***
Юнги топчется перед офисом Jeon Group, долго собирается духом и, поняв, что назад дорога только к мерзкому и жирному ублюдку, проходит в стеклянные, вращающиеся двери. — Я к господину Чону, — придав уверенности голосу, говорит он девушке на ресепшене и старается игнорировать ее полный презрения взгляд, которым она рассматривает выцветшую рубашку с дыркой от сигаретного пепла чуть ниже груди. — Я не думаю, что господин Чон ждёт вас, — постукивает наманикюренными пальчиками по стойке девушка и отвлекается на разговор с сидящим рядом парнем. Юнги косится на круглую вазу на стойке, полную разноцветных леденцов, и думает, интересно, пройдёт ли голова этой намалёванной девицы в горлышко, если надеть вазу на неё. Леденцы он, конечно же, забрал бы Юне. — Я к господину Чону, он сам сказал мне прийти, — плохо скрывая раздражение в голосе, заявляет Мин. — К какому? — отмахивается от него, как от назойливой мухи, девушка и тянется к телефону. — Не знаю… — теряется Юнги. — Он высокий, брюнет… — Они оба высокие и брюнеты, — вспыхивает девушка. — Ты отнимаешь мое время! «Что за непруха», — сокрушается Юнги, отчаянно пытаясь описать для себя внешность последнего Чона, и в тот же момент замечает его входящим во вращающиеся двери. Не заметить этого мужчину невозможно. Он твёрдой и уверенной походкой идёт по холлу, снисходительно улыбается здоровающимся с ним людям и выглядит так, будто он принц какого-то королевства. Очень красивый принц: в тёмно-синем костюме и в бледно-голубой рубашке с расстёгнутыми двумя пуговицами на груди и шёлковым шарфиком вокруг горла. — Он! К нему я пришёл! — восклицает и тычет рукой в сторону идущего к лифту мужчины Юнги и привлекает к себе внимание большинства посетителей офиса, в том числе и самого Чонгука. Последний быстрыми шагами подходит к стойке и одаривает Юнги приветливой улыбкой, ставя девушку в тупик. — Ты пришёл. — Я пришёл. — Поднимемся ко мне, — кивает в сторону лифтов Чонгук и ждёт, пока Юнги набьёт карманы леденцами. — Сестрёнке, — отвечает он на немой вопрос в глазах Чонгука и проскальзывает в лифт, сразу прислонившись к стенке. — Они ведь бесплатные? — вдруг всполошился Юнги и успокаивается, увидев кивок Чонгука. — Все леденцы в этом здании бесплатные, и тут работает принцип — унести, сколько можешь. — Серьёзно? — широко распахивает глаза Юнги, вызвав смешок у Чонгука. — Абсолютно, — тепло улыбается ему Чонгук и уже в третий раз ловит себя на мысли, что хочет потискать этого щупленького малыша. «Больной извращенец», — думает про себя Чон и смаргивает странное наваждение. Юнги вслед за Чонгуком проходит в большой светлый кабинет и без приглашения опускается на кожаный диван посередине. — Что хочешь пить? — стаскивает с себя пиджак Чон и вешает на спинку кресла. — Воду, — задумавшись, отвечает Юнги. — Что бы ты не заказал пить — тоже бесплатно, это правило в офисе. Всё, кроме алкоголя. — Прям всё-всё? — опять этот шокированный взгляд, от которого Чонгуку хочется потрепать его за щеки. Чонгук кивает и ожидающе смотрит на парня. — Я хочу кофе, но не знаю, как он называется, — бурчит Юнги, не поднимая глаз со своих коленок. — Там много сливок, карамельный соус и там еще льдинки внутри, такие мелкие-мелкие. Он очень сладкий… — Я понял, — усмехается Чонгук. — Карамельный фраппучино со сливками. — Наверное, — кивает Юнги. Чонгук оставляет его одного на пару минут, а потом, вернувшись, опускается в кресло напротив. — Ну расскажи мне, что ты умеешь, кроме мытья машин — это ты точно не умеешь. — Всё умею, — игнорирует его подкол Юнги. — Официантом работал, бариста, на стройке работал. Ты не смотри, что я худой, я тонну веса могу поднять. Газеты продавал, водить умею, но прав нет, могу за детьми смотреть… — Понятно, — задумывается Чонгук. — А работа учёбе мешать не будет, если будет полный рабочий день? — Я буду оплачивать пропуски, я заканчиваю уже скоро. — А учиться кто будет? — изогнув бровь, смотрит на него Чон. — А жить на что? — вмиг щетинится Юнги. — Я задаю тебе столько вопросов, как твой будущий работодатель, поэтому не злись, — пытается успокоить его Чон. — Где твои родители? — Умерли. — Опекуны? — Есть, но там долгая история. Так ты дашь мне работу? — не хочет продолжать говорить о себе Юнги. — Мне надо оплатить пропуски. — У нас есть склад подальше от центра, поработаешь там грузчиком, раз уж тонну поднимаешь, — усмехается Чонгук и называет зарплату. — А рабочие часы? Я должен решить, с кем сестрёнку оставлять. — С девяти до пяти. — Хорошо. — Ещё вопросы? — Можно аванс? — Нельзя, — Чонгук видит, как тень разочарования накрывает кукольное личико, но не сдаётся. Слишком много поблажек никому на пользу не пойдут. — Хорошо. Когда выходить? — Завтра. Моя секретарша объяснит тебе адрес и всё остальное. — Спасибо, — с аппетитом допивает вкусный кофе Юнги и встаёт на ноги. — В следующий раз помою твою машину бесплатно. — Я запомню, — улыбается ему Чонгук и взглядом провожает до двери.***
Секретарша Чонгука, миловидная девушка по имени Наен, объясняет Юнги все детали и всё время, пока они разговаривают, подталкивает к нему такую же вазу, полную леденцов, как и внизу. Юнги опять начинает набивать карманы конфетами, но Наен просто перекладывает ему леденцы в пакетик и провожает до лифта. — Господин Чон, — обращается она через спикер к боссу, вернувшись к столу. — Можно вернуть вазу вниз на ресепшн? — Он взял конфеты? — доносится хрипловатый голос из спикера. — Все. — Возвращай. Чонгук отказал в авансе из вредности, а ещё не хотел показывать мальчугану, что все его желания будут сбываться. Не нужно этому представителю кошачьих столько внимания. Пусть поработает пару тройку дней, и если будет и вправду работать на совесть, то аванс получит. Чонгук не сказал Юнги, что складом руководит его дядя Чхве, что грузить мальчишка ничего не будет. Чонгук скажет Чхве, чтобы ему давали самое лёгкое, создавая видимость работы, лишь бы гордость не включал. Как бы Юнги ни твердил, что он может всё и даже тонну поднимать, Чонгуку кажется, что он даже пять килограмм не поднимет — сломается. Этому мальчишке бы собой обложки журналов украшать, а не на чёрную работу подписываться.***
Юнги в смятении. Он счастлив, что получил работу с хорошей зарплатой, но его счастье омрачает мысль о директоре и школе, куда он уже должен внести взнос. Где ему достать эту сумму, у кого одолжить до зарплаты — он не знает. Садится на тротуар прямо у офиса Чонгука и закуривает оставшуюся половину сигареты, припрятанную в кармане. Зато кофе был прекрасным и конфет у Юны теперь целый мешочек.***
— Я дал ему работу, — Чонгук поедает пасту с морепродуктами в любимом ресторане, запивая лучшим белым вином, и смотрит на сюсюкающегося с Тэхёном брата. — Алло, оторвись на секунду, — обращается он к Хосоку и просит у официанта новую бутылку. — Та сучка справа жрёт тебя глазами, — вдруг мрачнеет Тэхён, обращаясь к Хосоку. — Я нанижу её глаза в этих безвкусных линзах на вилку, хотя нет, лучше я тебя засосу, — Тэхён не даёт Хосоку повернуться к девушке за соседним столиком и, обхватив ладонями его лицо, впивается в губы жадным поцелуем. Девушка, смутившись, отворачивается, а Тэхён, поправив чёлку, как ни в чём не бывало соединяет пальцы под подбородком. — Так, о чём ты говорил? — хлопает он ресницами, обращаясь к Чонгуку. — О том, что вы оба заебали, — смеётся тот. — А нехуй на моё пялиться, — цокает языком Ким. — Кстати, любимый, — смотрит он на Хосока. — Мой новый директор отказался посылать меня на показ в Японию, представляешь? Я так расстроился, — применяет запрещённый приём Тэхён, надув губки, зная, что после этого его парня не удержать. — Как так? Как тебе можно отказать? — моментально хмурится Хосок. — Выебнуться решил, мол, я тут главный, — тянется к бокалу Тэхён. — Я сразу его спросил, «ты знаешь Чон Хосока?» — А он? — напрягается Хосок. Чонгук, вздохнув, откладывает приборы и просит официанта заменить вино на виски. Будет мясо. — А он сказал, «не знаю», — разочарованно вздыхает Тэхён. — А ты? — А я ему, «кто не знает Чон Хосока, отродье ты этакое!» — бьёт пальчиками по столу Тэхён. — Мне набить ему рожу, моя принцесса? — чмокает его в носик Хосок. — Ой, не надо, я против насилия, — театрально вздыхает Тэхён и после небольшой паузы: — Набей. — Классика, — разводит руки Чонгук, готовясь влить в себя первый бокал виски. — Так ты дал ему работу? — обращается к брату Хосок. — Да. — Решил благотворительностью заняться? Мало нам фондов, сдирающих по три шкуры. — А то ты бы не дал, — усмехается Тэхён. — Дал. — Красивый мальчик, его бы нам в агентство, — задумывается Ким. — Может, мне ему предложить кастинг пройти? Фотомоделью поработает. — Нет, — слишком резко, чем хотелось бы, заявляет Чонгук. — Эй, ты чего, — удивлённо смотрит на него Хосок. — Нам одной модели с замашками бога хватает. — А может, ты ревнуешь? — докапывается Тэхён и заговорщически подмигивает своему парню. — А может, ты сходишь носик припудрить, — недобрым взглядом смотрит на него Чонгук. — Без твоего брата не пойду, — бурчит Тэхён под нос и поворачивается к Хосоку. — Мы в туалете этого ресторана… — Да, — отрезает Хосок. — Тогда неинтересно. — Ты, кроме своего удовольствия, вообще о чём-нибудь думаешь? — пристально смотрит на него Чонгук. — Мы были созданы, чтобы жить в раю. Рай был предназначен для того, чтобы служить нам, — цитирует Кафку Тэхён. — Так что нет, не думаю.***
Уже неделя как Юнги выходит на работу, хотя работой то, чем он занимается, назвать не особо получается. Дядя Чхве, а именно так зовёт своего начальника Юнги, добродушный шестидесятилетний мужчина, который только и делает, что потакает Мину и не позволяет ему таскать тяжести. Юнги раз в день помогает другим работникам укладывать железные листы, а всё остальное время поедает пончики, запивает их вкусным чаем и смотрит круглосуточный балет по единственному ловящему каналу на их стареньком телевизоре на складе. Они с Чхве ждут записи выступления именно одного танцора и каждый раз перед началом его номера удобнее усаживаются на дряхлый, чудом стоящий на трёх ножках диван и наслаждаются номером. Юнги в балете не разбирается, но Чхве, один из трёх сыновей которого ходит в балетную школу, всё ему объясняет. Денег Юнги так и не нашёл, в школу он от нежелания сталкиваться с директором не ходит и каждый раз с ужасом смотрит на календарь и приближение среды, когда он уже должен внести оплату. Юна уже второй день просит пиццу, а лепёшку с сыром за неё выдать Юнги не удаётся. Он пересчитывает оставшуюся мелочь в кармане и решает, что вечером по пути с работы всё-таки купит сестре кусок пиццы. Половину пути до работы завтра можно будет добраться пешком, он просто выйдет из дома на рассвете. Чхве все эти дни следит за метаниями парня и его подавленным настроением и в конце концов, не сдержавшись, напрямую спрашивает у него, в чём дело. Юнги очень тепло относится к мужчине, который твердит, что мальчишка теперь его четвёртый сын, чем вызывает бурю положительных эмоций в Мине. Он заботится о Юнги, постоянно следит, чтобы тот не пропускал время обеда, и даже делится вкусняшками, заботливо упакованными миссис Чхве для мужа. Юнги, устав тащить этот огромный груз в себе, вечером понедельника всё ему рассказывает. Мужчина долго, нахмурившись, смотрит в видимую только ему точку на стене, а потом идёт к своему столу. Достав нужную сумму из несгораемого ящичка под столом, он передаёт деньги Юнги и требует отнести их в школу. На попытки Юнги отказаться, Чхве строго заявляет, что иначе сделает это вместо него, и Юнги, сгорая от стыда, прячет деньги в карман, обещая, что большую часть зарплаты в конце месяца уже не возьмёт. Юнги прощается с мужчиной и идёт домой, не забыв по пути зайти в пиццерию, а Чхве, как и всегда по понедельникам, с докладом едет в офис.***
— Отлично, нам главное, что к старым добавляются новые клиенты, значит, вы со всем в срок справляетесь и делаете это качественно, — хвалят отчитавшегося перед ним мужчину Чонгук и Хосок, и обещают зайти на выходных к тёте на ужин. Чхве заканчивает доклад по работе, но не уходит, так и топчется у стола, два раза доходит до двери и снова возвращается к диванам. Даже Тэхён уже приехал забирать Хосока на концерт любимого рэпера последнего, а Чхве всё так же стоит посередине кабинета. — В чём дело? — обращается к нему собравшийся идти на очередное свидание Чонгук. — Хочу поговорить насчёт мальчишки, — не знает Чхве, как подобрать правильные слова. — Ему нужны были деньги, и я ему их дал, но это неважно, я считаю, что вы просто должны знать о… — Меня начинает раздражать, что он попрошайка, — мрачнеет Чонгук. — Я дал ему работу, он получит зарплату, чего он на жалость давит? — У него проблемы в школе, — мнётся Чхве. — Так надо было её посещать! — злится Чонгук, игнорируя попытки Хосока встрять в разговор. — Я хотел дать ему аванс чуть позже, но теперь не дам, потому что ненавижу попрошаек. Он манипулятор, прекрасно знает, кому и куда давить. — Чонгук, сынок, остынь на минуту, — хмурится мужчина. — Я начал разговор не из-за денег, я хочу, чтобы вы разобрались с проблемой, это ведь трагедия. Из-за того, что школа для бедняков, на неё никто внимания не обращает, а там такой ужас. Ведь туда столько детей ходит, я сам отец, вы сами завтра будете папами… — Эх, я вот так хочу от тебя бэйбика, — не в тему встревает Тэхён, водя пальцами по бедру своего парня. — Мы не в жанре омегаверс, — сочувствующе смотрит на него Хосок. — Спасибо Стрейнджер за это! — сверкает злостью на дне зрачков Тэхён. — Детям нужно помочь, — игнорирует вздохи в левом углу дивана Чхве. — Я что, защитник детей? — огрызается Чонгук. — У тебя огромное и доброе сердце, сынок, — мягко улыбается ему Чхве. — Как бы ты ни пытался скрывать его за маской безразличия, я не думаю, что знай ты, что этому котёночку предлагают такое — будешь бездействовать. — Какой же он молодец, — зло усмехается Чонгук. — Всех на свою сторону переманил. Бесстыжий кот. А что ему предлагают-то? — Или вали из школы или, простите меня… — мямлит Чхве, — нагнись. — Что? — Что? — Что? — последний голос, полный презрения и прошивающей до позвоночника яростью, принадлежит Чонгуку. — Эта мразь до него домогается, и если он не заплатит в среду сумму, ему придётся вылететь из школы, поэтому я и дал ему денег, — выдыхает, освободив душу, мужчина. — А теперь мне надо к семье, — он поворачивается к двери и с чувством выполненного долга наконец-то покидает кабинет. — Сука, — первым подрывается с дивана Хосок и на ходу заворачивает рукава рубашки. — Я ему лицо сломаю, я его указкой трахну, — шарит он по столику в поисках ключей от автомобиля. — Да, детка, я с тобой, — соскакивает с дивана Тэхён. — Я должен посмотреть на это. Ох, как я люблю тебя таким бешеным. Возбуждает. — Сели оба, — рычит на них Чонгук. — Ты мне не запретишь, — срывается на брата Хосок. — Ты хоть понимаешь, что он ребёнку секс предлагает! — Ты трахнул меня, когда мне было семнадцать, и не помню, чтоб тебя совесть мучила, — обиженно дует губки Тэхён. — Это моё личное дело, и я сам с этой мразью разберусь, — чеканит слова Чонгук. — А ты, — поворачивается он к Тэхёну, — найди своему парню новую жертву, раз уж тебя только мордобой и возбуждает. — Всю малину испортил, — вздыхает Тэхён и виснет на Хосоке. — Поехали домой, а потом на концерт. Не дотерплю, а то ты такой горячий, когда с катушек слетаешь, — томно шепчет он ему в ухо. — Хочу вернуться в те времена, когда нарочно тебя провоцировал, а ты всем морды бил. Как же сладко мы после трахались, — мечтательно закатывает глаза Ким. — Ты эти обтягивающие твою задницу тряпки продолжай носить, и у всего города морды будут перебиты, — шлёпает его по попе Хосок. Тэхён уже на плече Хосока покидает кабинет, а Чонгук вновь падает на диван, чуть ли не прикладываясь лбом о столик. Как он мог быть таким невнимательным и не помочь, он фактически сам отправил пацана в логово гиены. Чонгук лично разберётся с этой тварью и объяснит ему, что котят трогать нельзя, а тем, кто посмеет, за это он будет руки отрубать. Хотя в данном конкретном случае — не только руки.