А время - оно не лечит. Оно не заштопывает раны, оно просто закрывает их сверху марлевой повязкой новых впечатлений, новых ощущений, жизненного опыта… И иногда, зацепившись за что-то, эта повязка слетает, и свежий воздух попадает в рану, даря ей новую боль… и новую жизнь… Время - плохой доктор… Заставляет забыть о боли старых ран, нанося все новые и новые… Так и ползем по жизни, как ее израненные солдаты… И с каждым годом на душе все растет и растет количество плохо наложенных повязок…
— Можешь так не мельтешить — все равно, самолёт уже прилетел, — вставать лень, поэтому, приподнявшись на локте, я наблюдаю за быстро одевающимся Головиным с кровати. Вместо ответа он отмахивается и выбегает за дверь. Ладно, час у меня точно есть. За это время можно поставить чайник, накрыть завтрак и привести себя в порядок. Телефон, поставленный с ночи на вибровызов, вдруг загудел. Уверенная, что это Саша, не успевший мне что-то сказать, нашариваю трубку и нажимаю на зелёный значок. — Привет, — знакомый мягкий баритон заставляет подскочить с кровати, — не разбудил? — Привет. Да нет, все равно уже нужно вставать, — ну, и какого черта???? — Тебя давно не было слышно, вот я и решил узнать, как ты? — Зря волновался, со мной все хорошо, — встаю и выхожу из комнаты, — как твои дела? — пауза становится уже неловкой, надо, хоть что-то спросить. — Все хорошо, не волнуйся, — мне кажется, он чего-то не договаривает, но, затягивать разговор не хочу. — Я рада. Футбол ведь — опасная игра, — щёлкаю кнопку чайника. — Я же говорил, ты — настоящая цыганка, — он смеётся, а я перестаю что-либо понимать. — Слушай, я сейчас очень тороплюсь, так что, давай позже созвонимся, хорошо? — Окей! Хорошего дня! — он отключается, как всегда, оставив последнее слово за собой. Ладно, мне сейчас не до внезапно объявившегося Дениса и его странностей: пора приводить себя в порядок.***
От волнения мои пальцы постоянно соскальзывают, и, я уже минуты три не могу застегнуть шорты, а из холла уже доносится шорох открывающейся двери. Но, я же, не обязана встречать её с караваем у двери? Пуговица защелкивается, едва не сломав мне ноготь. Мысленно выматерившись, иду в холл. Саша делает страшные глаза, но, о моём опоздании предпочитается промолчать, а вот его мать, ставящая сумку на пол, на мгновение замирает, но, какое-никакое воспитание, даёт о себе знать: — Здравствуй, Вика, — она выпрямляется, — сынок, я переоденусь, и вернусь, — с этими словами, не удостоив меня более взглядом, она исчезает в ближайшем коридоре, где расположена гостевая комната. — Садись, поешь. У тебя сегодня восстановительная? — сажусь на своё любимое место: спинку дивана. — Подожду маму, — он явно напряжен и недоволен. Видимо, мозг ему, по пути из аэропорта, прополоскали знатно. А этого он не любит. — Как знаешь. В салате, кстати, оливковое масло и козий сыр, тебе их сегодня нельзя. Я сделала тебе отдельно, вон стоит, — достаю телефон. Несколько сообщений от Ани. Но, открыть их не успеваю. — А во Франции тоже похолодало, — одетая в черное цветастое, то ли платье, то ли халат, она выходит к нам. — Да, и во Франции тоже зима, представляете? — не удерживаюсь от ответной «вежливости», в отместку за холодное приветствие. — Садись завтракать, мам, — он улыбается матери, при этом, наградив меня легким «тычком» в спину. То ли, подтолкнул к столу, то ли, сделал предупреждение. — Ой, спасибо, — она садится, мы следуем её примеру. — Как ты тут? — она начинает обычное семейное воркование, а я делаю вид, что меня здесь нет и достаю телефон. «Денис до тебя дозвонился? «Ты в курсе, что у него сложная травма ноги? Хорохорится, но, очень расстроен. Разговаривали недавно.» Мне резко становится жарко. Щеки, кажется, «горят». Так вот, почему он звонил. Может, искал поддержки? — Вика, а ты давно приехала? — заданный, скорее, ради вежливости, вопрос, до меня доходит не сразу. — - Четыре дня назад, — ловлю взгляд Головина и быстро прячу телефон, от греха подальше. — Ладно, мне пора на тренировку. Мам, отдыхай, — он встаёт и идёт к себе в комнату. — Извините, я сейчас, — оставив её наслаждаться завтраком в полном одиночестве, спешу за ним. — Ты специально нагнетаешь? — увидев меня на пороге, он отрывается от сбора рюкзака. — Но, ты же не надеялся, что мы кинемся друг другу в объятия? — он без футболки, так что, я не выдерживаю, и подойдя ближе, кладу руки на его пресс, от чего он слегка вздрагивает. — Я надеюсь, что вы, хотя бы, не подерётесь, — помедлив, он прижимает меня к себе. — За это можешь не волноваться, — не удерживаюсь от легкого поцелуя, — мы с ней в разных весовых категориях.***
— Так, у меня дома мама-апокалипсис, так что, пришлось сбежать на пляж, — прижимая телефон к уху, сажусь на плоский камень. — Надеюсь, ты не будешь купаться. Не русская зима, но, всё же, — отнимаю трубку от уха и включаю видеосвязь, параллельно вставляю в уши наушники. — Не волнуйся. Лучше скажи, что там с Денисом? — Он мне звонил вчера вечером, просто, чисто по-болтать, что странно. Спрашивал про тебя. Я сказала, что у тебя много работы, и ты постоянно занята. И не смотри на меня так, сама ему объясняй, с кем ты теперь. А Артём мне потом сказал, что у него травма, и в сборную он теперь явно не поедет. Причём, травма какая-то сложная, наложилась на застарелую…мрак, короче. — Блин…блин…блин… — других слов у меня просто не нашлось, — ну почему всё так…невовремя! Мало мне разлюбезной Татьяны Васильевны, так теперь ещё Денис. — А я думала, ты окончательно определилась, — она откидывает волосы назад. — Ну да…а причём тут это? — Ну, знаешь, я не волнуюсь по поводу травм посторонних мне футболистов. Мне Артёма выши крыши, с его бесконечно больным коленом. — Прекрати. Ты решила окончательно поселить во мне раздрай? И Денис мне не посторонний. Пока Головин строил из себя обиженку, и делал всё, чтобы мы разбежались, Денис вытаскивал меня из глубокой задницы, и вытащил! Всё, пойду, пожалуй, мозги проветрю! До связи! — не дождавшись ответа, захлопываю чехол.***
Пройдясь вдоль косы берега, возвращаюсь к дому, не переставая набирать один и тот же номер. Но, он не отвечал. Ни на звонки, ни на смс, ни в вайбере, ни в снэпчате. В конце-концов, мой телефон не выдержал пытки, и, благополучно сел. Чертыхнувшись, достаю ключи и поднимаюсь в квартиру. Нос улавливает аромат то ли пирожков, то ли курицы. Пол блестит, хотя, домработница должна прийти только завтра. Причина этих явлений стояла на кухне и, что-то деловито кромсала кухонным ножом. — Вкусно пахнет, — помня, о просьбе Саши, пытаюсь разрядить обстановку, — да и не утруждались бы уборкой — завтра придёт горничная. — Да я немного только пыль смахнула да полы протёрла, — на меня даже не смотрит. Ну, была бы честь предложена. — Вы явно скромничаете. В полу можно своё отражение увидеть, — надо бы переодеться, а то песок, кажется, во всех местах, — Вам помочь, может? — Нет, спасибо, кухня не терпит двух хозяек, — вроде, присказку сказанула, но, при этом, высказала своё «фи», мне. — Как хотите, — иду в свою комнату, попутно проклиная севший телефон. Зайдя в комнату, беру зарядку и быстро втыкаю в розетку. Благодарно заурчав, аппарат принялся впитывать электричество, а я снимаю платье, кофту и иду в душ. Первое, что слышу, выйдя из ванной — пение телефона. Бегу к тумбочке и, поскользнувшись, едва не падаю носом в пол. — Что-то случилось? — на экране возникает обеспокоенное лицо Дениса. — Это я тебе должна задать этот вопрос! — забыв, что мне только полотенце, накидываюсь на него, — Почему ты не сказал, что у тебя тяжелая травма??? — Тише-тише, — он примирительно поднимает руки вверх, — ты имеешь ввиду, почему я не пожаловался? Я похож на того, кто будет ныть и скулить о травме и упущенных возможностях? Тем более, любимой девушке. Тем более, травмой больше, травмой меньше… — Погоди, что ты сказал? — фраза, резанувшая слух, так меня шокировала, что дальнейшие его слова я просто не услышала. — А что тебя удивляет? Значит, ты знаешь меня ещё хуже, чем я предполагал, — он улыбается, но мне не до смеха. — Слушай, я… — звук открывающейся двери не даёт мне договорить. Головин заходит в комнату и, останавливается, явно не желая уходить, — мне пора, пока! — быстро сбрасываю звонок и отключаю телефон. — Ты в таком виде общаешься в видео-чате? — вроде, шутит, но, глаза не улыбаются. — Очень смешно, — чтобы лишний раз не врать, перевожу всё в шутку, — мне что, как в тюрьме, или как Кокорину с Мамаевым звонить запрещено? Хотя, им, говорят, можно. — Скоро ужин, — телефон всё равно выключен, и, добиться от меня большего он сейчас не сможет. — Слушай, мне совсем есть неохота, может, вы вдвоем, как-нибудь? Не хочу нарушать Вашу идиллию. — Не начинай! — мне бы одеться, но, я по-прежнему стою возле тумбочки, так как Головин перегораживает мне дальнейший проход, — зачем ты вообще так себя ведёшь с ней? На какую реакцию тогда на сообщение о свадьбе ты рассчитываешь? — Я рассчитываю, — иду к гардеробной, — что ты перестанешь зависеть от мнения матери, и смиришься с тем, что пока она меня не примет, мы не наладим нормальные отношения с ней. А ты, словно ждёшь разрешения мамочки на женитьбу. Отстань уже от нас и пусть всё идёт, как идёт! — пытаюсь протиснуться к двери гардеробной, но, он молча хватает меня за шею и прижимает к ближайшей стене. Я больно ударяюсь затылком так, что на глазах выступили слёзы. — Тебе просто трудно хоть в чём-то уступить мне! Ты слишком долго живёшь без матери и ничего не понимаешь! — он давит на шею слишком сильно. Воздух есть, но боль причиняют его пальцы. Насколько он может вытворять ими с моим телом невообразимые вещи, настолько ими же умеет делать мне больно. — Пусти! — пытаюсь его оттолкнуть, но, неразборчивый голос матери из кухни заставляет его убрать от меня руки. — Хочешь, сиди здесь. Я ни о чем тебя больше просить не буду! — припечатав последнее слово, он выходит, оставляя меня зализывать раны.