В ритм наших сердец!

Уговорить Кацуки особого труда не составило. Парень не так уж и долго препирался с Джиро, а затем сдался со словами: «если выступление накроется — пеняйте на себя, мне плевать на него». Тем же днём Урараке и Мидории удалось встретиться с Иидой. Они вместе вышли из отеля и прогулялись по его территории, где поток приезжих голов всё увеличивался и увеличивался в предверии шоу. — Тенсей говорит, что наша группа, Ингениум, в нынешнем составе точно способна пройти первый тур и пробиться в полуфинал, если не в сам финал, — говорил парень, активно подкрепляя свои слова жестикуляцией. — Мы тоже не будем отставать! — заявила Очако. — Хочется, конечно, победить… Иида поправил очки. — Да, правда. Но это — не главное, зачем группы приходят на конкурс. Основной целью всё равно является стремление новых малоизвестных групп проявить себя, набрать аудиторию, прославиться, попасть на телеэкраны. Конкурс дает для этого отличную возможность, и, если группа проходит четвертьфинал, появляются неплохие шансы для дальнейшей раскрутки группы. Сейчас для нас главная задача — выделиться среди других, чтобы подыскать себе компанию, которая согласится на выпуск наших первых треков. А лучше — альбома. — Конкурс открывает для участников довольно широкие перспективы, — сосредоточенно пробормотал Изуку, внимательно слушая друга. — Поэтому ты и присоединился к группе брата, да? Тенья положительно хмыкнул. — Да. Синтезатор — хорошая альтернатива фортепиано, да и с классической музыкой связывать свою дальнейшую карьеру не так разумно в наши дни. На этих словах Очако бросила на Тенью обиженный взгляд. Она придерживалась совершенно иного мнения на этот счет. Для неё в любом деле можно добиться успеха, если питать к нему искреннюю, неподдельную любовь. Которая создает рвение, что заставляет тебя упрямо идти вперед и не сдаваться, которая дает надежду на мечту. — Но не только я, — сказал Тенья. — В смысле? — спросила Очако. — Не только я по этой причине примкнул к группе Ингениум, — пояснил Иида. — Еще пару людей Тенсей тоже уговорил подобными словами. Кстати, один из них уже ранее состоял в одной группе, но решил перейти к нам, — на этих словах его губы растянулись в гордой улыбке. — Только из-за того, что вас взяли на конкурс? — удивилась Урарака. — Нет, — серьёзно ответил Тенья. — Его прошлая группа тоже прошла на конкурс, но он не распространяется о ней. Мидория задумчиво посмотрел на парня. Что-то не давало ему покоя — какая-то мысль хотела перерасти в догадку, которая должна была бы стать истиной. Он спросил: — И кем же… Он является в вашей группе? — Ударником. Этого ответа стоило ожидать. После прогулки Мидория, уже в одиночку бродя в отеле, раздумывал над словами Ииды. Факты просто идеально сопоставляются; не было сомнений в том, что именно Киришима Эйджиро присоединился к их группе. Но что же двигало им? Какой мотив нужен был для того, чтобы бросить свою группу и перейти в другую? Изуку так и не осмелился тогда спросить у друга имя ударника, но для Мидории всё было и так ясно, как день. К слову, время как раз близилось к вечеру. И Изуку помнил о том, что ему позарез нужна была своя карточка для входа в номер, а иначе жить ему, по-крайней мере, в ближайшее время будет очень туго. Мидория спустился в холл и подошёл к стойке регистрации. Девушка, работница отеля, ободряюще ему улыбнулась. — Вам что-то нужно? Изуку кратко объяснил ей, что ему требовалась вторая карточка для входа в номер. Улыбка девушки тут же погасла, и Изуку понял, что ничего хорошего от её ответа можно было не ожидать. — Боюсь, для таких случаев у нас нет ещё одной карты. — Но… — Мидория запнулся. Каччану это точно не понравится; Изуку был уверен, что тот тоже хотел бы, чтобы у них не было этих проблем со входом в номер. Впрочем, если карточка хранилась только у Кацуки и пользовался ей исключительно он… Тогда ему плевать, как будет мучиться и мириться Изуку с этим положением дел. А это ещё хуже. Мидория помялся. — Мой сосед просто может закрыть номер и не пускать меня… — сказал он, вспомнив, как недавно Кацуки отказывался пускать Мидорию в номер; ему срочно надо было взять свою вещь — а Кацуки, видите ли, очень надо было побыть одному, без присутствия «надоедливого Деку». — Э-э, простите, но мы вам ничем не можем помочь. Приносим свои извинения, — развела руками девушка. Изуку заметно расстроился, но всё равно поблагодарил её и, медленно развернувшись, пошёл прочь. Что ж, видимо, не судьба; оставалось только надеяться, что Кацуки вообще не решит выпереть Мидорию из номера в скором времени. И на том спасибо, как говорится. Приблизился тот самый день первого тура. Четвертьфинал. И всё же, этот момент, наконец, настал; было даже отчасти страшновато, но Мидория чувствовал, что он готов к выступлению. Это было самым главным: нужно быть собранным, сосредоточиться, и тогда всё обязательно должно получиться. Днём за Джиро и Мидорией приехало заказанное такси, и остальные ребята из группы спустились вниз, чтобы попрощаться с ними. Точнее… Изуку вздохнул и ободряюще улыбнулся Урараке, уверяя, что с ними всё будет хорошо и они успеют к началу шоу. Та пожелала ему удачи. А Кьёка снова благодарила Каминари за билеты, но тот лишь отмахивался и качал головой: ну, будет ей! Как-нибудь потом отплатится, если захочет… Да и они друзья, разве нет? — Лучшие друзья, — поправила его Кьёка и скосила взгляд куда-то в сторону. — Да, верно, — ответил Каминари не очень-то и уверенно. — Это в порядке вещей. Просто сделал приятный подарок. Джиро кивнула. Она повернулась к заказанной машине, где таксист уже недовольно поглядывал то на часы, то на ребят. — А Каччан не захотел… — начал Изуку, ещё не до конца сформулировав свою мысль и замолкнув. — Нет, — ответила Очако поспешно, поняв его с полуфразы. — Он сказал, что не видит смысла в этих… кхм, сантиментах. Возможно, он был отчасти прав, ведь Изуку и Кьёка скоро вернутся обратно. Но Мидория всё равно чувствовал толику разочарования. Иногда его безразличное отношение к участникам группы немного… ранило? Увы, Изуку тут ничего нельзя было поделать. Они вместе с Джиро сели в такси и наблюдали, как ребята ещё долго махали им вслед. Каминари показал большие пальцы вверх и широко улыбнулся. Изуку подумал, что они, наверняка, сейчас пойдут в последний раз репетировать. А вот у них с Джиро уже вряд ли это получится. Перед глазами замелькал вид дневного Токио. Красиво, конечно, но с ночью не сравнится; кажется, Мидория начинал понимать, почему Денки так хотел потусоваться в каких-нибудь ночных клубах. Днём это была обычная, загруженная людьми, пробками и бесконечными делами, столица. Ночью же, как говорили, Токио меняется до неузнаваемости. Хотелось бы как-нибудь насладиться именно таким ночным городом. Мидория отвлекся от созерцания обычных высоток и магазинов и взглянул на Джиро. Та тоже задумчиво уставилась в стекло; но, кажется, вид за ним её ничуть не интересовал. Мыслями она витала далеко отсюда. — Джиро? — окликнул её Мидория, разрушая тишину салона. Кажется, они уже довольно долго ехали молча. Но предстояло им проехать намного больше; Академия находилась довольно далеко от места организации шоу. Это была одна из причин, почему Бакуго совершенно не нравилась эта их задумка «усидеть одновременно на двух стульях». Кьека оторвалась от своих раздумий и выжидательно посмотрела на Изуку. — Ты ведь дружила с… Яойорозу, — Изуку надеялся, что правильно произнёс фамилию девушки. — Верно? Кьека помедлила, но утвердительно кивнула. — Да, это так, — несколько меланхолично сказала она. — А как вы… Познакомились? Почему вы перестали дружить? — спросил Мидория сразу, не зная, какой вопрос будет более уместен для разговора. Не то, чтобы ему было очень уж интересно, — хотя и любопытство тоже имело место быть; Мидория просто не желал всю дорогу сидеть молча. Тем более, это был отличный шанс узнать Кьёку получше. — Ну… — Джиро не знала, с чего начать, зато — что обрадовало Мидорию — она не раздражилась и готова была к разговору. — Дело в том, что наши отцы вместе учились в Академии. После выпуска они часто пересекались на всяких мероприятиях, даже вместе выступали… — она неопределённо передёрнула плечами. — Ну, это давно было. Тогда-то с их помощью мы и познакомились с Яомомо. Мы были ещё совсем маленькими, только в начальную школу пошли. Потом как-то так получилось, что мой отец… Бросил это дело, ему надоела музыка, он решил заняться другими делами, взял да и переехал с нами — мной и мамой — далеко, в другую префектуру. Тогда-то мы и прервали связь с Яомомо. — Значит… Твой папа учился в Академии? Но это же так круто! А ты… Не хочешь? — спросил Мидория. Кьёка покачала головой и чуть усмехнулась. — Нет, Академия — это определенно не для меня. Когда-то мы с Яомомо хотели поступить туда вместе, ну, мелкими же были… Глупые мечты выступать вместе, как наши отцы, и всё такое, — Джиро рассказывала это как-то нервно, она волновалась. Тем не менее, чувствовалось, что и она сама хотела рассказать это кому-нибудь, а Изуку, кажется, она доверяла, прямо как… другу. Это почему-то грело сердце Изуку. — Видимо, Яомомо всё же добилась исполнения этой мечты. Голос Кьёки не звучал обиженно, но всё равно — отчасти грустно. — Вы теперь совсем не общаетесь? — Нет, совсем нет. Наши пути уже давно разошлись… Эй, Мидория, — она вдруг оторвалась от сверления дырки глазами в спинке переднего сиденья и посмотрела на Изуку. — Я слышала, ты хочешь поступить в Академию. Она слишком резко перевела тему на Изуку. — Это так… — выдохнул Мидория и сжал кулаки. Он не припоминал, чтобы говорил ей об этом — но в группе с ними была еще его болтливая подруга Очако, поэтому сильно он не удивился. — Очень хочу. Джиро жалостливо выгнула бровь. — Ну… Думаю, у тебя есть какие-то шансы. Хотя я не уверена, что в Академии найдётся и отделение ударных, но… Чёрт возьми, это же самое известное высшее учебное заведение для музыкантов, — заявила Джиро, усмехнувшись. — Определённо там и что-то такое есть. Главное, не опускай руки. Мидория кивнул. Не особо хотелось говорить, что, собственно, хотел он совсем не на ударные… Но ему казалось, что будет лишним упоминать его желание петь. Это всё ещё, в некотором роде, была его тайна, распространяться о которой он не хотел. — Да, спасибо, Джиро. В салоне снова воцарилась тишина. Больше они так и не заговорили до конца поездки; вскоре машина была уже у дверей Академии. Изуку и Кьёка вышли из такси и подтянулись за очередью народа, который порывался скорее попасть на благотворительный концерт Академии Юуэй. Толпа была просто огромная, а люди собирались самые разные, всех возрастов, от мала до велика. Изуку восхищённым взглядом пожирал Академию глазами: первый раз в своей жизни он видел её по-настоящему, вживую! Никакие фотографии не могли сравниться с истинной красотой этого огромного здания. Ввысь тянулись ряды высоких окон по обоим корпусам здания, а в центральном корпусе, самом низком из всех, у самой крыши красовались огромные скрипичный и басовый ключи: символы Академии. Они предъявили билеты, и ребят впустились внутрь. На самом деле, ничего поражающего разум в Академии изнутри не было: золотом лестницы отделаны не были, лифты из-за загруженности еле работали, статуи кое-где потрескались, а кругом орали дети и их рассерженные родители. Но для Изуку, кажется, всё было ни по чем: эта идиллия ему казалась прекрасной, и он с интересом оглядывал каждый уголок Академии, вертя головой туда-сюда, пока Джиро вела его чуть ли не под руку (чтобы её рассеянный напарник никуда не делся) к главному залу, куда стекался весь народ. Наконец, они заняли свои места где-то на краю зрительного зала, у самого прохода, и сидели в ожидании начала концерта. Джиро заранее взяла буклет с расписанием выступлений и теперь раскрыла его на своих коленях. Мидория скосил к ней голову и тоже заинтересованно изучал брошюру. Момо Яойорозу давала выступление на этом концерте аж целых три раза — два сольных и один в паре с другим выступающим; это, впрочем, было неудивительно, ведь она, как гласили рекламные вывески, входила в число лучших студентов Академии. Но на плакатах она была изображена еще и вместе с другим парнем; если верить буклету, именно тот самый странный парень с двухцветной прической и гетерохромией был Тодороки Шото. Их парное выступление значилось последним в списке и закрывало благотворительную программу. Наконец, свет в зале погас, гомон стал чуть тише, а на сцене появился сам конферансье. — Эй, а ты слышал? — голос шёл откуда-то с задних рядов. — Говорят, концерт должен был вести Тошинори, но, кажется, какое-то шоу важнее для него собственной Академии, где он преподаёт. Послышались тихие смешки и удивлённые возгласы. — Ой, ну Всемогущий, это ладно, а Старатель даже на собственного сына посмотреть не явится… Мда. Больше Изуку ничего услышать не удалось, так как говорить начал непосредственно человек на сцене. Голос его был спокойный, выдержанный. Он поприветствовал зрителей, напомнил, что все деньги с билетов идут на пожертвование во всякие фонды поддержки, — Академия славилась за счет своей щедрости; тем не менее, нельзя не отметить, что количество пожертвований определяло статус учебного заведения и значительно поднимало его в рейтинге. Но этот факт не портил впечатление об Академии; так или иначе, в современном мире выгода должна была быть в приоритете. Конферансье объявил первого выступающего и скрылся за кулисами. И тут начался сам концерт. Изуку завороженно слушал каждый из номеров; люди выходили и по одиночке, и парами, и тройками, и исполняли свои партии на самых разных инструментах: флейте, гобое, валторне, трубе, скрипке, виолончели, контрабасе. Изначально на сцене стояло фортепиано, так как выносить его, конечно, было довольно трудно, но к нему пока ещё никто не прикасался. Со всех отделений были отобраны только самые амбициозные и подающие большие надежды ученики, а потому спектр музыкальных инструментов был огромен. Выступать вышло даже хоровое отделение. Все зрители внимательно смотрели за концертом и наслаждались музыкой. Студенты довели своё исполнение до совершенства; казалось, здесь не было места для неточностей и ошибок. Всё звучало гармонично, плавно, а выступающие раз за разом сменялись и сменялись. — Следующей идёт Яойорозу, арфа… — тихо напомнил Мидория; впрочем, Кьёка и сама была вкурсе. Арфы ещё не было среди представленных музыкальных инструментов на концерте. А на буклете, если внимательно почитать, значилось, что только одна девушка сегодня представит этот таинственный инструмент. И эта девушка вскоре вышла на сцену. Арфу ей выставили заранее, поэтому Яойорозу неспешно последовала на своё место у инструмента. Она была облачена в красивое красное платье с открытым вырезом на груди и завышенной талии; оно отлично подчеркивало её женственную фигуру и сразу привлекало к ней всё внимание. Мидория скосил взгляд на Джиро; он уже знал, как она относится к таким открытым нарядам. «Вульгарщина» — ожидал услышать он, но никаких подобных язвительных комментарией от неё не последовало. Кьёка пристально следила за подругой детства, и прочитать что-то определённое в её взгляде было невозможно; разве что, было понятно, что всё свое внимание она сосредоточила только на девушке на сцене. Мидория снова повернулся к сцене. Пальцы Момо Яойорозу прикоснулись к струнам арфы и плавно начали свой танец. По залу полилась чарующая мелодия арфы. Что-то в этом инструменте было не от мира сего; что-то волшебное, чудесное, гипнотизирующее. Арфа, как помнил Изуку, имела очень много мифов и легенд. Например, в Греции считали, что она соединяет миры богов и смертных, а в Египте — что у этого инструмента были некие магические свойства, способные исцелять и благотворно влиять на разум людей. Да и сам инструмент выглядел, как сказочное крыло бабочки — а сама выступающая, Момо Яойорозу, будто бы и была той самой бабочкой, и пальцы её порхали над золотистыми струнами арфы. Её идеальное выступление поражало. Но вскоре мелодия кончилась. Выступающий сменился, и на этот раз вышел тот самый парень с плаката. Джиро будто бы вышла из гипноза и теперь устало тёрла глаза. Изуку решил спросить её мнение после концерта. Шото поклонился и сел за фортепиано. Наконец, инструмент, который стоял на сцене с самого начала концерта, тоже оказался в действии. Тодороки выступал в обычном костюме; том же самом, что и был на рекламном плакате. Мидория знал, что пианино, как известно, было одним из самых сложных инструментов в освоении. Тем не менее, оно являлось чуть ли не самым популярным, а потому Мидорию озадачил тот факт, что пианист на концерте тоже был только один. Игра Шото Тодороки, одного из лучших студентов, естественно, была безупречна. Музыканты, которые искренне любят свой инструмент, становятся в момент игры единым целым с ним. Их мелодия — это их душа. Душа этого парня, судя по его исполнению, была поистине многогранна; мелодия то ускорялась до невозможности, то медленно тянулась, как ленивая река, то прыгала, как капли мелкого дождя по крыше. Фортепианная игра поражала и пленила разум. Бурные овации не заставили себя долго ждать. Шото Тодороки был действительно музыкальным гением. Значит, вот он какой — уровень самой известной Академии для музыкантов. Были и вокальные выступления. На них Изуку вслушивался особо внимательно. Он одновременно поражался и разочаровывался; в первом случае — выступающим, во втором — в себе. Если бы только у него были такие же прекрасные вокальные данные… Может, у него бы тоже был шанс поступить в Академию? Вскоре повторно выступили и Яойорозу, и Тодороки. Время близилось к окончанию концерта, некоторые особо маленькие зрители, то-бишь дети, уже подустали и слушали не так увлечённо. Но Мидория всё еще ждал самого главного номера в этом концерте. Завершающую ноту. — А теперь, — говорил конферансье, разводя руки. — Готовьтесь услышать «изюминку» нашего благотворительного концерта! Лучший дуэт Академии представляют нами уже услышанные, но от этого не менее поражающие своей игрой, арфистка Яойорозу Момо и пианист Тодороки Шото! Зал наполнили аплодисменты. Некоторые заскучавшие люди оживились, другие активно перешёптывались. Конферансье ушел за кулисы, и… И. И прошла минута, две, пять. Прошли и десять, и тут народ начал открыто высказывать своё возмущение. Дескать, что это за безобразие? Выступающие не хотят выходить на сцену и показывать свой коронный номер! А этого произведения ждали очень многие люди — ещё бы, ведь их дуэт был буквально на всех рекламных вывесках! И тут их, можно сказать, просто-напросто обманули. — Возмутительно! На что я потратила свои деньги? — визжала какая-то женщина. Прошло ещё минут пятнадцать, и люди стали потихоньку уходить. — Просим прощение за заминку! — на сцену снова вышел конферансье, и в движениях его было что-то явно нервное. Что-то определённо было не так. — Пожалуйста, не расходитесь, мы скоро разберемся с нашими маленькими проблемами! А пока в ожидании выступят другие наши студенты! Изуку заволновался, а Кьека была очень озадачена этой ситуацией. Что же могло пойти не так? Буквально недавно оба студента отлично справились со своими номерами, хорошо выглядели, и тут их последний совместный номер внезапно накрылся. На сцену вышли ученики, которые уже выступали ранее, и заиграли новые произведения. Народ немного успокоился и стал слушать музыку. Но Кьёка отнюдь не собиралась смотреть их выступление. Вместо этого она резко схватила Изуку за предплечье и потянула за собой, вставая с места. — Идём, — шикнула она. — Мы не будем отсиживаться здесь. Мидория растерянно посмотрел на неё. Что она задумала? Однако он повиновался и без лишних вопросов позволил ей вести себя за собой. Они вместе покинули зал и направились по коридору куда-то — в то место, кажется, которое известно было одной Джиро. — Я была здесь очень давно… — говорила она немного взбудораженным голосом. — Мало что изменилось, но я всё равно плохо помню это место. Но, кажется, здесь… Кьёка указала рукой на какой-то проход в одном из многочисленных коридоров Академии. — Туда. — Что ты хочешь… Что ты задумала, Джиро? — немного сбивчиво спросил Мидория. — Нам нужно узнать, в чём дело и что происходит, — решительно заявила Джиро, даже не взглянув на Изуку и всё ещё продолжая тянуть его за руку и идти точно вперед, как танк, на таран. Изуку хотел было сказать о том, что это, наверное, совсем не их забота, и их вмешательству явно рады не будут, но если сама Джиро посчитала принципиальным вмешаться в чужие дела, то её было не остановить. Впрочем, Изуку, кажется, отчасти догадывался, что двигало Джиро — или, если быть точным, кто. В коридоре было много людей, и все они спорили и сокрушались. — Яойорозу просто глупостями занимается… Набила себе в голову какую-то ересь, теперь своим ужасным поведением срывает весь концерт! — причитала какая-то мадам. Джиро обратила на эту фразу внимание. — Значит, дело в ней, — тихо выдохнула она себе под нос. Они продирались сквозь людей; Изуку узнавал в них выступающих студентов. Тут были, судя по всему, и их учителя, и ещё какие-то важные лица — организаторы благотворительного концерта. Мелькали двери разных музыкальных классов. Вот они дошли и до самого эпицентра, где люди огромной кучкой столпились перед одной дверью. Изуку оглянул толпу: тут, рядом, стоял и уже знакомый ему парень. Тодороки Шото спиной привалился к стене и отвернул голову куда-то вбок, скрестив руки на груди. Вид у него был ужасно напряжённый и озадаченный. Кто-то обратился к нему, но Шото лишь отмахнулся и кратко ответил что-то нерадостное, пожав плечами. Почему он совсем ничего не предпринимает? Да и… Что происходит? — Кажется, Яомомо там, — цокнула Джиро, устремив глаза на дверь. Люди около неё взволнованно переговаривались, кто-то ходил кругами и думал. И, кажется, никто не знал, что делать. Тут и Джиро заметила Тодороки. Она отпустила руку Изуку и решительно подошла к парню. — Прости? — начала она слегка мрачно; ну, хорошее первое впечатление — точно не её конёк. Шото повернул к ней голову. — Ты ведь выступаешь вместе с Момо Яойорозу, так? — Да, — прохладно ответил Тодороки. — Тогда почему ты стоишь здесь так, будто бы тебя вся эта ситуация не касается? — грубо спросила Кьёка. — Что происходит с… Яомомо? Парень опустил руки и с неприязнью оглянул незнакомку. Изуку не очень нравилось, как Джиро начала разговор; никакого хорошего расположения пианиста к ним можно было не ждать. Сам Мидория предпочитал помалкивать. Но Тодороки, в отличие от Джиро, агрессивно настроен не был и только раздражённо выдохнул. Он ответил вопросом на вопрос: — Почему ты так называешь Яойорозу? Ты что, ещё одна её подруга? — Можно и так сказать, — уклончиво ответила девушка. Шото надменно посмотрел на неё. — Тогда, я думаю, ты сама должна знать. Я не имею ни малейшего понятия, почему она отказывается идти выступать. Она ничего не объясняет. Я её напарник, но не её друг. Мне Яойорозу ничего не говорит. Это звучало ужасно странно. Джиро только фыркнула и со словами: «ну и ладно — сама разберусь!» бросила Изуку, резко развернулась и направилась прямо к двери, за которой и находилась виновница «спектакля». Шото слабо верилось в её слова, что было видно по его выражению лица. Мидория, которого, кажется, Тодороки изначально не заметил, неловко потоптался на месте. — Если ты выступаешь вместе с ней, разве не тебе в первую очередь важно узнать, что случилось с Яойорозу? — решился спросить Изуку. Тут уж Шото обратил внимание и на него. Мидория отметил про себя, что в реальности, если посмотреть вблизи, шрам у него был довольно яркий и красовался чуть ли не на пол лица; по иронии, прямо на стороне красных волос. — Ты не понимаешь, — процедил Тодороки. У Мидории появилось чувство, что он ему только докучает. Тодороки снова отвернулся. — Может, вы недостаточно отрепетировали и она не уверена в своих силах? — спросил Изуку высоким голосом, не зная, что ему ещё сказать — молчать тоже хорошим вариантом не было. В глубине души Мидория чувствовал, что зря только продолжает стоять рядом с ним и сувать нос совсем не в свое дело; тем более, Шото видел его первый раз в жизни. Но… Была и другая сторона медали, были и другие чувства — и что-то подсказывало Изуку, что-то говорило ему изнутри: помоги ему. И этот порыв своей души Изуку просто не мог игнорировать. Казалось, Шото ничего не ответит ему. Он долго молчал. Но затем вдруг ответил: к неожиданности и самого Шото, и Изуку. — Мы репетировали достаточно. У нас всё было идеально. Мы должны были представить свое собственное переложение одного произведения на фортепиано и арфу. Да, это непросто — играть так, как до тебя ещё никто не играл, быть первым, но… Я просто не понимаю! Что могло пойти не так? Мне казалось, я держал всё под контролем! — Ты уверен, что «держал всё под контролем?» — переспросил Мидория, нахмурившись. — Естественно. Это я, сам, выполнил это переложение и на свой инструмент, и на её. Все ведь было спланировано. Почему она сейчас не хочет идти выступать? — Шото уже начинал отчаиваться. Мидория задумался и посмотрел в сторону двери. К его удивлению, Джиро куда-то испарилась; её там уже не было. Неужели она куда-то ушла? Или… — Видимо, они и правда подруги. В это слабо верилось, — флегматично протянул Тодороки. Теперь он отлип от стены и уже заинтересованно переводил взгляд от двери к Мидории и обратно. — Если Яойорозу пустила её внутрь… — …Значит, еще не все потеряно! — продолжил Мидория. Изуку не знал, чем можно было помочь в данной ситуации. Но, кажется, не один он был «героем» — настоящему герою стоит положиться на своего друга. Если только Джиро сможет узнать, в чём дело, если она сможет спасти ситуацию, если сможет уговорить Яойорозу выйти на сцену — она действительно будет героем. Оставалось только ждать. И они ждали. И снова время потекло медленно: но у Мидории была каждая минута на счету. Ведь с каждой минутой зрители разочаровывалась всё больше и больше, с каждой минутой учителя теряли надежду на здравый ум лучшей студентки, с каждой минутой Шото всё больше понимал, что он упустил что-то важное. Но… что? У него не было ответа на этот вопрос. И, к радости всех, дверь скоро распахнулась. Джиро смогла? Да, кажется… Она улыбалась. Яойорозу вышла вслед за ней. Она проигнорировала возмущённые возгласы учителей и сбросила с себя чьи-то руки. Девушка подошла прямо к Шото и решительно посмотрела на него. — Боюсь, тебе придется смириться, — хохотнула Кьека, победно блеснув глазами. Изуку не понимал, с чего бы у неё так изменилось настроение, но это определённо интриговало. — Я не буду играть партию, которую ты составил для меня, Тодороки, — медленно проговорила Яойорозу. — Я сыграю своё собственное переложение. Шото, кажется, теперь уже был согласен на всё; но в его глазах всё равно отразилось крайнее недоумение. — Но… Мы же даже не репетировали так! Яойорозу помотала головой. — В твоей партии все остаётся по-прежнему. Просто… Доверься мне. Шото поколебался. Изуку активно закивал головой, люди уже поторапливали их к выступлению. Оживление нарастало. — Хорошо. «Пусть будет по-твоему. Я верю тебе!» — вот, что говорил его взгляд. Наконец, они побежали за кулисы. Настало время для самого главного выступления. …Тем временем на другом конце города Кацуки в ярости отключил телефон и чуть не бросил его на пол; благо, понимал, что ему и без этого гитару новую надо покупать, а на телефон он раскошеливаться не собирался. «Абонент находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, перезвоните позже…» — Твою мать, я урою их сразу же, как только увижу! — бесился он. — Спокойно, Бакуго, у нас ещё есть время, — приободрил его Каминари, хоть сам чуть не ли не в трясучке заходился. Ведь на самом деле времени практически не оставалось. — Наше выступление накрылось! Я уверен, всё из-за этого дебильного Деку. Чтоб его! Пусть сдохнет в своей Академии! И Джиро тоже хороша… С хера ли все отключили телефоны, сволочи? Наступила очередь для выступления группы Красный Взрыв. В прямом эфире следующая рок-группа так и не появилась на сцене.