***
Когда он в третий раз за вечер увидел Асторию, нервно крутящуюся у камина, он вздохнул. — Ну, чего ты начинаешь, а? — Малфой тяжело упал на тёмно-зелёный бархатный диван перед ней, нагло закинул ноги на подлокотник и опустил голову на подушку. — Я не начинаю, — проговорила Астория и резко обернулась к нему. — Она не вернулась из дома. Она всегда возвращается вовремя — ты знаешь наших родителей, Драко, ты знаешь. Она не вернулась… Астория Гринграсс маячила перед Драко с самого утра. Стоило ему лишь приглушить очередное похмелье, она уже была у его кровати. Стояла в идеальной форме, строго и вместе с этим взволнованно буравя его большими зелёными глазами — её бархатные ресницы славились тем, что не пропускали достаточно света, чтобы виднелась пелена слёз. Астория, как думали все, никогда не плакала. Лишь Драко Малфой имел понятие о том, что она из себя представляет. И ему не было бы трудно признать даже тот факт, что она была довольно красива, когда позволяла себе такую роскошь, как слёзы. Он никогда не любил сильных, хотя, по большей части, это имело наименьшее значение в определённые моменты. Она являлась единственным человеком, которого Драко мог бы назвать другом (помимо Теодора, разумеется). Она была единственным человеком, что не боялся его даже после псевдосудимости. Это грело душу, хотя и имело вполне логичное объяснение: они оба остались практически одни. Малфой — потому что родители были единственными любящими его людьми, а младшая Гринграсс — потому что ни один член её семьи не разделял её взглядов. И если обычно она была нудна и строга в манерах и действиях, то сейчас Астория стояла чуть ли не на коленях посреди гостиной Слизерина, с огромной просьбой в глазах. Потому что всего лишь не дождалась сестру из дома. — Астория… — бросил Драко, лениво взглянув на неё. Он резко почувствовал себя самым последним человеком на земле, потому что назвал её по имени. Ему так не нравилось её имя… Он сел на диван, сложил руки замком и поднес к губам. Ему пришлось закрыть глаза, чтобы собрать мысли, как пазл, воедино; чтобы сказать ей хоть что-нибудь. — Она взрослый человек, понимаешь? Хогвартс — это… для неё это уже не школа. Она не обязана возвращаться вовремя и слушаться родителей. В чём проблема? — В том, что она не такая! — прогремела младшая Гринграсс, уже с трудом сдерживая всхлипы. — Я нутром чувствую, что что-то случилось! — Ты отправила сову родителям? — задумавшись, спросил Малфой. — Да, — она плюхнулась на диван, вытирая слезу со щеки. — Вчера. — Они не ответили? — Нет. — Ты была у МакГонагалл? — Нет. — Почему? — Что я скажу? — Всё, что говоришь мне сейчас. — Это… не имеет смысла. Она терпеть меня не может. — Меня тоже. Значит, пойдём вместе. У Драко Малфоя были как минимум две причины постараться ей помочь: первая — он знал, что она не отвяжется до последнего; вторая — он не мог идти к МакГонагалл один. А ему было очень нужно к ней попасть. Почему не мог? Он толком не знал. С некоторых пор он осознавал себя многим сильнее, чем, например, те же полгода назад. С некоторых пор он точно решил для себя, как будет относиться к людям — его отношение теперь точно не зависело от статуса крови. Он просто не хотел появляться перед ней один. Всегда, когда это происходило, он ощущал себя голым. Он прекрасно знал это чувство — чувство стыда за то, что в какой-то момент он выбрал неверную сторону. Но он не хотел раскаиваться.***
Она шла по пустому коридору в библиотеку, когда услышала знакомый голос. «Сандра Фоссет» Пронеслось в голове. Гермиона остановилась. Дверь в один из кабинетов была приоткрыта. Из щелки на пол падал оранжевый луч заката — на часах, подаренных ей отцом, было семь тридцать шесть вечера. -…ну же! Пока никого нет! Она услышала звук расстегивающейся молнии, зашла в кабинет. Она узнала его фигуру и волосы. В лучах солнца, близившегося к горизонту, они приобрели цвет корки апельсина. Драко Малфой стоял спиной к двери у учительской парты, на которой сидела Сандра с расстегнутой наполовину рубашкой и растрепанными волосами. Его руки сжимали ее бедра под юбкой — Гермиона видела, как он откинул голову, когда Фоссет целовала его в шею, расстегивая его рубашку. — Это просто омерзительно, — констатировала она, ее голос надломился на последнем слове. Оба замерли. Сандра, прислонившись грудью к груди Малфоя, чуть наклонила голову, чтобы увидеть неожиданную гостью из-за его плеча. В ее взгляде было видно, что она даже не удивилась. По-прежнему уверенная, она запахнула рубашку, встала, пока Малфой непринужденно застегивал ширинку, подняла с пола галстук и вышла из кабинета, задев Гермиону плечом. Драко Малфой обернулся. — Тебя не учили манерам? — застегивая рубашку, выгнул бровь он. — Совсем, Грейнджер? — Мне плевать на манеры, вы нарушаете все правила. Я обязана доложить директору. Драко с секунду смотрел на нее, а затем рассмеялся. — В каких, мать его правилах Хогвартса прописано, что секс запрещен? Гермиона замерла, глядя на его кривую полуулыбку. Этот насмешливый, хитрый и затуманенный взгляд отпечатался в ее памяти навсегда. Так ей казалось. Неуважение, с которым он оглядывал ее с ног до головы, засаживалось вовнутрь с неистовой силой. Было видно, как заходили желваки на ее лице. Она с силой стиснула зубы, чтобы не наорать на него. И он сейчас казался ей призраком. Бледный, с темными кругами вокруг глаз, худой, почти прозрачный в лучах такого теплого осеннего солнца. Она сжимала и разжимала кулаки. — Ну? — вопросительно взглянул на нее он. — Ну, Грейнджер? Драко сделал пару шагов вперед, оказавшись в полуметре от нее. — Ни в каких, — сглотнула она. — Но это не значит, что это разрешено. — «Это»? Что «это»? Что ты видела? Гермиона не сводила с него взгляда. Она понимала, что сейчас провалится под землю, если он просто не исчезнет. Ей впервые в жизни было нечего ответить, потому что она впервые, кажется, провалилась. — Это, — она кивнула в его сторону. — Нигде также не написано, что «это» разрешено. Не думала, Малфой, что ты не знаешь о вещах, которые сами по себе не уместны в учебных заведениях. — Забыл, с кем имею дело, — холодно ответил он. — Всезнайка снова в деле. — Всезнайка? Так ты теперь называешь людей, которые, почему-то, вместо того, чтобы отправиться к МакГонагалл, вынуждены открывать тебе Америку? — Что тут происходит? — послышался скрипучий голос завхоза. Гермиона резко обернулась, поправила прядь волос, прижала к груди учебники обеими руками и расправила плечи. Драко, поджав губы в попытке сдержать насмешку, сунул руки в карманы и медленно поплелся в дверной проем, минуя словно остолбенелого Филча, державшего в руках миссис Норис. — Ничего, — проблеяла Гермиона. — Мистер Малфой немного заблудился по пути в библиотеку. — Да? — изумленно выгнул черную кустистую бровь Филч. — После стольких-то лет, мистер Малфой? Гермиона закусила щеки, подняв подбородок. Она не совсем понимала, что это значит. «После стольких-то лет?». Этот «мистер Малфой», гневно думала про себя она, здесь всего месяц. — Меня несколько сбили с пути, — он покосился на Гермиону. — Я вас провожу. Обоих, — желчно проскрежетал он. — Нечего шастать по замку вечером. Они шли молча. Между ними было чуть ли не два метра — к сожалению для них, максимум, который позволяли коридоры Хогвартса. Гермиона чувствовала, как с каждым шагом учащается сердцебиение, а Драко в очередной раз убеждался, что «всезнайка» никогда не сможет произнести слово «секс», тем более, в кабинете директора. Обоим было очевидно, что Гермиона напала совершенно не на того человека. Совершенно. Не. На. Того. — Пришли, — произнес Филч, встав в проеме коридора, ведущего в библиотеку. — Миссис Норис проследит, чтобы вы были в общежитиях до отбоя. — Миссис Норрис раздвоится? — съязвил Драко. — Мистер Малфой, — отчеканил Филч. — Ваш отец, видимо, совершенно пропустил тот период, когда можно было и нужно было заниматься вашей поркой! Малфой стиснул зубы. Он отвернулся и застыл на пару секунд, пытаясь привести в порядок дыхание. Кидаться на работника Хогвартса сейчас было бы совершенно безрассудным поступком. В моменты, как этот, когда все выводило из себя, ему приходилось вспоминать о Нарциссе. «Милый, каждому свое.» «Драко, помни, кто ты на самом деле.» И даже если он не знал, кто он на самом деле, он точно понимал, что ему еще есть, ради чего жить. Он молча пошел в сторону библиотеки, хотя ему туда было совершенно не нужно. — Ты довольна? — спросил он, когда Грейнджер поравнялась с ним. Она посмотрела на него с осуждением и особым интересом. — Довольна. Драко презрительно хмыкнул и зашел в библиотеку. — Неужели ты думаешь, что все может сходить с рук только потому что тебя тут никто, кроме старост, не знает? — прошептала она, когда они проходили мимо мадам Пинс. Малфой с немым вопросом глянул на нее, а затем покачал головой: — Ты видимо забываешь, с кем говоришь. Он произнес эти слова и медленно сел за стол в самом углу библиотеки. Притянул к себе книгу, оставленную кем-то, пролистал желтые страницы. В голове застрял ее вопрос. Он не понимал, что она имела в виду.***
Девятого сентября он не спал. В подземельях с каждым днём становилось всё холоднее и холоднее, и Драко перестал замечать разницу между стенами Малфой-мэнора и спальнями Слизерина: зелёный цвет Чёрного озера, на которое выходили окна подземелья, расплывался перед глазами, как будто превращая толстое стекло в холодный серый камень. Он пришёл на завтрак раньше всех, надеясь, что никого из учеников, действующих ему на нервы, не будет ни в холле, ни в самом зале. В окнах коридора не было видно ничего из-за тумана, в голове Малфоя примерно так же не появлялись нормальные мысли из-за удушающего переживания за мать. На завтраке он и вправду был один, все слизеринцы ещё спали, так же, как и большинство учеников других факультетов. Надо завести привычку меньше спать. Куда уж меньше. Спал по три часа, и то назвать это сном было трудно. Драко привлекала мысль не видеть людей хотя бы за завтраком. Хотя бы несколько минут в день быть одному — исключительная радость. Он занял место подальше от входа и налил себе кофе из бронзового чайника в надежде на хоть какое-то прибавление сил. Потолок над помещением становился светлее и светлее по мере того, как рассеивался ночной туман, наверху появлялись утренние белые облака, постепенно заволакивавшие всё небо. Думая о почте, время которой должно было настать через полчаса, Драко завершил завтрак. Изредка на глаза ему попадались какие-то лица — сонные, радостные, задумавшиеся, поочерёдно занимавшие места за столами своих факультетов. За столом Слизерина, однако, были все, кроме семикурсников. Лишь Блейз, который уже надел форму, подсел к скучающему Малфою, когда совы принесли кучу писем и газет. Драко наблюдал, как округлились глаза Забини, когда тот развернул свою газету, то ли от удивления, то ли от ещё какой-то не известной Драко эмоции — его это мало волновало. Коричневая сипуха приземлилась прямо посередине стола, напротив Малфоя, держа в руках конверт. Он посмотрел на неё, а затем на надпись на печати: «Министерство магии». — Кажется, это твоё, — изрёк сонный Забини, жуя тост. — Я вижу, — Малфой выхватил письмо из клюва совы, за что та клюнула его прямо в костяшку. — Вали отсюда! — Ты видел, что в «Пророке» пишут? — спросил Блейз, наблюдавший за тем, как сипуха, недовольно урча, взмыла вверх. — Нет, — раскрыл конверт. — Неинтересно, — достал пергамент. На жёлтой бумаге самым ровным почерком, который ему когда-либо приходилось видеть, было выведено множество слов, что разбегались перед глазами от волнения. — Дементоры больше не контролируются Министерством, — голос друга вернул Драко в реальность. — Что? — У Паркинсон сейчас не лучшее время. Вот, смотри, это её мать. Малфой взял в руки газету, откладывая письмо. С плеч свалилась, как ему показалось, целая скала только от осознания того, что в его руках, наконец, побывало решение Министерства. Пусть он даже и не читал его, он знал, что оно — залог встречи с Нарциссой. — Надо найти Пэнс, а то чёрт знает, что она там может с собой наделать, — Забини запил эти слова какао и начал изучать лицо Малфоя. — Драко? — Всё нормально, — он внимательно изучал текст первой полосы, и взгляд так и цеплялся за слова «Уилтшир», «дементоры», «поместье», «поцелуй дементора». До слуха донеслись чьи-то возмущенные возгласы из другой части зала. — Пойдём отсюда. В гостиной были только семикурсники. Слизеринцы собрались вокруг Пэнси, которая молча сидела напротив неразожжённого камина и смотрела на него стеклянным взором, зарывшись пальцами в чёрные волосы. Двое вошли в гостиную слегка взволнованные: Блейз потому, что только узнал, что случилось с матерью Пэнси, а Малфой потому, что просмотрел содержимое письма по дороге. Ну и немного переживал за Пэнси. Встреча будет в конце недели — это бесконечно возмущало его. Ведь всё закончено. Её оправдали. Она должна быть с ним. Сейчас. Забрать его отсюда и сказать, что всё будет хорошо, что никто их теперь не потревожит. Почему нужна ещё неделя? Это чертовски… чертовски долго. — Это из-за Малфоя с его треклятым поместьем, — пробубнил Гойл стоявший прямо над Паркинсон, явно не замечая его. — Все же знали, что к этому придёт! — Эй, придержи язык, Грегори, — рявкнул Забини, который схватил дёрнувшегося Малфоя. — Это было решение Визенгамота. — Что, защищаешь его? — Гойл вопросительно посмотрел на Блейза, а затем вернулся взглядом к Драко. — А ему вот на тебя срать, Блейз! Ты же знаешь, что если бы не осмотр твоего дома, она была бы жива, — обратился он уже к Драко. — Знаешь ведь? Что, если бы ты и твоя мать не оказались под подозрением, она была бы жива? — Грег, держи себя в руках, — спокойно проговорил Драко. — Ты ничем не лучше ни меня, ни моей семьи. Не обвиняй меня в промахах Министерства! — Нет, Малфой. Я не соглашался на метку в отличие от тебя. Да, нам всем казалось очень интересно узнать другую сторону, но ты зашёл дальше большинства. И почему это в день, когда Нарциссу решили переправить в камеру в Лондоне, происходит такое? Почему же это произошло в день осмотра поместья, черт побери, а?! В следующий момент кулак Малфоя врезался в лицо Гойла. Забини даже не попытался остановить друга. Он чувствовал, как кровь, хлестнувшая из носа однокурсника, стекала по кулаку, пока он прижимал Грегори к каменной стенке камина. — Что ты… Спятил что ли?! — еле выговорил Гойл, схватившись за руки Драко. — Отпусти! — Ещё раз ты заикнёшься про мою мать, которая, между прочим, сидит там же, где и твои «невинные» родители, — тебе конец, понятно? — выплюнул Малфой. — Ещё раз заикнёшься про Метку или обвинишь в чём-то меня — я убью тебя. Это ясно? — Злость била в груди ключом, он не чувствовал ничего, кроме желания прикончить бывшего друга прямо здесь и сейчас. — Ни я, ни она не виноваты в том, что случилось. А тебе лучше пересмотреть свои приоритеты. Цедил. Цедил, чувствуя, как дрожит рука. Ощущая, как колотится сердце. — Да, — выдавил Грегори. Хватка ослабла, и он соскользнул на пол, держась за нос. — Ты хочешь предать друзей ради симпатии девушки? Идиот, — Драко отдышался и, обернувшись, заметил, что даже Пэнси смотрела на эту стычку. Гринграсс не гладила больше свою подругу по плечу, а Милисента, Гойл и Тревис с непониманием переводили взгляд с Гойла и Малфоя. — Мне жаль, Паркинсон, — безразлично начал Драко. — Но наше поместье осматривалось четыре дня назад. Они просто не могли вернуться так быстро. А Гойлу стоит научиться думать, — он обошёл всех и направился в свою спальню. Снимая чёрный колючий свитер, Драко не мог поверить, что то, что он сейчас чувствует, — по-настоящему. Жар прилил к коже, не желая сменяться холодом, и ему нравилось это; он ощущал тепло, жуткое, страшное тепло. Безумное, потому что оно стало последствием того удара — такого, что кисть превратилась в ком пылающей боли. — Урод, — процедил он, пиная ножку кровати. — Тупой ублюдок. Злость закипала в крови, и ему хотелось смеяться, потому что, кажется, сейчас ему было хорошо. Впервые за долгое время он не чувствовал себя глыбой льда. Он знал, что у него есть чувства, именно сейчас, и это ощущение длилось до конца первого урока, ведь запах амортенции напоминал ему о домашнем саде, о том, что скоро он будет с матерью, о том, что он ещё не совсем бесчувственный, и о том, что он ещё может испытывать тепло, пусть и от чужой боли.***
Первым уроком стояло Зельеварение. Профессор Слизнорт сидел за своим столом, когда ученики Гриффиндора всей группой ввалились в кабинет. Ни одного слизеринца не было, хотя до начала урока оставалось от силы две минуты. — Почему тут пахнет… — Рон покраснел и, подвинувшись ближе к Гарри, шепнул, — Гермионой. — Рон, по-моему, тут пахнет совсем по-другому, — Гарри обернулся, чтобы найти источник этого запаха: Джинни, как он думал, — и тут же его озарило: — Гермиона, какой запах ты чувствуешь? — Ммм… Кажется, тут пахнет новым пергаментом. — Ну и ну, — Рон покосился на Гарри. — Рон, — шепнул Гарри, наклоняясь к нему. — Это амортенция, смотри, — он кивнул в сторону первой парты возле стола профессора. На ней красовался котёл, из которого поднимались спиральки пара странной формы. — Вот чёрт! — громко изрёк Рон. — Мистер Уизли? — профессор в удивлении оторвался от каких-то пергаментов и уставился на ученика. — Извините, — буркнул Рон и поймал на себе озадаченный взгляд Гермионы. — Да так, забыл чернильницу, — почесав затылок, добавил он. — Гарри, почему ты здесь? — Гермиона как будто проснулась и смотрела теперь на друга во все глаза. — В смысле? — Поттер сделал гримасу непонимания. — У меня урок, Гермиона. — Да, в том и дело, что у тебя должен быть урок, Гарри. — А, ты про это… У меня сегодня нет первого урока, МакГонагалл поменяла расписание, — в этот момент Гермиона озадаченно уставилась на Гарри. — Что же, самое время начать, — Слизнорт встал из-за стола, и, когда он оглядел класс, его лицо исказила гримаса грусти: — А где же мой драгоценный факультет? В классе всё ещё не было ни одного слизеринца, но, как только Слизнорт договорил, раздался стук в дверь, а за ним пожаловали и сами ученики змеиного факультета. Они входили в кабинет по двое, и первыми вошли Милисента и Трейси, за ними показались Блейз с Малфоем, а потом Нотт и Гойл. Пэнси с ними не было. — Извините за опоздание, профессор, — сказала Трейси, занимая свое место, — Теодору было немного… нехорошо. Гермиона повернула голову в сторону вошедших, и её взгляду предстала странная картина: у Грегори шла кровь из носа, верхняя губа также была разбита. Малфой даже не смотрел в сторону гриффиндорских столов, в отличие от Блейза, который успел бросить на Гермиону два уничтожающих взгляда. Драко потирал костяшки пальцев, и ей показалось, что на них была кровь. Все заняли свои места, Слизнорт снисходительно проигнорировал опоздание, но время от времени бросал обеспокоенный взгляд на Гойла. — Как думаешь, — Рон наклонился к сидящему рядом Гарри, — кто это его так? — Понятия не имею, но уверен, что с его поведением он получил вполне заслуженно. — Ну, давайте начнем, — прежде, чем он успел начать, в воздух взметнулась рука Милисенты. — Да, мисс Балстроуд. — Профессор, почему здесь пахнет… так? — Оу, это амортенция, я приготовил её для шестикурсников на следующий урок, — он улыбнулся, видя, как краснеет Милисента. — Вы не готовили это зелье на шестом курсе, насколько мне известно, но нынешних шестикурсников, к их глубочайшему сожалению или, может, радости, ждёт зачёт в середине года по пройденному материалу, так что кому-то, вероятно, достанется готовка так называемого любовного зелья, — Слизнорт обвел класс хитрым взглядом, в очередной раз остановившись на Гойле, который сидел, насупившись, смотря на парту перед собой. — Мистер Гойл, может быть, вам следует посетить мадам Помфри? — Всё хорошо, профессор, — пробасил слизеринец, косясь на бледного однокурсника, сидевшего перед ним. — Тогда начнём наш урок. — Может, это Малфой его так? — прошептал Гарри Рону. — Посмотри на его руки. — Это то, почему нам приказали следить за ним? — обернулась Грейнджер к друзьям. — Да, — не успел сориентироваться Уизли. — Да, он довольно жесток. Но я имел в виду… Ты читала новости? — Меня не было за завтраком. Гарри поджал губы и незаметно потянулся к сумке. Спустя пару секунд на столе у Гермионы лежал «Ежедневный Пророк». — То есть ты хочешь сказать, что Малфой в этом виноват? — прошептала она спустя время, возвращая газету. — Что? Нет… — Да, — отрезал шепотом Рон. — Только посмотри на него. Ублюдок. И вряд ли это всё, на что он способен. Тем более после… после Дурмстранга. — Рон! — прошипел Гарри, злобно косясь на друга. — На самом деле это вполне объяснимо. Его поместье под надзором дементоров. Ежемесячным. То есть раз в месяц, без установленной даты, они появляются, чтобы проверить его на наличие всяких тёмных запрещённых штук. Например, Пожирателей Смерти. Изначально было слишком опрометчиво полагать, что после войны дементоры так легко перейдут на сторону «добра». Все имеет последствия, и я думаю, что именно сейчас они и проявляются… — Мистер Поттер, я вам не мешаю? — с улыбкой прервал свою лекцию Слизнорт, глядя на них. — Извините, профессор. Гермиона вернулась к своим конспектам, но не смогла больше сосредоточиться. Она повернула голову в сторону слизеринцев, нашла взглядом Драко. Он сидел, поджав губы, разглядывая красные костяшки пальцев. Она задумалась, не отрывая взгляда, и пришла в себя только тогда, когда Малфой посмотрел на неё в ответ. Без недоумения. Посмотрел, словно они давно знакомы. Словно она знает причину его усталого внешнего вида и такого непристойного поведения. Её обдало знакомым жаром, в горле снова встал ком. Она, разумеется, отвела взгляд почти сразу, вспомнив о вчерашнем вечере.***
«Что любовь — это почтение, обожание, поклонение и взгляд вверх. Не повязка на грязных ранах. Но они этого не знают. Тот, кто при всяком удобном случае говорит о любви, никогда её не испытывал. Они стряпают неаппетитное жаркое из симпатии, сострадания, презрения и безразличия и называют это любовью. Если вы испытали, что означает любить, как вы и я понимаем это: полнота страсти до высочайшей ее точки — на меньшее вы уже не согласны…» Она отложила книгу, которую нашла на полке матери летом, в сторону. Она не могла думать ни о какой любви, потому что сначала ей нужно было подумать о себе. А у неё не выходило. Шел пятнадцатый день сентября, когда Гермиона заставила себя спуститься на праздничный ужин в честь какого-то объявления. Было шесть вечера, когда она столкнулась с Драко Малфоем у входа в Большой зал. Её обдало приторно-сладким ароматом глинтвейна. Ко всему прочему, она настолько удачно стукнулась виском о дверной косяк, что черты того-кого-нельзя-называть принялись стремительно расплываться в её глазах. Она пошатнулась и очень громко чертыхнулась, дотрагиваясь холодной рукой до лба. — Задолбала, — послышался нервный выдох. — Не могла бы ты, приличия ради, смотреть, куда прёшь? Он забыл об этом через пять секунд. Гермиона же забыть об этом не смогла вовсе, поскольку ей пришлось спуститься к мадам Помфри за чудо-зельем, которое могло бы избавить её от чудо-мучений. — Вы, мисс Грейнджер, считаете, что это в порядке вещей? — грозно воскликнула целительница, отдергивая руку от лба Гермионы. — Сколько ночей вы не спали? — Я не помню, мадам. Я сплю, но… я не знаю, что мне снится — не помню. Только вот просыпаюсь очень уставшей. — Почему вы не пришли ко мне раньше? Мадам Помфри что-то активно переливала из кувшина в маленькие пузырчатые тёмно-синие баночки, не замечая того, как лучшая ученица Хогвартса щурится от свечи, горящей прямо над кушеткой. Она думала лишь о предостережении МакГонагалл: «Поппи, прошу, если Гермиона Грейнджер появится у вас, не смейте ей говорить о том, что произошло. Мерлина ради, не смейте!». Она вдруг вспомнила, как нервно и лихорадочно Минерва просила скинуть страдания юной волшебницы на простуду; несуществующую Голландскую оспу; шок, оставшийся после войны… но никак и ни за что не выдавать уродливой правды — ради её же блага. «Если так было нужно, то мы должны лишь поддерживать её покой. Мы же не хотим потерять её, как…» — …Лонгботтомов, — прошептала себе под нос мадам Помфри, задумавшись. — Что? — нахмурилась Гермиона, отвлекаясь от разглядывания склянок в кабинете. — А… мистер Лонгботтом забыл у меня сегодня взять лекарство для его жабы. Мерзкое всё-таки создание. Я про жабу, разумеется. Гермиона лишь повела плечами, поджав губы, и продолжила исследовать предметы на столе. Всё пространство было словно окутано туманом. Пахло воском и бинтами, затем резко запахло дёгтем, а когда мадам Помфри протянула ей пузырёк с зельем, и Гермиона поняла, откуда исходит этот запах, ей пришлось перекроить гримасу омерзения в выражение замешательства. — Это… мне придётся пить? — вскинула она брови. — Мисс Грейнджер, вы хотите жить? Честно говоря, не особо. — Разумеется, — Гермиона неловко улыбнулась. Она пришла в себя сразу же после глотка густой чёрной жидкости. Кожа словно стала нежнее, щёки налились румянцем, будто бы свинцом, а глаза заблестели. Она долго избавлялась от послевкусия, но сразу поняла, что это чувство — чувство отсутствия усталости — стоило того. Помимо этого зелья целительница приготовила ей ещё одно — избавляющее от ночных кошмаров. Всё, что мучило её, казалось, наконец осталось позади.***
— Где ты была? — поинтересовался Гарри. — Какой-то кретин толкнул меня у входа, я чуть не отключилась. Мадам Помфри спасла. Гермиона опоздала на ужин на десять минут. Ей пришлось долго объяснять Гарри и Рону, что она вовсе не разглядела ни лица, ни формы этого «урода» и «идиота», посмевшего толкнуть их подругу. В конце концов все сошлись на том, что карма сделает своё дело, и вообще очень хорошо, что Гермиона не запомнила его и не разглядела, иначе Рон и Гарри точно бы отомстили. — Вы лучше скажите мне, что я пропустила, — ненавязчиво перевела она тему. — Всё-таки ужин объявляли праздничным. — Ещё ничего… А, вот! Смотрите, — понизил голос Рон, кивая в сторону учительского стола. МакГонагалл, встав с места, подняла руки, ожидая тишины в зале. — Будто бы тебя ждала, — пошутил Гарри. — Прошу минуту внимания, дорогие студенты! Объявление касается Хэллоуина. Профессор зельеварения, Гораций Слизнорт, предложил отличную идею, и, обсудив её всем составом, мы решили воплотить её в жизнь. В честь победы в битве за Хогвартс вместо обычного бала на Хэллоуин будет организовано большое празднование, и ученики и ученицы других школ посетят нас в октябре. Астрономический бал пройдет в ночь с тридцать первого октября на первое ноября, и ученики школ Шармбатон, Дурмстранг и Галатея посетят нас в начале октября… Зал вмиг наполнился переговорами: помимо аромата грибного супа, курицы и какао, в воздухе повис и свистящий шёпот сотни студентов. И в это время Драко неохотно повернулся к Теодору, который, завязав волосы в небольшой хвост, не дожидаясь конца речи, приступил к главному блюду вечера: индейке с ананасами. — Ты вытащил меня сюда ради этого? — устало проговорил Малфой, оперевшись на ладонь. — Тео, милый, когда же ты поймешь, что мне глубоко плевать? — Драко, милый, когда же ты поймёшь, что нельзя вечно сидеть в подземельях? — Да, Драко, — подключилась Астория, сидящая напротив него. — Когда же ты поймёшь, что пора что-то с этим делать? Он одарил её взглядом, полным негодования и злости. — А ты, милая, не лезь, — отрезал он. Он так и не сходил с ней к Минерве за ответами. Он всё ещё не протрезвел, чтобы появляться в кабинете директора. — Мы не можем игнорировать тот факт, что многие из вас считали Хогвартс своим домом. Мы не можем закрывать глаза на то, что в него ворвались. Попытались уничтожить. Но тут… Главная наша сила — объединение. Только вместе мы можем противостоять тому злу, что существует с нами рядом, — продолжала говорить Минерва, в то время как Драко успешно играл в гляделки с младшей Гринграсс. — Как успехи? — ухмыльнулся Тео, пережёвывая большой кусок картофелины, и взглянул на Асторию. — Да, как успехи? — равнодушно подхватил Драко. — В этой игре мне нет равных. — Зато в игре «выполнение обещаний» ты полный ноль. — …Астория Гринграсс и Драко Малфой, подойдите после ужина в мой кабинет, — МакГонагалл, очевидно, закончила свою речь. Астория обомлела, в то время как Драко, раздраженно выдохнув, потянулся к кубку с водой. — Сама ты ноль.***
— Не слышал никогда о школе Галатея, — сказал Гарри, пододвигая к себе тарелку с печеньем. — Это школа в Норвегии. Я читала о ней в книге «Магические школы мира», — Гермиона поджала ноги, свернувшись клубком на кресле. — Там обучаются прорицанию, и у учеников там чаще всего вид как у профессора Трелони, — слегка скривилась она, произнося эту фамилию. Ей всегда казалось странным, что прорицание признаётся такой же дисциплиной, как и Защита от Тёмных Искусств или Зельеварение. Ей всегда казалось странным, что человек считает, что будущее можно предсказать. — Я не понимаю, зачем всё это нужно, — сказала она, вглядываясь в языки пламени в камине. В гостиной было тепло, но она всё равно чувствовала некую дрожь. Всё ещё ощущала фантомный холод, даже после зелья. Но это не мешало ей вновь ощущать себя живой. — Ты… выспалась сегодня? — поинтересовался Поттер, ненавязчиво украдкой поглядывая на подругу. — В обед? — Нет, мадам Помфри дала мне зелье. Это очень странное чувство, знаешь. Забыть часть… жизни. Иногда у меня появляется ощущение, что я не помню чего-то очень важного. Того, что я никак не должна была забыть. — Я уверен, так только кажется, — поспешил пояснить Гарри. — Наверняка ты не помнишь обыденных ситуаций. А обыденные вещи, они… они же повторяются изо дня в день, на то они и обыденные. Забывая привычку, ты начинаешь думать, что забыла половину жизни. Мне кажется, так оно и работает. Гермиона кивнула и задумалась. В гостиную с хохотом ворвались третьекурсники, только что узнавшие дату похода в Хогсмид. Когда по тёплой комнате разлились радостные восклицания, Гермиона подумала, что больше не хочет быть взрослой. — А когда мы пойдём в Хогсмид? — лениво протянула она, выглядывая из-под пледа. — Мы… не уверен, но, кажется, кто-то из старост говорил о начале октября. Мы должны будем сопровождать «гостей». Что-то вроде экскурсии. — Отлично, — фыркнул порозовевший Рон, только что завалившийся в гостиную. Весь мокрый, он упал на кресло по другую сторону от дивана, где сидел Гарри, и протянул дрожащие руки к камину. На улице начиналась первая сентябрьская гроза. — Как сыграли? — хихикнул Поттер, не отрывая взгляда от злобного выражения лица Уизли. — Я говорил, что надо было остаться тут. — Да никак, — отмахнулся Рон. — Играть без капитана — играть в ящик. Гермиона всё же чувствовала некую неловкость рядом с Роном, хотя сама не понимала, почему. Она не могла это объяснить. Для неё память теперь была своеобразной игрой, в которой половина правил была утеряна. Она смотрела на Рона и не понимала, почему ей словно стыдно смотреть на него. Почему чувство неуверенности и омерзения поднималось со дна солнечного сплетения, когда он находился рядом. Она не понимала и не хотела понимать. Она помнила его как друга, помнила его как человека, способного на подвиг. Но не больше. — Кстати, Гарри… почему она назначила именно тебя? — вдруг спросила Гермиона. — Что? — Я про Защиту от Тёмных Искусств. — Ну, у неё были причины, видимо, — Гарри пожал плечами. — Вы с Роном старосты, и у вас есть куча проблем помимо ведения уроков. Вон, взять, к примеру, Малфоя. Мне вас жаль, — он произнёс это в шутку, но Рон тут же с укором посмотрел на Гарри. — Не надо. Во-первых, я не староста. Во-вторых, если профессор МакГонагалл поручила старостам следить за этим Малфоем, то к этому нужно относиться ответственно. В конце концов, людей просто так под надзор не ставят. — А знаешь, в чём-то она права, — заметил Рон, с иронией глядя на Поттера. — Ну спасибо, — фыркнула Гермиона. Прошло еще несколько минут, когда она, вспомнив про завтрашнее занятие Зельеварения, решила, что стоит пойти подготовиться. — Я пойду. Завтра у нас, наконец-то, практика у профессора Слизнорта, — воскликнула она, поднимаясь с кресла. — Вам бы тоже не помешало позаниматься. Так закончилась её попытка вернуться к друзьям и перестать терзать себя мыслями о своём несовершенстве. Для неё всё ещё была болезненна мысль о том, что она была недостойна звания старосты Хогвартса. А тем более заместителя профессора Защиты от Тёмных Искусств. — У вас всё ещё ничего? — поинтересовался Гарри, переведя взгляд на друга, когда Гермиона скрылась на лестнице в башню. — Не-а, — Уизли покачал головой и уставился в пол. — Я уже не верю, что она хоть что-то вспомнит. — Знаешь, Рон, я подумал тут, ну… — Гарри ненадолго замялся, подбирая слова. — Если те воспоминания и вправду сводили её с ума, то, может, эта жертва в виде ваших… отношений была не напрасна? — Рон посмотрел на него в недоумении, когда Гарри добавил: — Я имею в виду, знаешь, представь, что ей не стирали память. Она бы мучилась. То есть эти воспоминания, они преследовали бы её буквально везде. Я не думаю, что она смогла бы быть собой снова. Помнишь родителей Невилла? — Поттер смотрел куда-то перед собой, задумавшись. — Это же страшно: они не могут чувствовать больше ничего. Они не чувствуют любви, Рон. Рон кивнул. — Ей так повезло, что она осталась живой.***
Вдох. Выдох. Вдох. В этот момент предельно важным казалось не забыть, как дышать. Предельно важным казалось не забыть, как управлять своим телом. Он снова умылся, и снова попытка протрезветь провалилась с треском. Зато он понял, что больше никогда не будет оттягивать выполнение обещанного до последнего. Он опустил голову и уставился на свои руки, сжимавшие края раковины. Он разглядывал капли, медленно скатывавшиеся по кафелю. Он поднял взгляд и посмотрел в запотевшее стекло зеркала, где перед ним, словно в тумане, предстал тот испуганный мальчик, которого он уже видел год назад. Год. Два. Он был с ним всегда. Он думал, что после победы больше нечего бояться. Он думал, что всё — вот свобода. Прямо перед носом. Что они смогут перенести этот ужас, что их оправдают. Нет, это было очередное заблуждение, стоившее ему его чистых слёз. Он ревел, как плакса Миртл, уже битую ночь, потому что не знал, что делать дальше, и не имел ни малейшего понятия, как держать себя в руках. — Это неправда. — Мистер Малфой… Зачем же мне врать. — Вы издеваетесь?! — взревел он, вскочив с кресла. Он медленно вдыхал и выдыхал. Он пытался вспомнить основу этикета. Пытался вспомнить, что делать, чтобы его не посадили за решётку за эмоциональность. Это было трудно. Он сжал кулаки, зажмурился на две секунды, уставился в пол. Расслабился. — Как вы могли?.. — Министерство проводит расследование. В тот момент мысленно он душил Алекто Левски на месте. Он выжимал из неё все соки, наблюдал за тем, как угольно-чёрные волосы седеют, как она корчится от Круцио. Он точно знал, что сделал бы с ней это всё. Он мог поклясться, что если бы он только взял с собой волшебную палочку, он бы не стал мешкать, как то было некогда с Дамблдором или Гермионой Грейнджер. Он бы убил её на месте хотя бы за то, что та не знала ответа на его вопрос. — Вы же понимаете. Он не мог собраться с мыслями. Он не мог просто выдавить из себя хоть что-нибудь, кроме ругательств. — Мистер Малфой, я соболезную. Всё, что она смогла сказать ему. Я. Соболезную. Он закричал и разбил зеркало. Костяшки пальцев, сначала побелев, резко покрылись каплями крови. Драко Малфой проигрывал самому себе — он честно не мог найти повода для жизни. — Драко? Ты тут? — послышался голос Трейси Дэвис. — Это мужской туалет, Дэвис, — прохрипел он, не оборачиваясь. — Уйди. — Да, но… Там Астория. Она… В общем, просто возвращайся в гостиную. Я не знаю, что происходит, но… кажется, Дафна не будет больше учиться с нами. Она произнесла это самым обыденным тоном, что он когда-либо слышал. Он надеялся, что ему показалось. Драко обернулся — Трейси уже ушла.***
Было около половины восьмого утра, когда Драко оказался перед кабинетом директора. Это было чувство, сравнимое с эйфорией, — ему была назначена встреча с Министром и, соответственно, с Нарциссой. Когда МакГонагалл прошлым вечером говорила ему о решении Министерства, он думал, что это лишь очередной страшный сон. Что окажется, что это неправда, и он снова проснётся в холодном поту от осознания реальности. Нет. Это не было сном. Реальность оказалась хуже любого его кошмара. Потому что когда он вышел из кабинета после встречи, он орал, раздирая глотку. Он сидел тем вечером у озера и всерьёз думал, не утопиться ли ему прямо здесь и сейчас. Ему было больно. Такая чистая боль. Такая прозрачная и беспомощная. Не было ни чувства вины, ни стыда. Ничего больше ненависти. Ничего меньше отчаяния. Он рыдал и не стеснялся больше своих слёз перед подводным миром. Русалки изредка высовывали свои склизкие макушки из воды и оглядывали его с ног до головы, сопровождая это сначала злобным шипением, а затем, с момента осознания, тихим сопением. Они чувствовали страдание лучше любых других существ и собирали его слёзы, пока была такая возможность. — Моран, — прошептал Драко. — Х-хозяин? — послышался хлопок трансгрессии, а затем эльф, заставший хозяина в таком разбитом состоянии, просто начал забывать, как говорить. — В-виски? Коньяк? — Умница, — так же тихо, с грустной ухмылкой — больше от осознания того, к чему он приучил домашнего эльфа. — Грог. И всё казалось больше не значительным. И вечером, когда Пэнси застала его в туалете, он даже не смог сразу понять, что она сказала. Он слышал, как звуки слетали с её губ, но не понимал значения слов — до него дошло лишь спустя минуту прокручивания фраз в голове. Он вновь бросил взгляд в зеркало, и живот скрутило. Его начало тошнить от самого себя. Он вернулся в общежитие Слизерина лишь когда все были за завтраком. Он застал Асторию Гринграсс сидящей на кожаном диване гостиной с красными глазами и синяками под ними. Она безучастно смотрела в огонь камина и не двигалась Лишь когда Малфой подошёл достаточно близко, чтобы она услышала его шаги, она вздрогнула и обернулась. — Драко, — тихо воскликнула она и встала. — Где ты был? — Нигде, — бросил он. — Ты не ложилась? — Я не смогла уснуть. — Завтрак? — Да. Наверное. Надо сходить. Он кивнул и вдруг подумал, что она не знает, что случилось с его матерью. Они оба подумали, что не стоит об этом говорить. — Что с Дафной? Астория шмыгнула носом и достала из кармана жилетки потрёпанный пергамент.«Дорогая Астория, Я не вернусь больше домой. Я не вернусь в Хогвартс. Знай, что со мной всё хорошо, и что я счастлива там, где я сейчас. Скажи родителям, что я их люблю. Когда-нибудь мы снова увидимся. Дафна»
— Она всегда была странной, — подытожил Драко, возвращая ей письмо. — Ты выглядишь ужасно. — Спасибо, я знаю. — Пэнси еще не вернулась. — Надеюсь, ей хватит ума остаться с отцом. — Драко? — выгнула бровь Астория. — Не бери в голову, Гринграсс. Пойдём, мне нужно выпить кофе. Он шёл к Большому залу, и в голове крутилась одна фраза: «Когда-нибудь мы снова увидимся». Он думал о Нарциссе. Думал, что если смысла жить больше нет, то в ближайшем будущем они действительно снова встретятся. Но перед этим… он точно знал, что не уйдет, пока не отомстит.