Вдали от дома

У Питера было странное чувство, будто за ним следят. Он бы и не обратил внимания, если бы это не длилось почти три месяца. Сначала он грешным делом подумал на мистера Старка, тот демонстрировал подобное поведение не один раз, поэтому подобный вывод напрашивался сам собой. Хотелось бы, конечно, удостовериться, но Питер адекватно воспринимал свои минусовые шансы узнать всё ненавязчиво: он запнётся на полуслове, поменяет тему, поговорит о миграции южноафриканских жуков, порвёт на мелкие кусочки парочку салфеток, в общем, выдаст себя с головой. Поэтому был придуман более простой, точно требующий доработки план: ждать и бдить. Последние дни Паркер оглядывался через плечо, каждые сто метров, прислушивался к тихим звукам, искал взглядом что-то подозрительное, на всякий случай, рассматривал свою еду в столовой. Вдруг её отравил кто-то кроме поваров? Мишель, заметив такие «лёгкие» перемены друга, назвала его параноиком, но предложила — если что — поговорить. Но сталкер себя не показывал и не выдавал — спустя три дня Питер согласился, что ему просто нужно больше спать, воспаленный мозг уже преследователя выдумал. Питер бы забыл об этом, если бы сегодня днём опять не почувствовал чужой взгляд на затылке. Выглянув из окна, Паркер, конечно же, никого не увидел и не услышал. Может, ему кажется? Может это гормональный сбой на фоне супергеройской жизни? Что бы это ни было, домашнюю работу это сделать точно не помогло. Питер ковырялся в тарелке, лениво ловя катающуюся по яичнице помидорку черри. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что мысли юноши совсем далеки от ужина, а может и вовсе находятся за пределом Квинса. Тётя Мэй не была дипломированным мозгоправом, у неё более сложная работа — воспитывать племянника. И как порядочная терпеливая тётя она выждала три минуты и тридцать секунд прежде чем спросить: — Как у тебя прошёл день? — Мэй знала, что Питер призёр за самые неуклюжие и нелепые попытки уйти от прямого вопроса, поэтому решила действовать тоньше, а заодно сделала глоток вина. — А? — отвлёкся Паркер от своего продуктивного занятия, и помидорка соскочила с тарелки, но Питер успел поймать её до того, как та укатится на пол. — Да всё хорошо, — жуя помидорку, пожал плечами парень, — мистеру Саммерсу понравилось моё сочинение, он поставил мне А+. — М, — заинтересованно протянула тётя, — то есть, плохих отметок в табеле мне не ждать? Питер подавился второй помидоркой. — Что? Плохие отметки? Тётя Мэй, ты же знаешь, что я прилежный ученик! — который прогуливает половину занятий и рискует своей жизнью, а так да, самый прилежный ученик. Питер сказал это настолько неумело, что Мэй в который раз задумалась, как же сложно такому честному парню будет жить. — А как у тебя дела с девушками? — вопрос был таким неожиданным, что Питер подавился ещё раз, воздухом. — С кем? — хрипло спросил он. — То есть, кхм, причём тут девушки? Мэй задумчиво нахмурила брови: не школа и не девушки. Что ещё могло волновать её племянника, погрузив в глубокие думы? Сам Питер нервно начался рассматривать кухонный карниз, который стоило бы закрутить покрепче, перевёл взор на раковину, где месяц капает кран, и на цветы на подоконнике, которые бы стоило полить. Прямо сейчас. Да-да, это должно быть сделано прямо сейчас. И Питер почти сказал это, даже открыл рот, как Мэй его опередила. — Тебя расстроил Старк? — Паркер так и остался сидеть с открытым ртом, под внимательным взглядом тёти, которая смогла найти ещё одну вескую и значительную часть жизни Питера. — Что? Нет! Нет-нет-нет, мистер Старк тут вообще не причём, — заговорил парень со скоростью автоматной очереди. — Почему ты думаешь, что я расстроен? Мистер Старк меня сегодня даже похвалил, а вчера я сдал контрольную по алгебре на отлично. Да и с друзьями у меня всё хорошо, — словно предвидев, добавил Паркер. — Тётя Мэй, — уже он с волнением положил свою ладонь на её, — у тебя всё хорошо? — Что? — удивлённо моргнула старшая Паркер. — Конечно. Питер сжал её ладонь. — Если пришли слишком большие счета, я могу устроиться на подработку… — Нет-нет, милый, всё хорошо, правда, — улыбнулась племяннику Мэй, чувствуя, что диалог зашёл куда-то не туда. — Точно? — Точно, — чуть увереннее подтвердила женщина. — А у тебя… — И у меня, — если не считать, конечно, мерещившихся призраков за спиной, то великолепно. — Всё замечательно, — улыбнулся Питер, отпустив руку тёти. Всё просто превосходно, правда. Питер выкинул из головы эти коварные чувства о следующих за ним по пятам теням. Питер носился между небоскрёбов быстрее, чем обычно, выбирая сложные завороты и показывая просто фантастические акробатические движения. Никто бы просто не поспевал за ним. Но ощущение опасности возвращалось, если не в патруле, то в школе, дома, даже в Башне Старка ему казалось, что у стен теперь есть не только уши, но и глаза. Переутомился, — говорит сам себе Питер, но остаётся начеку. Естественно, без должной подготовки Паркер почти завалил тестовую часть по физике. Вверху белого листа ярко красным красовались 48/100. А Питеру, тому самому парню, который переживал за каждый балл, который учился допоздна и который никогда — ну почти — не списывал, безразлична своя оценка. Раньше Питер разделял свою жизнь на Человека-паука и Питера Паркера. Эти две жизни особо не пересекались, как бы нереалистично это не звучало, и особо не имели ничего общего. Есть Дружелюбный сосед, готовый прийти на помощь нуждающимся, а есть ботаник-Питер, переживающий за свою успеваемость и терпящий насмешки в школе. Это две разные жизни, между которыми подросток провёл жирную линию с пометкой «не стирать». Теперь в обеих его жизнях есть это скользящее, холодное чувство злого взгляда за спиной. Питер всерьёз задумывается посетить хотя бы школьного психолога. Опасность, которая, то есть, то нет — выматывает не хуже спарринга с кем-нибудь из Мстителей. Питер старается держаться, но весёлая улыбка превращается в отрешённую задумчивость, а мечтательный взгляд в просчёт мрачных предположений. Мэри Джонс ушла на полноценный больничный; Петра Паркер не чувствует усталости или особой нужды в сне, она наблюдает за ним, невольно делая его жизнь невыносимой. Сотрудники пиццерии «У Роба» желают ей поправляться и выздоравливать стабильно каждый час, закидывая её смс, смайликами и твиттами. Петра выключает свой телефон с нескрываемым раздражением, прижавшись спиной к нижней части стены перехода из одного корпуса в другой. Тёмные углы и тени, помогают ей скрываться от посторонних внимательных глаз, но Петра всё равно чувствует себя каким-то долбаным маньяком с больными мыслями, когда следит за Питером двадцать четыре часа в сутки. Сейчас полдень, физкультура в тёплый весенний день перенесена на улицу и девушка сочувствует мужской половине своего класса, когда тренер отправил их на двадцать кругов вокруг стадиона и обратно, неженки! У девочек как-то попроще было: разминка, делимся на команды и играем в какую-то спортивную игру. Конечно, Питеру ни двадцать, ни сто двадцать кругов ничего не сделают, чего не скажешь о Нэде, который после пятого держался на моральной поддержке друга. Петра с сожалением смотрела на не-своего друга. Как там Нэд? А тётя Мэй? А мистер Старк? Петра не видела их четыре с половиной месяца и очень скучала. — Займи его место, — будничным тоном предложил идею Веном. Да-да, Петра, укради чужую жизнь, попрощайся со своей человечностью. Но на секунду, всегда на одну чёртову секунду, Петра представляет себе, как подкрадывается сзади, в темноте, когда никого нет, когда все спят; подкрадывается, склоняется над похожим-непохожим лицом, ей хватит одного удара, когда Веном сформируется в нож в её руках. Один удар и… Питер спотыкается, делает быстрый кувырок и замирает, прислушиваясь даже к журчанию воды в трубах под землёй. Что-это-было? Что это было за чувство? Только что его будто окатило ледяной водой, а паучье чутьё сбило с ног, вопя чуть ли не как сирена скорой помощи. Питера только что хотели убить. — Чего расселся, Паркер! — крикнул на него тренер, Питер не извинился, встал и побежал дальше, возможно, немного быстрее, чем следовало, так как пятнадцать кругов закончились через две минуты. Питер тяжело дышал, а сердце грозилось вырваться из груди. Петра тоже бежала на олимпийской скорости, ровно в противоположную сторону от школы, прыгая по крышам. — От себя не убежишь, — жестоко произнес её личный демон. Господи-Боже, помогите ей.