Сорок один килограмм

- Здравствуй, - скажет он таким же спокойным тоном, как только что объяснял тренеру необходимость команды в особенном игроке, - Ты Куроко, так? Наслышан о тебе. Тецу сразу же поняла, что сейчас в ее жизни происходит до ужаса особенное событие – почти такое же, как первая тренировка с Аомине. Акаши она знала как очень способного игрока и негласного короля игрового поля, Акаши как человека она не знала вовсе – и не надеялась узнать. Глаза этого человека не предвещали для нее ничего хорошего, спокойствие ледяного моря и тишина поросших мхом болот сквозили в них – глаза не человека, но императора. У Тецу глаза тоже были особенными, но до таких даже ей было далеко. Поэтому она и сразу поняла, что в его словах должно быть истины чуть больше чем смысла – а для нее это было шансом играть, и она боялась потерять его. Боялась больше смерти – Аомине был прав на ее счет – никто не любил баскетбол больше нее. - Найди тот ключ, в котором ты станешь полезной команде, - Акаши поправил отросшую челку, движением, в котором читался опять же расчет, - И тогда у тебя все получится. Ты особенная, раз задержалась в команде так надолго. Тецу запомнила эти слова. Стать полезной – она не совсем об этом мечтала, когда впервые увидела играющих в баскетбол. Стать полезной – сродни стать частью, придатком, органом, но не целым и единым. Стать полезной – и ни слова о любви к игре. Скорее всего, такие вещи должны волновать только гениев, так она решила. Тецу гением не была. Она была тенью. Поэтому Акаши попал в точку – и она запомнила его слова навсегда. Акаши много наблюдал за игроками, когда сам решился взять в руки мяч, сразу же положил на кон свой дар и свое необыкновенное зрение – готовый расстаться даже с ним ради победы. Со временем королевский дар превратился в королевскую волю, любой приказ исполняется, любое желание превращается в цель. Ему, одаренному сверх меры, странно наблюдать за худенькой девчушкой бесталанную напрочь с самыми влюбленными в игру глазами. Король указал ей путь, тень скользнула по ней – или прочь от нее. Но даже он бы не решился обратить на нее свой взор, если бы не любящие просящие глаза форварда. Если Аомине отдал кому-то, кроме баскетбола, сердце – это стоит учесть. Если Акаши решился исполнить чью-то просьбу – это стоит заслужить. Аомине не проигрывает. Акаши не ошибается. И бледное лицо девчушке, которой указали на дверь, между ними не оставляло сомнений. Она изо всех сил держала учебники по спортивной теории, изо всех сил всматривалась в ребра мяча, решала, рисовала, чертила, думала. Правда, истины, которых постигала Тецу, были далеки от баскетбола – мир людей окончательно поглотил ее. - Аомине-кун, как думаешь, я смогла бы распасовывать? – совершенно спокойно могла она спросить посреди обеда, когда форвард дремал на ее коленях или листал мужские журналы, - Если тренироваться сильней, можно ли создать какой-нибудь особенный прыжок? – голубые глаза отчаянно врывались в замутненное первым чувством сознание Аомине, не оставляя ему шансов. Хотелось согласиться с любым ее предложением и сделать ей свои собственные, от которых она бы не смогла отказаться – но Аомине по-прежнему любил баскетбол сильнее, а Тецу по-прежнему не умела попадать в корзину. Дружба, кстати, тоже оставалась прежней. Момои могла подшучивать над лучшим другом, но занимать свое место не спешила – голубые глаза отчаянно врывались в хрупкое сердце девушки, не оставляя ей шансов. - Нет, не сможешь Тецу, - улыбался ей форвард, - И особенный прыжок ты не создашь, - отвечал он. Оставалось только надеяться на здравый смысл и летние каникулы, за которых решение было обязано прийти, а сердце было обязано излечиться, стать каменным, таким, как у Акаши, как ему казалось. - Но может, ты сможешь придумать какую-нибудь подачу. С особой формой… - темная голова снова опускается на худые колени – солнце скрыто учебником по теории спорта, на обложке горит его собственное оранжевое с черными полосками солнце, и солнце третье – голубоглазое, необыкновенное – рядом. Лето… - Для тебя, Куроко, это последний шанс, - скажет ей тренер перед игрой, - Сегодня или ты, или тебя. Она воспримет это буквально, без права на ошибку или сомнение. Проиграет ли, выиграет ли – уже не важно. Показать себя, понравиться, получить, наконец, шанс сыграть на равных, и больше не видеть перед глазами настойчивые, пахнущие уверенностью и отвратительно дружелюбные сообщения друга детства. «Тецу, давай будем играть в высшей лиге! Ты и я! Встретимся на игровом поле, как достойные соперники!» Она тогда опрометчиво согласилась, позабыв о самом главном на свете – она женщина, пусть даже и ненастоящая пока. Ей играть с мужчинами на равных невозможно. И потом – ей совсем не хотелось этой дружбы. С тем, кто давно уехал в маленький город у моря и посвятил себя оранжевому солнцу в полосках, ей хотелось любви. Пусть даже и такой, опосредованной. Акаши мог быть уверен – сегодня она действительно покажет себя. С двух сторон. Как и положено женщине. Невидимая подача, мяч, летящий в инстинктивно ощущаемые самые сильные руки на поле, удивительная способность пропадать из поля зрения противника, оказывая поддержку – поддержку, прочнее которой не было ничего на земле. И кое-что другое – пойманное сразу пятью парами глаз со зрительских мест. Тоненькая женская фигурка, сумевшая покорить мяч не силой или талантом – нежностью. Хрупкие запястья, способные переломиться от малейшего напряжения, легкая невесомая светлая прядь, то и дело падающая на глаза, необыкновенная улыбка… Акаши мог быть уверен – больше никто не сумеет забыть Тецу. Из тех, конечно, кто был поцелован богом в затылок за свой талант. Возлюбленные баскетболом впервые познали единственную достойную соперницу. В тот день Тецу действительно стала полезной команде – вот только польза эта была невыносима далека от ее собственных рассуждений, но это было уже неважно. Она снова бросила мяч – кривая траектория не изменилась, Аомине мог убедиться в этом – вот только теперь, промахиваясь мимо корзины, она попадала прямо в сильные и умелые руки. Пути господни неисповедимы – мяч посмеялся над теорией, практикой и многолетним опытом. Мяч выбрал Тецу. Тецу выбрала побеждать. В пятницу после матча Акаши решил снова поговорить с ней, остался после уроков и даже дождался неощутимого появления крохотного силуэта напротив окна – задержался на мгновение и не стал звать ее. Тецу шла не одна – под локоть ее поддерживал сильнейший форвард, одновременно отпуская глупые шутки, смеясь и краснея, как обычно бывало с ним, если соперник оказывался особенно сильным. Акаши понравилось лицо Аомине, понравился его запал, понравился алый вечер, окунувший школу в свои рваные занавески, понравилось умиротворение на лице девушки. Быть может, это и будет той недостающей в формуле, которая приведет Тейко к победе – а его самого к долгожданной обетованной гармонии. Аомине может и дальше держать ее под локоть, ему, варвару, влюбленному в баскетбол, никогда не постичь истинных принципов любой игры. То, что Тецу постигла их еще до своего первого матча, Акаши знал лучше, чем кто либо – девушка понравилась ему еще раньше, чем вечер, запал и довольное лицо Аомине. - Приходи в четверг на тренировку первого состава, - улыбнулся он, - Кроссовки, форма, номер, паспорт тоже не забудь. Тецу, читавшая книгу на подоконнике – строго запрещенном для сидения месте, никем незамеченная, ответила легким кивком головы. Это могло означать, что угодно – но Акаши хорошо почувствовал ее настроение. Девушка с распущенными волосами и раскрытой книгой показалась ему самим олицетворением его будущих побед – все начнется с нового члена основного состава, а, быть может, и закончится тоже ею. - Спасибо, - скромно бросила она в спину, - Акаши-кун. Я ценю твою помощь и никогда ее не забуду. В основном составе ненавидели пафосные слова, благодарности и взаимопомощь. Так повелось. Акаши принял это правило еще до поступления в Тейко. Он никому ничего не был должен – глаза императора ему подарил бог, он никому ничего не дарил – не покушался на промысел божий. Будущий капитан – а то, что он им станет, было несомненно – смерил хрупкие сорок один килограмм спокойным взглядом, читая в Тецу то, что еще, быть может, не было открыто ей самой, замолчал, затаился, попытался сдержаться – и едва не потерял самообладание. Тецу, читавшая книгу на подоконнике – строго запрещенном для сидения месте, ответила ему не только кивком, который мог означать что угодно. Бледное лицо тени необыкновенно тепло украшала легкая улыбка, одними кончиками губ, прервавшая пасмурное утро.