однажды

Проблема интровертов в том, что нет способа вежливо сказать «я люблю тебя, но на данный момент ты меня задолбал» — однако Игорь планирует очень серьезно подойти к изучению данного вопроса, ибо Артём правда иногда перегибает. Это заключается, в основном, в мелких бытовых сферах их ?совместной? жизни, и если Игорь считает нормальным повременить с покупкой новых табуреток на кухню, засовывая каталоги из икеи под плетеную вазочку с печеньем, потому что не считает это целью номер один, то Артём загорается моментально. И это отнюдь не единичный случай. Артёму вечно нужно какое-то общение, движение вокруг себя, да чтобы побыстрее и стремительнее — Игорь к такому не привык: он знает, что выходные придуманы для сна и отдыха, и в его планы не входят многочасовые прогулки по центру Москвы. Артём, разумеется, соглашается с такой политикой Акинфеева, но все равно раз за разом тащит Игоря на улицу, совсем как щенок, которому вечером обязательно нужно прогуляться. Игорь никогда бы не подумал, что его будут знать по имени в маккафе в его районе, и, приветливо улыбаясь, спрашивать: «вам как обычно?» — но это случилось, потому что, независимо от погоды, времени суток и сезона, Артём каждый вечер тянет его пройтись. — Мокко реально прикольный, чем-то напоминает горячий шоколад. Они берут кофе, идут медленно по парку, иногда соприкасаясь ладонями, Артём как всегда что-то рассказывает, пока Игорь неспеша раскуривает единственную за день сигарету. Артём морщится, но ничего по этому поводу не говорит. Если Игорю от этого спокойнее, то Артём готов потерпеть. Приближающийся викэнд сулит километровыми походами по Москве, и в сердцах Игорь немного ждет, когда снова начнется рабочая неделя. — Классно же! — искренне восторгается Артём, протискиваясь между толпой поющих аргентинцев. Игорь вздыхает. — Сейчас умру от счастья, — бурчит в ответ, в уме подсчитывая сколько времени у него останется на проверку документов, дополнительный расчет и прочую дрянь, которой обычно занимаются серьезные дяди-экономисты, если сейчас они повернут в сторону их района, — Артём, пожалуйста, поехали домой, у меня работы дома навалом. — ноет он, и Артём сдается. Летом в Москве отдыхают только туристы, и это совершенно несправедливо. Со стороны может показаться, что Артём — самый что ни на есть заядлый эгоист, требующий к своей персоне максимального внимания, и не терпящий и малейшей конкуренции, но это не так. Артём, хоть и заводится с пол оборота, но добрый до абсурда, и Игорь компенсирует все это своим неким отторжением к людям и малой долей интровертности. Москва пестрит разноцветными плакатами и флагами почти что всех стран, из-за шума национальных песен Игорь едва ли слышит собственные мысли, вокруг танцы, футбольные кричалки и настойчивых запах пива — но это не отталкивает, наоборот (Игорь удивляется сам себе) вселяет в душу чувство всеобщего праздника. Если окунуться в прошлое, то Игорь всегда был далек от спорта: с детства худенького и щуплого мальчика не брали играть в баскетбол и футбол, пальцами указывая на его тонкие-тонкие запястья и лодыжки. — Акинфеева не берите, а то сломается еще. Поначалу это обижало, ведь он тоже мальчишка, и тоже хочет бегать по двору с мячом, забивать голы и радоваться такой маленькой, но первой победе. Годы шли, и Игорь стал забывать, что когда-то расстраивался из-за такого глупого и не нужного в жизни спорта: учеба заняла все его свободное время, а дальше выпускной класс, университет, и вот Игорь находит себя стоящим возле офисной кофе-машины в дорогом строгом костюме. Экономистов в России немерено, но хороших почти не найти, поэтому Игорь даже не жалеет, что все сложилось именно так. Артём появляется немного раньше, сразу разрушая все мосты и адекватные пути к отступлению. Когда Алан зовет Игоря на свой день рождения, тот уверен на тысячу процентов, что обязательно откажется, потому что каким бы работником месяца, года или столетия он не был, дедлайны все равно мерзко проводили своим дыханием по шее, позволяя тысячам тревожных мурашек пробегать по всему телу. Дзагоев ноет о том, что после празднования он сразу уедет к своей невесте в Осетию, потому что у ее отца там бизнес, и он не может даже предположить, когда они еще соберутся так все вместе. Игорь вздыхает, подавляет в себе укол стыда и соглашается. Сейчас, просто смотря на то, как Артём, одетый в белую просторную футболку и домашние штаны, пританцовывая, готовит на их маленькой кухне чай, Игорь благодарит это семнадцатое июня две тысячи четырнадцатого года. Артём был слишком веселый, про таких как он говорят: свой в доску, простой парень, с которым приятно не только поболтать на какие-то отдаленные темы, ему можно рассказать все, что тебя тревожит, и он лоб себе расшибет, но постарается сделать так, чтобы ты почувствовал себя хоть немного, но лучше. Сначала они не общались, дружелюбно познакомились и разошлись по отдельным компаниям, Артём без умолку рассказывал Миранчукам о Питере, в котором родился и рос, а Игорь неспеша потягивал виски. И все бы ничего, если бы Игорь не рассмеялся с очередного юмористического выпада со стороны Артёма. Смолов тогда шокировано повернул голову и толкнул локтем рядом сидящего Рому: «Слыхал, эт че такое?». Что больше всего понравилось Игорю в Артёме, так это то, что он не испугался. В конце вечера, он подловил курящего у входа в клуб Акинфеева и совсем без стеснения сказал: — Дай мне свой номер, чтобы я потом знал, к кому ехать, когда я в следующий раз окажусь в Москве. И Игорь, ухмыльнувшись, согласился, чтобы спустя два дня, в разгар рабочего дня получить сообщение: «Через неделю на Ленинградском в четыре». Очень романтично. — Что ты так смотришь? — спрашивает Артём, ставя дымящуюся кружку перед Игорем, — Я что-то опять не то сделал? Игорь не может сдержать улыбки. — Нет, — он качает головой и ждет, пока Артём сядет рядом на табуретку, — Просто ты красивый. — говорит он и замечает, как у Артёма дергается рука. Тот шипит, как кошка, и трясет ошпаренной ладонью, смахивая с пальцев остатки черного чая. — И ты это решил сказать именно сейчас, когда я держал очень, сука, горячий чай? Игорь перехватывает ладонь мужчины и дует на нее, будто бы успокаивая маленького ребенка. — Ага, — беспечно говорит он и тычется губами о влажную и пахнущую чаем кожу. Артём вздыхает. Ну и кто из них еще большее дитя?