Б-52

– А вот и я! С Рождеством! Таканори ворвался в просторный зал неожиданным вихрем, громко хлопнув дверями, и тут же направился к столу, сияя отработанной улыбкой – в обеих руках у него были огромные пакеты, перевязанные подарочными лентами. В свободном белом свитере и темных джинсах главный советник Йо-ки смотрелся эффектно и очень подходил к гирляндам и рождественской ёлке, украсившей главный зал поместья этим вечером – не удержавшись, Тсузуку и Рёга весело переглянулись, пока Таканори деловито шуршал чем-то в пакетах, которые вместе были едва ли не больше его самого. Сам Рёга в это время раскладывал тарелки на столе, а Тсузуку только рассеянно наблюдал за его ловкими движениями, забыв, что должен был зажигать рождественские свечи – никак не получалось поверить, что даже в ледяном царстве могут быть праздники. Из-за всего, что случилось в этом поместье совсем недавно, Тсузуку напрочь забыл о Рождестве – хватало того, что у них с Йо-кой и Рёгой все было спокойно, но несколько дней назад Таканори позвонил диктатору с единственным вопросом: когда будем праздновать? Сначала в ответ Йо-ка только сдержанно ответил, что дела должны идти в первую очередь, но затем, заметив, как на мгновение при упоминании Рождества глаза Тсузуку вспыхнули, вздохнул и сказал Таканори приезжать, когда тому будет удобно. Сейчас, сидя за просторным столом с многочисленной едой, Тсузуку расслабленно слушал, как Таканори тараторит что-то о подарках, и наблюдал за сиянием гирлянд, за которыми Рёга специально ездил в столицу – не хватало только Йо-ки, что по традиции заканчивал дела в своем кабинете, но и тот скоро должен был подойти. Тсузуку не помнил, когда в последний раз чувствовал такое спокойствие, почти тепло: он знал, что они проведут вместе весь вечер, и он сможет хоть каждую минуту заглядывать в глаза Йо-ки, и они будут ясными, настоящими; он сможет ловить улыбки Рёги и вызывающе пихать его под столом, хитро улыбаясь в ответ – сегодняшний вечер должен стать вечером, когда кошмары декабря забудутся и растворятся навсегда. Тсузуку задумался так сильно, что не понял, когда довольный Таканори приблизился к нему и протянул один из шуршащих пакетов – скорее по инерции парень взял аккуратно связанные ручки и заглянул внутрь: на дне лежала сложенная черная толстовка. Заметив ярлычок, Тсузуку ошарашенно поднял голову и посмотрел на Таканори: – Вы с ума сошли? – парень никак не мог подобрать слов и только переводил взгляд с содержимого пакета на смеющегося Руки. – Это ведь… – Носи с удовольствием, – Таканори лукаво подмигнул и, прикусив губу, громким шепотом, чтобы стоящий рядом Рёга точно услышал, добавил. – Только следи, чтобы некоторые стаскивали ее аккуратно, таких по всему миру с десяток. В другом пакете, который Руки торжественно вручил Рёге, оказался строгий черный пиджак, за который мужчина искренне поблагодарил советника господина, а тот в ответ только усмехнулся – подарок Йо-ки пока оставался не тронутым, но Таканори, не удержавшись, сообщил, что там новая фуражка с какими-то там камнями: дальше Тсузуку уже не слушал. Вздохнув, Рёга довольно оглядел стол, над которым работал с самого утра, и тоже отправился за подарками, и парень вдруг понял, что остался с Таканори один на один – после ночи, когда жизнь Йо-ки болталась на грани, они определенно сблизились, но Тсузуку по-прежнему не мог расслабиться рядом с этим человеком до конца: слишком много в нем было наносного. Прямо сейчас Таканори, беззаботно виляя бедрами в узких черных джинсах, изучал блюда на столе, восторженно комментируя каждое – он выглядел стильно, уверенно, не замолкал ни на секунду: но стоило Тсузуку столкнуться с ним взглядом, и внутри что-то обрывалось. Это был тяжелый, мрачный взгляд человека, который, обнимая тебя одной рукой, второй воткнет нож в твою спину – почему-то именно так казалось Тсузуку, потому что иначе он не мог объяснить, почему внутри при разговоре с Таканори было так неуютно. В этот раз разговаривать им не пришлось, потому что Рёга вернулся предельно быстро, даже чуть запыхался – первым делом он вручил Таканори оранжевую коробку, перевязанную синей лентой, сказав, что такой сумки у него точно нет. Хохотнув, Руки обнял Рёгу, что-то шепнув ему на ухо, но слов Тсузуку разобрать не сумел – на загадочную сумку очень хотелось посмотреть, но Таканори уже убрал коробку под стол. Парень повернулся к Рёге, и тот уже умудрился оказаться прямо напротив него, чуть улыбаясь: не удержавшись, Тсузуку отвел взгляд в сторону, понимая, что сердце болезненно заныло от ощущения бесконечного тепла, что дарил этот человек – Рёга уже протянул ему небольшую коробку. По-прежнему не глядя в чужие глаза, Тсузуку быстро разодрал упаковку и еще несколько секунд осознавал, что сжимает в руках новый телефон, на который раньше копил бы несколько месяцев, питаясь одним рисом и водой. Нужные слова никак не подбирались, и Тсузуку только смотрел куда-то в плечо Рёги, боясь, что если поднимет голову и заглянет в эти насмешливые глаза, то точно разучится разговаривать. – Твой уже почти не работает, но я сумел перенести всю информацию сюда, – мягко объяснил Рёга, наблюдая, как парень растерянно сжимает коробку. – Плюс добавил свой номер и номер Йо-ки… На всякий случай. Но не надейся, что он возьмет трубку, дозвониться до него почти невозможно. Не удержавшись, Тсузуку просто повис на шее мужчины, предварительно отложив телефон на стол – от внимательного взгляда Таканори было неуютно, но в этот раз сдержать эмоции не получилось: Рёга, кажется, совсем забыл о постороннем присутствии и, наклонившись, поцеловал Тсузуку прямо в губы, удерживая его за талию, чтобы тот не вырывался. Целуя Рёгу, парень думал о том, что единственный был без подарков и ощущал себя крайне по-идиотски – Тсузуку напрочь забыл об этой составляющей праздника, у него даже не было возможности что-то выбрать, и теперь он на ходу пытался решить, как выкрутиться из этой неловкой ситуации. Рёга все еще крепко прижимал его к себе, и Тсузуку не хотелось разрывать эти объятья – от растопленного камина в зале было тепло, рядом сияла ёлка, которую вчера они тоже украшали вдвоем: как Рёга успевал быть всегда и везде, для парня оставалось загадкой. – Я без подарков, – Тсузуку прошептал это прямо на ухо мужчины, зная, что тот точно должен ему что-то подсказать. – Как идиот. – А где бы ты их достал? – Рёга хмыкнул и, заметив, что парень на самом деле переживает, успокаивающе погладил его по спине. – Поверь, Йо-ка точно будет без подарков, он вообще не умеет заморачиваться над такими вещами. Стоило Рёге произнести имя хозяина поместья, как тот, будто почувствовав это, быстро вошел в зал, насмешливо оглядев гирлянды и сияющую ёлку – бледный Йо-ка в привычном черном свитере и квадратных очках точно не вписывался в атмосферу праздника, зато идеально подходил к мрачным серым стенам. В руках у диктатора, конечно, ничего не было, и Таканори, заметив это первым, с иронией заметил: – Йо-ка, знаешь, бывают такие дни, когда люди хотя бы пытаются делать вид, что рады своим друзьям, и дарят им что-то милое и приятное. Называется праздники. – Я тоже рад тебя видеть, Нори, – хозяин поместья усмехнулся, крепко обняв гостя, а затем вдруг достал из кармана брюк карточку. – Купи себе новую сумку, ремень или что ты там хочешь и думай, что я долго выбирал это для тебя. Таканори расхохотался в своей обычной, вызывающей манере, но Йо-ка уже повернулся к Рёге и задумчиво наклонил голову, будто свою речь продумал заранее, но сейчас почему-то решил сказать совсем другие слова – Тсузуку знал, что после той ночи мужчины долго говорили о чем-то наедине в комнате Йо-ки, и Рёга весь следующий день ходил непривычно рассеянным и молчаливым. Парень подумал, что бы очень кстати оставить их наедине, но так засмотрелся на то, как чутко диктатор коснулся запястья Рёги, вкладывая в его руку сложенную пополам бумагу – тот удивленно развернул подарок и тут же, не удержавшись, резко выдохнул. – Где вы… – Это было сложно, – Йо-ка усмехнулся, довольный произведенным эффектом, а затем добавил. – Перерыл старую родительскую квартиру, знал, что это должно быть там. Не удержавшись, Тсузуку все-таки приблизился, пытаясь осторожно заглянуть за плечо Рёги, и тот, заметив это, улыбнулся и просто протянул парню старую, помятую фотографию: на снимке Йо-ка и Рёга в школьной форме стояли рядом и чуть улыбались, морщась на солнце на фоне сияющего моря – на вид здесь им было лет пятнадцать. Тсузуку перевернул фото и на обратной стороне увидел знакомый узкий почерк Йо-ки: «23.05.2001. Вместе навсегда» – два знакомых человека на снимке казались совсем другими, будто существующими в какой-то иной реальности, хотя, возможно, дело просто было в сияющем солнце и теплом весеннем дне. По тому, как Рёга сжимал пожелтевшее от времени фото, было очевидно, что то значит для него слишком много – еще больше значил тот факт, что Йо-ка помнил об этом дне и сумел найти давно утерянную память. – Спасибо, – азартные искры в глазах Рёги сменились теплым пламенем, и он, чуть подумав, с хитрой улыбкой добавил. – Мой подарок вам будет немного позже. Хозяин поместья пожал плечами, но Тсузуку успел уловить то мгновение, когда на его лице проскользнуло удивление – однако эмоциями Йо-ка играл слишком хорошо, чтобы уже через секунду замереть напротив парня с коварной усмешкой, отчего тот снова почувствовал себя добычей опасного хищника: рядом с диктатором отделаться от этого ощущения не получалось. Тсузуку еще готовился к нападению, но Йо-ка опередил его, протянув еще один сложенный лист бумаги с ровными напечатанными строчками – парень осторожно взял вещь и быстро пробежался глазами по написанному: информации было слишком много, и перечитывать пришлось второй раз, уже внимательнее. Приказ о захвате в плен, номера подразделений, долгий список фамилий – в какой-то момент Тсузуку понял, что застрял на двух именах: собственных родителей. – Подразделение, в котором были твои родители, взяли в плен этой ночью, – быстро произнес Йо-ка, пока парень не успел задать ни одного вопроса. – Я убедился, чтобы им предоставили лучшие условия, так что теперь они точно будут в безопасности, пока… это все не закончится. Тсузуку еще сжимал листок, непроизвольно сминая его в дрожащих пальцах: он думал о родителях каждый день, боялся, что никогда не узнает, случись с ними что-то страшное, вспоминал, как они с сестрой провожали их в последний раз, как он еще долго смотрел вслед уносящемуся в никуда автобусу – Йо-ка спас его родителей. Слов не хватало, и Тсузуку думал лишь о том, что никогда не делился с диктатором своими страхами, даже не заговаривал с ним о родителях, но тот все равно все понял: от одной мысли, что мама с папой точно будут в безопасности, пусть и очень далеко, внутри разжимался узел, который не давал покоя уже давно. Все это время Йо-ка молча стоял рядом с подчеркнуто равнодушным лицом, и Тсузуку просто уткнулся в его грудь, подумав, что подходящих слов подобрать точно не сможет – пока подойдет и молчание, Йо-ка все равно все поймет, а слова обязательно найдутся позже. Диктатор задумчиво поглаживал парня по спине, ощущая, как тот доверчиво жмется к нему, и, не удержавшись, все-таки наклонился к губам Тсузуку, уверенно раздвинув их языком – тот мгновенно ответил на поцелуй, впуская Йо-ку в свой рот. – Я, конечно, все понимаю, – Таканори хмыкнул, шурша подарочными пакетами, а затем демонстративно отодвинул стул, почти упав на него сверху. – Но может, мы начнем есть? *** – Поговорим? Таканори удивленно обернулся, услышав за спиной спокойный голос Йо-ки – все-таки это поместье было его территорией, а потому передвигался его хозяин предельно бесшумно и незаметно: меньше всего мужчина ожидал обнаружить его прямо позади. Внеплановый рождественский ужин прошел необычно хорошо и затянулся до самой ночи: больше всего говорил Таканори, но под конец Тсузуку расслабился достаточно, чтобы тоже включаться в беседу – Рёга с Йо-кой чаще весело переглядывались и молчали. Ближе к полуночи Таканори решил, что ехать домой будет бессмысленно и лучше будет остаться в комнате, в которой всегда останавливался, когда задерживался в поместье – после ужина и выпитого вина клонило в сон, и Руки очень удивился, обнаружив Йо-ку в одном из темных коридоров: он был уверен, что хозяин поместья предпочтет провести ночь с Рёгой и Тсузуку. – Конечно, – мысли в голове немного плыли, но Таканори легко справился с удивлением и сдержанно поинтересовался. – У меня? Йо-ка кивнул, и в комнату, негласно ставшей комнатой Руки, они неспешно направились вдвоем: диктатор все это время искоса рассматривал спутника, удивляясь, как легко тот меняет свои роли – прямо сейчас Таканори был серьезным, без капли фарса или напускного хохота. В Руки даже было что-то мрачное, тяжелое, и в этом проявлялась его настоящая сущность – та часть его личности, сохранившая в себе черты хладнокровного убийцы, предводителя якудзы, хищного дипломата: ролей у этого человека было много, и видеть их все могли лишь самые близкие. Йо-ке определенно нравился этот образ Таканори, к атмосфере сонного поместья, увядшего в серости ночи, он подходил лучше всего: от наигранного хохота главного советника диктатор порядком устал – настоящий Руки привлекал его гораздо больше. Казалось, что именно ночью хочется скинуть все маски, перестать притворяться, хотя бы раз сказать правду: Йо-ка всегда считал это побочным эффектом ночи, он еще с детства заметил эту жуткую закономерность – с заходом солнца все чувства обостряются. Искренность, которой нет места днем, по ночам раздирает глотку и вырывается наружу неуместными словами и бесконечными разговорами: поэтому темноты Йо-ка боялся особенно сильно. – Знаешь ведь, что я хочу сказать? – хозяин поместья заговорил сразу же, как только переступил порог темной комнаты. – Понятия не имею, – Руки невесело усмехнулся, но тут же поморщился, догадавшись, как фальшиво прозвучали собственные слова. Второй побочный эффект ночи – ложь раскрывается слишком легко, она ощущается почти на интуитивном уровне, бросается в глаза, царапает радужку, вгрызается в сознание и остается там, насмешливо напоминая, что ночью доверять нельзя никому: вздохнув, Йо-ка опустился на кровать, привычно ссутулившись, и зажег настольную лампу. Свет был белый и неестественный, и Таканори замер у подоконника, думая сразу о том, как жалко прозвучала его ложь и как же не хочется смотреть в глаза Йо-ке – страшнее всего видеть в чужих зрачках собственное отражение. Диктатор молчал, задумчиво рассматривая свои бледные пальцы, и в голове Руки невольно пронеслось случайно заблудшее среди его мыслей «слава богу», отчего мужчина невольно хохотнул: в мире богов он определенно был язычником, и все его боги были такими же маленькими, как и его совесть. – Ты мне… нравился, – после первых двух слов Йо-ка сделал такую продолжительную паузу, что конца фразы Таканори уже не ожидал. – Нравился? – Руки усмехнулся и все-таки посмотрел на диктатора, поймав тот момент, когда и он тоже поднял голову. – В прошедшем времени? – Понял, как глупо это все выглядело со стороны, – Йо-ка говорил спокойно, даже чуть улыбаясь, что в полумраке выглядело жутковато. – И решил больше не ставить тебя в неудобное положение. Не удержавшись, Таканори все-таки тоже подошел к кровати и опустился рядом с мужчиной, внимательно глядя в его лицо – тот тоже не отвел взгляд, хоть и очень хотелось: именно в этот момент Руки подумал, что в Йо-ке точно что-то изменилось. Это изменение было несущественным, заметным только самым близким людям, и Таканори вдруг почувствовал невольную гордость за то, что он был одним из немногих избранных, кому это показали – будто и сам Йо-ка тоже повзрослел. В его лице было что-то усталое, но эта усталость будто подчеркивала чужую красоту, оттеняла ее: у Йо-ки был свой особенный, ледяной, шарм, и Таканори уже с детства успел привыкнуть к этой идеальности, однако теперь он будто увидел ее с другого ракурса: все это время Руки опекал диктатора, чувствовал свою ответственность за этого человека, и вот теперь что-то подсказывало ему, что чужая помощь больше не нужна. – Знаешь, я действительно тебя очень ценю, – искренность была настолько непривычной, что Таканори пришлось помолчать, чтобы привыкнуть к собственному голосу и тем словам, которые он произносит. – А любовь всегда все только усложняет. Даже скорее портит. – Знаю, – Йо-ка пожал плечами и даже чуть улыбнулся, будто намеренно бросая вызов ночи за окном. – Можешь ничего говорить, я все понимаю. Просто хотелось, чтобы все недомолвки исчезли. Руки понимающе кивнул, а затем, вновь столкнувшись взглядом с сидящим рядом мужчиной, не удержался и обнял его, устало прижавшись к чужому плечу – темп стал слишком быстрым, Таканори захотелось остановить взбесившееся время, попросить фору, привыкнуть хотя бы немного. Он доверял своей интуиции, и прямо сейчас та почти кричала ему, что все меняется, и эти перемены ведут к концу: у каждой истории должен быть свой конец, не бывает незаконченных событий, и Руки вдруг подумал, что не готов к концу – по крайней мере сейчас. Йо-ка уже встает, говорит ему что-то на прощание, даже улыбается своей холодной улыбкой, но Таканори где-то далеко отсюда и только сдавленно кивает, почти силой заставляя держаться себя прямо: только когда диктатор скрылся за дверью, мужчина позволил себе рухнуть на кровать и ослабевшими пальцами достать из карманов джинс телефон – нужный номер давно был в быстром доступе. – Рёга… – Руки чувствовал, что губы растягиваются в улыбке, но улыбаться ему совсем не хотелось. – Нужно поговорить. Спустишься ко мне прямо сейчас?