Жизнь прекрасна! Повторяй это 100000 раз в день. Тогда ты свихнёшься и вся боль уйдёт!
Я хочу верить тебе, но я не могу, ты делал мне больно слишком много раз.
— Иди, чего стоишь, — Аня, легким толчком в спину придаёт мне ускорение, едва мы возвращаемся под трибуну. Впрочем, это и не требуется. Нетерпение подталкивает меня в спину сильнее, чем подруга. — Покажи руку, — Головина я выцепляю почти сразу, он стоит чуть в стороне от остальных. И, непохоже, чтобы моё требование его озадачило. Он просто молча сгибает правую руку в локте. — Ну, и зачем? — у меня даже не находится других слов. — Просто захотел, — он пытается, уклонившись в сторону, отойти к остальным, но я кладу руку ему на грудь. Удержать я его таким образом, конечно, не смогу, но, он остаётся на месте. — Зачем это всё? — я устала, от него, от ритма последних нескольких дней и от сегодняшнего дня, — Тебя нормально расставаться жизнь ещё не научила? — Саня! — слышу чей-то окрик, и делаю шаг назад. — - Ладно, несмотря ни на что, я всё равно считаю тебя классным футболистом. Удачи, — разворачиваюсь и иду в сторону выхода из подтрибунья. — Ну что? Убедилась? — Аня нервно подпрыгивает на трибуне, то ли от холода, то ли от нервов. — Да. А ещё я убедилась, что он — упёртый идиот, — накидываю ей на плечи свой шарф. — Странно, что за семь месяцев вашего знакомства ты только это поняла. — Просто, временами, он вполне вменяемый. — Ну, не бухти, признайся, тебе приятно. — Я ещё не поняла. Если бы мы были вместе, то я бы уже прыгала от счастья, а так…он словно не отпускает меня, всё делает для этого. — Особенно его шашни с бывшей подпадают под активные попытки тебя вернуть. — Вот, теперь ты меня понимаешь. — Всё, начинается, — она поёживается и кивает на поле. — По ходу, мне пора доставать свои успокоительные и обезболивающие. Я очень дальновидно их взяла с собой, — моя нервная система, и так расшатанная, медленно, но верно давала сбой. А как мне ещё реагировать, при виде татуировки «Victory» на внешней стороне его правой руки?***
— - Надо усилить тренировки на уверенность и доверие, — Аня бросает чемодан на пол и садится рядом, явно намереваясь перерыть свои вещи. — Ну Слава Богу, а то я уж подумала, что ты онемела от горя ничьей, — выкладываю из сумки серые пижамные штаны и майку. — Пока летели сюда, мы долго разговаривали со Станиславом Саламовичем. Хочешь знать, что он мне сказал? — она отрывается от терзания содержимого чемодана. — Мы летели сюда не один час, давай сокращай до сути, — надеваю штаны и снимаю лиф. — Он сказал, что коли я теперь его помощник, наряду с другими, то я должна не бояться, а активно применять утвержденные методики. Мол, я, хрупкая девочка, возможно, опасаюсь офигенного количества своенравных мужиков. Это я-то опасаюсь? Просто, я не знала, как ко мне отнесётся тренерский штаб, но, если мне карты в руки, и они признали во мне равную… — Осторожней с пафосными выражениями, а то тебя унесёт не то в «Триста Спартанцев», не то в «Маугли». — А ты чего веселишься? Из-за кого у Дениса плохое настроение, а про Головина я вообще молчу! — она захлопывает чемодан. — Ну ладно Головин, а с Денисом мы уже сутки не общались. Я чего-то не знаю? — Да, не знаешь. Артём говорит, что они постоянно сцепляются. Хорошо хоть, пока словесно. А это создаёт нездоровую атмосферу. Они же вчера на поле вообще никак не взаимодействовали, а у Дениса, что не удар — то мимо. И психовал он постоянно, чудом карточку не схлопотал. — Понятно, и часовню тоже я развалил… — да где же эта косметичка… — Ничего смешного. Значит, так, девочки приедут завтра, и я устрою им очень интенсивную тренировку, а на тебе Денис и Головин. Что хочешь делай, но создай нейтральную атмосферу между ними. А в идеале — прежние взаимоотношения. — Зашибись. Ну, и как я это сделаю? Может, госпожа тренер, Вы мне подскажете? — Чтобы всё испортить, тебе подсказка была не нужна. Слушай, потом, когда всё закончится, я, возможно, извинюсь перед тобой, но пока, сосредоточимся на работе. — Но, пока в тебя вселился твой отец, с тобой опасно спорить. Ладно, жди, я скоро вернусь. — Ты спать-то не планируешь? — Минут через двадцать вернусь.***
— Ну, если тебе интересно, то, в столь нелюбимых тобой соцсетях, все в восторге. Ни одного плохого слова, — не дав Головину сказать даже слова, вхожу в его номер. Не знаю, с кем он живёт, но сейчас его соседа, очень удачно, нет. — Мне всё равно. Я сам себя оцениваю, — он пожимает плечами, но дистанцию между нами сохраняет. — А это прямой путь к депрессии. У тебя-то уж точно. — Ты решила по выносить мне мозг перед сном? Я устал и хочу спать, если ты не заметила, — он явно не в духе, что понятно. — Ладно. Слушай, — подхожу к нему, поближе. Это опасно, так как он зол и напряжен, но, злая Аня куда опасней, — я предлагаю временное перемирие. Ты меня не цепляешь, я тебя не цепляю, короче, игнор. А как всё закончится, можешь снова меня ненавидеть. — Хочешь быть для всех хорошей, — он задумчиво берёт меня за запястья. Только бы не дёрнуться, мне снова становится страшно. — Хотелось бы, но это невозможно. Я даже для тебя не хочу становиться хорошей. Просто сделай, как я прошу. Это необходимо для всех: для меня, для Ани, для сборной, для тебя, в конце-концов, — пытаюсь ненавязчиво убрать руки, но, он держит их крепко. — Ладно, — он делает полшага, и теперь от моих губ его отделяют миллиметры. Меня бросает в жар, руки начинают дрожать. Кто бы там что не говорил, но его присутствие всегда вызывает во мне бурю эмоций, — а ты сама-то выдержишь? — Я очень постараюсь, — получается как-то сдавленно. Я уже едва держу себя в руках. Спонтанный секс — наше всё. — Договорились. Игнор, так игнор, — наклонившись к моему уху так, что я ощущаю его дыхание, вполголоса произносит он.***
— Так, ладно, с одним договорились. Это было жарко и опасно, ко второму даже уже и подходить боюсь, — падаю на кровать и заворачиваюсь в одеяло. — Погоди, в смысле, жарко, и к кому ты сейчас ходила? — доносится сквозь одеяло голос Ани. — Выполняла твой приказ, потом расскажу. Не волнуйся, всё под контролем…по крайней мере, пока. И моя девичья честь не тронута, хотя, она сама была уже не против.