с хорошенькой подружкой и тремя друзьями разместился по принципу «в тесноте, да не со слизеринцами» на другом конце поезда под охраной Юджини и Майкрофта Саммерби. Их квиддичные войны давно уступили место веселому роману, и на меня Юдж перестала сердиться после того, как я вернула ей колдографию Джеймса Поттера. Тана после обхода довольно скоро присоединилась к нам: никто из ребят, бывших с Полумной, серьезно не пострадал. В другой раз выпили ту самую бутылочку сливочного пива… Так и выпьем в другой раз. С Полумной вместе. В стране, освобожденной от власти Безносого и его приспешников, где мы сможем вновь глядеть друг на друга молодыми глазами. Платформа приближается. Различаю уже алую широкополую шляпу тетки, губы алые, черные глянцевые глаза в вуали дымчатых теней. Вон в нескольких шагах от нее показалась неброская русоволосая женщина в сером пальто. И едва она возникла, Тана и Бобби тянутся к стеклу.