Б-52

– Сегодня в 10:32 утра под Киото была попытка бунта, в 11:21 восставших ликвидировала группа из четвертого подразделения, в 11:40 их повесили в центре города. Также второе подразделение на западе Хоккайдо… Господин? Догадавшись, что Йо-ка его совсем не слушает, Рёга какое-то время просто шел с ним рядом молча, но когда и тогда не получил ответа, то потянул диктатора за острый локоть, привлекая чужое внимание – Йо-ка в ответ удивленно обернулся, как будто вовсе забыл о собеседнике, а затем чуть поморщился, когда из парадного зала снизу донеслась музыка. Так и не удосужившись ответить, он взял Рёгу за руку и потянул к внутреннему балкону, с которого был виден каждый угол зала: сегодня он снова был наполнен людьми и ярким светом. Многочисленные гости были красиво одеты, пили дорогие напитки и вели светские беседы, покачивая головами в такт оркестра, расположенного здесь же, и, глядя на все это, Йо-ка думал, что это было бы равносильно тому, что Таканори обернул бы это поместье розовой блестящей мишурой. Не подходили ни эти мрачные стены, ни холодный воздух, ни царапающие сквозняки в коридоре под элегантные вечеринки, но Таканори был иного мнения: впрочем, он никогда не делал ничего просто так, а оттого Йо-ка возражал скорее для вида. Рёга быстро нашарил взглядом худощавую фигуру Тсузуку – не то по острым коленкам, обтянутым черными брюками, но то по рассеянности движений: парень явно пытался найти хоть одно знакомое лицо, но вокруг были лишь чужие люди, а оттого Тсузуку бесцельно бродил из угла в угол, поправляя толстовку под любопытными взглядами. Тогда Рёга попытался найти Таканори, но тот, оказавшись в привычной среде, растворился в толпе – впрочем, теряться Таканори не умел, так что скорее всего это тоже было частью какого-то плана. – Вы не боитесь оставлять Тсузуку одного? – Рёга перевел взгляд на Йо-ку, который сейчас стоял, опершись о перила и задумчиво смотрел вниз, не то разглядывая гостей, не то размышляя о чем-то своем. – Ему там точно не нравится. – Не нравится, – диктатор кивнул, после чего тоже нашел взглядом Тсузуку, что сейчас пытался спрятаться за столом с закусками. – Но знаешь, он же должен учиться находиться без нас хоть какое-то время… Мне это тоже не нравится, но я не хочу, чтобы мы заполнили весь его мир. Когда что-то становится смыслом… Это опасная ошибка. На интуитивном уровне Рёга понял, что имел в виду Йо-ка, он тоже часто думал об этом, но почему-то сейчас ему особенно сильно хотелось утащить Тсузуку из этого людного шумного зала: наверное, потому что и ему без этих вечно прищуренных, будто настороженных глаз было некомфортно – как в первые минуты после заката, когда небо еще светлое, но очертания предметов начинают растворяться. Свет, конечно, не нужен, но очень хочется его включить. Почувствовав это сомнение в лице Рёги, Йо-ка вздохнул и повернулся спиной к залу, продолжая облокачиваться о перила. Рёга заметил, что после той поездки в коттедж господин стал еще более задумчивым, будто его тревожила одна и та же мысль. – Хотите о чем-то поговорить? – мужчина очень сомневался, что вообще получит ответ. – Хочу, – Йо-ка повернулся к нему неожиданно резко и, выдержав паузу, на выдохе спросил. – Ты правда считаешь, что я не умею противостоять соблазнам? Смысл вопроса доходил долго, а затем, когда Рёга все-таки вспомнил сцену с вином в коттедже, то, не удержавшись, улыбнулся, заметив те же дьявольские искры в чужих ртутных глазах: Йо-ка предлагал ему игру и сделал первый ход, на что Рёга решил пойти ва-банк и поставить вообще все, что у него было. – При всем моем уважении к вам, – мужчина с трудом сдерживал улыбку, которая могла только испортить его очередь в этой партии. – Но если что-то касается удовольствия, вы никогда не сдерживаете себя. – Уверен, что это касается только меня? Йо-ка быстро покосился в сторону лестницы, убедившись, что там нет навязчивых гостей, а затем вплотную приблизился к Рёге за долю секунды, обдав его контрастно горячим на фоне ледяных пальцев дыханием – сегодня Рёга был только в черном: черный пиджак, черная рубашка, черные брюки – даже фуражка на его вечно растрепанных волосах была черной. Этот черный шел Рёге, подчеркивал его резкие черты лица и взгляд, что пока лишь искрился, но Йо-ка уже чувствовал, как разжечь это пламя до разрушительного пожара, опасной катастрофы и самого приятного искушения – этому искушению поддаваться диктатор не собирался: он был готов раствориться в нем. Сорвав с головы Рёги фуражку, Йо-ка вызывающе посмотрел на него и чуть приоткрыл губы, как бы случайно скользя по ним языком – мужчина непроизвольно подался ему на встречу, и диктатор, растягиваясь в улыбке, кивнул, подпуская его к себе. Пока Йо-ка примерял шипастую фуражку, Рёга целовал его, почти кусая – язык касался чужого языка, дыхание оседало на коже, и мужчина впивался в губы диктатора еще агрессивнее: не хотелось даже дышать. Когда голова начала кружиться, Рёга отстранился лишь на секунду, но Йо-ка тут же снова притянул его к себе, возобновляя поцелуй – он то доминировал, толкая язык мужчины почти с агрессией, то подчинялся, позволяя ему кусать собственные губы до кровавых трещинок: американские горки на грани. Не удержавшись, Рёга обхватил талию диктатора и тут же повел руки вниз, пытаясь забраться под туго затянутый ремень брюк – именно в этот момент Йо-ка резко подался назад и наигранно выдохнул, приоткрыв влажные губы. Рёга мгновенно догадался о сути игры, но не хотелось верить, что диктатор был с ним настолько коварен – однако именно сейчас Йо-ка смотрел на него максимально вызывающе и как бы невзначай постукивал длинным указательным пальцем по пряжке ремня. – Рёга, нас ведь ждут гости, – диктатор растягивал слова, чуть улыбаясь при этом с излюбленным лукавством. – Но ничего, в отличие от меня ты ведь не подвластен искушениям, да? Мужчина выдохнул, стараясь сохранить спокойствие, хотя тело ломало от тяги к этому наглому, самодовольному человеку напротив – вместе с этим хотелось прямо сейчас спустить Йо-ку с этого балкона, однако Рёга понимал, что, чтобы перехитрить чужой продуманный ход, нужно было поставить уверенный шах и мат, завершив тем самым игру. – Да, господин, искушения меня не ломают, – Рёга кивнул с предельным спокойствием, хотя брюки уже жали, а к лицу прилила кровь, отчего его щеки и кончик носа покраснели. – Но вы ведь совсем не искушение, вы самая вредная, самая разлагающая привычка. А потому вам я противостоять не могу. Пока Йо-ка еще думал над этими словами, мужчина резко схватил его за запястье, дергая на себя – в этот же момент на лестнице послышались голоса, и диктатор, переглянувшись с Рёгой, первым потянул его в сторону коридора. Музыка из зала еще не стихла, но Йо-ка уже повис на чужой шее, начиная покрывать ее короткими, беспорядочными поцелуями – рукой, свободной от запястья диктатора, Рёга пытался еще и забраться под его рубашку, отчего тот хохотал в перерывах между своими поцелуями. На очередном повороте Рёга не удержался и впечатал хозяина поместья в стену, заведя его руки за спину и тем самым почти обездвижив: тогда Йо-ка уткнулся коленом в его пах и начал медленно двигаться вверх-вниз, покорно подставляя уже чуть распухшие губы под поцелуи. Когда диктатор, наплевав на то, что зал был совсем рядом, протяжно застонал, Рёга чертыхнулся и, схватив его почти в охапку, завалился в первую попавшуюся дверь – это оказалась вытянутая гостевая уборная с несколькими кабинками подряд. Эта показанная грубость нравилась Йо-ке, она оттеняла сладость во взгляде Рёги и добавляла красок в черно-белый мир, а потому диктатор специально двигался медленно, вынуждая мужчину толкать себя с силой. – Туалет? – Йо-ка насмешливо огляделся, растирая затекшее запястье, а затем, чуть сощурившись, привалился к раковине и расстегнул верхнюю пуговицу на строгой белой рубашке. – Как вульгарно. – Еще одно слово, – Рёга сделал резкий шаг по направлению к диктатору, перекрывая тому все возможные пути к отступлению. – И я вас случайно задушу. Хозяин поместья усмехнулся. Ему нравился этот формат игры, нравилось, что Рёга почти не скрывал эмоций, нравилось, что в этом раунде мужчина уже смахнул все его пешки с доски – Йо-ка знал, что чувство близкой победы пьянит Рёгу, а потому он начнет разбрасываться самыми ценными фигурами: нужна только провокация. В комнате стоял полумрак, пахло ароматическими свечами – кажется, Йо-ка вообще впервые оказался в той части поместья, которая была предназначена для гостей: скинув пиджак защитного цвета прямо на пол, диктатор обернулся к зеркалу и коснулся пальцами отражения Рёги за своей спиной. Замерев в напряжении, мужчина наблюдал, как руки Йо-ки, которые наверняка были привычно холодными, скользили вниз, после чего остановились на его груди – тогда диктатор потянулся к зеркалу сам, целуя гладкую поверхность. Обернувшись к Рёге вновь, он улыбнулся и негромко заметил: – Кажется, я нарушил правила… Задушишь? – Сами напросились. Рёга оказался рядом с хозяином поместья мгновенно, и тот, сидя на стойке с раковинами, мгновенно обхватил его талию узкими коленями, подставляя шею под чужие горячие пальцы – наверное, Рёга вцепился в его кожу слишком сильно, потому что Йо-ка неожиданно выдохнул и захрипел, отчего его руки скользнули по крану: поток воды с шумом обрушился вниз. Ледяные капли попадали на кожу, та покрывалась мурашками, но Рёга не отпускал чужую шею, почти с наслаждением ощущая, как Йо-ка дергается в его руках, пытаясь освободиться – только когда взгляд диктатора начал плавать, Рёга отпустил его, позволив тому с силой, почти давясь, втягивать в себя воздух, пахнущий ликорисами: точно, свечи пахли именно этими цветами. – А ты всегда держишь свое слово, – Йо-ка все еще пытался отдышаться, ощущая, как на шее горят отметины от чужих пальцев. – Это заводит. Рёга усмехнулся – ему нравилось наблюдать за таким Йо-кой: растрепанным, в расстегнутой рубашке и с притворно беспомощным взглядом стеклянных глаз, на дне которых, конечно, виднелись осколки ледяных глыб. Тогда Йо-ка плавно соскользнул с раковины, забыв о включенной воде, и неожиданно прижался к Рёге, обхватив его талию руками: спину пронзали ледяные капли, висок обдавало горячее дыхание Рёги – на удивление тот понял, что сейчас диктатор не играл. Им удавалось очень редко побыть так вдвоем, и Йо-ка знал эту особенность Рёги – когда он обнимал его, то всегда прижимался к виску диктатора губами, отчего тот успокаивался даже в самую темную ночь. Рёга тоже почувствовал эту минутную нежность, а потому наклонился вниз, спускаясь к чужим губам – на этот раз он целовал Йо-ку мягко, лаская его язык с нежностью, на которую был способен только рядом с этой ледяной статуей. – Продолжаем игру? В какой-то момент терпение Йо-ки снова сдало, и его ладони быстро скользнули вниз, забираясь под брюки мужчины – в отместку тот прикусил кончик чужого языка, и диктатор ойкнул, упустив момент, когда Рёга снова свел его руки за спиной. Йо-ка попытался вывернуться, но только угодил в еще более крепкую хватку: воспользовавшись чужой беспомощностью, Рёга кусал его шею, оставлял розоватые засосы на тонкой коже около ключиц и спускался все ниже – тут помешали оставшиеся застегнутые пуговицы. Хмыкнув, диктатор выгнулся, понимая, что, чтобы снять с него рубашку, Рёге точно придется отпустить его запястья – Рёга это тоже понял, а потому довольно резко отпихнул Йо-ку на кушетку у стены: тот пошатнулся, но на ногах удержался. Опасаясь, что из-за воды может не услышать голоса возможных нежеланных гостей, Рёга поспешно завинтил кран, потеряв драгоценные секунды – Йо-ка уже подобрался к нему сзади и прижался вплотную, закрыв чужие глаза ледяными ладонями. Рёга ощущал стояк Йо-ки, то, как диктатор нетерпеливо водил бедрами сзади, но сейчас все внимание было на холодной, словно морозный январский воздух, коже чужих рук и сбивчивом дыхании у уха. – Рёга… Шах и мат. Рёга ничего не видел, но чувствовал, как диктатор растягивается в улыбке, прикрывает глаза, растворяется в очередной победе – самое подходящее время для ответного удара. Резко развернувшись, Рёга толкнул Йо-ку в первую попавшуюся кабинку и поспешно влетел следом, едва контролируя пальцы, чтобы повернуть замок. Сначала он подумал, что диктатор оказался на коленях, потому что удар был слишком сильным и Йо-ка не удержался на ногах, но затем мужчина понял, что тот намеренно опустился на пол и теперь тянулся к его ремню. Рёга резко облокотился о стенку кабинки, когда хозяин поместья беспорядочно расстегнул пряжку и потянул брюки вниз, приникая к нему влажными губами. Йо-ка глотал его член глубоко, до самого основания, то скользя по стволу мучительно медленно, то ускоряя темп, отчего и сам начал задыхаться – едва контролируя себя, Рёга сжимал чужие плечи так, что потом на них наверняка останутся синяки: сейчас это волновало меньше всего. Удушливый запах ликорисов, полумрак, язык Йо-ки, собственное сбившееся дыхание – от этого всего голова кружилась, и Рёга уже с трудом стоял на ногах: почувствовав это, диктатор снова начал улыбаться, намеренно целуя каждую выступающую вену на основании члена. После этого он бросил быстрый взгляд вверх и задрал рубашку Рёги, скользя языком по линии паха, переключаясь на живот – на влажные дорожки Йо-ка тут же дул, отчего кожа Рёги покрывалась крупными мурашками. Не удержавшись, он толкнулся налитым кровью членом в бедра диктатора, и в этот раз тому не удалось сдержать спокойствия: Йо-ка резко выдохнул, невольно подавшись навстречу Рёге. Тогда мужчина снова поцеловал хозяина поместья, прижимая его к себе так, что ломало грудную клетку, но Йо-ка, почти не обращая внимания на поцелуй, настойчиво двигал бедрами, руками пытаясь дотянуться до собственных брюк – Рёга сразу же перехватил его запястья. В этот же момент у двери послышались незнакомые голоса: мужчины переглянулись, и Йо-ка насмешливо приподнял бровь, едва справляясь со скачущим дыханием. Дверь все-таки скрипнула, и Рёга поспешно подхватил диктатора за талию, прижав того к стене – Йо-ка мгновенно обхватил его коленями и подставил шею под новый поцелуй, но мужчина с напряжением вслушивался к неожиданным гостям. – Что? Здесь чей-то пиджак на полу… – Может, кто-то забыл? Двое мужчин вяло вели бессмысленную беседу, один из них включил воду и даже что-то напевал себе под нос – прижимая Йо-ку к стене, Рёга чувствовал, что сил терпеть уже нет, член пульсировал и требовал разрядки, а диктатор был мучительно близко: так близко, что видна была каждая трещинка на его приоткрытых губах. Их кончики носа соприкасались, нос Йо-ки, конечно, был холодный, но Рёга сейчас думал только о чужих глазах – ледяная линза хозяина поместья на левом глазу съехала чуть в сторону, и из-за этого казалось, что его радужка раздваивается: эти глаза растворяли, они сами пахли ликорисами, они звали за собой и в это же время отталкивали колющими льдинами. В полумраке Йо-ка смотрел на Рёгу внимательно, чуть склонив голову, и вместе с привычной похотью в его взгляде было что-то еще, что-то серьезное, почти тоскливое. А потом Йо-ка растянулся в улыбке. Ударившись спиной о стену, он издал глубокий стон, насмешливо глядя на Рёгу снизу вверх – мужчины у раковины мгновенно замолчали в недоумении. Йо-ка начал ударяться о стену методично, издавая все более громкие стоны и срываясь на крик: он озорно улыбался, отчего в уголках его глаз появились морщинки, и Рёга, хоть ему и очень хотелось расхохотаться, осуждающе покачал головой – а вот незваным гостям хватило еще двух громких стонов, чтобы поспешно выскочить в коридор. Как только дверь за ними захлопнулась, Йо-ка мгновенно замолчал, внимательно глядя на Рёгу и переходя на частое, глубокое дыхание: – Я уже не могу терпеть, – честно признался диктатор, неслушающимися пальцами расстегивая брюки. – Давай уже быстрее. – Господин… – Рёга, я принимаю поражение, я не умею противостоять искушениям! – Йо-ка с раздражением поморщился, ощущая, как чужие пальцы все крепче впиваются в бедра через плотную ткань строгих брюк. На ответ сил уже не осталось, и Рёга опустил диктатора на пол лишь на мгновение, чтобы избавить его от лишней одежды и снова прижать к стене, подхватив на руки – развести ноги сильнее мешали спущенные брюки, и Йо-ка, чертыхнувшись, выгнулся в пояснице, когда ощутил член Рёги у прохода. Сам Рёга тянул время намеренно, хотя сам уже дрожал от возбуждения: слишком соблазнительным был покрасневший Йо-ка с растрепанными волосами, искусанными губами и этим редким, молящим взглядом – это мгновение хотелось задержать на кончиках пальцев. Чужая задержка раздражала, и Йо-ка, извернувшись, больно укусил Рёгу за шею, будто напомнив о своей сущности, и тот в отместку вошел в него резко, так, что тот впечатался затылком в стену – диктатор снова застонал, на этот раз без притворства, и прокусил губу до крови. – А вы мазохист, – Рёга усмехнулся, когда, прислонившись лбом ко лбу Йо-ки, почувствовал, как тот, несмотря на боль, толкался в его сторону. – Подождите хоть немного. – Боль это особый вид искушения, – на выдохе, чуть улыбаясь, тихо отозвался Йо-ка, растворяясь в ощущении жгучей, пульсирующей ломки. – Один из самых приятных, надо сказать. Слизывая капельки крови с прокусанной губы, Рёга начал толкаться все быстрее, ощущая, как Йо-ка с несвойственным ему доверием держится за его шею, пытаясь развести бедра еще хоть немного – он пытался подстроиться под ритм Рёги, улавливал каждое его движение: мужчина вбивался в него резко, не сдерживаясь, и боль проходила волнами по всему телу. Йо-ка наслаждался этой болью, старался прочувствовать ее, распробовать каждый оттенок, пока она не исчезла, превратившись в пустое удовольствие. Они были предельно близко, в этой темноте, и Йо-ка пытался вспомнить, за что однажды полюбил этот странный запах ликорисов, но мысли в голове путались, и алые цветы в голове переплетались с образом Рёги: этот вечер насквозь пропах ликорисами. – Я вас люблю, – Рёга вошел особенно глубоко, он чувствовал, как узко было внутри Йо-ки, и эти ощущения кружили голову, как будто он на самом деле был пьян. – Просто обожаю, схожу по вам с ума, одержим вами. Диктатор хотел что-то ответить, но вместо этого сорвался на протяжный стон – его глаза расширились, губы с запекшейся кровью приоткрылись, и Рёга, догадавшись, что почти довел Йо-ку до нужного состояния, начал двигаться быстрее, вбиваясь в него до основания. Он читал ответ на свое признание в чужом взгляде, быстрых выдохах, том, как Йо-ка пошло, почти развратно стонал и вместе с тем гладил его шею с нежностью, самыми кончиками пальцев. Сейчас они были только вдвоем, говорили о том, что было не сказано, и принадлежали лишь друг другу. Контрасты похоти и мягких прикосновений, дьявольского взгляда и теплой улыбки, горячих рук и холодных пальцев – Рёге казалось, что каждое его ощущение отпечатывается вспышкой, будто свет то гаснет, то загорается вновь. Застонав, Рёга все-таки толкнулся в последний раз и попытался выйти из Йо-ки, но тот с силой потянул его на себя, удерживая – удовольствие достигло предела, и мужчина кончил прямо в диктатора, привалившись к его плечу. Когда Рёга опустил его на пол, Йо-ка потянулся к собственному члену, ощущая, как по бедрам стекает теплая, вязкая сперма – действия хозяина поместья пока еще были заторможенными, и Рёга перехватил его руку, опустив свои пальцы сверху: нескольких движений хватило, чтобы Йо-ка тоже кончил, обессиленно приваливаясь к стене. Не отрывая взгляда от красивого лица с прилипшими от пота прядями волос, Рёга отмотал салфеток и опустился на колени, осторожно вытирая бедра диктатора – тот в ответ прикрыл глаза и запустил дрожащие пальцы в чужие волосы: стоять так хотелось вечность. Еще минут пять мужчины молча приводили себя в порядок перед зеркалом, одергивая рубашки и поправляя волосы так, чтобы через несколько минут в главном зале никто не догадался об этой безумной, импульсивной близости. Рёга снова надел фуражку, сорванную еще при входе в туалет и застегнул последнюю пуговицу рубашки, когда Йо-ка беззвучно обошел его со спины и, обняв сзади, положил подбородок на плечо – так они стояли напротив зеркала и молча рассматривали свое отражение. Йо-ке очень хотелось что-то сказать, найти такие же важные слова, какие всегда говорил ему Рёга, но в голове была только бесконечная любовь к этому человеку, для описания которой не получалось выдавить ни звука. Любые слова были здесь лишними, они не могли описать того, что ощущал Йо-ка, того, как он боялся отпустить Рёгу и как хотел простоять вот так всю жизнь. – Не мучайтесь, не надо ничего говорить, – сам Рёга мгновенно догадался, что терзает диктатора, а потому только улыбнулся и, чуть повернув голову, коснулся губами чужой щеки. – Давайте вернемся в зал, иначе Тсузуку точно не заговорит с нами до конца месяца. *** «Да куда же они подевались?» Тсузуку бесцельно слонялся из угла в угол по огромному залу, просто не представляя, чем занять себя среди это безликой толпы незнакомых людей: среди всех гостей в костюмах и платьях он в свободной толстовке, подаренной Таканори, и любимых джинсах не вписывался вообще никуда – в каждом углу он ловил на себе любопытные взгляды. Несколько раз Тсузуку пытался найти Йо-ку с Рёгой, но безрезультатно: они словно испарились из этого зала. Парень обошел огромное помещение несколько раз, заглянул в кабинет Йо-ки и в его комнату, но ни хозяина поместья, ни Рёгу там не нашел – почему-то сегодня среди темных каменных коридоров он снова ощутил ту мутную, неясную тревогу, которую испытывал здесь в самые первые дни. Не исчезло это липкое чувство и в огромном светлом зале с играющей музыкой и толпами гостей – поместье будто бы стало чужим, повернулось еще одной своей гранью, о которой Тсузуку не знал раньше: эта грань и была самой темной стороной этого жуткого места. Думая об этом, Тсузуку вдруг понял, что ощущает на себе внимательный взгляд: интуитивно обернувшись, он увидел у стола с закусками Таканори – тот действительно пристально смотрел на него. Привалившись к стене, он держал в руке бокал с вином и, видимо, до этого беседовал с замершей рядом высокой красивой блондинкой в узком черном платье до пола. Сегодня Таканори был одет в белый пиджак и такого же цвета брюки, и почему-то этот белый на фоне его тяжелых глаз выглядел особенно неуместным, будто чья-то нелепая шутка в самый разгар похорон. От этой мысли по спине пробежали мурашки, а Таканори, быстро бросив девушке несколько слов, уверенно направился к Тсузуку – парень заметил, что остальные гости шарахались от него в стороны, а за спиной провожали заинтересованными, настороженными взглядами. Когда Таканори приблизился, Тсузуку невольно сделал шаг назад. – Дорогой, толстовка, конечно, крутая, но явно не для таких мероприятий, – Руки заметил маневр парня, но сделал вид, что не обратил на это внимания. – Но тебе идет, признаю. – Где Йо-ка и Рёга? – Тсузуку не нравилось, что из-за присутствия Таканори внимания к нему стало еще больше, а потому обвел зал взглядом еще раз, пытаясь найти место, чтобы спрятаться. – Мог бы хоть поинтересоваться, как у меня дела, – мужчина вздохнул, но по его интонации было непонятно, правда это или очередная имитация. – Ладно, я хотел узнать у тебя то же самое. Странно… – То есть, вы их не видели? – Тсузуку напрягся, ощущая, как внутри что-то натянулось от дурацкой тревоги, которую не получалось подавить весь вечер. – Куда они могли деться? – Действительно, куда, – Таканори усмехнулся, одернув белый пиджак, но затем, заметив, что парень действительно переживает, вздохнул и потянул его к столу с закусками. – Забей, скоро объявятся. Попробуй получить удовольствие от момента, иногда это спасает в критических ситуациях. От уверенных пальцев Руки, сжавших его локоть, Тсузуку чуть пришел в себя – мало ли, какие дела появились у Йо-ки и какая помощь Рёги ему понадобилась, они ведь не должны быть рядом с ним каждую секунду. И все-таки что-то было не так. Таканори явно пытался его отвлечь, говорил без умолку, подсовывал то бокал с вином, то очередную закуску – потом он начинал говорить что-то про музыку, переключался на новую коллекцию очередного бренда, отработанно улыбался проходящим мимо гостям. Сначала Тсузуку искренне пытался поддерживать разговор, но ответы не клеились, а взгляд то и дело шарил по залу, надеясь увидеть привычную искрящуюся улыбку или ледяные осколки на дне самых важных глаз: очень скоро Таканори это понял. – Ладно, пошли искать твоих друзей, – мужчина вздохнул и не без разочарования поставил очередной бокал на стол. – Мне тоже нужен Йо-ка, так что не будет терять время зря. Таканори попытался взять Тсузуку под локоть, но тот увернулся и просто пошел рядом, понимая, что никак не может довериться этому человеку: все равно что тушить загоревшуюся электропроводку водой. Сравнение было странным, но именно так ощущал себя Тсузуку, идя рядом с Таканори под светом слепящей многоярусной лампы – эта лампа была такой неподходящей для мрачного темного поместья, что, оказавшись под ней, парень невольно замер и поднял голову. Диаметр светильника был огромным, и каждый ярус был украшен тысячами переливающихся камней, их было так много, что лучи света сталкивались, переплетались между собой и слепили глаза – Тсузуку так засмотрелся на эту лампу, что не понял, в какой момент зал сотряс громкий хлопок. Люди недоуменно озирались, Таканори, который уже ушел вперед на несколько шагов, тоже настороженно остановился – все затихло: гости замолчали, перестали звенеть бокалы, даже оркестр остановился. А затем Тсузуку услышал чей-то крик, автоматную очередь и дребезжащий звон – это разом вылетели все стекла в зале. Наверху тоже раздался грохот, как будто поместье просто складывалось пополам, раздалось еще несколько выстрелов, люди стали кричать громче: но Тсузуку смотрел только на лампу, которая все сильнее раскачивалась над его головой. Последним, что запомнил парень, был Таканори, который буквально рухнул на него сверху, закрывая своим телом, а вокруг были тысячи, нет, миллионы сверкающих огней – лампа со звоном упала вниз.