Б-52

– Да ладно тебе, пошли. Рёга с сомнением покосился на широкие двери кабинета, за которыми Йо-ка скрылся пару часов назад – сразу после парада у него было совещание с администрацией мэрии Токио. Таканори, заметив, что мужчина все еще думает, закатил глаза и вздохнул, безнадежно глядя на Рёгу, после чего начал уговоры с начала. – Говорю тебе, он проторчит здесь до вечера, такие переговоры длятся не час и не два, – Таканори говорил с раздражением избалованного ребенка, который никак не мог получить желаемое. – Если ты будешь сидеть здесь все это время, никакой пользы не будет. Чуть помолчав, будто надеясь, что мужчина уймется сам, Рёга понял, что тот все еще настойчиво ждет его ответа и получать отказ явно не намерен – уже около получаса Таканори вьется вокруг и убеждает его прогуляться. Рёга косился на главного советника господина с подозрением: никогда прежде они не уходили никуда вдвоем, даже просто не оставались наедине, и эта странная тяга напрягала, вызывала смутную тревогу – Таканори явно что-то хочет, он никогда не делает ничего просто так. – Я не предупреждал Йо-ку о том, что отойду, – Рёга так устал повторять одно и то же, что после тяжелого дня язык уже заплетался. – Да мы уже миллион раз вернемся, а они все еще будут говорить, он даже ничего не заметит! – Таканори повысил голос, но тут же шикнул, одергивая сам себя: в коридорах с высокими потолками было сильное эхо. – Йо-ке не пять лет, он как-нибудь разберется с проблемами сам. Хорошо, если так будет проще, мне нужно обсудить кое-что с тобой. Очень серьезную тему. Наверное, если бы Рёга был не таким вымотанным, если бы на месте Таканори был кто-то другой, если бы сам Рёга не чувствовал необходимости с кем-то выговориться, то он бы точно отказался, не сомневаясь ни секунды, но почему-то именно сейчас выходил из напыщенного здания парламента вместе с главным советником господина. На улице стало чуть теплее: воздух перестал колоть льдом, ветер тоже подозрительно затих, затерявшись среди высоток, а с неба даже посыпался мелкий снег – снежинки застревали в волосах и шарфе, цеплялись за ресницы, обжигали кожу. Можно было бы решить, что это идеальная погода перед Рождеством – если бы не опустевшие мертвые улицы и растекающаяся во все стороны серость. На душе было паршиво, и Рёга даже не смотрел по сторонам, наблюдая лишь за тем, как свежий снег приминается при каждом его шаге: это покушение, показная пытка, равнодушие Йо-ки – все вымотало настолько, что мужчина даже ноги переставлял с трудом. Не получалось поверить, что, если бы не Тсузуку, если бы не случайность, благодаря которой он нелепым образом узнал о будущем нападении, Йо-ка мог бы быть мертв. Мертв – Рёга относился к этому слову спокойно, но почему-то к господину применить его не получалось, они просто не состыковывались в его голове. Но больше всего пугало безразличие самого Йо-ки, тот холод, с которым он отреагировал на эту новость – как будто покушения на него совершали так часто, что успели надоесть. А еще Рёга чувствовал страх – вернее, его отголоски, медленно начинающие оплетать его откуда-то со спины: этот нападавший мужчина был одним из охранников, он оказался шпионом из оппозиции, а ведь за охрану отвечает он, Рёга. Холод Йо-ки точно был напускным, в нем затаилось что-то опасное, предостерегающее, и Рёга просто хотел скорее вернуться в поместье, чтобы столкнуться с этим чем-то как можно быстрее. Мужчине казалось, что он находится на дистанции в несколько десятков километров, что он бежит, срывая дыхание, заранее зная, что впереди тупик – тупик ледяных глаз. Очень хочется верить, что наказание Йо-ки будет не очень болезненным, хотя видеть разочарование в его потухшем взгляде было еще тяжелее. Стоило хоть на секунду отвлечься от Йо-ки, как в голове всплывал Тсузуку – Рёга понятия не имел, куда тот делся после той встречи в кабинете, но больше мужчина с ним не пересекался. События летели с немыслимой скоростью, времени думать не было, но Рёга старался выцепить каждую секунду, чтобы понять мотив Тсузуку: секунд, конечно, не хватало. Рёга вспоминал, как парень ломился в дверь, как он не мог перевести дыхание и выдавал информацию обрывистыми клочками, давясь воздухом – он действительно волновался, действительно переживал, и Рёга не мог понять, чего именно тот боялся. Все это время Таканори впереди шел уверенно, почти бодро, и его образ так контрастировал с пустыми заброшенными улицами, что Рёге пришлось долго всматриваться в его невысокую фигуру, чтобы убедиться, что это все-таки было не видение: Таканори был одет в свое клетчатое пальто и тяжелые шнурованные ботинки, отчего его ноги в белых брюках казались несоизмеримо тонкими. Объемный шарф мужчина небрежно намотал на шею, выдыхая в него морозный воздух, а светлые волосы Таканори чуть подскакивали при каждом его пружинящем шаге – каждый раз, когда Рёга отставал, теряясь в своих мыслях, его спутник послушно ждал, пока они поравняются, и только потом шел дальше. В местах, где отсыревший асфальт не покрывал грязный снег, каблуки Таканори цокали с каким-то неуместным, почти издевательским весельем – Рёга давно отметил, что он всегда носил обувь с небольшим каблуком или платформой, чтобы казаться выше: это удивляло, потому что казалось, что у такого человека комплексов не может быть в принципе. Вообще, сейчас Таканори выглядел так, будто просто выбрался на прогулку, и даже в его глазах застыло какое-то спокойное, расслабленное выражение, понять которое Рёга никак не мог. – Может, расскажешь что-нибудь? – вскользь заметил Таканори, проходя мимо витрины какого-то магазина с разбитыми окнами. – Разве не вы меня позвали? – Рёга пожал плечами, ощущая на себе любопытный взгляд темных прищуренных глаз. – Вы и рассказывайте. – А, – в голосе Таканори послышалось разочарование, которое он даже не попытался скрыть, хотя его лицо продолжалось оставаться непроницаемым. – Давай без этого дурацкого «вы», раздражает. Рёга хмыкнул, решив ничего не отвечать – ему было все равно, как обращаться к этому человеку, потому что все их общение раньше сводилось к обмену несколькими шаблонными фразами: то, что происходило сейчас, выходило за рамки обыденности, а оттого напрягало. Рёгу раздражало спокойствие Таканори, чужой невозмутимый вид, ведь его сердце продолжало бешено колотиться, вызывая легкую боль в висках – он еще вспоминал, как выстрел разрезал воздух, как закричали люди, как взлетели в небо крикливые вороны. А ведь этот выстрел мог застрять в груди Йо-ки, мог перечеркнуть все раз и навсегда, мог остановить время в одном болезненном мгновении. – Вас… тебя ничего не беспокоит? Ты считаешь, что все прошло нормально? Таканори резко остановился, будто его ноги в какой-то момент просто заледенели, и мужчина обернулся, отчего чуть отставший Рёга едва не впечатался в него – теперь, когда Таканори стоял прямо напротив и свет на его лицо падал под другим углом, Рёга разглядел то, что не увидел сразу. Спрятав руки в карманах пальто, Таканори смотрел на него снизу вверх, чуть хмуря брови, и Рёга понял, что его глаза лишь казались матово спокойными, как поверхность океана, на дне которого затаились смертельно опасные течения – в качестве течения выступали спутавшиеся мысли. – Если тебе интересно, то я безумно переживаю, потому что мне очень не нравится все, что происходит в последнее время. Особенно сегодняшний день, – Таканори говорил монотонно, будто чеканя заранее выученный текст. – Но я не привык делиться своими переживаниями, потому что страдать над проблемами бессмысленно, надо думать над их решением. То, как отрешенно Таканори говорил о своих чувствах, удивило Рёгу, окончательно сбило его с толку – главный советник господина с ходу разложил на столе все карты, даже не сомневаясь: прямолинейность мужчины почти пугала, в этом было что-то непривычное, чужое: как лабиринт с заранее прочерченным маршрутом. Рёге показали то, что он не должен был видеть, приоткрыли дверь к чему-то сокровенному, а он просто уставился на это, не зная, что делать с таким подарком – казалось, что понятие стеснения Таканори не слышал никогда. Так и не придумав, что на это ответить, Рёга просто продолжил путь, и мужчина тут же пошел с ним рядом – они двигались в тишине, глядя на затаившиеся у дороги жилые дома, теперь напоминающие груды смятого картона: за каждым стеклом были сломанные жизни. – Куда мы идем? – вопрос, который надо было задать в самом начале, Рёга озвучил только сейчас. – В кальянную, – даже здесь Таканори не стал таить. – Разве все подобные заведения не закрыты? – Если иметь деньги, найти можно все, что вздумается, – Таканори улыбнулся, но без особого энтузиазма. – Знаешь… Можешь звать меня Руки. В какой-то момент мужчина быстро свернул в сторону, и Рёге пришлось возвращаться обратно, потому что он по инерции еще прошел несколько метров вперед – Таканори уже входил в какой-то подъезд, спрятанный от всего мира за тяжелой железной дверью. Поднимаясь по узкой темной лестнице вслед за ним, Рёга снова подумал, что лучше бы он остался в здании правительства – он и так болтался на виселице с палачом в лице Йо-ки, а теперь еще и собственноручно затянул петлю на своей шее. Пыльный подъезд закончился так же неожиданно, как и начался, и Таканори уже уверенно потянул на себя еще какую-то дверь – Рёге показалось, что он ослеп, и только потом до него дошло, что в помещении было столько дыма, что видимость стала почти нулевой. В нос сразу же ударил запах чего-то сладковатого, одурманивающего, и Рёга ощутил, как голова начинает немного кружиться, а мысли становятся легкими, как вата. Видимо, Таканори бывал здесь часто, потому что сразу же пошел в определенное место – глаза привыкли к полумраку с мутным фиолетовым светом и опьяняющему дыму, и Рёга разглядел, что все помещение было заставлено столами и мягкими диванами: окон не было, а потому здесь было так душно. Несколько диванов были заняты компаниями, которые скользнули по ним равнодушным взглядом и вернулись к своим кальянам, не обнаружив ничего интересного – где-то в глубине негромко играла музыка, но она была скорее фоном, а потому не получалось разобрать ни слов, ни даже мелодии. Таканори шел все дальше, виляя между столами, и на ходу развязывал шарф – иногда он задевал сидящих людей, и те шипели, но мужчина оборачивался и надменно приподнимал бровь, отчего незнакомцы тут же замолкали. С любопытством оглядываясь по сторонам, Рёга следовал за своим спутником, ощущая, что в куртке спина быстро начинает потеть, а от дыма с обманчиво сладким запахом к горлу подступает тошнота. Таканори выбрал низкий прямоугольный стол, примыкающий к стене – здесь был только один широкий диван, да и вообще это место было как бы отделено от всего остального зала, затаилось обособленно. Стянув пальто, Руки подождал, пока Рёга тоже снимет куртку, после чего скинул их верхнюю одежду на какой-то пуфик и завалился на диван, опираясь о спинку – мужчина устало сел рядом, утопая в сидении. В позе Таканори было что-то наглое, почти вызывающее: закинув ногу на ногу, он как бы устроился лицом к Рёге, сидя чуть боком – в полумраке казалось, что Руки усмехается, хотя это вполне могла оказаться игра теней. Таканори выглядел, как уверенный в себе человек, не терпящий отказов, пререканий и возражений, и Рёга не мог не признать, что эта уверенность, тонко граничащая с какой-то развязностью, ему шла. – Что желаете… – подошедший к ним паренек в форме официанта только начал говорить, как его мигом перебил властный голос. – На ваш вкус, – Таканори, не поворачиваясь, махнул рукой, как бы показывая, что беспокоить их не нужно, а затем добавил. – Только без мяты и без шоколада. Парень поспешно исчез среди других столов, и Рёга, привыкнув к темноте, продолжил рассматривать своего спутника – наверное, Руки был не столько красивым, сколько харизматичным: он умело играл своим лицом, кривил губы со следами гигиенической помады, поворачивался так, чтобы крупный подбородок казался меньше. Когда принесли кальян, Таканори тут же потянулся за трубкой, надев на кончик чистый мундштук, и жадно, будто изголодавшись, вдохнул в себя дым, прикрыв глаза – Рёга воспользовался этим моментом, чтобы лучше рассмотреть мужчину, но ничего нового так и не обнаружил. Выдохнув мутный дым, Таканори протянул трубку ему, и Рёга заметил линии татуировок под задравшимся белым рукавом пиджака: раньше он этого не видел, потому что советник господина предпочитал длинные рукава. – Хочешь посмотреть? – чужой интерес мигом бросился в глаза Таканори, и он чуть задрал рукава. – Нет, – Рёга не врал. – Такой нежный с Йо-кой, и такой колючий со мной, – Руки чуть улыбнулся, наблюдая, как Рёга набирает полные легкие дыма и тут же выпускает его в пустоту, глядя на него без интереса. – Тебе идет. Вкуса кальяна мужчина не почувствовал, зато по мундштуку, что мгновение назад обхватывали чужие губы, он понял, что гигиеничка Таканори была со вкусом вишни – вся эта ситуация вызывала только неконтролируемый хохот, и для себя Рёга решил, что это было что-то нервное. Его спутник продолжал наслаждаться дымом, завеса вокруг них становилась все плотнее, а связи с реальностью – все тоньше, будто никакого мира за пределами этих прокуренных стен не существует вовсе. Рёга ждал, оглядывался вокруг, поправлял алую повязку на своем предплечии, еще раз подумал о Йо-ке, а Таканори все молчал, посвятив себя лишь кальяну, на который смотрел едва ли не с любовью. – Мы должны были о чем-то поговорить, – наконец с раздражением заметил Рёга, когда трубка с дымом снова оказалась в его пальцах. – Как будто ты не знаешь, о чем, – Таканори чуть поморщился, расстегивая верхнюю пуговицу на черной рубашке. – Я переживаю за Йо-ку, с ним что-то происходит. – Что ты имеешь в виду? – Рёга осторожно прощупывал почву, зная, что с этим человеком нужно быть максимально настороже. – Да ладно тебе, – Руки ненавидел что-то объяснять и снова закатил глаза. – Не поверю, если ты скажешь, что не видишь его перепадов настроения, как будто существует сразу несколько двойников Йо-ки. Сначала он говорит с тобой спокойно, потом будет кричать, швырнет что-нибудь в стену, через час будет хохотать, как ни в чем ни бывало. Не замечал? Рёга вздохнул, продолжая держать трубку с дымом между указательным и средним пальцами – он смотрел прямо в глаза своего спутника, но видел что-то совсем другое: слова Таканори задевали, потому что были правдой, а от правды в последнее время хочется только бежать. Можно упасть, переломать все ноги, ползти, ломая ногти об землю – что угодно, только бы не сталкиваться с правдой: Рёга неплохо справлялся с этим методом, пока на горизонте не появился задумчивый Таканори. Да, Рёга переживал за господина, он видел, что ситуация становится только хуже, что с каждым днем Йо-ка все более непредсказуем, он теряет нити разговора, он подолгу молчит и смотрит в одну точку, а затем говорит, что не хочет никого видеть, чтобы позднее прийти на рассвете и заснуть на чужой груди. От этих воспоминаний внутри Рёги что-то сжалось, он почувствовал слабое раздражение оттого, что проблемой занялся Таканори, пока он, Рёга, предательски ждал, надеясь, что все образуется само собой. – Он слишком много пьет, – хмуро продолжил Руки и, заметив, что спутник забыл о кальяне, мягко забрал у него трубку, вдохнув дым так глубоко, что перед глазами все поплыло. – Но дело не только в этом, я чувствую. Я не хочу, чтобы Йо-ка закончил в психушке, что-то происходит, и тебе проще понять это, потому что ты рядом всегда. Помоги. Голос Таканори звучал где-то далеко, он переплетался с музыкой на заднем фоне и отливал сладковатым запахом – именно в этот момент мужчина выдохнул новую порцию дыма, чуть приоткрыв губы, и в фиолетовом освещении эта кальянная завеса превратилась в мутный туман. Все было настолько нереальным, что Рёга всерьез начал задумываться, что он вот-вот должен проснуться в собственной кровати, а этот короткий крик о помощи, не мольба, а скорее вздох, окажется лишь агонией декабрьского ветра за стеклом. И все-таки Таканори сидел рядом, даже слишком близко, а Рёга знал ответы на его вопросы. Вспомнилась пачка таблеток, которые он так часто видел в комнате Йо-ки, отрешенный взгляд господина, его надломленный голос и пустота в ледяных глазах – это была их тайна, секрет, который Йо-ка доверил только ему, та невидимая нить, недоступная для других. И Рёга не мог предать самого важного человека, не мог рассказать Таканори о яде замедленного действия, скрытом в одной вытянутой ампуле – не мог, хотя очень хотел. Рёга чувствовал, что его любовь к Йо-ке дошла до какой-то максимальной точки, она стала такой болезненной, что уничтожала их обоих: он может рассказать Таканори о таблетках, и тот обязательно что-то придумает, но это было бы равносильно предательству. – Можно спросить? Мысли изрезали пальцы больно, до кровоточащих ссадин, так что Рёга даже забыл о существовании своего спутника – Таканори все это время терпеливо сидел рядом и ждал, разглядывая чужое лицо. Он смотрел на Рёгу так часто, что помнил каждую черту наизусть, но насытиться этим чувством никак не мог – в мужчине было что-то непокорное, своевольное, и это цепляло: хотелось разглядеть это лучше. Рёга повернул голову и тоже посмотрел на Руки – его вопрос, конечно, был риторическим, заданным скорее из вежливости, чтобы привлечь внимание: Таканори был человеком, который спрашивал, что ему вздумается, не боясь задеть собеседника. Рёге казалось, что если этому человеку захочется что-то узнать, то можно улететь хоть в Антарктиду – он закажет билет на следующей рейс и все равно добьется своего. Чужих мыслей Таканори читать не умел, но по лицу Рёги понял, о чем тот думает, и не сумел сдержать улыбки – настоящая улыбка ему шла, делала его образ завершенным. – Ты правда любишь Йо-ку? – однако, когда Руки заговорил, его голос снова отдавал стальной серьезностью. – Или просто хочешь трахнуть его, потому что он кажется запретной игрушкой, а недоступное всегда притягивает? То спокойствие, с которым говорил Таканори, так ошарашило Рёгу, что он просто замер и какое-то время смотрел на фиолетовые лампы так долго, что глаза возмущенно заболели – тогда мужчина нервно засмеялся. Он долго ощупывал взглядом темные стены, затем перешел на потолок с какими-то металлическими балками, еще какое-то время разглядывал свои бледные пальцы с выпирающими суставами, черные рукава пиджака – в один момент мир закончился, и посмотреть все-таки пришлось на Руки: тот понимающе кивнул. – Можешь не отвечать, видно, что любишь, – Таканори поменял положение ног, и теперь правая лежала на левой и чуть касалась носком чужого колена. – Это заметно сразу: по тому, как ты на него смотришь, как думаешь только о нем, как говоришь о нем, даже когда его нет рядом. Я тоже люблю Йо-ку, только по-другому: он мой близкий человек, хороший друг, но не более. И я тоже не идиот, я понимаю, что ему просто хочется секса со мной, потому что Йо-ка привык получать все и сразу, а я в это не вписываюсь. Может, проще было бы поддаться ему, чтобы он сразу остыл, но мне не хочется портить эти отношения, опошлять их: и так слишком много дерьма вокруг. А еще мне нравится манипулировать Йо-кой, ощущать его зависимость, это приятно, чувствуешь себя избранным, хоть и не очень хорошо, каюсь. А тебя он любит, только, может, сам этого не понимает. Манера Таканори вываливать всю информацию монотонно, без всяких эмоций, даже не фильтруя, что сказать можно, а о чем лучше тактично умолчать, поражала Рёгу, он никак не мог к этому привыкнуть и не мог понять смысл слов, а только чувствовал себя так, будто кто-то без капли смущения копается в его шкафу. Рёга привык к манере Йо-ки увиливать от ответа, что-то таить, молчать, когда вздумается, и говорить лишь то, что он считает нужным – Таканори спокойно говорил обо всем. Внутри что-то самодовольно екнуло: думать нужно было о другом, но Рёга все равно вертелся вокруг слов о том, что в Йо-ке Руки видит лишь хорошего друга – остальной информации было так много, что для осмысления нужно было разбить все часы и забыть о времени. Таких привилегий у Рёге не было, а потому он, сам того не ожидая, вдруг выдал: – Я безумно устал, я боюсь за него. Слова еще срывались в дым, отдающий фиолетовым, а мужчина уже понял, что сболтнул лишнее – видимо, заразная манера Таканори говорить обо всем подряд, ничуть не смущаясь, передалась и ему. Почувствовав это, сам Руки снова ухмыльнулся, после чего неожиданно оказался слишком близко: так близко, что навалился на спутника всем телом, наспех передав ему трубку с дымом. Таканори пах парфюмом и обманчиво приторным кальяном – об этом рассеянно думал Рёга, пока чужие горячие пальцы отогнули край его брюк и скользнули вниз: мужчина напрягся и резко перехватил запястье Руки. – Мы не в романтическом фильме, и если ты скажешь нет, то я не буду трагически добиваться тебя, – шепотом предупредил Таканори, наклонившись к уху своего спутника. – Но я хочу тебе помочь, расслабить тебя… Хотя бы физически. Ты напряжен, почти на пределе, хочешь секса – это нормально, это природа. Рёга усмехнулся, подумав, что даже губы он сейчас поджал так, как это делает Руки – этот человек рядом был заразительным, почти токсичным: чем больше времени проводишь рядом, тем отчетливее превращаешься в его зеркальное отражение, копируешь каждое его движение. Все еще ощущая уверенные пальцы на своей коже, Рёга смотрел в глаза Таканори, видел два широких черных зрачка, что сейчас находились лишь в нескольких сантиметрах от его лица – а затем освободил чужое запястье от своей цепкой хватки. Кажется, музыка в задымленном зале стала чуть громче, но, возможно, просто чувства стали острее, как оголенные провода. Тряхнув головой, чтобы отбросить с лица светлые пряди, Таканори придвинулся еще ближе и ловко расстегнул ремень на брюках мужчины одной рукой – второй он обнял Рёгу за плечи, обжигая его скулы своим дыханием. Руки сбоку прижимался почти вплотную, так, что Рёга чувствовал его грудную клетку, чувствовал напряженные бедра и ту уверенность, силу, которую он излучал. Таканори быстро обхватил его член, умело скользя пальцами вдоль основания медленно, давая мужчине привыкнуть к чужим прикосновениям, довериться горячим пальцам – на указательном было крупное кольцо, и каждый раз, когда его контрастный холодный край цеплял край плоти, Рёга вздрагивал. В любой момент здесь мог кто-то пройти, мог появиться кальянщик или просто новые посетители – от этой мысли азарт только разгорался, в этом было что-то запретное, опасное, и Рёга ощутил, как ему передается чужая пошлость, непредсказуемость. Таканори перекинул через него одну ногу, теперь наваливаясь спереди, провокационно подбираясь к губам – пока Рёга смотрел на едва различимый в полумраке блеск гигиенички, мужчина начал двигать рукой быстрее, скользя по каждой вене, собирая первые вязкие капли, выступившие на головке. Казалось, что его пальцы были везде и сразу, они обжигали, сжимая основание члена чуть сильнее, но затем, едва касаясь, ползли вверх, чтобы на мгновение отпустить член и начать поглаживать низ живота – при этом сам Таканори смотрел Рёге прямо в глаза и медленно, отвоевывая каждый сантиметр, подбирался к его губам. Когда Руки все-таки начал его целовать, Рёга не сразу пустил чужой язык в рот – только когда мужчина обхватил его член двумя руками, как бы невзначай задевая край плоти до первых возбужденных волн, он приоткрыл губы. Поцелуй с Таканори казался странным, окутанным этим фиолетовым дымом, и Рёга ощущал чужой язык, даже пытался чуть отпихивать его в сторону, раззадоривая спутника, но все внимание было сосредоточено на пальцах Руки: смазки на головке выступило так много, что он уже просто размазывал ее по всему основанию члена, пачкая черные брюки Рёги. Таканори продолжал прижиматься к губам Рёги, покусывал кончик его языка, но мужчина уже не чувствовал этого, напряженно вздрагивая от возбужденной пульсации, толкавшейся где-то внутри. Таканори тут же отстранился от него и неожиданно убрал руки, отчего Рёга невольно потянулся за ним следом, ощущая, как все возбуждение собирается внизу, отчего член стоит почти болезненно – Таканори хмыкнул и скинул пиджак, после чего быстро раздвинул колени мужчины, с ловкостью устраиваясь между ними: прямо в белых брюках на грязном полу. Почему-то последний факт рассмешил особенно сильно, но сейчас Руки потерял всю свою статность, надменность – в том, как он раскинулся между ног Рёги, с лукавством глядя на него снизу вверх, было что-то пошлое, почти развратное: это что-то было не чуждо Таканори, это была лишь другая его сторона, которой до этого он просто не поворачивался. Рёга был уверен, что не издаст ни звука, что он уже достаточно изучил все коварные грани Руки, но когда тот резко заглотил его член до самого основания, чуть сжимая губы, мужчина все-таки охнул, вцепившись в мягкий диван – от этого глухого стона последние предохранители сорвало. Таканори начал двигаться быстро, насаживаясь ртом на чужой отвердевший от возбуждения член: он то толкался глубоко, до самой глотки, то посасывал лишь головку, цепляя край языком тогда, когда Рёга только начинал расслабляться. Руки вцепился в его бедра, сжимая их до боли, и иногда поднимал голову, ловя чужой взгляд – на его губах виднелись нити спермы, они тянулись к подбородку, придавая ему совсем развратный вид, отчего Рёга только подавался Таканори навстречу, и тот снова заглатывал его член. Тело уже не слушалось, оно стало чужим, и Рёга не понимал, в какой момент он стонал, забыв о людях за соседними столами, в какой момент схватил Таканори за плечи и толкнулся в него с такой силой, что на мгновение тот даже содрогнулся от рвотного позыва, широко раскрыв глаза. Сразу после этого взгляд Руки сделался коварным, и он, убедившись, что Рёга отвлекся на очередной короткий стон, осторожно стиснул зубы, чуть прикусив чужой член – мужчина вздрогнул, и Таканори снова задвигался с напускной нежностью, чуть поглаживая бедра Рёги. Когда мужчина понял, что внутри от возбуждения все стянуло настолько, что больно стало даже дышать, он попытался отпихнуть Таканори, расфокусированным взглядом сканируя стол в поисках салфеток, но тот только упрямо прижался ближе: не выдержав, Рёга кончил ему в рот, ощущая, как напряжение медленно отпускает все тело, отчего кожа покрывается мурашками. Устало прикрыв глаза, Таканори сглотнул чужую сперму, чувствуя, как часть все равно стекает по губам, попадая на черную рубашку – Рёга к этому времени уже нашел салфетки и любезно кинул одну вниз: Руки кивнул и вытер лицо. После этого он выпрямился, разминая затекшие от неудобной позы ноги – на белых брюках в районе колен виднелись пыльные пятна, но мужчина только махнул рукой и, снова завалившись на диван, взял забытую трубку от кальяна. – Дешевка, уже выдохся, – Таканори поморщился и вновь привалился к плечу Рёги, с удовольствием отмечая, что дышит тот все еще тяжело. – Легче? Рёга кивнул – в голове все еще сталкивались мысли, они давили на сознание, бились об него, как рыбки о стены аквариума, но тело медленно охватывало спокойствие, расслабленность: он не чувствовал ни себя, ни сладковатого дыма, ни раздражающей музыки. Будто тугой комок внутри развязался, отчего легкие уже ничего не сдавливало, и он смог спокойно дышать – от этого стало клонить в сон, и Рёга на мгновение даже забыл, что Таканори рядом прижимается к нему своим стояком. – Только не воспринимай меня как человека, который готов отсосать каждому в убогой кальянной, – Руки хмыкнул, параллельно раздумывая, сможет ли надеть эти брюки еще раз или стоит сразу их выкинуть. – Можешь считать, что у тебя ко мне золотая карта. – Не буду, – Рёга честно даже не думал о Таканори в таком ключе, однако, вспомнив о комичности ситуации, вздохнул. – Хорошо поговорили и помогли Йо-ке, настоящие друзья. – Стыдно перед ним? – Руки приподнял голову, с любопытством заглянув в глаза Рёге, и тот непроизвольно отметил, что растрепанные волосы и капли пота не висках ему шли больше, чем подчеркнутый пафос. Отчего-то смотреть в глаза Таканори не хотелось, и Рёга, подперев голову рукой, принялся рассматривать следы собственной спермы на его черной брендовой рубашке. Стыдно не было – ему было не семнадцать, чтобы смотреть на Йо-ку преданными глазами и чего-то ждать: он спокойно спал с другими людьми, воспринимая их лишь как временную декорацию, но тот факт, что сейчас рядом с ним сидел Таканори немного выбивал из колеи. Тошно было скорее оттого, что он оставил Йо-ку в такой момент, чем от призрачной измены – чтобы изменить, нужно было иметь хоть какие-то намеки на отношения. И все же, несмотря на неприятный осадок, Рёге стало гораздо легче, он уже не чувствовал этой тяжести на плечах, этого напряжения, от которого тянуло каждый нерв, будто он вот-вот взорвется. – Рёга, – впервые притворные нотки исчезли из голоса Таканори совсем, и он снова напомнил мужчине того человека, каким он привык видеть его. – Ты точно не хочешь мне ничего рассказать? Услышав собственное имя, Рёга дернулся, будто очнулся от продолжительного тревожного сна, и все-таки посмотрел на Таканори – тот поджимал губы и снова хмурился, ожидая ответа, и Рёга понял, что был опустошен настолько, что разговаривать не хотелось вообще. Утопая в мягком диване, он чувствовал, как дурманящий дым освобождает его легкие, и в сознание возвращаются все проблемы, все сложности, от которых на мгновение удалось скрыться – Рёга вдруг подумал, что еще в здании парламента, предлагая ему прогуляться, Руки знал, чем обернется их встреча. Так что, наверное, его ответ ему тоже известен наперед. – Нет, Таканори, я не хочу тебе ничего сказать.