Сорок один килограмм

Случилось то, чего никогда не было - я заплакала, когда перечитала написанную мной главу. Пусть простит меня моя Тецу, я обязательно доведу ее сказку до финала, но сейчас мне больно от того, что пишу этот фанфик. А вас, читателей, я люблю. Спасибо, что вы есть. Игра – в пятницу после обеда, к ней готовились долго и упорно, а в четверг – отдых, как сказала тренер. В четверг – сон, еда, телевизор, легкая разминка – и свидание. Почему-то именно в четверг Кагами предложил сходить куда-нибудь, и почему-то именно в четверг она согласилась. Выходя из дома, она наслаждалась теплым по-настоящему летним солнцем, впервые в этом году надела темные очки и босоножки. Шла к нему, улыбаясь и предвкушая теплый разговор и веселый совместный досуг – но спокойствия внутри не было, как будто бы могла улыбка скрыть ее тоску и волнение, как будто могла эта встреча скрыть абсолютное равнодушие между ними. - Я видел твой бывший свет, - сказал ей Кагами, сразу и без подготовки – еду еще не принесли, чай не успел остыть, - Я видел Аомине Дайки и даже играл с ним. - Хорошо, - ответила она ему, чувствуя, как внутри медленно стекает горячая тягучая лава – а сердце начинает неистово рваться из ее тонкой груди, - Хорошо, наверное, если твои ноги в порядке, иначе тренер убьет нас обоих. - Я проиграл ему, - спокойно сообщил ей Кагами, - И еще он сказал, что я тусклый по сравнению с ним. - И еще, Кагами-кун, - перебила его Тецу, - Давай сходим сейчас и купим новые кроссовки для тебя, твои совсем износились, а у нас впереди… - Я, правда, тусклый? – спросил он, пустые и холодные его глаза скользнули по ее тонкой фигурке, причиняя ей и боль, и удовольствие, - Что такого случилось между вами, Куроко, раз он видит во мне не просто соперника в игре – соперника в любви?.. Что между вами до сих пор? - Хорошие кроссовки были на углу, - сокрушалась девушка, выпивая свой сок, - Но теперь там закрыто. Хорошо бы съездить в центр… - Заткнись, пожалуйста, - не выдержал, наконец, он. Тяжелая тишина коснулась обоих, пригибая голову к плечам – плечи к земле, низко. Тецуя сняла очки, поправляя волосы в сотый – в миллионный раз. Кагами внезапно почувствовал – сейчас он сделал что-то особенное и для нее, и для себя. Смутился, когда понял – она пережила что-то такое, куда пока не готова впустить его, Кагами, протянул-было руку к ней и одернул. - Прости, - сказала Куроко, - Ты не тусклый, Кагами-кун. Я сделаю тебя сильнейшим… - Я это уже слышал, - негромко сказал он, - Я проиграл ему один на один. У меня, - он сделал паузу, чтобы голос не дрожал, - У нас с тобой есть против него шанс, Куроко? Скажи мне… - Я не знаю, - честно ответила она ему, - Я не знаю… Есть ли шанс у меня или у тебя, или у нас. У нас всех. Я не знаю, Кагами-кун. Она опустила голову, пытаясь понять, что она делает здесь, зачем она тут, почему она еще смеет смотреть ему в глаза. Тяжелая линия, однажды лишившая ее, тень, света, снова пролегла между ними – как только Кагами-кун станет сильнее, он навсегда покинет ее – или потребует ее себе. Горячие слезы, которые она хранила внутри себя, коснулись ее глаз изнутри – Куроко захотела заплакать, но она прекрасно знала, что не сможет – что не сможет уже никогда, пока кто-то особенный не спасет ее. - Сходим и купим мне кроссовки, - решительно сказал ей Кагами, - Я покажу твоему бывшему свету, кто из нас тусклый, а кто нет. *** Игра – в пятницу после обеда, к ней готовились долго и упорно, а в четверг – отдых, как сказала тренер. Она легла спать в обычное время, но не уснула сразу, лежала и смотрела впереди себя, разглядывая рисунки на обоях – вот там в углу притаился летящий силуэт капитана, а хмурая тренер прямо над голову дает какие-то указания. Пыталась понять, как жить дальше – и стоит ли жить вообще, ненавидеть себя не получалось, простить – тоже. Мама за стенкой неслышно смеялась над отцом, бабушка готовила внучке бенто на завтра, завтра – игра, завтра – новый день. Прижавшись щекой к прохладной подушке, Куроко думала, а сможет ли она завтра посмотреть в глаза Кагами, когда тот, униженный и уничтоженный, поймет – она всего лишь использовала его, пусть и без умысла, использовала, чтобы показать тем, кто изнасиловал ее и покинул, она тоже умеет сражаться, она не уступит им. - Я не имела права внушать ему слепую надежду, - сказала она сама себе, - Я виновата перед Кагами-куном. Я виновата перед всеми. Влажный пол мелькнул перед ее глазами, и она увидела – снова – и ощутила. Тяжесть мужского тела на себе. Запах спермы – так глупо и банально. Тяжелое, сбитое дыхание прямо на ухо. Глупые ласковые слова, царапающие ее изнутри. И напоследок – улыбающегося Кагами, которому завтра предстояло испытать самое большое разочарование в его жизни. И теперь она знала, что нужно делать. Она надела куртку поверх домашних шорт, на ноги – кроссовки, легче и удобнее у нее ничего не было. Тот, кто был ей нужен, жил далеко от нее, но она всегда могла набрать его номер. Когда Аомине взял трубку, все ее мужество было на нуле, она практически не чувствовала ног, не чувствовала саму себя, молча плакала. И только услышав его грубый, но по-прежнему хорошо знакомый голос, сумела взять себя в руки. Ей нужно было спасти нечто важное. Ей нужно было защитить свое будущее пусть даже таким способом. - Чего ты хочешь, Тецу? – спросил он, ежась от ночного воздуха, как будто бы и не было между ними отшлифованных мячом половиц зала и одного большого предательства, - Завтра могли бы встретиться, если так хотела. - Я не хотела, - ответила она. - Я знаю, - усмехнулся он, - Ты теперь никого видеть не хочешь. Тусклый заменяет команду… Он засмеялся – и она почувствовала, что очень хочет схватить его за узкий воротник куртки и тряхнуть хорошенько, чтобы он, наконец, вспомнил, кто она. И ненависть или что-то подобное сковали ее, вынуждая ее вспоминать – он подрался с Хайзаки, когда тот стал так дорог ей, он первый перестал ловить ее подачи, он был тем, кто брал ее снова и снова, когда остальные уже одевались, он, тот, кому она так доверяла… И не знала Тецу, что смех Аомине нервный, и за ним, за этим глупым смехом, он прячет сейчас свои волнение и радость от такой встречи с любимой – до сих пор – девушкой. И что даже играть с Кагами сегодня он приходил только в надежде, что там будет Тецу, а Момои навещает ее всякий раз, когда видит – его тоска по Куроко становится абсолютно невыносимой. Так они и остались стоять на улице, смотря друг на друга, но не вглядываясь, не читая друг в друге. И счастье, которым она не зная одарила его, и боль, которой он не чувствуя щедро поделился с ней, погасли, стоило Куроко вспомнить, зачем она сбежала из собственного дома, зачем стоит перед тем, кто однажды уже уничтожил ее, кто лишил ее надежды. - Завтра Кагами-кун сделает все, чтобы выиграть, - сказала она, - Я прошу тебя, если есть в тебе еще что-то светлое… Если ты еще считаешь меня товарищем… Он отшатнулся, всматриваясь в ее худой силуэт, машинально отмечая – она выросла, похудела и эта невыносимая жесткость в ее голосе… Что она несет, что мелет?.. - Ты с ума сошла, Тецу? – спросил он, - Я не собираюсь проигрывать твоему тусклому свету. Я размажу его, и этим окажу ему свое почтение. - Этим ты причинишь мне боль, - сказала она, не чувствуя в себе силы противостоять ему, - Я прошу не просто так, Аомине-кун. Ты виноват передо мной, вы все… - она сделала паузу, - Все виноваты. Я прошу тебя помочь тому, кто дорог мне. Если не можешь проиграть, хотя бы не приходи на игру. Дай ему шанс. Дай нам шанс… Она замолчала, чувствуя себя абсолютно опустошенной. Все, что еще утром казалось ей странным и неосуществимым, стало простым и обыденным. Кагами, который уличил ее в притворстве, Аомине, который стоит и смеется над ее горем. Неужели она и вправду заслужила все это?.. - Спасибо, - наконец, отозвалась она, глотая слова и слезы, отворачиваясь, - Прощай, Аомине-кун, - сказала Тецу. Она натянула капюшон и быстро пошла к станции. Внутри нее медленно замирало ее крошечное сердце. Она чувствовала себя поверженной – и одновременно свободной. - Я приду на вторую половину игры, - бросил он ей в спину, - Пусть он поиграет с Тоуоу сам, адаптируется. Она остановилась, не в силах повернуть свое лицо к бывшему свету. Внезапно она поняла, что именно он сейчас попросит у нее взамен – и возненавидела саму себя раз и навсегда, навечно. - Потом я приду к тебе и трахну тебя, - разочарованно сказал ей Аомине, - Услуга за услугу, Тецу. Спасу твоего Кагами и трахну тебя. По-моему, честно. - Честно же, - повторил он, провожая ее взглядом, чувствуя, как от одного ее силуэта внутри замирает и гаснет собственное солнце. И никогда позже он не любил ее больше чем сейчас, когда она в очередной раз продавала себя только чтобы спасти того, кто не любил ее и даже не доверял ей.