Смешинка в кофе

Маленькое кафе на углу Шёнхаузер-аллее словно оберегал от бомбёжек некий невидимый купол. И, почти как до войны, из дверей плыл аромат горячего кофе, отчётливо различимый даже сквозь дым и гарь. С разных сторон к крыльцу кафе подошли двое мужчин в кожаных офицерских пальто и остановились, будто не замечая друг друга. Наконец один из них, темноволосый, с обманчиво незаметным, но проницательным лицом, докурил сигарету и вполголоса бросил через плечо: — Мы с тобой сегодня одинаково энтомологи. — Какая страшная смерть, — так же негромко откликнулся второй, высокий блондин с задумчивыми глазами. — Обжалованию не подлежит, — и закончил отзыв не предусмотренным по плану коротким смешком. — Зайдём?.. — Подожди, Генрих, — Иоганн Вайс жестом поманил собеседника за угол и крепко взял его за локоть. — Выкладывай-ка сначала, что ты начудил в Аненербе. Мне Центр уши едва не оборвал — дистанционно, конечно. Откуда вы вообще выкопали это тридцать первое апреля? — Долго объяснять, — лукаво улыбнулся Генрих Шварцкопф. — Сколько дней в году? Триста шестьдесят пять дней, шесть часов и ещё три секунды. Вот в них-то и соль! Мгновения прессуются в минуты, минуты — в часы… одним словом, за прошедшие столетия их набралось на целый день. Лишний день, о котором русские якобы понятия не имеют! — Ловко придумал, — одобрительно кивнул Вайс. — И рейхсфюрер слопал твою идею? — Как овсянку, — подтвердил Генрих. — Слышал бы ты мой доклад!.. Я чуть ли не с хронометром в руках доказал им, что если назначить контрнаступление на тридцать первое апреля, то русские будут ждать удара только первого мая и попадутся, как бабочки в сачок. — Расправилка треснет, — многозначительно хмыкнул Вайс. — И это ещё не всё! Если операция тридцать первого закончится успехом, то тридцать девятого апреля наступит заслуженная победа. Это я, конечно, уже от балды прибавил… — Да уж, если честно, навёл ты шороху своими календарными реформами. По твоей милости у Штирлица срывается встреча с женой. — Она поймёт, — уверил Генрих. — У кого ещё есть такая женщина? Во всяком случае, не у меня, — он развёл руками с тем же негромким смешком. — А фройляйн Ангелика? — Ну, вспомнил… От неё только одно требовалось — написать записку дяде Вилли, чтобы тот пришёл в десять вечера в тисовую аллею. — Да, с дядей откладывать не стоит, — согласился Вайс. — Меня в последнее время просто тошнит от его цитат… Мы на каком цвете остановились? — С красной краской совсем беда. Хотел нарисовать звёзды, как на «ястребке», а осталась только белая… — Ничего, — Вайс хлопнул товарища по плечу, — есть идея. Тряхну стариной, намалюю фройляйн ефрейторшу. От такого зрелища у господина оберфюрера все цитаты в глотке застрянут. Вот только… — он с сожалением глянул на часы, — кофепитием тогда придётся пожертвовать. — Это уж моя забота, — отозвался Генрих. — Помнишь, как было в Риге? Кофе в нашем доме варил только я. Только я.