Сорок один килограмм

И пришла беда. Беда неосознанная, беда непрошенная – заслуженное наказание для той, кто влюбила в себя поколение чудес. Для той, кто вопреки законам пола и возраста, в том самом поколении заняла место. И – захотела большего. Толком никто так и не понял, как это случилось – осень наступила внезапно, и прохладные дожди разделили школьный двор на крохотные квадраты. В одних мелькала тень Куроко, другие хранили теплый след ее маленькой ноги. А в третьих уже разлеталась прохладными поцелуями странная новость – очередные соревнования по баскетболу пройдут без участия единственной девушки клуба. Кто принес ее, Момои, которая несколько дней висела на телефоне, выбивая для Тецу форму и законное место на поле, или Кисе, которого собственно и брали в команду на замену той, кто отказала ему – было неизвестно да и смысла уже не имело. Важно было другое – Куроко после такой новости стала еще более незаметной, практически прозрачно-неощутимой. Можно было оставлять для нее место в кафе после тренировок, звать ее с собой на сборы и заботливо переставлять ее стул, чтобы ей было удобнее – она благодарила и торопливо уходила после звонка. Голубые ее глаза тускнели, все видели это и чувствовали необходимость протянуть ей руку, но после истории с Кисе смысла в этом не видел никто. Тецу никогда раньше не думала, что первое свое поражение получит не на поле, а в жизни, среди тех, кто раньше был готов отдать ей и сердце, и драгоценные пасы. Дни становились короче, ночи темнее – в пять уже начинало вечереть, на небесах появлялись тяжелые тучи, а потом и вовсе начались дожди, постоянные, долгие, тянущиеся как часы перед казнью. В один из таких дней она и пришла на тренировку. Мокрая, простоволосая, без зонта и формы. Прошла, не обращая внимания на замечания тренера, прямо на середину поля, где разминался Акаши, и села рядом – Аомине и Кисе шутливо дрались неподалеку, Мидорима читал новый журнал, Сатсуки ласково журила его за что-то – не было только Мурасакибары. Лицо ее не выражало ничего, но где-то в глубине взгляда застыл немой вопрос – и никто не видел его. Видели другое: у Тецу отросли волосы, грудь стала больше, мягче, плавные изгибы бедер будоражат восприятие, кисти рук изящны… Куртка была мокрой, а под курткой угадывался влажный тонкий свитер с эмблемой Тейко – на худой маленькой Тецу эмблема казалась клеймом. Вот она вечная собственность баскетбольной команды средней школы, вот она Их Тецу… - Что я делаю не так? – спросила она, спокойно вглядываясь в лица товарищей, - Я хочу сказать… Почему я не могу играть с вами? - Потому что… - Акаши специально сделал паузу, стараясь продлить минуты до истерики – или просто ее ухода, - Потому что ты девушка, Тецуя. Даже ты не можешь это отрицать. - Девушка? – переспросила она, машинально скручивая волосы в жгут, - С каких пор это вдруг стало мешать вам? Я была девушкой и год назад. И тогда это никому не мешало. - Куроко-сан, - Тренер заботливо коснулся тонкого плеча, чувствуя себя лишним, - Может, ты выйдешь, примешь душ и выпьешь чаю? Ты простынешь. - Год назад не мешало, Тецуя, - Акаши поправил часы и пригладил волосы, - Но мешает сейчас. Мы готовимся к национальным соревнованиям. Это наша мечта, наша цель. Эгоистично было бы отказаться от них только потому что ты в команде. Твой долг, как нашего товарища, поддержать нас. Ты с этим справишься. - Поддержать? – переспросила она, и внезапно самой себе Куроко показалась ничтожно маленькой и слабой. Будто бы не великая ее способность и уникальный стиль игры сделали ее незаметной – будто бы она ничтожной и совсем ненужной им она была с начала и такой же и осталась. Жесткость капитана и молчание тех, кто – она знала – был влюблен в нее. Ей вдруг захотелось уйти и уйти не просто надолго – уйти навсегда. - Мы поддержали тебя… однажды, - спокойно напомнил ей Мидорима, пальцы, заботливо замотанные в бинты, дрожали, но никто этого не заметил, - Мы взяли тебя в команду и признали своей. Но это не обычные игры среди школ. Это национальные соревнования, Куроко. У водолеев сегодня не очень удачный день. Завтра ты посмотришь на все это по-другому. - Пойдем, Тецу, - Момои незаметно появилась позади, - Оставим их, тебе нужно переодеться, - теплые женские пальцы ласково коснулись мокрых волос, но девушка высвободилась. Большие глаза скользнули по изящной фигурке Момои – и не испытали ничего. «Она знала, - внезапно дошло до Куроко, - Она знала… Они знали… Они все знали, что этот день однажды придет. Когда я перестану играть со всеми...» Она поднялась на ноги и стянула с себя куртку. Швырнула в сторону Аомине – он молча катал оранжевый мяч по полу, пытаясь навсегда запомнить Тецу счастливой, в игре. Сейчас он не думал о том, что скажет ей, если она задаст ему самый главный вопрос. Сейчас он твердо знал – она больше никогда не заговорит с ним. И он, и остальные потеряли ее навсегда. - Я поддержу вас, - сказала она, чувствуя, как внутри поднимается ледяная волна, захватившая и сердце, и душу, - И я благодарна за то время, что я… провела с вами. Наверное, мне и правда стоит просто забыть о баскетболе теперь. Она встала, стягивая с плеч свитер – за ним и мокрую рубашку. У игроков первого состава, сидящих поодаль, пересохло во рту, они впервые видели ее такой. Тренер и Момои не успевали – она уже бросала рубашку и юбку на пол, оставаясь в одном нижнем белье. Мокрые волосы, убранные в хвостик, были пущены по плечам – Тецу улыбалась, обнажая белоснежные зубы, улыбалась отчаянно, только чтобы не заплакать. - Наверное, именно таких слов вы хотели услышать от меня, - прошептала она, ступая босыми ногами на теплый после игры еще пол – мечтая погладить его рукой, чтобы в последний раз ощутить его. - Прости, Акаши-кун, - внезапно радостно и звонко бросила она в лицо капитану, - Но я не откажусь играть. Если это тот баскетбол, которым вы гордитесь – я найду другой. А если такого нет – я выдумаю свой собственный. И начну заново. Пройду весь этот путь с другими людьми. И одержу победу над любым из вас. Она повернулась к Кисе и Аомине, которые не могли отвести от нее восхищенно-отчаянных глаз, до ужаса и боли в груди ей хотелось сейчас поддержки и тепла хоть от кого-нибудь из них, кому она чаще других посылала свои пасы – словно с мячом в смуглые большие и изящные как у девушки пальцы она слала свою мечту, свою надежду. Но тщетно. Даже если они сейчас и сделают к ней шаг, это будет шаг к ее телу, к ее женской сущности, к отношениям – но не к баскетболу. Никто из них не хочет дать ей хотя бы шанса войти на поле не как нарушительнице, они, возможно, и любят ее, но свои победы любят сильнее. Когда голоса в зале стихли, Куроко решилась, наконец, заплакать. Ушел тренер, который после такого проступка вычеркнул ее из команды навсегда. Ушла Момои, которая тщетно искала ее, но не решилась заглянуть в пустеющую теперь женскую раздевалку. Ушел Акаши, который сегодня снова победил. Ушли все. Тецу осталась. Осталась, прислушиваясь к пустоте тренировочного зала, к запаху пыли и мокрой одежды, к собственному сердцу. - Куро-чин, - услышала она за спиной, едва успела увернуться – единственная сухая майка, конечно же, принадлежала Мурасакибаре, который не играл сегодня. - Держи, Куро-чин, - негромко сказал он, садясь рядом с ней. Они замолчали. Больше всего на свете Тецу хотелось, чтобы он сейчас ушел – и этого она боялась больше смерти. Потому что потери не пугают только тех, кто лишен надежды. - Спасибо, - прошептала она, чертя пальцем круги по пыльному полу, - Желаю вам удачи на соревнованиях. - Ага, - зевнул Мурасакибара, взъерошив большой ладонью светлые влажные еще волосы, - Приходи поболеть. - За меня, - добавил он, после некоторого молчания. Губы его осторожно коснулись чувствительного места за ухом – теплое дыхание обожгло, ледяная стена внутри растаяла, и она по привычке тихонько перебралась на любимое свое место между широких коленей центрового. Тецу раньше никогда не знала, что отдаст первый свой поцелуй тому, кто будет вытирать ее слезы не платком или майкой - собственными губами.