Сорок один килограмм

На летних каникулах Кисе уезжал в Киото, Аомине с Момои – на море, Акаши учился, Мидорима и Мурасакибара помогали родителям. Тренировочный лагерь был объявлен в августе, а целый месяц заслуженного после соревнований отдыха не могла отменить даже Тецу. Спокойно и в привычной для нее манере она сказала, что останется дома – и вежливо пригласила всех навестить ее, если будут время и желания. Ни того, ни другого у чудотворцев не было, кроме одного монолита любви к девушке. Тецу вышла за ворота и помахала всем рукой – и практически сразу же стала незаметной. Удивительной как обычно. - Я хочу, - Момои была спокойна, никто бы не посмел обойти женщину в вопросах любви, - чтобы вы все дали ей спокойно провести этот месяц. Исключите звонки и посягательства. У нас впереди зимний чемпионат, и… - Я навещу Тецую… в конце месяца, - выдал Акаши, - Или ближе к концу. - Я тоже, - конфеты Мурасакибары исчезли в большой его ладони, - Приглашу ее куда-нибудь поесть… - Я ее уже позвал, - рука Аомине легла на плечо девушки, будто бы оказывая ей поддержку, на деле требуя ее – он действовал активнее всех, ибо обойти его по-прежнему мог только он сам, - Тецу поедет с нами, если захочет. - Визит вежливости наносят в начале или конце, - Мидорима говорил спокойно, стараясь не смотреть на Акаши, - Нанесу в конце. Со всеми вами, выходит. - Выходит, - резюмировал капитан, - Ей нужен покой, для нее чемпионат обошелся дорого. Для победы нужна концентрация и холодная голова. В концентрации она, впрочем, слаба, вы знаете. - А я отчитываться не собираюсь, - поставленная фотографами улыбка играла на лице нового игрока, - Позвоню, когда захочу, позову, куда захочу. Кисе махнул всем рукой – сегодня идеальное копирование было проведено вслепую, вышел, прикрыл дверь аккуратно, не оставляя после себя никаких сомнений. То, что он захочет и позвать, и позвонить, было несомненно. Когда Куроко вернулась домой, на ее телефоне были пропущенные звонки и сообщения от каждого чудотворца, признающего, что концентрация, конечно, у нее была не на уровне… Зато холодной головой она не обладал вовсе – и каждому хотелось еще раз убедиться в этом. Лето обещало горячие тренировки в счет будущих побед, но один матч – быть может, и не такой важный – так и не был проведен. Куроко по-прежнему считалась свободной. Куроко по-прежнему могла найти нового Огивару. Куроко сама не была больше прежней. А в команде теперь был тот, кому плевать было на чужое мнение – включая и мнение Куроко. Откуда он узнал адрес или как он сумел заставить мать открыть дверь, Куроко не знала. Кисе сидел в ее гостиной, пил чай, ел печенье, хвалил – а глаза его играли, блуждая по кружевным занавескам и нарядному фартуку мамы Куроко, задать простой вопрос, зачем он тут, у Куроко не хватило ни сил, ни банально смелости. Впервые ее добивались так откровенно и бесстыдно – даже попытка насилия от Хайзаки была обращена на тело, свитер, майку, проглядывающие сквозь них грудки. Кисе был другим. Он метил в душу. И не промахивался, хотя ей и стыдно было в этом признаться. - Кисе-кун, ты что-то… - начинала она и обрывалась, потому что Кисе доставал новый журнал, билеты в кино, свои фотографии, хвалил передник и печенье матери, балагурил, смеялся… Когда на часах было уже восемь, он выиграл свое право прийти в гости еще. И еще. И потом еще и еще, пока не стал постоянным посетителем скромного незаметного дома. - Я всех приглашала… из вежливости, - аккуратно говорила Тецу, стараясь не краснеть слишком, все-таки она никогда не была влюблена в Кисе Рету, да и не хотела никогда. - Я оказался самым вежливым, - отшучивался он, в очередной раз сжимая ее ладонь, - Куроко-чии, я ведь тебе нравлюсь… Мы постоянно вместе в команде. - Просто дружим, - негромко говорила она, и стеснялась своих слов, ну зачем он так настойчив, зачем так напорист. Сотни раз она говорила с Кисе, говорила о Кисе, говорила, слыша голос Кисе на поле, неподалеку, совсем близко… Она лучше других знала, этот герой любит баскетбол, как любил бы красивую девушку или модную куртку. Кого сейчас он копирует, кому подражает – она тут, живая, сидит рядом с ним, но голоса его не слышит, не ощущает, не чувствует даже. Впервые в жизни после Шиге Куроко хотелось попробовать ответить взаимностью, и в этот самый момент появился он – и более неподходящего человека ей было сложно найти. Она не его искала, так ей казалось, не о нем мечтала и думала – и все-таки он ворвался в ее жизнь, попробовал перевернуть в ней все, не сумел, оставил попытки, и все-таки остался и сам. За две недели она уже не представлял утренней пробежки без него, не смотрела новые фильмы без него, не пила «Покари» без него – и все-таки отлично понимала, что, если он завтра уйдет или исчезнет, вкус напитка не изменится, а фильмы будут такими же слащавыми и скучными. Не совсем этого хотела она, но сейчас была благодарна даже за такое. Тем более девочки забавно шикали и шептались им вслед, будто бы с ней не одноклассник был, а звезда, кумир молодежи, бог баскетбола… Таким, впрочем, он и был. А звездам первой величины не пристало вымаливать взаимности. Тецу об этом не подумала. Мидорима увидел ее в одиночестве, когда выгуливал пса – занятие, приносившее ему огромное удовольствие. Куроко сидела прямо на тротуаре, обняв худые ноги, а глаза ее, голубые, прозрачные, не отражали ровным счетом ничего. Он не сумел подойти к ней – специализировался на звонках, но сердце неприятно сжалось, будто бы на его глазах он терял последний шанс провести хотя бы год жизни рядом с необыкновенной ею. Мидорима поздоровался и хотел уже исчезнуть, пока не увидел – две влажные дорожки сбегают по бледным щекам. Кисе, того, кто по коротким обрывистым фразам Акаши, был с ней эти две недели, рядом не было – это больно задело. И кое-что еще поразило его, неприятно поразило, как будто бы сам бог снизошел с его гороскопов и позволил себе тискать ее между игр. Алый след на ее запястьях не мог быть просто совпадением – от такого натиска отпечатались сами пальцы. Слишком красивые и тонкие, чтобы их не узнать. … Акаши был занят, но трубку поднял сразу, а когда Мурасакибара соизволил доесть свое печенье, он уже поднимался по переулку. Остались только двое – Аомине и Момои, но ждать их не было сил. Кисе нашелся там же, где жил, выходил из дома, высокий и красивый, газету держал между тонких пальцев, улыбка играла на лице. Поздороваться он, впрочем, не успел. Его ударила Момои ребром тонкой ладошки, ударил так, что Кисе еле устоял на ногах, а дальше они еле успевали держать Аомине. Единственным, кто обошел его в этот раз, не был он сам, а значит, тот требовал реванша – и в методах не стеснялся теперь. - Ты как посмел? – спросил у Кисе Мурасакибара, доедая конфету. Взгляд его пустой и отрешенный не предвещал ничего хорошего. Акаши хорошо знал этот взгляд, после него Атсуши собирал волосы и шел добивать противника. - Я убью тебя, Кисе, скотина, - орал Аомине, Мидорима пытался сдержать его, ежеминутно поправляя очки, спасала только разница в росте. - Заткнись, Аомине, - спокойно говорил он, чувствуя внутри себя огонь, - Убить мало, выгнать из клуба, уничтожить полностью... - Я не трогал ее, - сказал внезапно Кисе, и на лице появилось странное выражение слабой радости, - Не успел. Хотел. - Хотел?! – взревел Аомине, но Момои уже успела встать между ним и Кисе. - Хотел, - повторил Кисе, - Да и вы все хотели. Так же? – он поправил волосы и поймал ладошку Сатсуки – на ней еще алел след от удара, Кисе прижался к нему губами. - Хотел, - сказал он, - Хотел, но она отказала мне. Мне. Не вам, так ведь? Он посмотрел на чудотворцев и засмеялся – негромко и неискренне, так, чтобы непрошенные слезы не были видны. - Мне она отказала. Не вам. Вечернее солнце последними лучами осветило его красивое лицо, безупречная улыбка пробежала по губам и погасла с лучами. Всем внезапно привиделось, что Куроко сейчас ждет всех на станции, чтобы поскорее стать счастливой с кем-нибудь – но не из них.