Б-52

the GazettE, Lycaon, MEJIBRAY, Diaura, MORRIGAN, RAZOR (кроссовер)
Слэш
NC-21
Завершён
72
автор
Размер:
381 страница, 44 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
72 Нравится 66 Отзывы 15 В сборник Скачать

Глава 2.

Настройки текста
– Еду принесли! Арю чуть потянул Тсузуку за запястье, но тот даже не двинулся с места и только устало прикрыл отяжелевшие веки. Глаза уже привыкли к подвальному полумраку настолько, что парню удавалось даже различать, что происходит вокруг него, но обнаженное тело так оледенело от холода, что малейшее движение представлялось Тсузуку настоящей пыткой. После медицинского кабинета и жуткого Юуки всех пленных снова вернули в подвал, где они очнулись, но понять, сколько времени уже прошло не получалось: ориентиров не было никаких, но Тсузуку почему-то считал, что сейчас была глубокая ночь. Как только он вернулся в камеру, Арю снова начал виться вокруг него, будто от этого было только спокойнее, но парня это совсем не интересовало: все это время он сидел на какой-то деревяшке только потому, что она была не такой холодной, как бетонный пол, и думал: думал, сам не зная, о чем именно. – Тсузуку, мы ведь ничего не ели! – Арю шептал почти умоляюще, с опаской поглядывая, как остальные пленные жадно черпают какую-то похлебку прямо из огромного котлована. – Сейчас все разберут! – Да отвали ты от меня! – парень раздраженно выдернул руку из чужих настойчивых пальцев и даже чуть отпихнул Арю от себя. – Я не буду так унижаться из-за какой-то жижи! Арю помялся около Тсузуку еще немного, но затем все-таки решился и попытался пробиться к миске с едой, однако более старшие парни не дали ему даже приблизиться к желанной еде. Тсузуку с каким-то потерянным безразличием наблюдал, как щуплый Арю пытается пробиться к котловану с разных сторон, а его все отталкивают и отталкивают: никаких эмоций не осталось, будто какую-то важную часть его души врезали… скальпелем. Тсузуку ничего не хотелось, он ни о чем не думал, ничего не желал: подвальная тьма давила на глаза, а от тяжелого влажного воздуха дышать становилось все тяжелее, будто он вот-вот упадет в обморок. Запоздало парень вспомнил, что в последний раз ел вечером перед тем, как это все случилось: сестре где-то удалось раздобыть немного риса и рыбы. Тсузуку с безразличием наблюдал за происходящим, как вдруг дверь распахнулась, после чего луч неестественного желтого света вспорол комнату, выхватив обезумевшие от страха и голода лица заключенных. Парень напрягся, ожидая продолжения, но высокий охранник в черной форме вдруг зашагал прямо к нему: Тсузуку еще надеялся, что все обойдется, что ему только кажется, но кошмар продолжился – мужчина схватил его за плечо и с силой дернул вверх. – На выход! Тсузуку видел, как Арю тут же вылетел из толпы людей и бросился к нему с испуганным взглядом, однако сделать ничего уже было нельзя: еще тогда, у Юуки, Тсузуку почувствовал, что что-то пошло не так, что он чем-то выделился из всех остальных. Ноги едва шевелились, а потому шагал парень с трудом, и охранник почти пинками подгонял его к двери: на секунду все заключенные забыли о скудной еде и с ужасом обратились к этой жуткой процессии. В коридоре свет от лампочки был таким ярким, что Тсузуку пришлось долго щуриться, чтобы различить хоть что-то – на удивление, здесь его не торопили. Парень еще привыкал к яркому свету, как вдруг уже знакомый голос заискрился где-то за его плечом: – Почему вы все делаете так долго? Неужели нельзя справляться с заданиями вовремя? – Мы ведь… – Заткнись. Тсузуку резко обернулся: голова дернулась так резко, что картинка перед глазами мелькнула и поплыла, однако кое-что все-таки осталось на месте: два сверкающих, насмешливых глаза пристально изучали его, чуть сощурившись. Это точно был мужчина, которого он уже видел днем на лестнице: только теперь его непослушные светлые волосы не торчали в стороны, а лежали относительно опрятно, а черная форма была выглажена идеально – даже на красной повязке не предплечье не было ни единой складочки. Эта официальность не понравилась Тсузуку, хотя во внешности мужчины, несмотря на весь наружный пафос, прослеживалось что-то дерзкое, озорное, и это что-то ему определенно шло. А еще этот человек излучал опасность, и это Тсузуку понял, когда мужчина сделал шаг по направлению к нему: два других стражника мигом шарахнулись в стороны и непроизвольно закрыли лица дрожащими руками – человек в красной повязке только кривовато усмехнулся. Тсузуку снова инстинктивно начал закрываться руками, пытаясь скрыть хоть какие-то части обнаженного тела: почему-то именно перед новым знакомым было особенно стыдно. Мужчина в ответ на это только хмыкнул и, не дожидаясь ответной реакции, направился к лестнице – оставшиеся стражники сразу бросились с его пути, едва ли не спотыкаясь на ходу, а Тсузуку неуклюже зашагал следом: после долго сидения в холодной камере ноги все еще отказывались подчиняться, а тяжелые цепи на щиколотке только сковывали движения. Небо за высокими окнами было густого, черного цвета, а потому трепещущийся свет свечей сейчас казался особенно жутким, почти угрожающим: от него на мрачных стенах сновали неясные тени, как если бы за ним, Тсузуку, крался кто-то еще – при этом во всех витиеватых коридорах царила полная тишина. Парень с каким-то отстранением подумал, что идет по этим коридорам уже второй раз, но если бы его оставили одного, то дороги назад он бы точно не нашел. Спутник Тсузуку уверенно шел впереди и даже не оборачивался: эхо от его быстрых шагов уносилось далеко вперед, и понять, как долго еще придется идти, не получалось. Тсузуку знал, что сейчас, кроме него и этого странного человека, в коридорах никого нет, но мужчина в красной повязке еще ни разу не обернулся, чтобы проверить, на месте ли пленный: просто он знал, что бежать бессмысленно. И Тсузуку это тоже знал: тот, кто сейчас сопровождает его в логово невиданного зверя, был гораздо опаснее всех предыдущих охранников, вместе взятых. Те стражники выглядели туповатыми, простыми – это были лишь послушные марионетки в чьих-то опытных пальцах; а этот человек – это была коварная лисица с хищным блеском в искрящихся глазах. На самой большой лестнице с витражным окном, которую Тсузуку уже запомнил с первого раза, мужчина все-таки обернулся, и в его неправильном, но запоминающемся лице парню померещились нотки тщательно скрытого любопытства. Тсузуку поспешно опустил голову: от этого уверенного, насмехающегося взгляда он только отчетливее осознавал, что попал в западню, из которой он уже вряд ли выберется. Теперь парень просто шел вперед, едва переставляя уставшие ноги и гадая, почему же его выделили из этой толпы: что он сделал не так? Коридор, в котором находился кабинет жуткого Юуки, спутник Тсузуку проигнорировал и направился еще выше, под самую крышу. Чем дальше продвигалось жуткое шествие, тем мрачнее парню казалось это затаившееся поместье – будто здесь несколько веков не жил совсем никто. – Заходи. Тсузуку не понял, в какой момент перед ним вдруг выросла еще одна массивная дверь, а его новый стражник вдруг оказался чуть в стороне. Эта дверь явно, почти кричаще отличалась от все предыдущих: она была ощутимо выше и шире, и на черной глянцевой поверхности выделялся узорчатый золотой орнамент – Тсузуку попытался рассмотреть, что там было изображено, но светловолосый мужчина раздраженно шикнул, и парень поспешно потянул дверь на себя, заметив, что ручка была сделана в форме извивающегося тела какой-то тонкой ящерицы. Это обилие кричащей роскоши и вычурного пафоса еще более отвратило Тсузуку от человека, который ожидал его по ту сторону двери – почему-то он был уверен, что кто-то его там точно ждет. Несмотря на сковавший все тело страх, Тсузуку заходил с высоко поднятой головой, хоть от волнения и казалось, что пол убегает куда-то в сторону. Цепи, обернутые вокруг щиколотки, предательски лязгнули о пол, выложенный каким-то черным поблескивающим камнем, и парень непроизвольно вздрогнул. В комнате было ощутимо теплее, чем во всем остальном поместье: здесь в центре находился широкий камин с потрескивающим огнем. Почти по всему периметру стояли высокие шкафы, выполненные в том же стиле, что и дверь – Тсузуку разглядел, что они доверху были забиты какими-то книгами и документами. Эти же бумаги хаотично валялись на подоконнике высокого с массивными черными шторами окна, занимающего почти целую стену. – Ровно половина двенадцатого… Рёга, твоя пунктуальность слишком пугает. Тсузуку вздрогнул. Тело, забыв о близости спасительного огня, покрылось мелкими мурашками: казалось, что по коже от этого низкого, с легкой хрипотцой голоса расползается тонкий слой режущего сознание льда – холодного и очень чужого. Этот голос отдавался в сознании Тсузуку, растекался по его венам и впивался в сердце, засыпая его снегами и острыми градинами. Этот голос принадлежал человеку, что сидел прямо перед Тсузуку, закинув ноги в тяжелых ботинках на широкий письменный стол. Волосы цвета пепла от только что выкуренной сигареты, прямой, пугающе острый нос, больше напоминающий клюв, поджатые губы и красная, неестественно яркая военная форма – пиджак был не надет, а лишь накинут на плечи мужчины, из-за чего те казались непропорционально большими: все это были лишь детали. Гораздо важнее был взгляд: тяжелый, надменный, безжалостный, он пронзил Тсузуку насквозь, заморозив все его мысли и страхи. Тот, кого назвали Рёгой, самодовольно усмехнулся после услышанной похвалы, однако было заметно, что рядом с этим оледеневшим человеком и он стал держаться скованнее, будто рядом находилось хищное животное. Человек за столом продолжал задумчиво изучать Тсузуку, пока его длинные пальцы, обтянутые черными перчатками, нетерпеливо играли с пустой рюмкой, оставленной на столе. Запоздало парень вспомнил, что все еще стоит здесь без одежды, и по его щекам непроизвольно начал расползаться предательский румянец: находиться беззащитным рядом с этим мужчиной было особенно стыдно. – Молчать дальше будет неприлично, не находишь? Меня зовут Йо-ка, и я владею этим поместьем. Снова этот голос, снова нотки льда. Тсузуку позволил себе поднять голову, но тут же отвел взгляд в сторону: наверное, этот Йо-ка носит линзы, ведь не может радужка нормального человека быть такой светлой, почти белой – как метель в самую безнадежную зимнюю ночь. Йо-ка говорил спокойно, даже чуть лениво, но в нем всем: его позе, чуть изогнутой брови, напряженных плечах таилась явная опасность, если не угроза. Тсузуку понял, что дальше отмалчиваться не выйдет, и сдавленно прошептал свое имя: голос сел от длительного молчания. – Эй, так ведь не пойдет, – на губах Йо-ки появилась недобрая улыбка, придавшая его лицу пугающе лукавое выражение. – Разве так знакомятся? Я владею этим поместьем, человеком, который сейчас стоит за твой спиной, захватил власть в твоей стране… Может, расскажешь что-то и о себе тоже? Тсузуку непонимающе шарахнулся вперед, на мгновение потеряв равновесие, а затем в упор уставился на человека, сидящего перед ним с издевательской ухмылкой – Йо-ке прекрасно удавалось играть эмоциями. Тсузуку все смотрел перед собой, но никак не мог поверить в происходящее: за спиной человека, сидящего перед ним, полыхало пламя сгоревших домов, слышались оглушающие выстрелы, громоздились кучи гниющих тел тех, кто уже не вернется домой – все это натворил он. Тсузуку представлял этого мифического диктатора сгорбленным стариком или мужчиной с лицом, перекроенным от шрамов – кем угодно, но не этой ледяной скульптурой с надменным взглядом и этими неприлично длинными пальцами, от которых тянулись дрожащие нити смертей. В один момент этот низкий, будто окутанный темным бархатом, голос стал особенно противным, почти ненавистным, и Тсузуку все-таки сумел в очередной раз поднять голову, чтобы поймать на себе безразличный взгляд: губы Йо-ки изображали улыбку, но его хищные зрачки резали на части. – Расскажи о себе, – диктатор нетерпеливо мотнул головой, отбрасывая с лица пепельную прядь, после чего еще раз осмотрел тело Тсузуку и чуть прищурился. – Тебе нравится, когда на тебя смотрят? Парень непонимающе нахмурился и, сам того не желая, прикусил губу, желая оказаться где угодно – пусть даже в том подземелье с остальными пленными – только бы не в этой камере пыток. Ему было только семнадцать, еще недавно он находился дома с любящей семьей, шутил о чем-то с сестрой, ругался с родителями из-за своей вредности – все это было за гранью реальности. Мама всегда бурчала из-за его татуировок, а из-за проколотых сосков даже не разговаривала неделю: просто Тсузуку хотелось делать это, хотелось рассматривать магический узоры и чувствовать приятный холод металла. Даже прокол у верха головки доставлял ему удовольствие одним своим существованием, это было только для него – чужой взгляд лишь усиливал чувство стыда. – Нет, – Тсузуку сумел выдавить из себя единственное слово, краем глаза ощущая, что Рёга в углу комнаты тоже внимательно его изучает. Парень ожидал следующий каверзных вопросов, но неожиданно Йо-ка оказался прямо напротив него: он даже не понял, в какой момент диктатор соскочил со своего роскошного кресла и замер рядом так, что его тяжелое дыхание царапало щеку. Вблизи нос Йо-ки еще больше напоминал клюв, а пахло от него чем-то странным: запах цитрусовых смешивался с шоколадом и перебивался чем-то резким. Первым желанием Тсузуку было сделать широкий шаг назад, вторым – закричать, но он все равно остался на месте и даже сумел не опустить головы. Йо-ка был чуть выше, а потому позволял себе смотреть на парня сверху вниз с легкой насмешкой, как бы заранее зная, что его добыча уже ранена достаточно, чтобы не взлететь. – Тогда зачем тебе это все? Для кого это? Тсузуку молчал. Он только смотрел на диктатора со всей возможной ненавистью, со всем презрением, на которое только был способен: этот человек искромсал его жизнь на жалкие куски, из которых теперь и склеить-то ничего не выйдет. Этот человек смеется, а он, Тсузуку, даже не знает, где сейчас его родители и дозвонятся ли они до него еще хоть раз – о встрече не шло даже и речи. И все из-за этой ледовой статуи, в чьих глазах было больше мрака, чем в самой черной, самой страшной ночи, когда даже яркие звезды теряются в неизвестности. И Тсузуку решился. Вдохнув побольше воздуха, он из последних сил плюнул в лицо Йо-ки – они стояли так близко, что слюна попала на щеку мужчины и, пока тот не опомнился, начала медленно стекать вниз, к его подбородку. А в следующий момент Йо-ка уже размахнулся: все это заняло сотую долю секунды, и когда обессиленный Тсузуку, запутавшись в цепях, упал на красный ковер, захлебываясь в крови, владелец поместья уже брезгливо вытирал щеку перчатками, стянутыми с бледных рук. Сидя на полу, Тсузуку пытался остановить кровь из разбитого носа и прислушивался к безумному биению сердца, которое, кажется, уже разлагалось на девятом кругу ада. Рёга метнулся в их сторону, но Йо-ка с раздражением бросил ему свои перчатки и махнул рукой, задерживая того на месте: Тсузуку только заворожено следил за этими белыми, длинными пальцами с выпирающими, словно разбухшими синеватыми венами. – Люди, которые совершают ошибки, сталкиваются с мучительной смертью, – неожиданно Йо-ка присел на корточки рядом с Тсузуку, и его лицо приобрело спокойное, почти человеческое выражение. – Но можешь мне верить, я сделаю так, чтобы твоя смерть наступила не скоро: ты должен достаточно пострадать при жизни. Уведи его! *** Ноги совсем не слушались, и когда какой-то стражник грубо пихнул Тсузуку в камеру, тот даже не предпринял попытки удержать равновесие – только успел выставить руки веред, чтобы не врезаться лицом в бетонный пол. Кожа на ладонях слезла, из-за чего те предательски защипали, но думаться о чем-либо сил уже не было – Тсузуку просто сжался на полу, дрожа не то от холода, не то от пронзившей все тело боли: пустой желудок начал о себе напоминать, и парню казалось, что внутри него горят озера из нефти. Пол был холодным, будто ледяным – как взгляд этого безумного человека. Тсузуку не мог перестать мелко трястись, и цепь на его ноге чуть позвякивала, однако в темном помещении никто даже не оборачивался: все были слишком запуганы. Парню казалось, что его лихорадит и что сейчас он точно забьется в конвульсии, как вдруг рядом возникло что-то теплое. – Поешь! Я оставил для тебя половину. Сначала Тсузуку услышал настойчивый шепот, а затем кто-то уверенно впихнул в его ладонь две маленьких шарика, скатанных из хлебного мякиша. Приоткрыв глаза, парень сощурился и различил во мраке взволнованное, совсем детское лицо и нелепые светлые пряди, свисающие на узкие, мальчишеские плечи. Арю сидел рядом с ним и все пытался впихнуть ему два жалких хлебных шарика, как если бы это могло что-то изменить – от всего пережитого за день Тсузуку вдруг начал нервно смеяться: – Да отвали ты от меня! Съешь их сам, отдай кому-то другому, но меня не трогай! Тсузуку ожидал, что настойчивый школьник сразу же сдастся и уйдет, но тот оказался неожиданно настойчивым: он почти насильно вложил еду в чужие пальцы и крепко сжал их – тогда же Тсузуку почувствовал запах хлеба. Желудок свело в болезненном спазме, а рот наполнился слюной, хотя на языке еще стоял тяжелый привкус крови. Не удержавшись, парень закинул хлебные шарики в рот и проглотил их почти сразу, не жуя: конечно, разницы не почувствовалось, но почему-то Тсузуку подумал, что Арю специально хранил еду для него, хотя и сам вряд ли наелся – стало немного совестно, ведь этот надоедливый Арю был младше, а пережил ничуть не меньше. – Иди сюда. Арю уже начал устраиваться на полу чуть в стороне, но Тсузуку подозвал его к себе и уложил на свое плечо – так холод стал чуть меньше. Касаться чужого, незнакомого тела было странно, почти неприятно, но Тсузуку чувствовал давящую ответственность перед этим ребенком с полными страха глазами. Арю сразу же прижался к нему, будто найдя в его костлявых ребрах защиту, и даже начал что-то спрашивать срывающимся шепотом, но Тсузуку уже проваливался в глубокий, тяжелый сон, состоящий лишь из рваных отрывков и мутных провалов: он падал все ниже, а на дне пропасти его ждали острые куски льда… *** – Господин, вам не кажется, что уже хватит? Услышав нотки тревоги в знакомом голосе, Йо-ка не сумел сдержать усмешку и, не отпуская из пальцев вытянутой рюмки, поднял голову, внимательно глядя на Рёгу. Тот стоял прямо напротив его стола у высокого шкафа с бумагами и усиленно делал вид, что разбирает какие-то документы, хоть Йо-ка и прекрасно знал, что последние пятнадцать минут мужчина неотрывно следит за ним. В кабинете было так тихо, что даже настороженный треск пламени тонул в этом беззвучном вакууме, а свет от камина получался прыгающий, неровный, из-за чего бледное лицо Йо-ки приобрело странное, почти зловещее выражение. – Слишком манит, чтобы остановиться, – неожиданно владелец поместья хмыкнул и, откинувшись на спинку широкого кресла, выпил содержимое рюмки через тонкую трубочку. – Б-52, Рёга, этот коктейль – настоящее произведение искусства. – Слой кофейного ликера… он будоражит, почти бьет током, сводит с ума. Сливочный слой – утонченный, изысканный, изящный и самый опасный… И в конце полоса апельсинового ликера – буйный, яркий, непослушный. Они должны быть вместе, они не могут друг без друга. На мгновение Йо-ка блаженно прикрыл глаза, и алый пиджак соскользнул с его плеч на такой же красный ковер, обнажив чуть помятую белую рубашку. Не удержавшись, Рёга проскользнул за спину мужчины и резко закрыл окно: оттуда в кабинет врывались порывы резкого, колючего декабрьского ветра вперемешку со снежинками. Зачем-то Рёга дождался, пока все снежинки на рукаве его черной формы растают, и только затем он поднял с пола пиджак Йо-ки, чтобы вновь накинуть его на плечи господина. Сам хозяин поместья в этот момент уже сосредоточенно наливал сливочный ликер по лезвию ножа в бокал, где на дне уже виднелся кофейный слой: от напряжения мужчина высунул кончик языка, а потому даже не заметил, что теперь Рёга замер прямо перед его столом. – Господин, сейчас не стоит открывать окна нараспашку: декабрьские ветры коварны, – Рёге очень хотелось добавить «как и вы», но вместо этого он выпалил. – И шестая рюмка за вечер – перебор. – Когда ты выкуриваешь пачку сигарет за вечер, я предпочитаю молчать, – голос Йо-ки похолодел, и теперь легкая насмешка уступила явному раздражению, однако после секундной заминки рюмку он все-таки отодвинул. – Теперь доволен? Рёга снова уставился в бумаги, как если бы там было что-то важное, но хозяин поместья продолжил его внимательно рассматривать, привычно щуря уставшие от долгой работы глаза. Только приглаженные волосы Рёги уже успели растрепаться, а его губы, которые тот снова начал покусывать – признак беспокойства – сейчас, в ночном полумраке, казались особенно пухлыми. Господин… Они с Рёгой были знакомы с самого детства: один детский сад, одна школа, один университет – Рёга был первым, кто поддержал его, Йо-ки, идею с диктаториатом. И Рёга делал все, чтобы эта идея воплотилась. Находясь рядом каждую секунду, мужчина все равно использовал это «вы», «господин», и Йо-ка не мог не признать, что ему это нравилось: в этом был определенный шарм. – Почему вы приказали позвать именно этого парня? – вопрос терзал Рёгу весь вечер, а потому долго молчать не получилось. – А почему ты интересуешься? – голос Йо-ки чуть съехал вниз, хотя его лицо совсем не изменилось. – Это ведь из-за Юуки? Это он вам что-то сказал? – при упоминании этого имени Рёга снова не сумел скрыть неприязни и чуть поморщился, снова подходя к столу господина. – Насколько я помню, чтобы успешно вести разговор, нужно хоть иногда отвечать на вопросы собеседника, – рюмку Йо-ка отодвинул, но нож продолжал вертеть в длинных пальцах, как бы пытаясь отвлечь самого себя. – Чем он вообще здесь занимается? Почему делает все, что вздумается? И почему так беспокоится, чтобы в его кабинет никто не заходил? – Рёга понимал, что этим вечером и так резво перемахнул через все границы дозволенного, так что теперь терять было уже нечего. – Господин, я имею право знать хоть что-то? Йо-ка резко отодвинул от себя все бумаги и, скинув пиджак на кресло, подошел к Рёге почти вплотную, так, что их носы едва не коснулись друг друга. Сейчас, когда он остался в одной белой рубашке, почти сливающейся с его кожей, было видно, что этот человек представляет собой угрозу: несмотря на внешнюю худощавость, было заметно, что под рукавами перекатываются мышцы. Поток вопросов Рёги вывел Йо-ку, но после завершающей фразы тот вдруг смягчился и даже слабо улыбнулся, положив пальцы на напряженное плечо мужчины: – Все узнаешь в свое время, – диктатор наклонился к самому уху Рёги, чтобы прошептать эту фразу. – Обещаю. Мужчина устало вздохнул и посмотрел в глаза Йо-ки, что сейчас находились непозволительно близко, однако противиться этому настойчивому взгляду не мог: он был слишком сильным, слишком тяжелым. «Все узнаешь в свое время» – эту фразу Рёга слышал уже не один десяток раз, но все равно продолжал верить, все равно продолжал следить за движениями резко очерченных губ господина, надеясь, что однажды с них соскользнут нити правды. Рёге было многое позволено: он пользовался теми привилегиями, о которых другие даже мечтать не могли, ведь именно с ним Йо-ка делился своими планами самым первым – но если речь заходила о бесчувственном человеке в белом халате, прячущемся от мира за именем Юуки, то все обязательно заходило в тупик. – Как жаль, что от отца перешло именно это поместье, – Йо-ка спрятал несколько книг в шкаф и, чуть наморщив нос, осмотрел кабинет так, будто видел его в первый раз. – Отвратительное место: постоянный холод, с электричеством проблемы, этот старючий интерьер… Надоело. – Вам очень подходит. Йо-ка с удивлением приподнял бровь и повернулся к Рёге: около секунды мужчины внимательно смотрели друг на друга, а затем вдруг расхохотались – Рёга смеялся в открытую, звонко и ярко, пока Йо-ка только нагнул голову к плечу, стараясь скрыть улыбку. Они знали друг друга слишком долго, слишком хорошо понимали все тоны и полутоны: видели даже то, что очень хотели скрыть. Рядом с господином Рёге было спокойно, как будто он нашел свое место – тень под палящим солнцем или ночь после испепеляющего дня: Йо-ка дарил спасительный холод, но иногда холод был слишком сильный, слишком жгучий – до обморожения. – Слишком устал, – владелец поместья потянулся, из-за чего рубашка на его спине натянулась, обнажая подтянутый живот, и Рёга, сам того не желая, почти впился взглядом в эту полоску атласной кожи. – Терпеть не могу бумажную работу. Если бы знал, что захват страны требует кучу документов и конференций, то нашел бы себе более интересное хобби. – О бумажной работе… – Йо-ка уже направился к двери, и Рёга, опомнившись, последовал за ним. – Сегодня звонил Таканори: сказал, что заедет на днях, чтобы обсудить подробности конференции по признанию на… вашего правительства мировым сообществом. – Вот как? – мужчина остановился так резко, что Рёга почти впечатался в его плечо, после чего резко обернулся. – Почему же он не позвонил сразу мне? – Я не знаю. Мужчина опустил голову, но сдержать разочарованного вздоха при виде того, как потемнели глаза господина, не сумел: о нем Йо-ка никогда не говорил с таким взглядом. Таканори был всего лет на пять старше – владелец поместья познакомился с ним когда-то в детстве, но относился к нему, как к божеству, как к чему-то, находящемуся за пределами людских возможностей. Рёга любил Таканори: тот был слишком умным, слишком хитрым, слишком разбирался во всех этих международных проблемах и документах… А еще Таканори не одобрял всю эту идею с диктаториатом, но согласился быть советником при Йо-ке, из-за чего тот загорелся этой идеей особенно сильно. Но рядом с Таканори Рёга всегда чувствовал себя лишним, всегда шел сзади, когда тот вел очередную беседу с Йо-кой, и это болезненно било по самолюбию, хоть мужчина и старался это скрыть. – Решил остаться? Вернуться в реальность оказалось сложнее, чем выпасть из потока происходящего, и Рёга поспешно вышел в коридор, после чего владелец поместья запер дверь тяжелым ключом и мимолетно провел длинным пальцем по шее витиеватой ящерицы. Йо-ка был без перчаток, что случалось редко, и Рёга засмотрелся на эти набухшие, голубоватые вены, испещрившие руку мужчины: как будто по его коже тоже расползлись ящерицы. Резко развернувшись, господин зашагал в сторону своей комнаты: несмотря на выпитый алкоголь, он шел быстро, уверенно, и Рёга отчего-то последовал за ним, зная, что уже через несколько минут холодная ночь самодовольно втиснется между ними. В лице Йо-ки что-то изменилось – мужчина нахмурился, чуть сдвинув брови к узкой переносице, что придало ему еще более хищный вид: владелец поместья явно о чем-то думал, продолжая вновь и вновь перекатывать что-то на языке. И эти несказанные слова явно горчили, явно перебивали сладость выпитого Б-52, из-за чего Йо-ка становился все мрачнее. Широкие коридоры жуткого поместья погрязли в темноте глубокой декабрьской ночи – такие ночи, когда небо становится особенно темным, почти черным, а свежий снег чуть поблескивает, искрясь на свежем морозе, бывают только в середине зимы, и именно в такую ночь огромный особняк кажется почти необитаемым. Рёга вслушивался в эхо, судорогой прокатывающееся по коридорам от их быстрых шагов, пока Йо-ка смотрел своим пустым взглядом на почти догоревшие свечи, толку от которых совсем не было. И все-таки он был настоящим диктатором, настоящим господином: что-то в его резких движениях показывало, что этот человек должен подчинять, а не подчиняться. Йо-ка излучал особую ауру – от его темных глаз буквально расходилось это особенное сияние, этот свет, от которого люди безвольно сдавались, позволяя делать с собой все, что захочет этот человек. – Мы пришли. Йо-ка резко остановился напротив еще одной выделяющейся двери: за полосой красного дерева с золотой отделкой по периметру скрывалось сердце этого поместья, самая недоступная его часть. Рёга бывал в комнате господина всего несколько раз, но пустые стены цвета темного ириса надолго впечатались в память мужчины, периодически царапая ее до болезненных ссадин. Мужчина помнил кровать – необычно широкую, стоящую прямо по центру и сразу притягивающую к себе взгляд; высокое окно, выходящее на внутренний сад угрюмого поместья, а потому дающее совсем мало света, и шкаф с зеркальными стенами, застывший прямо напротив кричаще дорогой кровати. Йо-ка долго переделывал комнату под свой вкус, из-за чего она сильно выбивалась из общего стиля древнего поместья: каким-то образом ему даже удалось установить здесь электрические лампы, что тоже светили странным, синеватым светом. – Я… Пойду. Спокойной ночи, господин. Отчего-то в этот момент Рёга всегда отводил взгляд в сторону и шел назад быстро, не глядя по сторонам – каждый вечер он сопровождал Йо-ку до этого заветного порога, но затем разворачивался и возвращался обратно, не понимая, почему сердце каждый раз начинает биться чуть быстрее в легком раздражении. Рёга и сам не осознавал, чего ждет – хотя, наверное, он прекрасно это понимал, но озвучить все не решался: все равно это не имеет смысла, а сердце тянет только сильнее. – Подожди. Рёга растерянно остановился и только через несколько секунд опомнился и быстро обернулся: сегодня сценарий шел по новому пути. Расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке, Йо-ка, привалившись к двери, оттягивал ворот, впившийся в кожу, и едва заметно усмехался самыми кончиками губ: градусы начали брать свое, и по привычно бледным щекам мужчины начал расползаться легкий румянец. Но Рёга знал, что это лишь уловка для наивных, ведь взгляд Йо-ки оставался тяжелым: он причинял почти физическую боль, как удавка стягивает шею приговоренного к смерти за несколько секунд до конца, но Рёга уже давно научился скрываться от смерти. – Да, господин? – Почему ты спросил про этого юношу? В первую секунду дыхание Рёги перехватило, но уже в следующий момент он сумел совладать с собой, и только чуть дернувшийся уголок брови выдал его странную реакцию. Рядом с Йо-кой мужчина привык умело управлять своими чувствами, иначе на своем месте он бы долго не продержался – сгорел бы дотла в первые часы нахождения с этой полыхающей звездой. Почему он спросил про Тсузуку… черт, даже имя прочно засело в сознании. Рёга обожал во всем угождать своему господину, угадывать каждое его желание и предсказывать все ответы, заранее попадая в любой каверзный вопрос. Но сейчас ответить Рёга не мог. Почему-то вспомнилась та встреча на лестнице: они с Тсузуку пересеклись взглядами всего на сотую долю секунды, но в этот момент между ними будто пробежал целый электрический разряд – даже мысли об этом вызывали легкое покалывание в кончиках пальцев. Тсузуку не был похож на остальных пленных: эти вызывающие светлые волосы с уже изрядно отросшими корнями, изгибы худощавого подросткового тела и путаные линии татуировок, чуть приглушающие блеск дерзкого пирсинга. Его плевок в лицо Йо-ки казался чем-то скандальным, почти непристойным, но все равно раз за разом всплывал в памяти, не давая забыть этого Тсузуку. – Я не знаю, господин. Просто хотелось поговорить с вами чуть дольше, чем обычно. Йо-ка хмыкнул, но отвечать ничего не стал: только чуть кивнул головой, позволяя мужчине идти: кажется, последние его слова он уже не слышал, потому что румянец на лице хозяина поместья стал еще отчетливее, а на ногах он начал держаться чуть менее уверено – теперь приходилось цепляться за ручку двери. Рёга еще на мгновение засмотрелся этими острыми чертам лица: несколько пепельных прядей упали на лицо Йо-ки, придав ему какую-то особенную эстетику. Понимая, что с каждой лишней секундой притяжение начинает работать по законам беспощадного господина, из-за чего уходить становится все сложнее, Рёга быстро развернулся и зашагал к лестнице. – Рёга… Все становится другим. Ты чувствуешь это? Мужчина резко замер, будто врезавшись во что-то, после чего одним движением развернулся к господину: тот стоял на прежнем месте и изучал его внимательным взглядом. Сейчас Рёга понятия не имел, раскладывают ли ему под ногами очередную ловушку или в этих словах Йо-ки был особый знак, а потому только тихо отозвался: – Слава Великой Японской Империи. – Слава диктотариату. Неожиданно Йо-ка чуть подмигнул, а затем быстро скользнул за дверь, растворяясь в синих оттенках своего помешательства – это было именно помешательство, легкая одержимость, а не полыхающее безумие, и в этом был особый шарм – об этом думал Рёга, спускаясь по лестнице в свою комнату. Поместье почти потонуло в ночном мраке, захлебываясь в пене холодного декабря, а мужчина все думал: прокручивал в голове их с Йо-кой разговор, вспоминал особые детали – то, как сегодня господин постукивал длинными пальцами по рюмке, или то, как горбинка на его носу сегодня притягивала к себе взгляд. И только у самого порога Рёга вдруг понял, что что-то выбивалось из этой гармоничной картины, что-то действительно изменилось, что-то вклинилось в привычный порядок. И только лежа в кровати Рёга вдруг понял, что разбило его витраж на цветные части: сегодня в его сознании рядом с надменным образом Йо-ки застыло дерзкое лицо Тсузуку.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.