Бредни пьяного Тодороки

      Тодороки Шото — тот ещё моральный урод, когда выпил (хотя Бакуго лучше всех знал, что и трезвый этот парень — не ангел). Катсуки раньше этого не знал. Да и не хотелось как-то. Кац-чан мало что помнил о Шото, о его манерах, о его привычках. Блондин помнил, что они встречались. Помнил, что Тодороки был тем ещё неудачником в отношениях, что на свидания не приходил без книжки «Комплименты для чайников». А Катсуки не был таким идиотом. Он комплименты заранее подбирал. Такие, как: «ублюдок», «пиздабол», «идиота кусок», «хрен на палочке» и ещё много ласковых прозвищ, которые, на самом деле, для Кац-чана были лучше, чем: «котенок», «зайка» и другие. Шото про себя называл это: «Оригинальность в отношениях».       А сейчас Тодороки вряд ли что-то понимал. Не понимал, что его бывший сидит с ним и тупо пялится в глаза, пытаясь понять, что, блять, с этим Шото не так. Хотя, может и понимал. Кто знает этого бухого засранца? А Бакуго приходилось только терпеть. Терпеть дурь, которую несет его одноклассник. — Бакуго, — В очередной раз промурчал Шото, быстро моргая. Кац-чана раздраженно вздохнул, повернув голову на бывшего, мол, чо. Тодороки мило улыбнулся, выдержал паузу, а потом добавил, — А ты меня любишь? — Нет. Пошел нахуй, — Злобно огрызнулся Катсуки.       Тодороки на минуту замолчал, жадно смотря на бутылку саке, которая стояла на кухонном столе. Шото вздохнул, понимая, что его гость не позволит ему больше выпить, что было весьма прискорбно. — А почему? — Решил все же в край разозлить Кац-чана Тодороки-младший. Шото наивно хлопал ресницами, будто Бакуго всю жизнью говорил, что любит, а тут вдруг: на тебе. — Потому что: пошёл нахуй, — Красноречиво ответил Катсуки, кинув в собеседника подушкой, которая лежала на диване, около сидящего на нем парня. Шото, стоявший в противоположном углу комнаты вздохнул. Сделал пару шагов вдоль стены, а потом резко остановился. — Знаешь, Катсуки. Ты скучная, бестактная мразь, — Проговорил Шото. Наступила минута молчания. Минута молчания о покойном Тодороки Шото, сыне Старателя, который погиб от удушья собственной подушкой. Убийцей признан — Бакуго Катсуки, который послал в тартарары всех полицейских и обиженно положил руки в карманы, уходя из квартиры. Именно это могло случиться, если бы Кац-чан не вспомнил, что его бывший любовничек — в хлам. — Пошёл нахуй! — Ты других слов не знаешь? — Фыркнул Шото, повернувшись лицом к Бакуго. Катсуки вздохнул, подумал немного, а потом ответил: — Много знаю. Тебе рассказать? — Точнее подошла бы фраза: «Куда тебя послать?». — Ага. — Пошёл нахуй. — Пора бы тебя расширить свой лексикон, — Покачал головой Тодороки, цокая, — Это же в 21 веке знать только два слова! — Пошёл ты в задницу, половинчатый идиот, — Бакуго правда пытался не орать. — Поправочка. Семь слов. — Ах ты… — Пытался, но не сильно. Не так тщательно, чтобы не встать с гребаного дивана, не протопать, как слон, к этому двумордому дерзкому пиздюку и не замахнуться рукой на этот едва торчащий красивый носик. — Я? — Ну не я же! — С неким сарказмом проговорил Катсуки и решил все же не бить этого тупоголового придурка. Даби не простит. — Так ты или я? — Усмехнулся пьяный парень и посмотрел в глаза Катсуки. За пару месяцев Бакуго успел вырасти, даже как-то умудрился перерасти Тодороки, что вызвало некий смешок второго. — ЗАТКНИ ЕБАЛО, УРОД! — Схватив парня за шиворот, произнёс тот. Шото все так же ухмылялся, что было как-то неприятно для Кац-чана. Шото же, просто про себя подметил, что уже не «семь», а уже вполне себе нормальное количество ненормальных слов.