Сорок один килограмм

Раньше он никогда не верил в судьбу – верил в себя, в Хьюгу, в улыбающуюся и плачущую Рико, верил в вечность летящего мяча, в свое сломанное колено. Но, наверное, стоило и изменить свои взгляды – прямо сейчас, когда перед тобой с большими испуганными глазами сидит крошечное чудо, прозрачная девушка, которую ты сам достал из воды. Киеши поправлял взъерошенные волосы, теребил пуговицу на куртке и говорил глупые слова утешения – но понять, что происходит с ним сейчас, не мог. Успокоившаяся за пару минут Куроко сидела на бетонной плите, ждала, когда высохнет ее юбка, чтобы пойти домой, и молчала. Вот, что было тяжелее всего. - Я отведу тебя домой, - сказал Киеши и улыбнулся ей, широко и честно – никаких грязных мыслей, только нежность и забота. - Я отведусь туда сама, - виновато говорила девушка, - Вы и так помогли мне. Спасибо. - Не говори мне «Вы!», я чувствую себя неловко, - он улыбнулся, нагибаясь к ее бледному лицу, напоминал Мурасакибару, но до обидного не был им. Куроко замолчала, вспоминая, как он выжимал ее гольфы, и не расспрашивал о багровых пятнах на бедрах. Выжидала. Потом решила – она больше никогда не увидит этого героя. Хватит с нее встреч, полных надежд и разочарований, необыкновенных чудотворцев, игроков, потерь, поражений, влюбленностей. И героев, героев с нее тоже хватит. Ее дом совсем недалеко. Его взгляд сейчас последний раз коснется ее плеч и погаснет. Она воспользуется своей невидимостью. Она исчезнет. Она пыталась еще разглядеть светлое широкое лицо спасителя, но тщетно. Вода пометила Тецу, а между ног и в груди еще бушевало ледяное пламя. Юбка высохла, благодарности прозвучали, и она покинула спасителя, чтобы больше не встретить никогда. Он пошел следом – вдруг его рука еще раз вытащит ее из ледяной темноты. Она покорилась, он знал ее тайну. И только когда река и ее ледяное спокойствие были позади, она вспомнила – и воспоминания захлестнули ее. - Я вот сегодня тоже хотел пойти к реке, - внезапно улыбнулся он, - Это мой последний матч, и я проиграл его. Моя команда, наверное, никогда мне не простит, но тут я бессилен. Тут сам бог бессилен. Он посмотрел вниз на свое перебинтованное колено – потом на эту раненную девочку, которая отыграла свой матч почти на победу – на смерть… Ему стало страшно и больно за нее, как если бы она была его сестрой или дочерью. Раньше Киеши верил в Хьюгу, в летящий овал мяча, в лицо Рико. Теперь – после того, как опущенная в воду рука достала для него это призрачное существо, килограмм сорок, не более – он точно знал, что упустил что-то. Нечто важное. Важнее всех игр и операций на свете. Важнее даже ее личного горя, что поманило ее к воде. Если он сможет спасти ее, он спасет. Если он попытается вернуться на поле – он обязательно вернется. Никакие скептики и рационалисты не имели над ним больше силы. - Наверное, это был последний мой матч, - задумчиво сказал он, - Но даже для меня вода – не выход. Он протянул руку и без страха и стеснения – просто, как тронуть бога – провел по ее волосам. - А для тебя тем более, - сказал он, - Ты такая красивая. Не делай так. Куроко услышала его. Когда он уходил к остановке, она стояла в двери, прижимаясь тем самым местом, на котором багровел поцелуй Мурасакибары к прохладному косяку, не сводя усталого взгляда с того, кто спас ее, кто держал ее в руках, кто сделал для нее больше, чем все чудотворцы в мире вместе взятые. И – не потребовал ее себе. *** Аомине появился в зале последним, когда очередная корзина была сорвана с петли, а Акаши устал ждать. Общий сбор, где должны были остаться все пятеро – победителей, мерзавцев. Впрочем, прилива сил никто не чувствовал. Тецу они потеряли, остался только теплый, как солнце, мяч. И надежда. - Она не ходит в школу уже около недели, - отчеканил Мидорима, и поправил очки, - Ее мать говорит, что Куроко больна. Я думаю, простыла, пол был холодным. Кисе болезненно дернулся от таких слов, застыл, негодующий и возмущенный – будто бы не он целовал Куроко на том самом полу, погружаясь в нее глубже и глубже. Аомине поймал его взгляд и подумал, что единственным, кому он мог бы отдать Тецу из чудотворцев, мог бы быть только Кисе. Он настолько эгоистично влюблен, что считает себя ее единственной историей. Остальные осознают свою ничтожность полностью. И – величие тоже… - Мы сделали то, что должны были, - сказал Мурасакибара, печенье, зажатое в кулаке, рассыпалось, - Ака-чин, ты был прав. Теперь мы можем пойти дальше. Он продолжал говорить, но ему никто не верил. В его голосе не было дрожи, он не волновался – он, как и все, брал ее себе силой, и, как и все, уступил ее в пустоту. И проиграл. Проиграл даже больше других. Нечто, похожее на жалость, сковывала руки остальным – ударить того, кого Тецу предпочла им всем, они не могли, признать его равным себе – тоже. - Когда Тецу вернется, - начал Аомине, осторожно подбирая слова, чтобы не сорваться на крик, - Мы должны признать свою вину. Мы должна повиниться, потому что были не правы. Он подошел к окну, глядя, как одинокая Момои сидит у самой стены, униженная собственным бессилием, одинокая... Простить самому себе насилие он смог – но простить себе подругу детства уже не мог. И не хотел. Какое право он имел трогать то, что не принадлежало только ему – что принадлежало его товарищам, чертовому Огиваре, еще много миллионам тех, с кем Куроко еще встретится в жизни?.. - Я верну ее, - сказал он спокойно и ровно, - А потом я докажу вам, что все вы ошибаетесь. Победить меня смогу только я. - Когда она вернется, - спокойно сказал Акаши, - Мы должны выиграть для нее летний кубок. И потом, после – много позже, когда она поймет, почему и за что она поплатилась, один из нас заберет эту тень с собой. Он улыбнулся, глядя вовнутрь самого себя, жестокий и любящий также отчаянно, как и другие – но не товарищи по команде сейчас были перед ним, влажная и такая горячая Тецуя, маленькая женщина, отважно попытавшаяся покорить взрослый мир, только ее одну он видел – и все остальные вторили ему. - Разные школы, разные истории, - сказал он, помолчав, - Один из нас станет победителем. - Тот, кто победит, заберет себе и эту женщину. И мы признаем его. Мы не сможем не признать. Один из нас… - Или никто... Или никто из вас! – звонко сказала Момои, не поднимая взгляда с солнечного луча, пробегавшего по выкрашенной стене. Она засмеялась, глядя прямо перед собой – вскочила с места и подбежала к широкому окну, где за тонкими стеклами дрожали листья, и засмеялась. Куроко Тецуя, призрачный бывший игрок, стояла у школьных ворот и любовалась, как играет с выхваченным из ее ладоней платком ветер.