В ритм наших сердец!

«Если бы всё только было, как раньше». Как раньше. Джиро сжала в пальцах телефон, прислонившись к холодной стене отеля. Звонок, ещё один — телефон настойчиво вибрировал, и она знала, чьё имя отражалось на экране. Девушка отключила вибрацию, но звонивший не сдавался. Вот ведь заноза. Каминари незачем бежать за ней. Он ничего не изменит — глупый, почему он всегда делает вид, что всё хорошо, когда группа разваливается на глазах? Почему он так радушно, когда все на грани, впускает Киришиму, почему сносит заскоки Бакуго, почему продолжает верить, что они смогут чего-то там добиться вместе? И если даже Джиро знала его очень хорошо… Этого она никогда в нём не понимала. Кьёка сносить подобного более не могла; вкладывая в группу всю себя, она хотела совершенно иного будущего для неё. Мимо сновали какие-то люди. Джиро не параноик — но ей померещилась эта ярко-жёлтая раздражающая шевелюра, и она не выдержала — бросилась куда-то дальше, в сторону выхода. Может, и вовсе уйти? И больше никогда не вернуться… Она могла бы начать с чистого листа. Мимолетная мысль, казавшаяся абсурдной, не выходила из головы. А почему нет? Эта группа больше не то, что было раньше. Джиро вылетела на улицу, вдыхая свежий воздух полной грудью, чтобы привести голову в порядок. Вдали гудели машины, послышался какой-то надрывный прокуренный смех. Какой же бред. Ничего не мешало ей бросить всё прямо сейчас и уйти. Кьека снова бросила взгляд на экран. Денки не унимался. Если начинать сначала… Стоило полностью покончить с прошлым. Джиро немного отошла, встала напротив стены и замахнулась телефоном — к чёрту, купит новый — и она уже готова была со всей дури швырнуть его в стенку, как её кисть крепко перехватила чья-то ладонь. — Не делай этого. Джиро порывисто обернулась. На неё немного затравленно, но упрямо уставилось девичье лицо с крайне грубыми и совсем не женственными чертами. Ярко-красные волосы топорщились во все стороны, оттого и в глазах отражался знакомый алый блеск, от которого девушка невольно вздрогнула. «Кацуки, чёрт возьми, ты так и будешь преследовать меня, ломая судьбу и дальше? Как же ты эгоцентричен и невыносим! Ты самый настоящий…» — Монстр… — закончила Кьека тихо, не в силах держать свои мысли при себе. Девчушка напротив приоткрыла рот, и Джиро опомнилась, когда тот самый блеск, померещившийся ей, исчез, уступив место смеси смущения и даже стыда. Незнакомка тут же отпустила её руку и еле слышно, скомканно извинилась; голос её был несколько низковат и не особо приятен, но ничего из этого Кьёку не оттолкнуло в ней. Джиро готова была прямо сейчас несколько раз ударить себя по голове; и в мыслях у неё не было оскорблять девушку! — Я не… Я не это имела в виду, это не про тебя, эм, я задумалась… — Кьёка не умела извиняться. — Нет-нет, не оправдывайтесь, — та яростно помотала головой и отступила на шаг. — Я привыкла слышать такое, поверьте. Тем более, вы на эмоциях, и не стоит опрометчиво ломать телефон, — проговорила она. — Привыкла? — переспросила Джиро, еле шевеля губами. Что-то в её сердце болезненно сжалось. Мигом забылось всё то, из-за чего она недавно хотела угробить телефон, и теперь она внимательнее изучала незнакомку перед собой. Та немного застопорилась, но потом чуть хмуро ответила: — Да. Когда я выхожу на сцену, я часто слышу подобное. Люди шепчутся и не замолкают, то странно косясь, то в упор рассматривая с насмешкой, — отстранённо поведала она. — Моя группа слишком добра ко мне. Я даже не знаю, зачем они до сих пор поддерживают меня. Иногда мне кажется, что я больше не вынесу. На шоу я лишь предмет для насмешек. Зато притягиваю внимание. Жаль, что не так, как я бы хотела… Но это нормально, — девушка вдруг снова замотала головой. — Не берите в голову, забудьте. Я просто хотела сказать, какие бы проблемы у Вас не были… Кто-то из группы может искренне беспокоиться о Вас, если Вы не ответите на его звонок. И она уже готова была отвернуться и уйти, но Кьёка чувствовала, что после услышанного она просто не может отпустить ту и забыть о ней. Эта девушка взяла и в первые минуты знакомства открыла свою кровоточащую рану с такой лёгкостью — только чтобы помочь ей? Джиро в судьбу не верила, но эта несчастная, но добрая девушка, появившаяся так вовремя, пошатнула убеждённость Кьёки. — Ты необычная. Удивительная, — сказала Кьёка, и незнакомка вперилась в неё взглядом, замерев. — Я же говорю, не стоит… — возразила она, но Джиро перебила её, вдруг резко подойдя вплотную и приблизившись к её лицу настолько, чтобы видеть каждый узор на коже девушки — некрасивой, шершавой, чем-то напоминавшей змеиную. Та не отпрянула, она явно была поражена, что от неё не отворачиваются с презрением; Джиро будто знала. — Твоя особенность — твоя фишка, знаешь? Тебе нужно использовать её правильно, в свою выгоду. Твоё лицо уникальное. И эту уникальность… стоит подчеркнуть. Боже, Джиро сама не понимала, что говорила. Наверное, в первый раз она напрочь забыла о себе, в первый раз поддерживала человека, и она совершенно не понимала, что происходило, а незнакомка не отводила взгляд, внимая каждому её слову. Ничего вокруг не существовало более — только её образ перед глазами, только её душа, вывороченная наизнанку. Недавно Кьёка не могла выкинуть из головы свои проблемы, а теперь они вмиг испарились, словно их и не было вовсе. Эта красноволосая девушка правда удивительна. — Вы имеете в виду сделать макияж? Мне такое не… — Может, тату? — бросила Джиро, проводя пальцами по её щеке. — Ты напоминаешь мне… змею. И это… не некрасиво, это необычно. Ты можешь попробовать подчеркнуть то, чего стыдишься, посмотреть с другой стороны. Повисло молчание, и Кьёка, не выдержав, отстранилась, чуть опустив голову. Слова сами вылетели с языка, и она не жалела о сказанном. — Я даже не знаю, да и не думала никогда… — замялась девушка. — У меня есть на связи один знакомый татуировщик, — Кьёка приподняла в руках злополучный телефон. — Ты можешь просто посоветоваться. Глаза девушки напротив заблестели. И вновь красным. Только это уже был не тот блеск, который Кьёка ненавидела в глазах Бакуго. Теперь она почему-то видела в нем другого Кацуки. Того самого, с которым она раньше основала группу, с кем пережила радость и горе, и с кем еле-еле записывала песни и играла по ночам. С кем шла по жизни. Разве она могла бросить группу из-за самого дорогого человека в её жизни? — Я буду Вам благодарна. Кьёка позволила себе чуть улыбнуться. — Хорошо, что ты не позволила мне разбить телефон. Мрачное лицо незнакомки осветилось улыбкой ей в ответ. Через некоторое время они вместе ехали в такси. «Хабуко», — коротко представилась девушка, смотря на сиденье прямо перед собой. Джиро очень хотелось рассмотреть её внимательнее, но в силу такта ей вскоре пришлось отвернуться к окну — а там люди, люди, люди — безликие и беззаботные, и если бы только эта масса знала, какие терзания переживает девушка рядом с ней! Токоями устроился работать неподалеку, поэтому путь не отнял много времени. Или же Джиро просто потеряла счёт. Выйдя из такси, они молча направились по адресу, и вскоре стояли перед блестящей вывеской тату-салона. Здесь уже Кьёку ждал совсем не тот подвал, где мастер работал ранее — и под рёбрами что-то сдавило, вызывая непрошеную ностальгию. Джиро ещё раз спросила себя: хотела бы ли она, чтобы всё было, как раньше?.. — Спасибо, Джиро. Кажется, благодаря встрече с Вами моя жизнь изменится, — сказала Хабуко, сжимая руки в кулаки и чуть повернувшись к Кьёке. — Я… — Вы самый настоящий ангел, — прибавила Хабуко тише, и Кьёка сжала серебристую ручку двери сильнее. «Эта хмурая девушка вечно в своих наушниках». «Истеричка. Ты снова закатываешь драму, идиотка? Достала!» «Какая угрюмая и неразговорчивая». — Я… — голос Джиро дрогнул, и она не решилась продолжать, поспешно захлопнув рот и сжав губы. Она лишь передёрнула плечами и вошла в помещение. Внутри обстановка оказалась довольно стильная, и воспоминания былого подвала сразу испарились; на стенах висели огромные прямоугольные зеркала и фотографии людей с тату, и взгляд Кьёки сразу зацепился за изображение тату на предплечье; где-то стояли стенды, кресла, столик, выделялись несколько чёрных блестящих дверей с противоположных сторон. Одно только не поменялось — здесь всё также присутствовала родная мрачноватая атмосфера. — Добро пожаловать, — Фумикаге в своей фирменной маске (что не могло не заставить Джиро улыбнуться вновь) уже с порога приветствовал гостей, свою сердечную посетительницу и её «подругу». Кьёка остановилась в нерешительности, а за ней и Хабуко, и Токоями, чуть поправив плащ, добавил: — Давно не виделись, знаменитая гитаристка. — Не такая уж и знаменитая, — ухмыляясь, ответила Джиро. — Не то что ты, да? — Меня всего лишь пригласили работать в один из популярных тату-салонов, — Фумикаге чуть отошёл в сторону, показательно рассматривая помещение. — Проходите. Сегодня моя смена, здесь только я. — Не только, — одна из дверей распахнулась, и к ребятам зашла низкая девушка с длинными волосами и выразительными глазами. Её походка, её выражение лица, голос — ничего не поменялось, и Кьёка не могла её забыть. Конечно, раз Токоями здесь, то и его девушка обычно неподалёку. — Тсу-чан? Джиро обернулась. Хабуко с поражением уставилась на вошедшую, расширив как только могла свои узкие змеиные глаза и подавшись вперёд, Кьёка посмотрела на Тсую — та тоже была ошарашена не меньше. — Хабуко! Неужели и правда ты… — чуть скрипучим от нахлынувших эмоций голосом выдавила Асуи, подойдя к посетительнице скорым шагом и порывисто её обнимая. — Они школьные подруги, — пояснил Фумикаге Кьёке, который знал Тсую слишком хорошо. Джиро смотрела на радующихся девушек, чуть ли не душивших друг друга в объятиях, и сцена эта напомнила ей о них с Момо, и слёзы, что готовы были хлынуть от комплимента Хабуко, выступили на её глазах, но Джиро поспешно их смахнула. Она уже вдоволь наплакалась сегодня на репетиции — и этих слёз ей вдоволь хватило на ближайшее время. Вот только сейчас причина была кардинально иной. Девушки наперебой говорили о их встрече, о шоу и о том, как они рады друг друга видеть, и Джиро отошла чуть поодаль, объяснив тем временем ситуацию с Хабуко Токоями. Выслушав её, он согласился помочь и даже высказал свое одобрение, что не могло не польстить Кьёке, как той, кто придумала такую очаровательную идею, вот только Фумикаге всё равно плавно свернул тему на ситуацию с шоу. Токоями будто знал, что у них не всё гладко, и это ещё мягко сказано. Конечно, он хорошо знал Бакуго и Эйджиро, и вся история не проходила мимо него; вообще Джиро иногда даже казалось, что этот «ворон» мог как-то предчувствовать, что Кацуки, например, в конечном счёте перегорит и забьёт тату, а Киришима и вовсе забудет о метке, перейдя на другую сторону. Ситуация была слишком запутанная. — Сложное положение. Но вам нужно пережить это. Всё это, Джиро. Тебе нужно возвращаться. Кьёка помотала головой. Она не могла. Она уже не хотела начинать с чистого листа, отрезая часть своей жизни, но отпустить прошлое и двигаться вперёд, принимая настоящее, Джиро всё ещё не могла. Кьека засунула отключенный телефон в карман брюк. Она не будет его разбивать. Но и включить не может тоже. Впрочем, Кацуки всё равно не позвонит ей. Не позвонит же, ведь так? Он ясно высказал, что желает её ухода из группы. Тогда не позвонит. Неужели он действительно был искренен тогда? — Токоями, позволь мне остаться у тебя на время. Фумикаге ничего не ответил, но Джиро знала ответ заранее. Токоями не одобрял действий Кьеки, вот только выбору своих друзей он не перечил никогда.

***

Ребята возвращались обратно глубокой ночью, отходя от знакомства с новой интересной группой полуфиналистов. Урарака ушла заранее, что очень беспокоило Мидорию, а Шото потерялся где-то ещё вначале, отстав от Изуку и Кацуки, и последний этому очень радовался; надо отметить, что это являлось чуть ли не единственным, что принесло ему положительные эмоции в эту ночь. А вот Мидории идти наедине с ним, если сказать помягче, было неуютно. — Они очень хорошо играют. Непросто… будет соревноваться с ними в следующем туре, — пробормотал Мидория под нос, чтобы хоть как-то заполнить безмолвный вакуум между ними. — Кучка полоумных фанатиков, возомнили себя там какими-то бредовыми спасителями с высокими целями, — высказал Бакуго своё мнение, сгорбив спину; Изуку шёл немного позади него. — А по-моему… Стоит задуматься… — ещё тише возразил Мидория, и тут Кацуки громко цокнул, и, не прекращая идти, отметил: — Ты и так слишком много думаешь, Деку! Лучше трать время на репетиции, — он немного помолчал. — А этот Монома гадина, самая настоящая. Пусть сдохнет поскорее, видеть его больше на шоу не могу. Изуку невольно улыбнулся. — Это слишком жестоко, Каччан… Через несколько минут они благополучно добрались до их номера; тут Мидорию осенило — раз уж Кацуки в таком настроении, что снизошёл с ним немного нормально (или не очень) поговорить, может, стоило попросить его о второй карточке для входа в номер? Но буквально в следующий же миг Бакуго бросил на Изуку свой злобный взгляд и резко впихнул в дверной проём; потому что, чёрт возьми, он не мог быть джентельменом и пропускать Изуку вперёд, когда как этот «тупень» стоял с задумчивым лицом и ушёл в астрал, не входя в номер, будто намеренно игнорируя все попытки Бакуго исправиться. Мидория, прошляпав момент, понуро прошёл далее в комнату. Спать хотелось жутко, и он сразу же стянул с кровати одеяло, чтобы постелить себе и завалиться прямо так, в чём проходил весь день, но все его планы сорвал Кацуки. — Спать будешь со мной. Изуку замер и с откровенно испуганным лицом уставился на Бакуго, потому что такой поворот событий ему и во снах не снился (если только один раз — но ведь это был… не сон), и благосклонного жеста своего соседа он не ожидал ещё как минимум никогда. И ведь Кацуки мог сказать… Он мог сказать «на кровати» или «на постели», но он подчеркнул свою персону, и Мидории хотелось провалиться под землю вот прямо сейчас, а ещё, оказывается, перспектива спать на полу уже и не так уж и печалила его, скорее наоборот… — Деку-у, хватит тупить и положи одеяло, — скучающе протянул Кацуки. Его очень даже забавлял румянец на щеках Изуку, вот только от его тормознутости ему реально хотелось выть. Даже Каминари соображал шустрее. — Н-н… — хотелось возразить Изуку, но Кацуки от его мямлей вкрай устал и раздражённо бросил: — Я в ванную. А затем демонстративно отвернулся и скрылся за дверью. Мидория обречённо вздохнул и сполз на пол, прислонившись спиной к кровати. В номер из-за открытого балкона залетал прохладный ветер, и на полу сидеть оказалось неуютно, но только Изуку совершенно не заботила такая мелкая вещь. Он очень хотел спать, вот только чувствовал, что сегодня от нервов ему не удастся уснуть совсем. Интересно, в чём причина такой доброты согруппника? Изуку отчаянно теребил подол футболки и пытался дойти до истины, но в голову шло только его «ничего не значит»; но если так, может, Бакуго просто хочет наладить с ним хорошие отношения? Мидория, конечно, не мог об этом и мечтать, что тут и говорить о… другом. Кацуки вернулся обратно очень быстро, словно для него процесс принятия душа не занимал и пяти минут, и, естественно, увидев Изуку на полу, когда он ему ясно дал понять, чтобы тот валился в кровать, Бакуго пришёл в негодование. Мидория-то тоже не сдал позиции и решил попытаться выпытать место на полу, и Кацуки в итоге в раздражении сказал ему «делать, что тот хочет»; Изуку счёл, что Бакуго на него сильно обиделся, а этого ему очень не хотелось, поэтому Мидория всё же переборол себя. Он тоже быстро помылся и лёг на кровать, и, казалось, Кацуки мог бы радоваться, но… Всё же Изуку его очень бесил. Этот дурень лёг прямо на самый край, и Кацуки, конечно, не думал ни о чём переходящем грань, вот только теперь он не мог даже его приобнять, и Бакуго с разбитыми чувствами отвернулся на другой край и вскоре отключился. Зато Изуку, более впечатлительный, совладать со своим телом никак не мог, которое никак не хотелось забыться сном, поэтому он ворочался на своем краю время от времени, ужасаясь, как же долго тянется время. В конце концов Мидория приподнялся на кровати и осторожно повернулся в сторону Кацуки. Не было никаких сомнений, что тот давно крепко спал, и Мидория печально склонил голову к груди. В тишине, нарушаемой лишь приглушёнными звуками ночного города, он слышал, как билось его сердце; и как же ему было горько принимать тот факт, что он, кажется, единственный из них двоих борется с этими обжигающими чувствами. Их сердца не бьются в унисон. — Как бы я хотел попасть в твой ритм, — тихо прошептал Изуку. — Чтобы наша музыка… — он протянул руку над его грудью и замер, так и не прикоснувшись к нему. — Играла в ритм наших сердец. Он убрал руку и осторожно поднялся с постели, пытаясь быть максимально тихим. Парень на носочках прокрался на балкон, который, к счастью, был открыт, и в обязательном порядке прикрыл дверь — мало ли, вдруг Бакуго услышит. Он отошёл вбок, прислоняясь лопатками к парапету, и повернул голову, задрав её к небу. Звёзд, конечно, не наблюдалось, но на душе у Изуку вдруг стало легко и хорошо, будто это место вне видимости Кацуки подарило ему призрачное спокойствие. Джиро ушла, Каминари не в духе, Кацуки не лучше, Тодороки выглядит потерянным, а Урарака и вовсе скрывает что-то совсем неладное, испаряясь ночами и не доверяя даже своему лучшему другу. Мидория вздохнул. А как там мама? Она-то думает, что у них всё хорошо… Изуку никогда не хотел заставлять её волноваться по пустякам. Вдали мигали огни. Изуку прошептал спящему Кацуки самые дорогие ему слова, потому что они были частью его собственной песни, которую он исполнял сам. Мидория знал, что он не умел петь, что ему даже не стоит и задумываться об академии Юуэй, вот только он никогда не переставал втайне ото всех тренироваться. Мидория прикрыл глаза. Тихо. Стало ещё тише. Кацуки пел так красиво… Он не смог бы также. Но если попробовать исполнить его партию в другой тональности… Изуку пел очень тихо. Сосредоточиваясь только на своём голосе и полностью обрывая зрительную связь с миром, он лучше контролировал себя, с наслаждением растягивая ноты и редко беря дыхание, чтобы растянуть песню как можно дольше. Эта была песня их группы, вокальная партия, которая исполнялась только солистом; она повествовала о лучших днях в их жизни, искажая реальность и заставляя хоть немного, хоть самую малость верить в лучшее. Потому что у их группы… всё обязательно будет хорошо. Ветер значительно усилился, но Мидория не придал этому значения, получая удовольствие от его прохлады; он приятно ворошил его короткие волосы, и Изуку продолжал петь. Вот только он совсем не учёл, что от сильного ветра дверь балкона может распахнуться, что Бакуго может его услышать, и что он даже вполне себе может заявиться прямо сюда. А Кацуки между тем действительно проснулся и стоял прямо перед балконом, слушая свою собственную партию в другом исполнении, всё никак не улучая момент зайти. Поначалу, как только он проснулся от странных звуков и не обнаружил рядом Мидорию, Кацуки разозлился, но быстро сообразил, что к чему, поднявшись с кровати. Бакуго не помнил, чтобы хоть раз слышал, как тот поёт. Так… чисто, и Кацуки был очарован, но в мыслях яро утверждал обратное. Он не выдержал и зашёл, но Мидория, казалось бы, ничего не слышал вокруг себя, закрыв глаза; и Кацуки с каким-то странным трепетом в груди наблюдал за его расслабленным выражением лица. Бакуго приблизился к нему, а затем, прямо на припеве — взял и подхватил мелодию, исполняя песню уже на свой, привычный лад. Изуку резко распахнул глаза, но не прервал песню; лишь лёгкая дрожь на долгих нотах выдавала его сильное волнение. Их голоса переплелись вместе, и Бакуго это ужасно, до чёртиков нравилось, и он подошел к нему ещё ближе, и ещё, и, наконец, Кацуки был уверен, что поймал идеальный момент; он замолк, лёгким движением приподнимая вверх подбородок парня напротив и заставляя его замолкнуть. Билось ли сердце Изуку также быстро, как и его сейчас? Он не знал, почему, но как бы он хотел… поймать ритм его сердца. В дверь номера громко, торопливо забарабанили. Кацуки резко повернул голову к источнику шума, который в данный момент обломал ему всю жизнь, и сквозь зубы выругался. Изуку что-то пролепетал про «дверь» и «надо открыть» и поспешно отвернулся, прикрывая лицо руками. Он никогда бы не подумал, что когда-нибудь споёт не просто при Бакуго, а вместе с ним. Кацуки проследовал до двери, нарочито громко топая, чтобы показать всё его недовольство, а стук становился только громче, и это, честно говоря, напрягало и его, и Изуку, который плёлся следом. Он открыл дверь. — Бакуго, хорошо, что ты проснулся, — на пороге стоял Тодороки, который выглядел очень странно с выражением тревоги на его каменном лице. — Какого хрена? Ты время видел, половинчатый? — буркнул Бакуго хмуро. Этот недоумок, по мнению Бакуго, что-то зачастил портить ему жизнь. Тодороки, проигнорировав его грубость, продолжил: — Урарака вернулась в отель. Ей плохо. Она попросила не вызывать скорую, и ни Джиро, ни Каминари — я никого не нашёл… Но её нельзя оставлять в нынешнем состоянии одну. — Урарака! — воскликнул Мидория позади, прижав к груди кулак. — Шото, мы должны идти к ней прямо сейчас!