Личная трагедия общего врага

«       Луна заботливо проливала серебристый свет сквозь разноцветный витраж окон в гостиную Когтевран. Он расплывался по диванам, коврам, мебели, разукрашивал страницы книг, которые, сидя на полу, Квиринус неустанно читал ночи напролет. Создавалось спокойное, устойчивое впечатление мира. Будто люди не исчезали. Будто все-знают-кто не становился с каждым годом все сильнее. Лишь изредка перед луной пролетали черные букашки-пожиратели смерти. Они постоянно кружили вдали от Хогвартса, но не нападали, зная, что победы все равно не одержат. Статуя Кандиды Когтевран одобряющие склонила голову в направлении Квиринуса. Иногда из-за двери в гостиную доносился стук каблуков и перешептывание — мракоборцы дежурили всю ночь, охраняя студентов. »       Ссутулившаяся фигура молодого человека среднего роста склонилась над омутом памяти, бессильно опершись руками о стол. Бархатная тёмно-синяя мантия, неподвижно и тяжело висящая на плечах, придавала волшебнику вид величавого памятника. Стеклянный взгляд дополнял образ до неодушевлённой скульптуры. Лишь пышные рыжие волосы, собранные в тоненькую косичку на затылке, давали понять, что это настоящий человек.       На деревянных стенах красовались ковры в сине-желтых узорах. Голый дощатый пол издал глухой звук от шага юноши. Омраченный тяжёлой думой взгляд следовал за поворотами головы. Руки были сведены на груди, соприкасаясь лишь подушечками пальцев. Шаги были тяжёлые и грузные. Кабинет Квиринуса освещался двумя бра со свечами по обе стороны от двери, и подсвечником на рабочем столе. Окно с деревянными ставнями выходило в сад…       Квиринус уже не раз обращался к этому воспоминанию. Гулял по родной гостиной, следуя за взглядом себя маленького, выучил наизусть злосчастную сотню страниц, прочитанных в ту ночь. Двадцатилетний Квиррелл, только что защитивший звание кандидата маггловедческих наук, упорно искал в своих подростковых глазах мысль, посетившую его в ту ночь, но никак не возвращавшуюся ныне. Как жаль, что омут памяти не позволяет вспоминать мысли.

***

      На достигнутом звании оставаться не хотелось, заодно надо было сделать перерыв в исследовании навязчивого воспоминания, иначе это станет маниакальной идеей, — Квиринус сел за написание очередного свитка по маггловедению. Научный журнал любил его печатать, а против славы Квиррелл ничего не имел.       «Очевидно, негативное отношение чистокровных магов к магглам берет начало из средневековья, когда обычные люди обвиняли волшебников в любых бедах, организовывали гонения, геноцид своеобразный. Такое поведение детерминируется совершенно естественным природным инстинктом — боязни «другого». Все люди, и волшебники, и маглы боятся чего-то неопознанного, кардинально нового. Мало того, следует учитывать средний уровень интеллектуального развития людей того времени…» — выводило перо под уверенно диктующий текст голос. Квиррелл понимал, что сегодня тоже не время объединяться с магглами, не время даже давать им знать о существовании волшебства. Зависть снова приведет к убийствам, волшебники начнут защищаться, а здесь недалеко и война. Но когда-нибудь волшебство просочится в маггловскую жизнь, и надо быть готовым утихомирить волну страха в глазах людей.       «Интересно, а будь я чистокровным, что бы я писал сейчас?.. Да и этой ли дисциплины кандидатом я бы стал?..» — думал Квиринус.       Раздался стук, и в кабинет вошёл Квиррелл старший. Теперь уже редкие седые волосы неопрятными лохмами свисали на плечи. Женский зелёный пиджак на его плечах был изорван, старые брюки от красивого смокинга превратились в лохмотья. Худые жилистые руки в тряске задели фотографию мамы Квиринуса, стоявшую на комоде у двери. Звон разбитого стекла заставил юношу перестать диктовать текст. Искривленная линия губ Рудольфа Квиррела, как бы косо перечеркивающая неестественно худое лицо со впалыми щеками, дернулась в попытке сказать что-то. Болезненно-красные глаза, заросшие густыми седыми бровями, заблестели… — Ты так похож на мать… — застыло в спокойной атмосфере кабинета тихое утверждение, проговоренное срывающимся, но уверенным голосом.       Квиринус, все это время не обращавший внимания на отца, резко развернулся и ошарашенно-недоуменно посмотрел на родителя. Взгляд, раскрывающий наполненное болью сердце старика, слился с ошеломленными голубыми глазами в какое-то общее чувство осознанного единства. Надежда ворвалась в сердце юноши и мгновенно заполнила его до краев. Вырываясь наружу слезой преждевременной несдерживаемой радости, она уже растекалась теплым соком по каждой жилке Квиринуса, по каждой извилине души… Миг был грубо оборван неадекватным резким «ХА!», вырвавшимся из груди старшего Квиррелла. Юноша даже вздрогнул. — Я, кстати, сделал ей свистульку, ты не знаешь, куда она ушла? — так же громко и резко продолжал отец. — Я весь дом обыскал… —старик тупо уставился куда-то сквозь сына. Из щелки губ виднелись зубы — физическая память пыталась воссоздать улыбку, неестественно широко открытые глаза омрачились безумием. На лице застыло пугающе-идиотское выражение. Продолжение речи перешло в какое-то несвязное мямляние, а завершилось всё лишенным всякого смысла, тупым мычанием.       Надежда, остановившая на пару минут сердце Квиррелла младшего, так же резко, как явилось это «ХА!», испарилась, будто ее и не было. Скорбь подступила к горлу. Значит, это был случайный момент просветления среди бескрайнего безумия. — Она уехала, пап… — тихо проговорил Квиринус. — Пойдем спать, уже поздно!       Рудольф Квиррелл, как дитя, вприпрыжку поскакал по крутой деревянной лестнице, неистово свистя в деревянного дракона. Резкий звук свистульки откликался у Квиринуса эхом отцовского «Ха!». Будто безумие старика по-дьявольски хохочет над страшным горем в жизни юноши.       Бревенчатый пол, зеленые стены и деревянный потолок. Посередине спальни простая дубовая кровать, застеленная белоснежным бельем. Тусклая свеча на прикроватной тумбочке — единственное освещение в этой маленькой комнатушке. Раньше на тумбочке всегда лежали книги, а сейчас там стоят разноцветные флакончики с зельями, облегчающие симптомы шизофрении. Так вроде маглы назвали то, что произошло с Рудольфом Квирреллом. Раньше здесь стоял ветхий аромат книг, дерева, мудрости, а сейчас — противный запах старости. Это странно, ведь домовик все убирал за отцом.       Пробормотав сонный заговор над Рудольфом Квирреллом, юноша вызволил у него из рук дракончика. Деревяшка была по-детски неаккуратно раскрашена магическими красками с эффектом движения. Синее пятно шевелилось как море, на жёлтом будто ветер гонял песчинки на пляже, зелёное представляло траву, красное — кусочек садящегося солнца… Сочетание пятен показалось знакомым. Мозг швырнул Квиринуса в гостиную Когтевран на ту страницу, когда маленького мальчика посетила большая мысль. Все буквы листа составили эту мысль: «Клин клином вышибают!», а затем символы сплылись в один прямоугольник, высотой с юношу. Он нырнул в черную бездну. Слева и справа появлялись и снова исчезали разноцветные пятна. Голову не оставляла поговорка. «С темными силами нужно бороться только зная их в совершенстве! Если я хочу стать настоящим мракоборцем, я должен знать темные искусства назубок! Тогда я одолею Темного Лорда! Я должен знать темную магию лучше него!»… Конечной точкой полета Квиррелла по буквенной черной пустоте казалась маленькая красная букашка внизу. Пятна начали появляться как сочетание разноцветных клякс, в конце концов они срослись в единое цветное полотно. Красная букашка оказалась вовсе не маленьким насекомым, а громадным красным океаном. Квиринуса охватила лихорадка в предвкушении какого-то ужаса. Конечная точка достигнута. Юноша стоит на воде. «Только не делай шаг!» — вопит сознание Квиррелла, но подсознание предрешило иначе, и уже Квиринус-букашка ступает вперед, поскальзывается и падает, больно ударившись локтем и с головой проваливается в кровавый океан…       Почувствовав воздух, юноша распахнул глаза — все те же разноцветные пятна, неустанно мерцающие перед глазами. Постепенно цветовая гамма сузилась до оттенков спальни отца…       Невозможность вспомнить логическую цепочку, приведшую маленького Квиринуса к родине темной магии, вводила юношу в бешенство. Возвращение к этой навязчивой мысли каждый раз проходилось солёной бритвой по ране бессилия. Сегодня Квиринусу нечему уже учиться в Англии. Все книги прочитаны, все волшебники расспрошены. Надо двигаться дальше, но куда? В какую страну? Он уже ответил на этот вопрос в гостиной Когтеврана, а сейчас не может вспомнить. И ничего не может сделать.       Кровавый океан, на котором он поскользнулся, возбудил новую бурю страшнейших воспоминаний.       Теплый тусклый свет свечи не мог проникнуть в душу. В порыве зависти и злости на источник этого света, Квиринус так резко махнул рукой, что свеча тут же послушно потухла.       Темная мантия, тяжело качнувшись, последовала за хозяином вон из комнаты.       «Интересно, а как бы э́то назвали маггловские психиатры? — иронично подумал Квиринус. — Уж не наследственное ли это безумие…»       Смеяться было не над чем.       Юноша вышел из дома. Перед ним был раскинут богатый вкусными плодами сад. Каждое деревце, каждый кустик здесь таили светлое воспоминание. Прогулка по каменным аллеям была как переход в иное измерение. В реальность тихого беззаботного детства, когда тропинки, залитые солнечным светом, несли ноги вглубь, к дружелюбным ласковым зверькам, когда листва деревьев отражала звенящий хохот семьи, когда хмурые кусты нервно и забавно дергались при попытке посмотреть, что находится под их зеленью. Вдруг там клад? Вдруг зайчик? Однажды Квиринус нашел лисичку-призрака внутри кустика. Она была очень напугана кем-то, и мальчик забрал ее к себе в дом. К сожалению, она, как и все приведения, относилась к существам «недо», «недосущества», как систематизировал их Квиринус. В них не было искренних чувств, истинных мыслей (если говорим о привидениях людей), их нельзя было ощутить, потрогать, погладить, поласкать. В них не била ледяным живительным ключом жизнь. Они просто существовали. Квиринусу казалось, что вся жизнь его после последних событий обратилась в сплошной призрак. В душе остался кровавый след скорби, на котором он вечно подскальзывался в своих кошмарах. Все остальное утеряло смысл, краски, жизнь.       Вот полянка, на которой семья Квирреллов любила лежать по ночам на выходных и любоваться звёздами. Мама всегда творила красивую магию, а Квиринус повторял.       Юноша взмахнул своей каштановой* палочкой — в воздухе появилась прозрачная лёгкая ткань. По одной на нее слетелись с неба проекции звёзд, в конце концов, заполонив ее сплошным сиянием. Ещё минута — и сияние угасло, оставив в воздухе светлый пушистый квадрат. Следуя за движением палочки, он лег на центр полянки. Темная фигура рухнула на ковер то ли под тяжестью бархатной мантии, то ли по тяжестью непосильной для ранимого юноши моральной ноши.       В детстве Квири валялся на этой полянке босой, весёлый и с задранными рукавами. Ярко-рыжие волосы ложились вокруг головы, как лучики солнышка. Сейчас запакованный в длинный сюртук и брюки Квиринус напряжённо лежал, нервно дёргая ногой. Руки были сжаты в кулаки.       Выдрессированное астрономией за семь лет обучения сознание Квиринуса начало составлять видимую область неба в систему созвездий. Давно он не обращал взор к великому космосу: всё позабылось. Поиск звездных комбинаций отодвинул мрачные мысли на второй план, кулаки разжались, нога, вольно согнувшись, откинулась в сторону.       Увидев незнакомца, светлячки полетели разузнать, кто нынче гостит в их лесу. Деревья заботливо распушились, чтобы лишние движения за границей полянки не тревожили хозяина сада. Светящиеся насекомые, узнав Квиринуса, начали выпускать зелье забывчивости в воздух. Это была идея госпожи Квиррелл, ее своеобразное наследие. Когда Мелисса внедряла это зелье в насекомых, она как раз думала о сыне, о внуках, которые будут так же лежать на этой полянке, болтать ни о чем, живя в мирной Англии.       Последние мысли, которые остались в голове, выпорхнули и растворились в спокойном облаке, парящем над Квиринусом. На лице застыла бессознательная глуповатая улыбка. Глаза сомкнулись под приятной тяжестью век. Выпотрошенное за сегодня сердце и опустошенный зельем мозг растворились в чувство утомленности, и поистине сладкий сон, спустился с далёких звёзд. Как долго не было спокойного сна. Как долго не было мира. * Это наиболее любопытное, многогранное дерево, которое сильно различается по своему характеру в зависимости от сердцевины волшебной палочки, а также очень многое берет от личности своего владельца. Каштановые палочки притягиваются к волшебницам и волшебникам, которые являются укротителями магических животных, одаренным в травологии и склонным от природы к полетам. Однако в соединении с сердечной жилой дракона она может лучше всего подойти тем, кто чересчур любит роскошь и материальные вещи, но менее щепетилен, чем следовало бы, насчет того, как они приобретаются. И наоборот, три подряд главы Визенгамота были владельцами волшебных палочек из каштана с волосом единорога, и это сочетание указывает на склонность ко всякой справедливости и правосудию.