В ритм наших сердец!

Эйджиро поднялся и подошёл к Кацуки, который пялился куда-то в пустоту с очень интересным выражением лица — по-крайней мере, так думалось Киришиме. — Ты никогда не дарил мне цветы, — сказал Эйджиро приглушённо. — Ты… «Ты изменился». «Это из-за него?» Бакуго метнул на Эйджиро свой мрачный взгляд, сомкнув челюсти до скрипа зубов. — Подавись своими цветами! — рявнул он, резким движением бросив рядом с парнем розу. Он, может, и втоптал бы её ещё ботинками, но у него были дела поважнее. Надо же было ему додуматься влетать сюда с розой! Ещё и Изуку — ну какого хера он так много думает? — быстро сообразил, что к чему, хотя ничего и ни к чему; чёрт бы побрал и его тупые извилины, и Киришиму этого, и розу! Кацуки развернулся и побежал прочь. — Эй, постой! — крикнул ему вдогонку Эйджиро, но Бакуго даже и ухом не повёл. А у Изуку, оказывается, быстрые ноги — его и след простыл, и Бакуго с горчащей в горле досадой шёл обратно в их номер, полностью уверенный, что Мидория находился там. Он не ошибся. Кацуки распахнул чуть приоткрытую дверь, врываясь танком в комнату. Изуку стоял около барабанной установки спиной к вошедшему и возился с инструментом. Он повернулся вполоборота к нему и бегло осмотрел Кацуки. — Так быстро вернулся? Вижу, т-ты подарил… — Деку, ты идиот! — заорал он, хотя всё было совсем наоборот. Но Бакуго, конечно, в силу своего характера не мог признать, что он допустил оплошность. Изуку прочистил горло. — Прости, Каччан, но я не виноват, что оказался там в неподходящее время, ты мог бы постучаться… Думаю, Киришима всё равно рад твоему вниманию, но если у вас сейчас что-то не складывается, то необязательно кричать на меня, — пробормотал он, и голос его постепенно потухал. Бакуго быстро сократил расстояние между ними, вперившись своим злобным-злобным взглядом в парня. — Что этот дерьмоволосый наплёл тебе? — спросил он напрямую. Мидория замер, а затем медленно повернулся к нему, опустив взгляд. — Не волнуйся, у вас всё наладится, — сказал он уверенно, проигнорировав его вопрос. — Я спросил тебя, — повторил нервно Бакуго. — О чём вы говорили, Деку? Отвечай! Мидория чуть ли весь не сжался. Кацуки явно выходил из себя, и сложно было вытерпеть его неконтролируемую агрессию. Но Изуку тоже был упрямый. — Прости, я знаю, как будет лучше, — твёрдо сказал он, поднимая на Бакуго глаза, и ни сам он, ни голос его не дрогнул. Кацуки открыл было рот, чтобы обматерить его «как будет лучше» на чём свет стоит, но приостановился. Изуку будто сам не свой. Чёртов Киришима точно промыл ему мозги, и ещё как! Бакуго вспомнил, что Мидория когда-то говорил кое-что… про замену. Кацуки еле слышно вздохнул. Эйджиро подлец. Будто чуял, что Изуку наивный и вместе с тем «благородный», и Кацуки очень бы хотел, чтобы он думал поменьше. Вот тогда было бы намного проще. — Нет, не знаешь, — чуть поубавив спесь, буркнул Бакуго, подходя к Изуку ещё ближе и оплетая руками талию. Тот опустил глаза. Что ж, раз Изуку сам не дойдет своей головой, Бакуго придётся выбить из него его предубеждения и глупые выводы, навеянные словами Эйджиро. Потому что Бакуго почему-то решил, что виноват здесь только Киришима. — Ты не замена ему, — добавил Кацуки, притягивая парня к себе и наклоняясь. Ну наконец-то! Может, эта дурацкая роза всё-таки и не такая уж и бесполезная, даже если всё пошло далеко не по плану, и Бакуго сделает то, чего так долго ждал. Мидория поднял руку, уперев её Кацуки в грудь, кончиками пальцев сжав ткань футболки и мягко отталкивая его от себя. Так, совсем невесомо, но Бакуго показалось, что его ошпарили кипятком. Кацуки не видел его выражения лица, — Изуку склонился совсем низко. — Пожалуйста, перестань, — прошептал он. Удивительно, но былая злость куда-то испарилась, оставляя после себя удушающую пустоту. Прежний Бакуго бы не отошёл от своего. Он бы притянул его вопреки его желанию и сделал бы с Изуку всё, что ему захочется, даже не церемонясь с желаниями партнера, но сейчас Кацуки не мог сделать ничего. Это чувство… его пугало. Он никогда не ощущал себя настолько беспомощным от отказа. — Простите, я помешаю? — послышался позади голос. — Настало время репетиции. — Нет-нет, мы уже закончили, — ответил Изуку громко, высвобождаясь из хватки Бакуго — тот не особо сопротивлялся. Мидория даже улыбался вошедшему. В комнату прошёл самый гадкий человек на свете, которому, видимо, очень нравилось портить Кацуки жизнь. Тодороки кивнул и принялся разбираться со своим синтезатором, а Мидория, скомканно извинившись и бросив «я ненадолго» быстрыми шагами покинул номер, так и не взглянув на Кацуки, и это последнего почему-то задело. Больно задело. Но это так глупо — Бакуго никогда не был ранимым. Кацуки так и остался стоять на месте, и Шото поднял голову, отрываясь от нот, которые расставлял на инструменте. — У вас что-то случилось? — поинтересовался он. — Не твоё дело, двумордый, — грубовато ответил Бакуго. — Если поделишься со мной, я могу помочь, — продолжил Тодороки, проявив дружелюбие, и Бакуго осклабился, повернувшись к парню. Шото стоял прямо; казалось, он всегда выглядел идеально, и это делало его в глазах солиста ещё более странным и раздражающим. Лицемер. Бакуго же его насквозь видит. В его глазах нет искренности, нет сочувствия, желания помочь или… Вообще хоть чего-то. Они пустые! Прекрасная фальшивка. И зачем он лезет к нему? — Ты здесь ничем не поможешь. Играй на своих клавишах и помалкивай, — ответил Кацуки. Шото долго сверлил его взглядом, и это очень Бакуго не нравилось. — Я плохо разбираюсь в человеческих взаимоотношениях, — ровным голосом сказал Тодороки. — Но знаешь, Бакуго, изучив тебя, я поражен. Даже у такого эгоистичного, буйного, бескомпромиссного и гордого человека есть люди, которые его любят и ценят. Я не заметил, чтобы ты отвечал им тем же. На твоём месте я бы задумался над собой. — Я же сказал, мне не нужна твоя помощь! — прикрикнул на него Кацуки, сжимая кулаки. — Оставь свои нравоучения при себе! Шото приподнял уголки губ, и оттого его лицо почему-то стало казаться ещё более печальным. — Знал, что ты так отреагируешь. Тодороки, наверное, никогда не поймёт его. Он бы уже давно объяснился с Изуку, видя, как тот его любит; уговорил остаться Джиро, уверив девушку в том, что она нужна и ему, и группе; поговорил бы с Очако и помог бы Каминари. Неужели это было настолько сложно? Шото правда не знал. Ведь у него самого никого не было. Тодороки привык быть один, да и он особо не жаловался. Он, чуждый всему миру, закрывался от него крышкой фортепиано, отточая в очередных этюдах, сонатах и прелюдиях свой талант. С самого детства для него существовал лишь один человек — его отец, да и того Шото ненавидел всем сердцем. Потом появилась Яойорозу. Но она являлась лишь его напарницей, и Шото понимал, что по-настоящему они не дорожили друг другом. Момо тоже казалась всегда одинокой. Это, по крайней мере, означало, что Шото — не один такой. А потом объявилась Джиро Кьёка. Нет, всё-таки, кажется, Шото был один. Единственное дорогое, что у него имелось — это его академия. Место, где он провёл почти всю свою жизнь. И Шото собирался сохранить её во что бы то ни стало. Бакуго же, в свою очередь, не понимал, зачем Тодороки присоединился к группе «Красный Взрыв». Он был уверен — с ним что-то нечисто. Да и он сам, признаться честно, не знал, зачем быстро принял его… Мидория так сильно хотел, чтобы он играл с ними. Чёрт, нет. Нет, это определенно не из-за Деку! Кацуки сам принял это решение. — Ты говорил, что с тобой мы пройдём в следующий тур, — медленно проговорил Бакуго. — Это правда? — Абсолютно, — тут же ответил Шото. — Не беспокойся об этом. Тодороки просто не мог допустить их вылета. Иначе же это оборвёт всю его жизнь. В номер следом залетела Урарака, приглаживая свои волосы, которые от бега топорщились в разные стороны. И только Бакуго хотел отругать нерасторопную девушку за опоздание, как она с ходу выпалила: — А тебя срочно просят спуститься к администрации! Кацуки выгнул бровь, но ничего не сказал и, оттолкнув Очако с прохода, тяжёлой поступью отправился к лифту. Урарака обиженно потёрла бок, который мало того, что саднил после всего развлечений Тоги, так теперь с помощью Бакуго ещё больше разнылся, и в голове неясными всплесками отдавалась фантомная боль. Тодороки сделал нелестное замечание в его адрес, и девушка только покачала головой, пытаясь оградиться от назойливого взгляда Шото спиной. Она пока подхватила свою скрипку, начиная разыгрываться. Душно. Урарака открыла дверь балкона, впуская свежий воздух в номер, но давящее, мрачное ощущение так и не испарилось, нависнув тяжёлой серой тучей над девушкой. Может, у неё давление? Очако так хотелось отдохнуть. Пару часов назад, изливая душу Тсую, она думала, что станет легче, но теперь дело оказалось только запутаннее. В номер вернулся Изуку. Урарака сразу же опустила смычок, а Мидория сделал пару шагов в её сторону. Он выглядел растерянно: будто хотел что-то сказать, но не мог подобрать слова. Между ними осталось слишком много недосказанного. И эти несказанные слова, как снежный ком, росли по не по дням — по часам, образуя глухую стену, сквозь которую так сложно было прорваться. Изуку не знал, как начать. Это было сложнее всего. Ведь никакие заевшие «прости» здесь не помогут. Вскоре в коридоре послышались характерные шаги, которые уже ни с кем и не перепутаешь, а затем понеслась и ругань, которая только развеяла сомнения ребят — сюда топал Бакуго, и, очевидно, не один, потому что вперемешку с его рычанием что-то несуразное ляпал Каминари. Кацуки ворвался в комнату, тащив за предплечье Денки, а тот отбрыкивался, обиженно закусив губу. — Я же не знал, что так нельзя делать! Да я для общего блага стараюсь! — оправдывался парень, всё же отпрянув от Кацуки и поправив одежду. — Что случилось? — спросил Мидория. — Этот придурок ломился во все номера отеля, ища Джиро, чтоб её! — орал Кацуки, нервно расхаживая по номеру. — А с нас теперь штраф за нарушение порядка! Урарака прикрыла рот рукой, сдерживая улыбку. Каминари забавно размахивал руками, а Кацуки выглядел так, будто бы хотел съесть парня живьём, и сейчас развернувшаяся сцена выглядела скорее комично, чем печально. Кацуки зло сокрушался над суммой, которую им предъявили за безобразия Денки, а тот, краснея от переполняющих его эмоций, вставлял свои «да это случайно вышло!» и «я не виноват!». — Если я не ошибаюсь, тебе, Бакуго, за твой погром, который ты устроил перед первым туром, начислили гораздо больший штраф, чем Каминари, — сказал Тодороки, явно издеваясь над Кацуки. Очако не выдержала и поспешно отвернулась, чтобы не засмеяться. Или, может, чтобы не видеть Мидорию, который выглядел слишком серьёзным сейчас. — А тебе никто слова не давал! — вскинулся на него Кацуки, чуть ли с кулаками не бросаясь. Тут он заметил, что Очако стало как-то слишком весело, и быстрыми шагами оказался подле неё. Девушка вздрогнула, поворачиваясь, и улыбка сошла с её лица. — Если тебя это смешит, круглолицая, можешь сама заплатить за нас такие деньги. Смешная же сумма, не так ли? Так ты хоть чем-то будешь полезна здесь! — высказал ей Бакуго прямо в лицо, и Урарака посерела. Мидория знал, что у семьи Урараки были проблемы с деньгами. Бакуго задел прямо за живое. И как ему только это удавалось? — Не лезь к ней, Каччан, — решительно вставил свою фразу Изуку, в который раз защищая Очако. Он схватил Кацуки за руку. — Я с-сам всё заплачу. Бакуго помедлил, а затем отвернулся от Очако. Изуку думал было, что Бакуго, наверное, на него сейчас обозлится и заорёт, обиженный недавними событиями, но Кацуки смотрел на него каким-то стеклянным взглядом, и Мидория поёжился. Такой Каччан настораживал его больше обычного. Затем Кацуки уставился на его руку, и Изуку, внезапно смущённому, пришлось её отпустить, разрывая с ним контакт. — Не надо, — глухо ответил Бакуго. — Я заплачу, — с готовностью вызвался Тодороки. — У моей семьи достаточно денег. Это не та проблема, из-за которой нам стоит ссориться. — Нет, я! — воскликнул Каминари решительно. — Это я виноват, простите! — Да нет у тебя таких денег, пикачу, — мрачно вздохнул Кацуки, взъерошивая руками волосы. — Не выделывайся. Вся решительность Каминари тут же испарилась, и он печально посмотрел на Тодороки. Кажется, вопрос был решён. Через несколько минут они все жё приступили к репетиции. Теперь, когда Каминари присоединился к ним, в стенах номера игралось немного легче, но Урарака, опустив скрипку и дожидаясь своего вступления в песню, чувствовала — не хватало чего-то важного. А точнее — кого-то. Денки уже пару раз заикнулся об этом, но Бакуго проигнорировал его, как и просьбу парня «сказать ей, что она нужна им». Кацуки всем видом показывал, что она не нужна — ни группе, ни, тем более — ему. Урарака задумалась. Даже если бы Кацуки и хотел сказать Кьёке об этом, он всё равно бы не смог: она же телефон отключила… А вот Урарака бы смогла. Очако знала, где скрывалась Кьёка, и зареклась Тсую, что никому об этом не скажет. Урарака не собиралась нарушать своего обещания. Но девушка просто не могла бездействовать! Уже ближе к полуночи, когда все разошлись по своим номерам, Урарака набрала номер Асуи. — Очако-чан! — послышалось с другого конца провода. — Мы разработали план. Идёшь к нам? — Да, конечно, — согласилась Урарака, чуть улыбаясь от переполненного энтузиазмом голоса подруги. Завершив вызов, она вздохнула. Во что она только ввязалась… Днём Очако уже звонила Асуи. Она была единственной, кто бы не судил её и держал секрет Урараки в тайне ото всех, а Очако просто не могла больше молчать — ведь ей уже казалось, что она потихоньку сходит с ума, перед сном слыша смех Тоги над самым ухом, а в мутном зеркале видя блеск ножа Химико. Тсую, конечно, была шокирована; девушке не сразу поверилось, что её кумир, участница любимой группы «Лига Злодеев» творит ужасы с близким ей человеком! Позже, впрочем, к их разговору подключилась ещё одна подруга Тсую — Хабуко, как она себя назвала, которая поведала о том, что группа, в которой она играет, как раз и ставит целью уничтожить «Лигу Злодеев», разоблачив их истинную личину. Хабуко сразу же поверила рассказу Урараки. Она заскокам Химико удивлена не была; о группе преступников-рокеров она знала достаточно. Хабуко предложила разработать план против Химико, раз ей так понравилась Очако, вот только для его осуществления Урараке придётся снова идти к этой дьяволице; но она всё равно не могла поступить иначе — она же для своей группы, как-никак, старается… Бесполезная. Можно было словить двух зайцев одновременно, обеспечивая победу её группе в полуфинале и собирая улики на Тогу Химико. А ещё Урарака собиралась словить сейчас третьего зайца — только бы ей дали шанс переговорить с Кьёкой Джиро. На Токио уже опустилась ночь. Урарака оделась, натягивая новые колготки на ноги, раны на которых еле успели затянуться. Как же она не любила это время суток. Очако подошла к тату-салону, и в кармане зазвонил телефон. Урарака тут же взяла трубку, не смотря на имя на экране, и сердце её сжалось от голоса Мидории. — Привет, Урарака… Прости, что поздно. Т-ты не в номере… Куда ты снова ушла? Зачем? — робко спросил он, и девушка сглотнула, сжимая в руках телефон. Боже, она же совсем не подумала о том, что Мидория может теперь о ней беспокоиться! Она не в состоянии сказать ему правду. Пока. Очако знает, как будет лучше. — Деку, я… Поехала с Каминари. Я помогаю ему найти Кьёку, — ответила она неуверенно, покосясь на дверь. С какой-то стороны это даже была не совсем ложь… Урараке так стыдно обманывать его! — Это правда? — спросил Изуку тихо. Денки говорил им на репетиции, что собирается ночью объездить все отели Токио, чтобы найти девушку, на что Бакуго рявкнул: «тебе этого отеля не хватило что ли?», но и он понимал, что Каминари так просто не собирался отступать. Очако опустила глаза, разглядывая свои ноги. Она так хотела быть похожей на Изуку. Хотела быть такой же отзывчивой, благородной и… честной. Разве Мидория бы поступил так когда-нибудь с ней, как поступает с ним она? — Да. В трубке послышался облегчённый вздох. — Хорошо. Тогда… удачи вам, — пожелал Изуку, и Очако, дождавшись, пока Мидория первым сбросит трубку, опустила телефон. Она подняла взгляд на дверь и выдохнула. Сегодняшняя ночь будет холодной. Очако уже сделала свой выбор. Она не собиралась отступать. — Прости, Деку.