Наблюдательницы

Каролина Суоллоу. 7 апреля 1998 года. Незадолго до пасхальных каникул мне пришло письмо от тетки. Миранда сообщала, что разошлась наконец с мистером Скетчердом и съехала от него. Идти ей некуда, поэтому она остановилась в доме моих родителей. Маму тетя забрала с собой и поместила в больницу св.Мунго. Значит, мне суждено снова увидеть родительский дом…Стучат колеса «Хогвартс-экспресса» (не надеялась почему-то еще раз услышать их тук, когда уезжала зимой), за окнами дразнит молодая жизнь, просыпающаяся в природе. Мне легче от апрельского ветра, но Тана разрешила открыть форточку лишь на три минутки и велела Терри Буту следить, чтобы больше я сквозняков не устраивала. У меня нет сил сопровождать подругу в обходе поезда, и я смирно сижу под присмотром однокурсника. Такая-то я стала покорная. Ничего, отдохну, а там пригреет жарко солнце, деревья распустят листья, прогремят первые грозы, и я оживу непременно. В наше время умирать от чахотки – это прямо-таки неприлично. Тем более, если идет война и впереди маячит не слишком и призрачная возможность погибнуть героически и за благое дело. Тэнни, сколько могла, просиживала со мной в комнатах Когтеварна: Падма ушла в подполье вслед за сестрой, Чжоу - вместе с ними, и мне, как бы смешно это ни звучало, одиноко. И когда мы утром усаживались в вагон, Тэнни хлопотала надо мной больше даже, чем над младшим братом: настояла, чтобы я не снимала пальто и шарф, сунула в руки томик Шекспира. Спасибо, спасибо. Но, Мерлин, как хотелось бы мне увидеть тебя прежнюю, Тэнс! Не с таким взрослым лицом. Да, знаю: тебя подкосило известие о смерти того мальчика – хоть ты и внушила себе, что оно ложно – и ты к тому же вплотную взялась за подготовку речи защитника в Визенгамоте на процессе по делу Северуса Снейпа. Пишет план с подробным объяснением тезисов. Честно говоря, я и сама принимаю участие в сем сомнительном творчестве: помогаю с логикой рассуждений и связностью. Но, как мне кажется, подруга не выдает мне всего, что знает. Возможно, я не заслужила её полного доверия. Я не обижаюсь. Да, я не раскаиваюсь ни в одном из своих поступков по отношению к нашему… Ладно, ладно, директору. Ни в ковше кипятка, который ему так и не достался, заметим в скобках. Ни в представлении на Хэллоуин, ни в пощечине, вполне заслуженной. Как принято говорить: дали бы второй шанс, поступила бы точно так же. На его совести – каждая секунда, когда мы страдали от Круциатусов Амикуса и Алекто, каждый рубец от розги и след от кандалов на наших телах. Наши боль и унижение да вернутся к нему сторицей. Но поцелуй дементора для человека, который может быть хоть на йоту невиновнее, чем кажется – действительно преступление, и я не хочу, чтобы на совесть сторонников добра ложилась подобная тяжесть. Вот и закончился обход у Тэнни, будем до конца поездки кушать сладости и сплетничать (улыбаюсь). Подруга беспокоится, видно, о том, как я попаду в место, с которым связано столько тяжелых воспоминаний, и пытается подбодрить, не скатываясь в жалость. …Думала ли я, что вновь переступлю порог родительского дома? Он снился мне иногда, стылый, запустелый, в пыли, озаренный полной луной. Скучала ведь, весь последний месяц скучала. Поняла под конец, что должна побывать здесь, какая горькая боль ни скрутила бы душу. Брожу по комнатам. Подолгу стояла над письменным столом отца, где так и остался раскрытым на странице 11 июньский номер «Вестника колдомедицины». А по стенам – рисунки мамы: гиппогрифы с радужными крыльями, единороги в розоватом отсвете зари, на взгорье, над густым лесом, танцующие в зимнем саду гномы. А эти два, последние, верно, повесила тетя, когда приехала, я не осмелилась бы. Цветки белой лилии, сломанные, растоптанные, плавающие в луже крови. А на другой картинке – пустая камера, за решеткой угадывает неласковый осенний рассвет. На полу распростерся, мотая головой в последнем отчаянии, оборванный человек, и над ним наклонился, цепко держа несчастного за плечи, дементор. Папа мой… Папочка… - Чай готов, племянница! – окликает меня с кухни Миранда. Тетя помолодела, повеселела, как только отделалась от дядюшки Аполлинария. Она загорелась жизнью, как никогда – вся в надеждах, вся в будущем. Она прибралась к моему приезду так, что дом блестит – он и при маме так не блестел. Все по-прежнему, именно по-прежнему, словно ничего страшного и не случалось, просто мама с папой уехали ненадолго. - Твоего отца помнят в Мунго, - вот сейчас Миранда помрачнела. – Эмму устроили наилучшим образом. Сегодня отдохни, а завтра навестим её. И твои легкие проверим как следует, кстати. - У меня, скорей всего, действительно чахотка. - Это лечится. Мне страшно завтра идти к маме, страшно обследоваться. Но настает время, когда на любой поставленный вопрос необходимо отвечать или не ставить вопросов вовсе. Да что там – давно настало. Только вот не буду я спрашивать тетю, почему она решилась наконец развестись с мужем, что стало последней каплей. Моя спальня, постель… Здесь, в далекие-далекие годы моего детства мама читала мне «Сказки барда Биддля». Сюда приходил целовать меня на ночь папа. Здесь летними ночами я мечтала о возлюбленном в духе Хитклиффа из «Грозового перевала» - а повстречала Эмиаса. В эту подушку я плакала, когда узнала, что отец арестован. Мерлин, неужели все-таки ничего не вернется?! Мама, отец, я устала. Мне не хватает вас. 8 апреля 1998 года. Были у мамы. Очень долго я не могла поверить, что мы не ошиблись палатой. Сгорбленная седенькая старушонка, изредка стонущая или, приподнявшись на локтях, мерно качающая головой из стороны в сторону. Мерлин, за что ей такое? А нам с Мирандой – за что? Хуже нет боли, чем от неспособности облегчить страдания тому, кого любишь. А за что моему отцу выпали тюрьма и смерть? К маггловским врачам решили пока не ходить, ограничились осмотром в Мунго. Колдомедик, забавный такой дядечка, похожий на арбуз средней величины – таких даже война не заставит схуднуть – долго пенял нам, что заболевание запущено, что с лечением возникнут сложности. Но затем прописал чудную настойку, которая помогает себя чувствовать гораздо бодрее. Приобрели, я попробовала. Не соврал. Приберегу для Хогвартса. Тетка держалась с привычным достоинством и некоторой холодностью. А когда оказались дома, вдруг крепок обняла меня, прижала к себе, поцеловала. Потом, чуть отстраняясь, посмотрела мне в лицо. - Как же ты похожа на меня. Словно я тебя родила, а не Эмма, - представьте, глаза Миранды были полны слез. – У меня, знаешь ли, детей быть не может. Я тебе не говорила? Нет, при всей откровенности, что была между нами, не говорила. - Завари чай. Думаю, самое время рассказать тебе кое-что. Сейчас такое же время, что было тогда, и даже еще хуже. Не хочу, чтобы ты шла моим путем. Если ты дочь своего отца, то и не пойдешь, но мы с тобой тоже родственники. …Я намешала в чай душистых трав: знаю, Миранда любит именно так. Сидим на диване, поджав ноги, и она рассказывает шепотом – так девочка-подросток делилась бы тайнами с подружкой: - Тот молодой человек был моим однокурсником, когтевранцем, как и я. Он был из довольно обеспеченной, чистокровной семьи, поддерживал идеи Темного лорда и водил дружбу со слизеринцами, о которых все знали, что они вот-вот станут Пожирателями смерти, если уже не стали. Зато он был хорош собой, очень умен, галантен и обладал утонченным вкусом. И еще, знаешь, он умел пустить душу в свободный полет, а лишь такой человек способен понять нас, художниц и поэтесс. Я безумно им увлеклась, он мною – точно так же. Происходи все на Гриффиндоре, думаю, нас непременно бы рассорили или разлучили как-нибудь иначе. Когтевранцы оказались же терпимы, тактичны, а возможно, просто безразличны к чужой судьбе. Профессор Флитвик только однажды зазвал меня к себе в кабинет и смущенно намекнул, чтобы я повлияла на убеждения моего, как он выразился, друга. Я лишь рассмеялась. Влиять на убеждения? Мерлин, каждый имеет право свободно мыслить и выражать свое мнение! Тетя горько улыбнулась, потерла уголки глаз и продолжала. - Окончив Хогвартс, мы стали жить вместе. Свадьбы не сыграли: я презирала буржуазный институт брака, любимому моему было удобнее считаться холостяком. Его родня, видно, надеялась найти со временем невесту из семьи побогаче и подревней, а для любовницы, чтобы к шлюхам в Лютный не шатался, и я сойду. Хорошо ли мы ладили? Одно могу сказать: мы не скучали, а для меня это главное. А в том, что он часто исчезает из дому, приходит среди ночи, иногда весь в крови, то своей, то чужой, я видела лишь особенную романтику, острую перчинку. Понимаешь? Этот человек со всеми жесток, а со мною нежен, для всех опасен, а я повелеваю им. Я не особенно и удивилась, когда увидела у него Темную метку. Попросила Эмму, которая как раз тогда вышла замуж за твоего отца, прекратить всякое общение со мной. Чай, отпитый едва ли наполовину, уже остыл, но Миранда не разрешила мне подогреть чайник. - Погоди, племянница, дальше начинается самое интересное. Темный Лорд исчез, и моего любовника вскоре арестовали. Меня вызвали на допрос в аврорат. Тот изуродованный аврор – Грюм, кажется – часа три орал на меня, тасовал колдографии и маггловские фото, стучал кулаком, обзывал последними словами. А у меня хоровод был перед глазами – хоровод имен людей, которых мой любимый убивал, пытал, насиловал. Ночью снились изуродованные тела, которые я видела на снимках. Состоялся суд, меня вновь допрашивали как свидетельницу – перед полным составом Визенгамота, перед пострадавшими и их родственниками. Миранда сжалась в комок, уткнулась лицом в колени – и я увидела ту самую двадцатилетнюю девчонку, раздавленную публичным позором и отвращением и к человеку, совсем недавно любимому, и к себе – за легкомыслие и равнодушие к чужой беде. - Его приговорили к Поцелую дементора. Приговор привели в исполнение быстро, без проволочек. Скверней всего, что я была беременна, и на довольно большом сроке. Я не могла допустить, чтобы отродье этого изверга появилось на свет. Сперва обратилась к нынешнему директору Хогвартса: сожитель упоминал когда-то, что тот способен сварить любое зелье, что ему стоит изготовить абортивное? Назначила ему встречу в одном из пабов Хогсмида… Когда объяснила, что мне нужно, он просто встал и ушел. Вот до такой степени, племянница, человек может трястись за свою шкуру. Конечно, он едва от Азкабана спасся – что ему до того, что мне-то от стыда и отчаяния хоть в Темзу теперь, вниз головой? Были и такие мысли, но уж больно не хотелось так скоро с любовником моим встречаться в аду. Ты думаешь, дементор так и не отпустил туда его душу? А по мне, она давно там… Словом, собиралась в Темзу, а оказалась в Лютном переулке, в одном заведении. Сущая живодерня, думала, умру от потери крови – так лихо меня выпотрошили. После уехала поправлять здоровье подальше от Лондона, в леса… Там скоренько окрутила мистера Скетчерда и вышла за него замуж. Слов нет. Душа перевернута. Одно знаю точно: ты боишься за меня напрасно, тетушка, твоей судьбы я избежать смогла.